Сага о старом грузовике. Часть 1

Выйдя за проходную автобазы, Маша взяла его за руку, отчего Пашка весь внутренне подобрался и превратился в сдавленную пружину. Пройдя метров сто по переулку в сторону шоссе, Пашка вдруг резко встрепенулся, отчего Маша от неожиданности выпустила его ладонь:

– Что случилось? Ты что-то забыл?

– Ну, да. Я хотел маме позвонить, а то она переживает. Я трое суток дома уже не был.

Пашка остановился и уже хотел было повернуть обратно, но Маша снова схватила его за рукав:

– Не надо! Возвращаться – очень плохая примета.

– Но мне очень нужно. Мама же там переживает, – Пашка действительно про неё забыл.

– Пошли-пошли! Из гостиницы позвонишь, с моего телефона.

Гостиница «Молодость» находилась где-то в получасе – минутах, может быть, сорока – неспешной ходьбы от Пашкиной работы. Кстати, на машине до того же места было ехать примерно столько же, и когда вчера вечером они туда заезжали, Пашка сам в этом убедился. Уже подходя ко входу, Пашка, всё это время напряжённо размышлявший, всё-таки спросил:

– Куда же ты тогда так торопилась?

– В смысле? – Маша встрепенулась, будто очнувшись от каких-то раздумий, и отпустила Пашкину ладонь.

– Ну, ты говорила, что у нас мало времени.

– Говорила, – словно эхом отозвалась Маша. – Теперь это уже не важно. Теперь, Пашенька, времени у нас с тобой вагон.

– И маленькая тележка, – смеясь, добавил Пашка.

– Чего? Не поняла – какая ещё тележка?

– Это я ещё с детства запомнил. Отец мой так говорил: если чего-то много – то это вагон; ежели очень много – то вагон и маленькая тележка.

– Понятно.

Они стояли возле подъезда и целовались. Пашка никогда не думал, что он сможет вот так, не отрываясь, в течении почти пятнадцати минут. Но отпустить друг друга они не могли. Входящие и выходящие постояльцы гостиницы, а также просто проходящие мимо прохожие смотрели на них кто с улыбкой, кто со смущением, кто-то отворачивался и торопился дальше, а кто-то смотрел во все глаза и никуда не спешил.

Гостиницы Пашка не любил. Мотаясь довольно часто по командировкам, ему приходилось ими пользоваться, но не любил он эти казённые номера – и всё тут! Может потому что не в пентхаусах и не в президентских апартаментах он останавливался – была бы койка на одну-две ночи, да пожрать где. Стандартный двухместный номер, куда привела его Маша, ничем не отличался от того, что видел он за свою послеармейскую карьеру шофёра. Кстати, его как-то один из клиентов, которому он перевозил мебель на дачу, спросил: «Чем отличается шофёр от, собственно говоря, водителя?». На что Пашка, слегка задумавшись, выдал свою версию: «Водитель – это тот, кто умеет только крутить баранку, нажимать на педали и дёргать за рычаги, а шофёр должен уметь, ко всему прочему, всё это ремонтировать, то есть водитель и слесарь в одном флаконе».

– Раздевайся, проходи, – Маша вела себя как-то немного странно, но Пашка, почти сразу догадавшийся, куда она его приведёт, решил для себя, что нужно сначала посмотреть что к чему, а потом уже действовать по обстоятельствам.

– Прямо так сразу? – его довольно злые шуточки бесили окружающих очень сильно. Но Маша, в отличии от других представительниц слабого пола, с которыми он общался, отпарировала не менее круто:

– А почему бы и нет? Собственно говоря, – она, уперев руки в бока, смотрела на него с вызовом и какой-то непонятной страстью, правда при этом слегка покраснев. – Ладно, проходи в комнату. Я скоро вернусь. Можешь пока сходить в душ.

– Спасибо, Мария Андреевна.

– Будешь издеваться – получишь в лоб. Вам всё понятно, Павел Романович?

– Куда уж яснее?…

– То-то же, – и, повернувшись к нему спиной, она исчезла за дверью.

Пашка никогда не был привередливым, а в армии он уж тем более научился не обращать внимания на мелкие бытовые неприятности и отсутствие комфорта. Для некоторых, к примеру, отсутствие душа или ванны было сродни катастрофе, другим же было необходимо изысканное и регулярное питание, ну и далее по списку. Ему все эти, как он их определял, «заскоки с претензиями» были абсолютно по барабану – в рестораны и кафе он ходил очень редко, поскольку не всегда позволяли финансы, а запах немытого тела его самого нисколько не смущал.

Но в данной ситуации – да, помыться было бы неплохо. И проведя на всякий случай экспресс-обзор по «роскошным апартаментам», что в отсутствии хозяйки было бы неприлично, если бы Пашка был чуть-чуть пощепетильнее, он отправился в ванную комнату.

В душе он проторчал довольно долго. На самом деле, сколько бы Пашка не выставлял себя этаким бомжеватым фаталистом, которому всё равно, как он выглядит и что про него подумают другие, водные процедуры он всё-таки любил, предпочитая приводить себя в порядок качественно и с удовольствием. Самое смешное, что принять ванну (то бишь просто поваляться в воде), изрядно сдобренную всякими шампунями и благовониями, расслабившись и балдея от удовольствия, он мечтал всю жизнь. Если бы эта мечта была бы хоть раз реализована, то и не была бы уже мечтой, а так – почему бы и не помечтать? Уже заканчивая обтирать себя полотенцем, он услышал лёгкое шуршание-пошкрябывание:

– Ты скоро?

Вместо ответа Пашка обмотал полотенце наподобие килта и дёрнул защёлку-шпингалет.

– Вот, я тебе купила, – стоя в проёме двери, Маша протянула ему упаковку с фирменным бритвенным станком и баллончик с пеной для бритья.

– Спасибо, – таких аксессуаров Пашка ещё никогда не видел.

Повернувшись к ней вполоборота, он протянул руку, из-за чего полотенце предательски развернулось и бесстыдно – а может быть и кокетливо – съехало на пол.

Пока он брился, Маша стояла в дверях и смотрела. Учитывая габариты помещения, она стояла в полуметре у него за спиной. Пашке даже казалось, что он слышит её дыхание. Всё это было бы дико возбуждающе. Он никогда не подозревал, что достаточно просто стоять и смотреть.

Потом на кухне они пили шампанское. Потом целовались. Пашка шампанское не любил, предпочитая что-нибудь более крепкое, но в этот раз оно достаточно сильно ударило в голову. Когда Маша забралась к нему на колени и обвила руками за шею, то сопротивляться у него не было ни сил, ни желания.

Лёжа под простынёй и закинув руки на затылок, Пашка, не шевелясь, смотрел в одну точку на потолке. На груди у него лежала очаровательная головка Маши, и её длинные волосы рассыпались везде. Она спала, а Пашка даже не мог сомкнуть глаз. Звуки, которые Маша издавала во сне, никак не способствовали крепкому и здоровому сну окружающих. Сколько ни пытался он вспомнить какой-либо из способов борьбы с таким недостатком, ничего конкретного на ум так и не приходило. Несколько раз он пытался её разбудить, но через какое-то время, вновь уснув, она опять начинала храпеть. Несколько раз он переворачивал её на другой бок и на другую сторону кровати – всё было тщетно. В конце концов он просто решил дождаться утра, поскольку всё равно на работу идти было надо. Ещё раз перевернувшись, Маша, не открывая глаз и, видимо, не просыпаясь, устроилась со всеми удобствами, плотно прижавшись к Пашке и затянув новую песню. Немного потише, правда, но всё равно бесконечную. Когда сил всё это слушать уже не осталось совсем, Пашка решил пойти на кухню покурить. Разомкнув Машины объятия, он взял в ладони её лицо и крепко, насколько хватило дыхания, поцеловал. Уже сделав два шага в сторону двери на кухню, он недоумённо остановился – в комнате стояла тишина.

Глава 3

Ехали на тройке с бубенцами…

На работу они пошли вместе и снова держась за руки. Пашка был в абсолютной прострации. По большей части, на самом деле, из-за того, что не выспался, но и женская ладошка в его руке тоже кое-что значила.

Уже поздно вечером он всё-таки вспомнил, что нужно позвонить маме. Пришлось немного соврать, что его отправили в срочную командировку. Хотя матери он не врал никогда – другое дело, что не всё и не обо всём рассказывал.

Своим друзьям он частенько любил немного приврать, рассказывая порою совершенно невероятные истории, и слушали они его просто раскрыв рты. Но они-то знали точно, что всё это придумано. Кстати, именно за это Пашку и любили – за его умение рассказывать. Его никто не обзывал брехуном, никто никогда не смеялся над ним, потому что считали его другом – ему просто-напросто верили, хотя прекрасно знали, что он всё напридумывал. Всё изменила армия и проклятая война в Афганистане.

Дойдя до проходной автобазы, Маша остановилась и, вытянувшись во весь свой небольшой рост, заглянула Павлу в лицо:

– Пашенька, мне нужно отлучиться по делам. Ты уж тут сам, ладно? – это было так мило, что у Пашки чуть слёзы не навернулись на глаза.

– Да ну что ты! Ты же ведь на работу. Кстати, сегодня уже всё будет готово. Мы с Фёдором постараемся.

Сегодня на ней снова была та же короткая белая юбка и та же самая блузка, что и при первой их встрече.

– Спасибо, Паша, – и, закинув руки ему на шею, она приподнялась на цыпочки.

С трудом оторвавшись от губ Маши, он пошёл на территорию. Первым, кто ему повстречался был старик Пахомов:

– Здорово, Пал Романыч! – механик протянул руку. – Я энто гляжу, что у тебя жизня-то налаживается!

– Да не знаю я ещё пока сам, Матвеич, – пожимая старику руку, почему-то смутился Пашка.

– Налаживается-налаживается! Я же вижу.

– Чего ты там видишь? – попытался разозлиться Пашка, но Матвеич ему не дал.

– Кады женщина смотрит так, то энто уже всё – крантец.

– Ты, что, видел, как мы целовались? – догадался он.

– А то! Ежели цельных пять минут вы посреди дороги стояли, – старик улыбался, но не ехидно, как обычно, с издёвкой, а как-то ласково, словно дед при виде любимого внучка.

– Ладно, Матвеич. Пошёл я переодеваться. И ты, это самое… Особо не трепись никому.

– Хорошо, Романыч, не буду.

В коридоре ему навстречу попалась Анюта, то бишь Анна Сергеевна:

– Здравствуй, Паша, – она вывернула из-за угла настолько неожиданно, что они буквально столкнулись в узком проходе.

– Чего? – не сразу сообразил Пашка, приходя в себя после столкновения.

– Доброе утро, говорю. Ты бы хоть по сторонам-то смотрел бы иногда, – смеясь, пожурила она Павла нормальным голосом и вполне доброжелательно. Отчего тот окончательно впал в ступор.

– А… Здравствуй, Анюта. Ты сегодня шикарно смотришься, – он бы ни в жизнь не сделал комплимент этой стерве, если бы не утреннее прощание с Машей.

– Ладно уж, иди работай. Ты, кстати, на линию сегодня выезжать не собираешься? – уже в своей обычной манере проскрипела она, но покраснела при этом знатно. Залилась краской так, что аж шея и плечи до самых грудей покраснели, будто ровным загаром покрылись.

– Пока нет. Я сегодня на ремонте. Ты же видела в боксе тот старый грузовик.

– Ну, да, видела. Ты к Таньке потом всё равно сходи, – опустив глаза в пол, промямлила Анюта и, развернувшись, прошмыгнула к себе в кабинет.

«Нет, реально мир сегодня сошёл с ума», думал Пашка поднимаясь в раздевалку. «Сначала Старый, теперь вот Анна Сергеевна… Они что, реально что ли рехнулись? Нет, это не к добру! А к медсестре мне лучше сегодня не ходить как минимум до обеда».

Федька был уже на рабочем месте:

– Доброе утро, Пал Романыч. Я вот уже всё подготовил, – жизнерадостно сообщил он, едва Пашка появился в мастерской.

– Федя, мы же с тобой договорились, что ты больше не будешь называть меня на «вы» и по имени-отчеству, – у него уже не осталось совсем никакого желания с кем бы то ни было ругаться, но этот чудик его уже достал. – Ладно, показывай, что ты здесь натворил.

– Вот, смотрите. То есть, смотри! Здесь и здесь я поставил новые хомуты – старые пришлось срезать. Пётр Матвеич сказал, что можно на проволоку прикрутить, а я … Целый час потратил, пока подобрал по размеру! – раскрасневшись словно ученик на экзамене, Федька точно стал похож на мальчишку.

– Не понял… Так во сколько же ты сюда припёрся? – удивлённо воззрился на него Пашка и тут же осёкся, едва не покраснев. «Сам-то ты, друг, на сколько опоздал?»

– Я в шесть тридцать был уже здесь.

– Зачем? Тебе, что, не спится? – про себя Пашка только ухмыльнулся. Сам был таким же.

– Да нет. Я вчера ушёл пораньше, а сегодня решил, что нужно отработать, – начал объяснять Фёдор.

– Молодец! Но оправдываться не надо – пришёл и пришёл. Кстати, ты, когда патрубки натягивал, солидолом их помазал?

– Конечно! Вы – то есть, ты – сам же меня учил.

– Добро. Тогда сейчас перекур, а потом будем ставить головку блока.

Затягивая болты динамометрическим ключом, Пашка попутно всё разъяснял Фёдору:

– Вот смотри: их здесь двенадцать штук; начинаешь с середины – хочешь справа, хочешь слева – без разницы; а потом через один по диагонали.

– Это чтобы головка равномерно прижималась к блоку? Я правильно понял? – Федька как мог старался помогать и всё запомнить.

– Именно. Чем более равномерно затянешь, тем меньше шансов на пробой.

Когда у тебя такой напарник – работать одно удовольствие. Пашка опять почему-то вспомнил, как они с Еремеичем и с Пломбой возились со своей старенькой «трёшкой». Витькин отец фактически отдал им на растерзание этот многострадальный аппарат. Хоть и не было у ребят, у Пашки с Витькой и Серёжки, в силу возраста водительских прав, но по окрестным дачным посёлкам гоняли они довольно лихо. Олег-то за руль не садился в принципе – пробовал, но не получалось. Видимо, не дано было от природы. Помогать ремонтировать – помогал, а ездить – никак.

– Слушай, а ты взаправду в Афгане был? – Федькин вопрос был столь неожиданным, что Пашка чуть не уронил динамометр вниз, в смотровую яму.

– Был, Федя, был я там. Едва ноги унёс живым… Кстати, кто тебе об этом сказал?

– Никто, – покраснев словно девушка, мгновенно отреагировал Фёдор и тут же, окончательно смутившись, начал сбивчиво рассказать. – Ты понимаешь, я тут случайно услышал, как Алексей Иванович разговаривал с Матвеичем…

– То есть ты банально подслушивал? – зачем-то съязвил Пашка.

– Нет-нет, что ты! Я никогда в жизни! Они разговаривали так громко, что…

– Ладно, проехали. Так о чём они говорили? – якобы извинившись, Пашка слегка напрягся, кое-что сопоставив.

– Наш Алексей Иванович просто класс – никогда не думал, что можно так сильно отругать обычными словами.

– Ты же говорил, что они кричали друг на друга? – опять зачем-то встрял Пашка.

– Так Матвеич уже не слышит ни черта. Так вот, начальник наш деду и говорит, мол, «Что ты с ним всё время собачишься? Человек войну прошёл, орден получил, можно сказать – герой! А ты с ним так, будто он бомж какой».

– Понятно теперь, почему он со мной здороваться стал. Ладно, переживём. Пошли покурим, – задумчиво протянул Пашка, вытирая ветошью руки.

– Ты же знаешь, Романыч, что я бросил, – Федька опять смутился.

– Ах, ну да. Я запамятовал… Ты тогда ещё говорил. Молодец! А у меня не получается.

Пристроившись на лавочке рядом с Павлом, Фёдор долго молчал. У того уже сигарета почти закончилась. Видно было, что хочет что-то спросить парень, да не решается. Когда Пашка уже хотел его немного подтолкнуть, он решился:

– Слушай… Можешь мне орден свой показать? Я, это самое… Ни разу в жизни не видел.

– Серьёзно? – смеясь, удивился Пашка. Фёдор молча кивнул, пытаясь справиться со своими эмоциями. – Ладно, пошли, покажу.

– Так ты, что, его на работе держишь? – от удивления у него слегка отвисла нижняя челюсть.

– А чего ему дома-то валяться? Рот закрой, а то кишки простудишь, – толкнул Пашка в плечо своего напарника.

И медаль «За Отвагу», и орден Боевого Красного Знамени действительно лежали у него в шкафчике здесь, в раздевалке. В жестяной коробке из-под импортного печенья, завернутые в чистую тряпочку. Там же лежали и наградные удостоверения. Движение воинов-интернационалистов, как общественная организация, только-только набирало силу, но вступать в него Пашке не хотелось однозначно. Со своими сослуживцами он больше никогда не встречался, да и вообще уже не вспоминал о тех временах очень давно. Может и надо было бы, да лень-матушка вперёд него родилась – так мама про него говорила. На самом деле жилось ему намного проще, не выпячивая свои прошлые заслуги.

Когда всё было готово, настала очередь наконец заводить двигатель. Сей процесс после длительного застоя всегда дело муторное, и тут уж не угадаешь – то ли чихнёт пару раз, да и пойдёт как по маслу, весело и звонко, а то заартачится, и сколько его ни крути – толку не будет. Для начала пришлось поменять аккумулятор, поскольку, вытащив из ниши под сидением что-то такое непотребное, заросшее зелёно-белыми кристаллами, сразу стало ясно, что это нечто придётся выбросить. Портос, увидев в каком плачевном состоянии оно находится, дал распоряжение выдать со склада новый. Как только принесли новый аккумулятор и подсоединили клеммы, Фёдор, включив зажигание, уже хотел было запустить стартер, но Пашка успел схватить его за руку:

– Не вздумай!

– Почему, Пал Романыч? – Федька даже опешил от неожиданности.

– Ну, во-первых, ты всё равно не сумеешь. А, во-вторых, сначала надо кривым покрутить.

– То есть как это – я не сумею? – тоном обиженного ребёнка попытался наехать Фёдор. – Ты что думаешь, что я совсем?

– Ладно, не суетись под клиентом. Ты когда-нибудь двигатель с ноги заводил, с прямого стáртера? – смеясь, спросил Пашка.

– Нет, не приходилось. А что значит «с ноги»? – удивление молодого слесаря было столь естественным, что Пашка даже расхохотался. Молодым людям нынешнего поколения этого было не понять ни под каким предлогом.

Пашка принёс из своей машины заводную ручку. На старых советских автомобилях эта гнутая железка входила в обязательный комплект инструмента и была жизненно необходимой в дороге вещью. Это сейчас, если у тебя сдох аккумулятор, то по-другому завести машину у тебя не получится, а раньше это была обычная практика, и в автошколах даже сдавали экзамен по умению пользоваться кривым стартером. Навалившись всем телом на рычаг, Пашка с трудом сделал один оборот, а потом позвал Фёдора:

– А ну-ка, иди сюда! Давай тренируйся! Заодно и мышцы поднакачаешь.

Фёдор, сделав пару резких движений-рывков, выдохся моментально.

– Что, молодёжь, никак? Тоже мне – слесарь, – Пашка явно издевался над своим напарником.

– Да ты! Знаешь, кто ты после этого? – взвился тот, от возмущения выдернув даже кривой стáртер из проушины шкива коленвала.

– Ладно, не бухти, это я не со зла. Я же говорил, что немного контуженный. Смотри, как это делается, – и Пашка, снова вставив железку на место, начал осторожно прокручивать двигатель. – Кстати, девяносто процентов несчастных случаев на производстве происходят после фразы, мол, «Кто ж так делает? Смотри, как надо!»

– Ну ты и остряк однако, Романыч, – засмеялся Фёдор, когда до него дошёл смысл сказанного.

– Это точно. Баламут ещё тот, – совершенно неожиданно раздался у них за спиной весёлый и звонкий голосок. И как по команде, оба резко обернулись назад. Пашка расплылся в довольной улыбке, а Фёдор, смутившись, начал зачем-то поправлять свою грязную бейсболку.

– Здравствуйте, Мария Андреевна.

– Здравствуй, Федя. Как дела, мальчики? – Маша стояла, подбоченясь и загадочно улыбаясь, смотрела только на Пашку. Его напарник, суетливо схватившись опять за кривой, попытался вновь сделать ещё пару оборотов.

– Мы, это самое, как раз собирались его заводить.

– Значит, я вовремя.

В присутствии посторонних, да к тому же ещё и на работе, Пашка не рискнул подойти к Маше. Здесь она была работодателем, ну или как минимум клиентом.

– Ладно, Федя, хорош мучиться. Будем пробовать заводить, – Пашка решительно бросил на верстак ветошь, которой вытирал руки, и полез в кабину.

– Так зачем тогда это было нужно? – понять недоумение Фёдора было можно. Когда не знаешь для чего, а, главное, зачем, то любая работа может показаться бестолковой.

– А ты подумай! Что происходит с металлом при длительном бездействии? Правильно – либо ржавеет, либо окисляется. Так вот, чтобы поршневые кольца при резком рывке не осыпались, их нужно было сначала сдёрнуть потихоньку. Понял?

– Ну да, теперь понял. А ты, Романыч, того, – что он хотел этим сказать, для Пашки осталось загадкой, но явно какой-то комплимент.

– Ладно, поехали!

Момент первого запуска – всегда событие волнующее. Сначала не происходит ничего – противный механический скрежет стартера и утробное чавканье поршней. «Ну! Ну! Ну, давай же, милый, давай! Давай!». Порою на этом всё и заканчивается – просто садится аккумулятор, и приходиться либо ставить его снова на зарядку, или подключать пуско-зарядное устройство, а иногда двигатель начинает забавно чихать, выплёвывая в выхлопную трубу сгустки дыма. На этот раз, после нескольких чихов и громких выстрелов в глушитель, мотор коротко рыкнул и пошёл, набирая обороты и былую мощь.

– Ура-а-а! Заработало! – во весь голос закричал Фёдор, едва ли не перекрыв шум работающего двигателя.

У «медбрата» ко всему прочему оказался пробитым глушитель, вернее, не пробитым – он просто превратился от старости в труху и от большой температуры банально осыпался, рыча всё громче и громче по мере того, как разогревался мотор.

– Да, с таким глушителем ехать нельзя, – внезапно раздавшийся громкий голос начальника гаража, сквозь клубы дыма пытавшегося перекричать разодранную уже в клочья выхлопную трубу, заставил всех вздрогнуть и поумерить восторги. Только Маша повела себя как счастливый ребёнок, которому взрослые починили любимую игрушку:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.