Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Особенно это важно было тогда, когда «самоходом», то есть обычным сдатчиком с улицы, приходила книга, которая появляется лишь раз в жизни. Естественно, она гарантированно продавалась по «второй цене» и ни в какой каталог не попадала. Кроме того, не знаю, как ныне, а в 1990‐х годах бывали такие покупатели, которые настойчиво стремились приобрести книгу на предаукционной выставке, и отказать им было нельзя (времена были иные). Да, порой они платили немало, хотя и щедрость их имела границы.

Отвлечемся и скажем, что механизмы продажи книг аукционными домами помимо открытого аукциона ныне практикуются во всем мире. Это имеет и объяснение. Обычная ныне практика, когда в среднем 10–20% от цены молотка берется с продавца, а 15–20% с покупателя, – вполне дает возможность аукционам зарабатывать свои 25–40% с предмета, ничуть не рискуя и не вкладываясь. Отсюда мириады аукционов сегодняшнего дня, потому что кроме смартфона для фотографирования книг порой ничего и не требуется. Но и это довольно быстро надоедает: все-таки нынешний антиквар представляет собой создание более сложное, чем товаровед областного букинистического магазина, и роль его больше, чем у Фирса, хоть и тоже невыдающаяся. В то же время он и не коллекционер, поскольку предметом собирательства у него являются только денежные знаки. Да и владелец аукционного дома довольно быстро перестает радоваться такому проценту заработка – все-таки антикварный мир традиционно (векáми) живет не процентами с продаж, а продажами, как говорили в 1990-х, «в несколько концов», то есть покупкой книги за десять рублей и продажей за сто или тысячу.

Как раз поэтому в западном мире при крупных аукционных домах возник институт персональных продаж. Под видом лучшей цены аукционный дом без всякого аукциона предлагает вашу «супервещь» своему «суперпокупателю», который де «на аукционах не покупает, потому что боится публичности» (байки подобного извода общеизвестны). В этом случае, предлагая уникальную вещь за миллион аукционному дому, вы гарантированно получаете миллион и практически всегда останетесь довольны. А вот аукцион уже получит столько, сколько сможет вытрясти из покупателя – может, и два, а может, и десять, а может, и… Впрочем, неважно сколько, потому что об этом никто никогда не узнает.

Памятны случаи, как на западном аукционе появлялся покупатель (богатый русский, шейх, султан и тому подобное), который забирал всю коллекцию целиком по соблазнительной для руководства аукциона цене. Тогда уже не было сил поддерживать миф об аукционе: продажа за закрытыми дверями – всегда возможность заработать много больше, чем обычные аукционные проценты.

Хорошо это или плохо? Странный вопрос, потому вряд ли разумно требовать от специалиста экстра-класса, каковыми ныне являются ведущие деятели антикварного рынка России и мира, работать за некий процент. Да и покупатель в конечном итоге заплатит примерно столько же, сколько на открытых торгах, только без нервов. Не всегда проиграет и сдатчик: согласившись на «персональную продажу» он гарантированно получит деньги, а не восхваления его бесценной книги, которую можно будет продать лет через пять-десять.

Непубличность «персональных продаж» порой оказывается привлекательной стороной не только для самих антикваров, но и для владельцев предметов. Особенно это актуально для безусловных и очевидно очень ценных книг или автографов. Конкретная ситуация: антиквар или коллекционер купил некий предмет с целью последующей продажи; или, что бывает в практике коллекционера очень часто, был приобретен некий комплекс книг или рукописей, но ради этого была отдана вся наличность или даже был взят кредит. Неминуемо требуется продать что-то из приобретенного, чтобы «отбить» покупку. Однако с оговоркой: продавший вам эти предметы не должен ничего узнать, иначе у него может сложиться ощущение, что он продешевил (то есть аукцион в этом случае исключен). Вопрос приватности вдвойне актуален в тех ситуациях, когда наследники, распродавая собрание недавно умершего коллекционера, пытаются реализовать имущество втайне от близких родственников. Вероятно, бывают и более щекотливые ситуации, но суть читателю, безусловно, ясна. В подобных случаях механизм «персональных продаж» оказывается наиболее удобным: вы несете предмет к дружественным и опытным антикварам, которые умеют держать язык за зубами, и предлагаете им предмет для продажи помимо аукциона. Финансово это выглядит примерно так же, как и обычная комиссионная торговля: квитанция, ожидание, перечисление средств на счет. И никто, кроме налоговой инспекции, об этой сделке не узнает.

Кроме того, как мы уже вскользь упомянули, в России 1990‐х на рынке действовали такие собиратели антикварных книг, которым невозможно было отказать в продаже до аукциона, – их влияние было очень велико и выходило за пределы мира антиквариата. Мало кто из опытных деятелей книжного рынка хотел разозлить их своим отказом.

Как раз последнее обстоятельство побудило нас с коллегой попытаться собрать собственную аукционную коллекцию. Будучи тесно связаны с фирмой «Акция», мы поначалу стремились существенно улучшить уровень книг текущих аукционов, чтобы там можно было продавать книги по более высоким средним ценам. Ведь если аукционная фирма начинает понижать уровень продаваемых предметов, то вскоре это предприятие рискует превратиться в прибежище антикваров-дилеров, которые дешево скупают предметы и потом расставляют их по антикварным магазинам.

Итак, мы попытались, но не преуспели. Во-первых, обычно во главе антикварного дела стоит человек, который рано или поздно встает перед выбором: сохранять высокий уровень антикварных предметов (книг, картин, фарфора, монет) или брать объемом – то есть принимать почти все в надежде на обороте заработать больше, чем при продаже нескольких шедевров. Особенно вариант большого товарооборота прельщал фирмы, уровень экспертов в которых оставлял желать лучшего. Раз вступив на этот путь, аукционная контора постепенно превращалась в свалку. От нее отходили сначала покупатели (им становилось жаль времени на изучение каталогов), а потом и сдатчики, таков печальный итог.

Но в 1992 году мы были максималистами, а за отказ продавать свои книги до аукционных торгов прослыли «наглой молодежью». Наша несговорчивость нашла отзвук у триумвирата «Акции», который вынужден был мириться с приведенным уже девизом «лучше жалеть о содеянном, чем об утраченных возможностях». Так мы отвоевали себе исключительное, как нам тогда казалось, право – собирать трижды в год особенный сезонный аукцион. Что тут удивительного, казалось бы? Дело в том, что мы бы никак не смогли в 1990‐х организовать аукционное предприятие, потому что ни один из нас не любил, а как следствие, и не умел общаться с теми людьми, которые настоятельно предлагали любой коммерческой организации свое «покровительство». Это неумение нас в будущем и спасло – мы не были затянуты в воронку антикварного бизнеса и каждый из нас в конце концов вернулся к научной работе. Но в тот момент, в 1992 году, мы условились делать сезонные аукционы книг и проводили их, начиная с 1993-го, трижды в год под эгидой нескольких фирм, вплоть до 1999-го, когда аукционная торговля изжила себя в том формате, в котором она была для нас интересна.

Времена меняются, и антикварная торговля не осталась прежней. Если в 1990‐х годах на антикварном рынке встречалось очень много первоклассных книг и даже было ощущение, что это изобилие продлится вечно, то желающих купить эти сокровища было не так уж и много: старые коллекционеры не могли угнаться за инфляцией, а новоявленные «покупатели» не имели ни опыта, ни разумения и приобретали «толстые обои». Единственным, кто запомнился нам из тех времен, был известный московский комсомолец, несмотря на страсть к охоте, имевший вкус к настоящим книжным редкостям. Впрочем, он имел привычку безбожно торговаться, а это не укрепляет союз собирателя и антиквара.

К началу 2000‐х годов для антиквара сама идея аукциона несла все больше головной боли и все меньше смысла. В то время на рынок вышли крупные бизнесмены и «живущие на одну зарплату» важные чиновники. У богатых людей окормлялись многочисленные личные консультанты, обычно не слишком квалифицированные. Они брали у антикваров «на поносить» книги: отвозили покупателю и предлагали по своей цене, прибавив процент за содействие (а особенно прыткие умножали цену в несколько раз). Одновременно посредники передавали патрону на словах или на бумаге превосходные характеристики очередной порции и потом возвращались к антикварам с наличными, не забывая взять себе посредническую часть. Во-первых, именно в эпоху такой вот «разносной» торговли мы почувствовали, что «взбаламученное море» книжных редкостей, вышедших на книжный рынок в 1990‐х годах, начинает клониться к штилю. Во-вторых, именно в начале 2000‐х начал воплощаться в жизнь принцип, действующий у обеспеченных покупателей поныне: они всегда предпочтут купить несколько книг по цене сто тысяч, чем одну книгу за миллион, и, уж конечно, лучше купят еще больше книг по тысяче, особенно если на них будет выбита скидка.

Зачем устраивать аукционы, если торговля идет и без них? Так думали опытные антиквары – и мы в их числе. Вдвойне приятно, когда можно продавать «толстые обои», а настоящие редкости – ставить на свою полку.

В середине 2000‐х годов ситуация на рынке привела к новому типу аукционов. Они устраивались умелыми коммерсантами, что, вообще говоря, неплохо, но акцент делался не на качество книг и других предметов, а на их количество и частоту аукционных торгов. Безусловно, раз такого рода бизнес осуществлялся, значит, он был прибыльным. Причина же отчасти состояла в том, что высокие цены на антиквариат, вознесенные в эпоху дорогой нефти, не опускались никакими кризисами. То есть «его величество сдатчик» не верил, что цены могут падать, а покупатели уже отказывались покупать книги задорого. Аукцион в этом случае опять выручил мир антикварной книги, поскольку антикварная книжная торговля – это все-таки торговля старинными редкими книгами, для жизни которой движение товара необходимо.

Наряду с обычными аукционами, которых ныне как грибов после дождя, мы наблюдаем возникновение и предприятий иного генезиса. Дело в том, что некоторые богатые люди на протяжении десяти или более лет вкладывали большие средства в антикварную книгу. Как правило, это были «толстые обои», но встречались и настоящие редкости. Спалив не один мешок дензнаков на этом увлечении, коллекционеры постепенно набирались ума. И знание, приобретенное в результате огромных трат, подсказало им следующую мысль: вместе с действительно коллекционными экземплярами они имеют много тысяч томов никому не нужной макулатуры, которую довольно сложно продать. Рынок сильно изменился, и уже мало кто покупает книги «пачками и тачками», как делали они сами в эпоху высоких доходов российского бюджета. Конечно, сколько бы они ни платили десять-пятнадцать лет назад, все это меньше нынешних цен на эти же книги. Но это слабое утешение для людей, которые имеют миллионные доходы даже за счет депозитов. Кроме того, они поняли и другую истину: намного труднее купить по-настоящему редкую книгу и желательно не втридорога, если между продавцом и тобой есть посредник. Только имея свой аукцион, ты будешь снимать сливки. И вот такие аукционы стали появляться. Разумеется, эти влиятельные люди парят в эмпиреях совершенно иного цифирного порядка и не сидят «на приемке», но зато предоставляют помещение, утверждают штат, нанимают эксперта.

Конечно, в России не бывало и никогда не будет «антиквара на жалованье», потому что настоящий антиквар никогда не работает на владельца, а работает всегда исключительно на себя (о том, что наемные сотрудники склонны к банальному воровству, мы даже не говорим – сами, нанимая когда-то вполне проверенных экспертов, горько жалели об этом; особенно памятен нам случай с магазином «Екатерина»). То есть, если эксперт не получает долю бизнеса на условиях откупа, существует в рамках структуры, делая только фиксированные ежемесячные отчисления, и обязуется трудиться за зарплату плюс процент, это выглядит фантастично. Да и при соблюдении наилучших условий многие эксперты «портятся» и, как итог, – начинают воровать. Они либо хитрят, либо – при невозможности хитрить – уносят ноги и основывают собственный бизнес. Учредитель же остается с тем, что есть, а если он не слишком жаден, книги к нему будут приходить даже без особенно квалифицированных помощников.

Возникновение электронных аукционных агрегаторов вдохнуло жизнь в увядающий после очередного экономического кризиса мир российской антикварной торговли. Что ни день – в разных уголках нашей родины начинает стучать деревянный (или электронный) молоток. Зачастую торговлю ведет несуществующий магазин, а книги нельзя посмотреть – приходится довольствоваться фотографиями на смартфон, причем «покупая товар как есть, вы соглашаетесь с условиями продавца». Но в целом россыпь современных аукционов напоминает нам букинистические магазины 1990-х: есть хранилища редкостей под стать призракам прошлого, каким нам вспоминается знаменитый в 1990‐х годах магазин «Антиквар» И. С. Горбатова и О. В. Лукашина в отеле «Метрополь», где Юрий Петрович Колгатин нет-нет да и вынет для вас записную редкость… Однако много больше других: это те же свалки, где что ни книга – то либо библиотечная, либо дефектная, либо некомплектная. И некоторые каталоги уже даже не смотришь, потому что знаешь заранее – ничего хорошего там тебя не ждет. А если что-то и купишь, то, получив покупку, найдешь все, что ненавидишь: мытые или вовсе отсутствующие страницы, страницы на ксероксе, штампы прежних владельцев. Но порой огорчаешься еще более, когда на пристойном аукционе по старой памяти ты решил поиграть, ждешь назначенного дня, посматривая, сдвинулась ли стартовая цена, и вдруг оказывается, что «лот снят с торгов». Впрочем, это означает одно: все прежние механизмы аукционов до сих пор исправно работают.

Библиографическое описание

Когда речь идет о библиографическом описании, самое первое, что возникает в голове читателя, – убежденность в суконности, абсолютной казенности этого понятия, воистину своеобразного прокрустова ложа. Сразу же думаешь про ГОСТ библиографического описания, которым мучили в институте при написании курсовых и дипломных работ. А с учетом переменчивости таких правил – где ранее точки ставились, теперь не ставятся, раньше номер тома указывался до года издания, теперь следует ставить его после, и так далее и тому подобное, – ненависть к формализованным правилам библиографического описания входит в кровь навсегда.

Описание антикварных книг первоначально пытались делать согласно общегосударственным правилам. В результате книги XVIII и XIX веков стали описываться по тем же лекалам, как и только что вышедшие. И даже правила описания старопечатных изданий, которые были разработаны Музеем книги библиотеки имени Ленина, не спасли положения. До сих пор нет четкого алгоритма описания книг старой печати. Конечно, алгоритм есть, но пользоваться им затруднительно, а слепо доверять – опрометчиво. Берешь книгу в руки и сразу видишь то, что при описании пропущено или указано ошибочно. Возьмем хотя бы чистые ненумерованные страницы – как правило, они не учитываются вовсе. Если в конце книги есть два листа сверх пагинации, например с оглавлением, по уму их надо записать как [4] с., но текст напечатан только на трех страницах, а последняя – чистая, и в каталогах пишут [3] с. Если же такая ситуация в начале книги – титульный лист и авантитул не пагинированы, – пишут всегда [4] с., и не играет роли наличие текста на обороте авантитула и титульного листа. А между тем в случае с действительными редкостями хочется понимать, какие непагинированные страницы несут текст, а какие нет. С описанием иллюстраций – еще труднее и запутаннее. То есть по печатным справочникам понять комплектность антикварной книги, которая попала к вам в руки, можно далеко не всегда. Приходится либо полагаться на авось, либо бежать в библиотеку смотреть подобный экземпляр.

Полистное или постраничное описание оказывается наиболее полным, но если этот метод и применим к памятникам печати колыбельного периода, хотя и не всегда необходим, то для книг более позднего времени лишь приводит к раздуванию объема и лишним трудозатратам.

Применение стандартного ГОСТа для библиографического описания антикварных книг – это, может быть, и не варварство, но крайняя глупость. Для того чтобы посчитать и правильно указать страницы, особенной эрудиции не требуется, для описания же индивидуальных особенностей экземпляра необходимы знания предмета и терминологии. Как свидетельствуют наши крупнейшие справочники – знания эти даже в главных библиотеках страны находятся не на должном уровне. Это понятно по «Сводному каталогу русской книги гражданской печати 1‐й четверти XIX века» – жалкому подобию его великого предшественника, каковым заслуженно считается «Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. 1725–1800». Очевидно, что ныне отечественная книговедческая мысль переживает ощутимый упадок.

Позволим себе отступление: мы постоянно наблюдаем курьезы в описаниях, в том числе приведение фамилии к требуемому написанию. В антикварной книге фамилия автора обычно указывается в конце заглавия в родительном падеже, а для библиографического описания необходимо указывать ее в именительном. Тут-то мы и встречаем постоянное склонение несклоняемых фамилий, но не таких, которые прежде склонялись, а ныне официально не склоняются, вроде Шевченки, или несклоняемых вовсе. Речь, прежде всего, о фамилиях на -ово и -аго. Так, мемуарист Мертваго обязательно будет в карточке «грамотного» библиографа «Д. Б. Мертвый», а историк флота Веселаго – «Ф. Ф. Веселый», ну и так далее. (Но если в случае библиографического описания, читая такую версию написания фамилии, только улыбнешься, то много неприятнее – когда свои навыки в умении распознавать падежи демонстрирует переплетчик.)

Особенно серьезные изменения в описании антикварной книги происходили в последние два-три десятилетия, и связано это как с развитием антикварной торговли, так и с прогрессом в сфере компьютерных технологий. Начало «живому» описанию антикварной книги в новейшую эпоху было положено М. Я. Чапкиной, которая делала это без претензий на высокую научность, но добротно и доходчиво. Ведь самое главное, чтобы по описанию можно было понять качество и комплектность конкретного экземпляра.

Отдельное умение, которое требуется в мире антикварной торговли, – учитывая недостатки экземпляра, не представить книгу хуже, чем она есть. Это выходит довольно часто: в первую очередь составители перечисляют дефекты экземпляра, а лишь потом между прочим говорят, что аналогов изданию ни в каталогах, ни в библиотеках нет. Особенно часто так бывает с изданиями для детей, напечатанными в XVIII – начале XIX века. Вообще умение описать недостатки экземпляра – большое искусство. Вспоминается, как один знакомый купил на аукционе недостающие номера журналов типа «Старые годы» или «Художественные сокровища России» и долго возмущался, что, например, вместо указания на отсутствие передней обложки в каталоге было обозначено: «задняя обложка сохранена» и так далее. Описание дефектов – большое поле для лукавства и творчества библиографа.

Когда мы с коллегой А. Л. С. начали проводить свои «сезонные аукционы книг», главное внимание было уделено именно принципам библиографического описания. Конечно, мы сразу отказались от ГОСТов в пользу более понятных правил. Единственное условие – правила должны быть внятно сформулированы, а описание книжного памятника – соответствовать им.

Таким образом, с 1993 года мы выбрали для себя иной способ описания. Главное его отличие заключалось в том, что в каждом случае мы старались обозначить место издания в культурном пространстве. Это были и справки об авторах и иллюстраторах, и ссылки на редкие библиографические справочники, словом – грамотная аннотация. Начиналась наша деятельность еще в «докомпьютерную эпоху», и приходилось много работать в библиотеке, а это всегда приносит свою пользу в будущем.

Но время неумолимо движется, и с развитием интернета библиографические справки перестали быть чем-то сверхъестественным. В аннотации теперь должны содержаться тонкие интересные характеристики, которые могут дать нетривиальные сведения о предмете. Однако реальность показывает обратное: библиографы компенсируют отсутствие квалификации обширными цитатами copy-paste. В этом же духе ежегодно выдаются своды компиляций типа «Записок старого библиохроника», которые представляют собой массу общеизвестных сведений без малейшего критического подхода и, конечно, не прибавляют к ним ничего нового, кроме собственных ошибок.

Безусловно, даже в нынешнюю эпоху лишь для квалифицированного специалиста по антикварной книге оказывается доступен ряд навыков, без владения которыми невозможно описать конкретный книжный памятник. Этих навыков немало: умение характеризовать и датировать бумагу, знание техник книжной и иллюстративной печати, расшифровка владельческих знаков. Но наиболее труднодоступным является, казалось бы, нехитрое умение верного прочтения автографов и владельческих записей. Этот навык ныне в значительной мере утрачен в академической среде – что уж говорить об антикварной торговле.

То есть от современного описания антикварной книги не требуется больших выкладок банального справочного материала – в большинстве случаев читатель сам может уточнить отчество Александра Блока или год смерти Лермонтова. Более важно квалифицированное описание конкретного экземпляра, раскрытие не только всех его особенностей, но и указание недостатков, а также научно фундированная аннотация, которая позволит читателю увидеть место конкретного книжного памятника в культурном пространстве.

Библиографические пособия

Библиографические справочники и книготорговые каталоги – единственный необходимый инструмент букиниста. Этот тезис был незыблемым более трехсот лет – с той поры, как каталоги публичных распродаж оказались источником ценообразования. В середине XVII века появляется и первый указатель литературы по книговедению – его в 1653 году составил француз-иезуит Филипп Лаббе, который пробудил интерес к книгам старой печати. С этого времени и началась мода на коллекционирование инкунабулов. В XVIII веке, когда букинистическая торговля приняла невиданные масштабы, главным источником ценообразования и букинистических знаний стали каталоги крупнейших библиотек и распродаж, которые составлялись выдающимися библиографами – такими, как Г. Ф. Дебюр во Франции или И. М. Франке в Германии. В XIX веке начинается обработка многочисленных каталогов в единые своды книжных редкостей, среди которых особенно известны многотомные труды англичанина Томаса Дибдина и француза Жака-Шарля Брюне. К ним примыкают выдающиеся справочники типа «Словаря анонимных сочинений» Ж. М. Керара.

В России до «Опыта российской библиографии» В. С. Сопикова, который выходил с 1813 по 1821 год и составил пять частей, не было сводной библиографии русской книги. Собственно, до самого последнего времени его труд не потерял своей значимости, хотя и созданы Сводные каталоги книг XVIII века и продолжается издание Сводного каталога первой четверти XIX века. Каталоги книжных редкостей второй половины XIX – начала XX века – в том числе составленные Г. Н. Геннади, И. М. Остроглазовым, Н. Б. (Н. И. Березиным) – были и продолжают быть главным мерилом редкости книг, хотя смена приоритетов в коллекционировании заставляет относиться к ним с долей недоверия. Бывают и менее осмысленные руководства: например, свод «Редкие русские книги…» Ю. Битовта, который был издан в 1905 году по мотивам антикварных каталогов, но непонимание составителем сути понятия «редкая книга» также общеизвестно.

Титульный лист первой части «Опыта российской библиографии» В. Сопикова (1813)

В середине XX века вышли в свет не только «Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. 1725–1800», но и историко-библиографические труды Н. П. Смирнова-Сокольского: начиная «Рассказами о книгах» и «Рассказами о прижизненных изданиях А. С. Пушкина» и заканчивая двухтомным описанием собственной коллекции – «Моя библиотека», напечатанным уже после смерти собирателя энергией С. П. Близниковской и трудами лучших книговедов. Я не погрешу перед истиной, если скажу, что книги Смирнова-Сокольского были самым лучшим педагогическим пособием для коллекционера и букиниста второй половины ХX века. Остаются они таковыми и до сего дня. Не следует забывать и о записках книжников и библиофилов – Ф. Г. Шилова, П. Н. Беркова и прочих. Несмотря на постоянные нападки, серьезным подспорьем были букинистические каталоги-ценники (по которым, как мы говорили, можно было быстро проверить комплектность многотомного издания).

Крушение советского строя дало свободу букинистической торговле, и каталоги аукционов значительно расширили арсенал пособий букиниста. А распространение интернета настолько увеличило количество доступных сведений, что этим не преминули воспользоваться даже графоманы – будучи наследниками А. Е. Бурцева, который в начале ХX века издавал описание своих книг, подчас перепечатывая полностью некоторые из них. Ныне том за томом такие исследователи публикуют «хроники сведений из Сети о старинных книгах» и выдают свои творения за науку.