Сага о старом грузовике. Часть 1

Роман Кондор

Сага о старом грузовике

© Роман Кондор, 2023

© СУПЕР Издательство, 2023

Часть первая

Неисповедимы пути Господни…

Глава 1

Странная женщина

– Пашка! Емельянов! Да твою ж мать… Ты чё, глухой что ли?! Тебя Портос уже обыскался, – Матвеич наконец-то сообразил заглянуть в одну из смотровых ям. – Что у тебя опять стряслось? Ты из боксов и так не вылазишь, так ещё после работы со своей колымагой валандаешься – не надоело?

– Ещё раз мою ласточку колымагой назовёшь – я тебя за яйца подвешу. Понял, cтарый пердун? – Пашка высунулся из-за заднего моста, намереваясь схватить дежурного механика за ногу.

– Ну что, Пётр Матвеич, здесь он или всё-таки ушёл? – голос начальника гаража помешал Пашке воплотить свои намерения в жизнь.

– Да здеся он, Алексей Иваныч. Вон он – под машиной сидит, чёрт немытый. Давно пора уже эту развалюху списать, а вы всё никак…

Ну не любил старик почему-то этот старенький ГАЗ-52.

– Ладно, Пётр Матвеич, не ворчи, не тебе решать этот вопрос. Паша, вылези-ка на минутку, тут твоя помощь… – начальник не успел закончить фразу, потому что в распахнутых настежь воротах мастерской появилось чудо. Пашка как раз в этот момент посмотрел в ту сторону и, от неожиданности резко дёрнувшись, звезданулся макушкой о рессору. Благо кепка на голове была (работая в смотровой яме всегда надо быть осторожным), но предупреждать же надо! Прямо на него двигались стройные женские ножки в лёгких открытых босоножках кремового цвета на высоком каблуке, неумолимо приближающиеся. Короткая белая юбка из данной позиции не прикрывала ничего. Пашка даже зажмурился от такого видения. Быстро сообразив, что из ямы разглядывать женщину неприлично и это могут заметить, он пулей вылетел из-под машины, умудрившись ни за что не зацепиться. Вытирая по пути руки грязной ветошью, он начал суетливо приводить себя в порядок: зачем-то сняв бейсболку, бросил её на сидение; потом туда же последовала куртка; последним штрихом подтянул брюки и расправил широкий армейский ремень. Протиснувшись мимо верстака и кособокого ящика-тумбочки с инструментами, Пашка предстал перед начальником гаража и его гостьей.

– Так что вы хотели, Алексей Иваныч? – спросил он, уставившись на жгучую брюнетку с огромными и выразительными глазами.

– У тебя жёсткая сцепка есть? Кстати, знакомьтесь – Мария Андреевна, а это – наш Павел. Как тебя там по отчеству? Запамятовал я что-то, – начальник явно смутился, но Пашка только улыбнулся, давая понять, что не обиделся.

– Романович я! Алексей Иваныч Романович. Только зачем так официально-то?

– Правильно! Мы же ведь не на приёме у губернатора, – звонким высоким голосом отозвалась девушка. – Можно просто Маша.

И протянула руку совершенно оторопевшему Пашке. Тот смутился так, что даже не покраснел, а побагровел:

– Простите, у меня руки, это самое, очень грязные.

То, что сделала девушка дальше, выходило за рамки приличия или, как минимум, этикета в его понимании:

– Ничего страшного, вы же ими работаете, – и своими тонкими пальчиками легко сжала Пашкин локоть, видимо изобразив дружеское рукопожатие. – Похоже, что только вы сможете помочь моему горю…

– Да кудыть-то ему ещё помогать? Он от своей колымаги ни на шаг не отходит, – вдруг ни с того ни с сего вклинился в разговор дежурный механик. – Ему даже девушки не нужны! Хе-хе-хе! – и рассмеялся трескучим старческим смехом.

– Слушай, ты, старый… – вторую часть прозвища Пашка произнести не решился, но в приступе неподдельной злости схватил старика за отвороты старомодного пиджака. – Я тебя сейчас!

– Так! А ну, прекратили оба! – вклинившись между ними, начальник попытался разрядить обстановку. – Матвеич, пройдись-ка ты лучше по территории. Посмотри, все ли уже заехали. Я чего-то Парфёнова не видел. Если его машина здесь, доложишь мне.

– Дык он ещё с час назад как прибыл. Энто я точно знаю. У меня ж всё там в журнале записано, – старик никак не хотел понять, что его деликатно выпроваживают.

– Тогда сходи принеси мне журнал. Я распишусь.

Пока начальник выпроваживал старика, Пашка вышел из мастерской и, усевшись на облезлую и заплёванную скамейку, достал сигарету из помятой пачки. Следом вышла Маша и, встав напротив него, тоже достала сигарету, только длинную и тонкую из блестящей твёрдой пачки. Как-то раз Борька угостил его такой. Где он доставал такие сигареты, никто не знал, а на все вопросы отвечал, что, мол, места знать надо. Ну да, шикарная «Вольво-940», на которой он разъезжал, сразу наводила на мысль о большом начальнике или каком-нибудь крутом агентстве. В общем-то они даже, можно сказать, дружили с Борисом, но посудите сами – где «Вольво», а где «ГАЗон». Тем более что отец Борькин был нехилым начальником на заводе – то ли начальником отдела, то ли чьим-то замом. Пашка никогда и не расспрашивал, а верить сплетням и пересудам, что циркулировали в гараже, было стрёмно, да и не очень-то и хотелось, если честно. В гараже у них машин было много – больше ста штук. Одних легковых набиралось единиц тридцать, а то и поболе. А ещё тягачи с полуприцепами, несколько автокранов, самосвалы, с десяток автобусов. И среди этих новых и не очень старых авто затесался Пашкин бортовой раритет-динозавр – аж тысяча девятьсот семидесятого года выпуска. Всего-то на четыре года моложе своего нынешнего хозяина. Возили на нём – да чего только не перебывало в этом кузове: и продукты для столовых, и стройматериалы для дач, и различный домашний скарб, и мебеля всякие. Один раз даже вольер вместе с обитателями умудрились запихнуть (простите, бережно погрузить).

– Разрешите, – и она, качнув в пальцах сигарету, сделала вопросительный жест. Пашка тут же вытащил зажигалку. Прикуривая, девушка чуть нагнулась вперёд, и Пашкиной нервной системе был нанесён сокрушительный удар – небольшая аппетитная грудь, не обременённая нижним бельём, в глубоком декольте предстала перед ним во всей красе.

– Я хотела спросить… – Маша была явно довольна произведённым эффектом и ступором своего собеседника. – Как вы справляетесь с таким антиквариатом? Он же, наверное, старше нас обоих.

– Вот уж нет, – Пашка, несколько раз сглотнув, справился со своими чувствами. – Он моложе меня аж на целых четыре года. На нём ещё пахать и пахать.

– А вы, Павел Романович, если не секрет, какого года? – и посмотрела на своего визави таким внимательным взглядом, от которого ни один мужчина превращается в маленького послушного щенка, виляющего хвостиком. Тот глаз не отвёл.

– Я смотрю, вы уже нашли общий язык, – Портос появился столь неожиданно, что они оба вздрогнули. – Это хорошо. Тогда поговорим о деле. Короче, Паша, если я попрошу тебя, ты сможешь притащить на жёсткой сцепке сюда к нам старый грузовичок?

Начальник гаража получил своё прозвище из-за фамилии. Смирнитский, только Алексей Иванович, никогда не обижался, если сотрудники за глаза называли его Портосом. Скорее уж это вызывало у него улыбку, нежели обиду или раздражение. Тем более что внешне он нисколько не походил ни на знаменитого киногероя, ни на известного актёра.

– Нет проблем, Алексей Иваныч. Только почему на жёсткой, а не на тросу?

– Я боюсь, что с грузовиком мне не справиться, – почему-то покраснев, ответила за него Маша.

– Ах, вот оно что, – саркастически протянул Пашка. – А что, за руль сесть больше некому?

– Получается, что некому, – тихонько, почти прошептав, ответила Маша и отвернулась.

– Не-не-не, на такую авантюру я не согласен. Оно мне надо? Пусть наймёт кого-нибудь!

Естественно, что она не могла знать, как Пашка относился к женщинам за рулём – он их жутко ненавидел. После Афгана ему нелегко давалось общение с женщинами в принципе.

– Так ты, значит, не поедешь? – холодно и жёстко процедил сквозь зубы Алексей Иванович, перед этим бывший этаким старшим товарищем, чуть ли не батей, с улыбкой наблюдающим, как знакомятся между собой его дети. Уловив резкое изменение тона начальника, Пашка встрепенулся и уже хотел ответить что-нибудь такое колкое и язвительное, как заметил, что по щеке Маши скатилась крупная слеза.

– Да поеду я, Алексей Иванович, поеду. Всё сделаем в лучшем виде, – его так поразили эти слёзы, что он в момент позабыл про всё на свете: и про то, что он устал и голоден, и про свою несговорчивость. – Да не реви ты, ради бога, пожалуйста. Счас всё сделаем!

Он даже не обратил внимания, что назвал её на «ты». Вскочив, он стремглав бросился за угол мастерской, где в простенке между забором и задней стеной боксов у него лежала гнуто-сварная металлическая конструкция, отдалённо напоминающая аршин-шагомер – такими в прошлом веке в деревнях размечали крестьянские наделы. Значит, старый грузовик, про который говорил Портос, это скорее всего «ГАЗон», потому что зиловские клыки шире, а на современных машинах их вообще нет. Клыки – это массивные железные крюки, которые крепятся на переднем бампере и предназначены как раз для буксировки автомобиля в экстренных случаях. Одиннадцать лет назад, придя работать в этот гараж и сев за руль своей ласточки, он первым делом обзавёлся такой штукой, потому что старая развалюха часто капризничала и иногда категорически отказывалась ехать домой самостоятельно. Пашка снял это буксировочное приспособление с другой машины, стоявшей у забора и наполовину разобранной на запчасти. Видимо, приволокли старушку, да и бросили в уголочке, даже не потрудившись снять сцепку. Надо отдать должное, что последний раз он пользовался этой железякой лет шесть или семь назад, и то он тащил, а не его.

– Ладно-ладно, успокойся… Этот Паша – зараза та ещё, но лучше его никто не сделает. Если он возьмётся, то доведёт до конца. Руки у него золотые, и голова соображает, а то, что характер – так неженатый он, – Алексей Иванович гладил по плечу всё ещё всхлипывающую Машу. – Где это видано, чтобы наша Мария Андреевна хлюпала своим очаровательным носиком? Ни разу не слышал, чтобы «железная леди» ни с того ни с сего…

– Откуда вы знаете? – вскинулась она, отстраняясь. – Откуда вы знаете моё прозвище?

– Да батя твой рассказывал. Кстати, как он там поживает? Ты, когда позвонила, всё в суматохе как-то, – Алексей Иванович, этот добрый богатырь, выглядел сейчас словно растерянный школьник перед строгой учительницей.

Поговорить толком у них так и не вышло, потому что из мастерской раздался звук мотора и через несколько мгновений из ворот показался свежепокрашенный задний борт Пашкиного грузовика.

– Ну, ладно, дядь Лёш, поеду я, пока этот ваш Паша не передумал. Это такой редкий экземпляр – я за ним два года гонялась! Знаете, сколько он сейчас стоит?

– Давай-давай, с богом! У тебя переночевать-то есть где? А то, если чего, заезжай к нам. Вот Полина моя обрадуется!

– Спасибо, дядь Лёш! Я в гостинице остановилась, но я обязательно к вам загляну!

Едва выехав за ворота, Пашка тут же поинтересовался:

– Ну, и куда мы едем?

Конечно, было бы логичнее сразу спросить, но тут всё так завертелось, что и некогда было. Только сейчас он сообразил, что хоть, слава богу, путёвку не закрыл, а то первый же въедливый гаишник – и всё! Это ещё хорошо, что отменили недавно вкладыши с баллами. У него их, правда, не было, но неприятности не нужны никому. Портос всегда выписывал ему путевые листы с открытой датой. За них больше платили, но начальник точно знал, что делает – ну к кому ещё, как не к Пашке можно было обратиться в любое время суток, да к тому же и рейсы у него бывали всякие – иной раз и по два-три дня в гараже машина не появлялась.

– Ступинский район, деревня Михнево. У меня карта есть и маршрут – вот, на бумажке нарисован. Только мне ещё в гостиницу заскочить надо, – и она начала копаться в своей сумочке, видимо, разыскивая схему.

– Твою ж мать! Вы что, охренели тут все? – Пашка от негодования едва перевёл дух.

– Кто – все? – наивно хлопая ресницами, поинтересовалась Маша.

– И ты, и твой дядя Лёша. Какого хрена? Время седьмой час, а мы попёрлись… Мы туда доберёмся часов в десять, а то и в одиннадцать – не раньше.

– Ну, так получилось, я не могла раньше. Тем более сейчас темнеет поздно, может ещё успеем? Ну не возвращаться же нам?

Пашка молча выудил грязную и помятую пачку сигарет, встряхнул её, пересчитывая оставшееся количество, и, не отрываясь от дороги, сунул сигарету в рот. Прикурив, он наконец выдал сакраментальную фразу:

– Ладно, бывало и хуже. С тебя сигареты и жратва.

– Спасибо, Паша, – она устало откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза.

… Когда в палатку полевого госпиталя ворвались эти твари, коих и людьми-то назвать язык не поворачивался, Зина делала ему перевязку. Шальная пуля навылет пробила ему правое плечо. Так, царапина, ничего серьёзного, а уж пообщаться с ротной медичкой мечтали все – и солдаты, и офицеры. И даже то, что ей было тридцать девять, никого не останавливало. Армия – это сам по себе совершенно иной мир, а уж война так и вовсе другая вселенная. Побывав там и сумев выжить, человек с большим трудом возвращается в свою реальность. Моджахеды захватили медсанчасть настолько неожиданно и быстро, что практически никто не успел оказать сопротивления. Во-первых, большинство было безоружными, а, во-вторых, тот, кто успел дёрнуться, практически мгновенно превращался в труп. Зинаида, раскинув руки, словно птица крылья, защищающая своё потомство, кинулась навстречу бандитам. Но что могла сделать слабая женщина против вооружённых мусульман-фанатиков? Пашка тоже не успел сообразить, что делать, потому что получил в лоб прикладом автомата, причём АКМа советского производства. С трудом придя в себя, он словно сквозь туман видел, как четверо мужчин пытались изнасиловать медсестру. Она дико кричала и вырывалась, до последнего защищая своих пациентов. Уже окончательно обретя способность двигаться, Пашка незаметно вытащил лимонку – последнее, что у него оставалось из оружия – и разогнул усики взрывателя. Они так и не справились с полуобнажённой женщиной, и кто-то из этих зверей выпустил в неё очередь из Калашникова. Когда на обрывках её ослепительно белого халата вспухли и начали расползаться алые пятна, Пашка кинул гранату. Кинул, насколько хватило сил, но, ведь, она была ещё жива…

Пашка посмотрел на свою пассажирку и непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как впереди идущая иномарка начала резко тормозить на светофоре. Чтобы не вляпаться в роскошный зад, он резко дал по тормозам. Хорошо, что Маша, как оказалось, была привычная к езде на грузовиках и, среагировав, успела упереться руками в поручень на торпеде, едва не ударившись головой о лобовое стекло.

– Извините, задумался…

– Ничего-ничего, всё в порядке. Я с детства привыкла уже. Мой отец – профессиональный шофёр, и первый раз он взял меня в рейс, когда мне было всего три годика. Был шофёром.

– Почему «был»? – бездумно спросил Пашка, пытаясь сосредоточиться на дороге.

– Ну, он давно уже баранку не крутит. Сейчас он бизнесмен, – Маша задумчиво смотрела в окно, думая о чём-то своём, потом резко вскинулась и полезла в свою сумочку тоже за сигаретами.

Возле гостиницы Пашка лихо зарулил на стоянку. На самом деле ГАЗ-52 – неповоротливая галоша, большая и жутко неуклюжая, и выполнять на ней какие-либо элементы фигурного вождения – это словно сидеть верхом на корове, идущей по льду. Однако самому Пашке казалось, что он прямо-таки Айртон Сенна.

– Мария Андреевна, я вас очень прошу, не задерживайтесь, пожалуйста. У нас времени просто в обрез, – Пашка сам не ожидал от себя подобной учтивости.

Но Маша забеспокоилась всерьёз:

– Что случилось, Паша? Я чем-то тебя обидела?

– Нет, всё в порядке, но давайте всё-таки побыстрее.

– Всё, бегу, Пашенька, бегу, – и она аккуратно закрыла дверь кабины.

Как только она ушла, Пашка закрыл глаза и попытался расслабиться, но вместо этого на него накатила волна воспоминаний.

… Спасти Зинаиду он уже не мог – факт очевиднейший и доказанный как следователем особого отдела, так и экспертами военной прокуратуры. Его никто не обвинял в её смерти. Наоборот, по представлению командира роты правительство наградило его Орденом Боевого Красного Знамени. К тому времени у него уже была медаль «За отвагу». Вернулся Пашка домой героем. Чудом выжил он тогда, получив ещё четыре осколочных ранения от своей же гранаты. По касательной, правда – медицинское оборудование спасло его в тот раз. Но справиться с травмой психики за одиннадцать лет, прошедших с тех пор, ему так и не удалось. Ни одна женщина не смогла для Павла стать именно женщиной. Потому что всякий раз, когда дело доходило до близкого общения, перед его глазами возникал образ Зины, Зинаиды Михайловны, отдавшей жизнь за своих подопечных. За неуёмный и порою даже буйный нрав на работе его прозвали контуженным. Мало кто знал, через что ему пришлось пройти там, в чужой стране, защищая неизвестно чего или кого. А про медсестру Зину знал только Борис, и то потому только, что однажды по пьяни – решили друзья расслабиться в пятницу после работы – он решил познакомить друга со своими симпатичными подружками. Вечеринка едва не закончилась трагедией, и Борис потребовал объяснений по поводу неадекватного Пашкиного поведения. Узнав причину, Борька больше знакомств не предлагал, да и сама дружба через некоторое время потихоньку сошла на нет. Благо хоть отцу своему жаловаться не стал, за что Пашка был ему искренне благодарен.

Под завывание коробки передач и непрерывное дребезжание кабины Маша всё-таки задремала. «Да уж, – подумал Пашка, – надо действительно очень сильно устать, ну или обладать хорошей нервной системой, привычной к таким звукам». Сколько он ни старался устранить подобные шумовые эффекты, подваривая и поджимая каждый оторвавшийся кусок обшивки, время брало верх. Даже обклеив всю кабину изнутри листами тонкой резины, избавиться от шума окончательно не получалось – слишком древним был этот агрегат.

Она-таки выполнила его настоятельную просьбу и не стала задерживаться, успев за это время как минимум переодеться. Теперь на ней была клетчатая коричневая мужская рубашка свободного покроя, то бишь на два, а то и все три, размера больше, с кокетливо закатанными до локтей рукавами и расстёгнутыми двумя верхними пуговками, а также модные потёртые джинсы, пригодные, как ни странно, как для работы, так и для тусовки, и белые кроссовки на толстой подошве. Нынешнюю моду Пашка не понимал никак, но старался относиться к таким веяниям спокойно. Тем более что Мария Андреевна понравилась ему с самого начала, и в таком виде, по его мнению, выглядела очень даже неплохо. Смоля одну сигарету за другой, он смотрел на этот милый профиль с тоскливой безнадёжностью. Он прекрасно осознавал, что ни то что поцеловать – даже прикоснуться к ней не сможет. А Маша тем временем просто спала, по-детски распустив губы и даже слегка посапывая; ни дать ни взять – обыкновенный милый ребёнок, только большой и красивый. Пашке почему-то вспомнилась няня из мультфильма про Карлсона: «Скажи мне, милый ребёнок: в каком ухе у меня жужжит? А вот и не угадал. У меня жужжит в обоих ухах». Её прямые чёрные, словно вороново крыло, волосы спускались на плечи и рассыпались по ним толстым слоем. Ему дико захотелось заправить прядку ей за ухо. Он даже протянул руку, но дорога пошла круто вверх, и пришлось ухватиться за рычаг переключения передач.

«ГАЗоны» не бегуны в принципе – это неприхотливые рабочие лошади – скорее даже, пони среди своих более мощных и тяжёлых современных собратьев. Заставить его бежать быстрее не поможет ничего. Хоть и красуется на спидометре цифра сто двадцать километров в час, а в реальности только половину можно из него выжать. Максимум – семьдесят, а дальше он просто не вытянет или развалится на хрен. Пашкин грузовик бежал по трассе все восемьдесят, но для этого ему приходилось спать с ним в обнимку. В общем-то правильно сказал про него, про Пашку, старик Пахомов, тот который Пётр Матвеич, что ему и девушки не нужны. Вот только причина была совсем в другом.

Маша проснулась прямо как по заказу, в аккурат перед поворотом на Михнево.

– Ну что, Марья Андревна, доставайте-ка теперь свою схему.

Она потянулась так сладко, разминая затёкшие мышцы, что у Пашки едва не закружилась голова:

– А что, мы уже подъезжаем? Сейчас, – и она начала суматошно рыться в своей сумочке. – Вот.

Но в то же мгновение, что-то разглядев за окном, вдруг почти крикнула:

– Стой! Подожди!

– Что случилось? – от неожиданности Пашка так резко нажал на педаль, что она опять едва не влетела в стекло.

– Нет, ты точно хочешь, чтоб я сегодня набила себе шишку, – и она тихонько засмеялась. От этого смеха у него опять чуть не случился приступ неконтролируемой ярости, но он сдержался и, отвернувшись в сторону, пробурчал:

– Простите, Мария Андреевна.

– Пашенька, ну сколько можно? Какая я тебе Мария Андреевна? – и резко придвинувшись, она чмокнула его в щёку. – Колючка!

И, опять засмеявшись, погладила то место, куда поцеловала:

– Подожди, я быстренько сбегаю в магазин.

Маша скрылась за дверью в придорожном «комке» – тоже символами времени. Появившиеся в середине девяностых коммерческие ларьки-магазинчики, тут же прозванные в народе «комками», стали неотъемлемой частью нынешней реальности. Заморская снедь, зачастую привезённая контрабандным путём, была непривычной и довольно часто невкусной, а то и вовсе вредной, но после разрухи, наступившей вследствие кончины СССР, выбирать особо не приходилось. Пашка в такие магазины ходить не любил. Во-первых, особо шиковать не позволяла зарплата, а во-вторых, всё это было настолько ему не по душе – вплоть до желания раздобыть где-нибудь автомат и парочку гранат и пойти крушить всё подряд, что под руку попадётся. Он не был ярым сторонником коммунистического строя, но и демократические реформы и ценности никак не мог понять. Война сделала его замкнутым и недоверчивым. Если бы не работа, то дальнейших перспектив у него было бы всего две: алкоголь и бандитизм. И там, и там конец был бы трагичен.

Щёлкнула ручка двери, и Пашка, стряхнув раздумья, протянул руки за пакетом, поданным Машей.

– Да твою ж… Куда ты столько набрала? – его мама была преподавателем литературы и с детства пыталась прививать ему, помимо любви к чтению, хорошие манеры. Когда он учился в школе, то его дразнили «интеллигентом», но после Афгана выяснилось, что мама старалась впустую. А уж после десяти лет, проведённых среди шоферов, его манеры совсем куда-то пропали.

– Простите.

– Значит так: либо мы с тобой на «ты», либо я на тебя обижусь – понял? – в ультимативной форме заявила Маша, забираясь в кабину. – Давай, ешь! – и тихонько прикрыла дверь.

Кстати, кто и как закрывает за собой дверь в машине – весьма интересный показатель сущности человека. Чаще всего, конечно, это обстоятельства или дело привычки и воспитания, но в целом если человек внутри мягкий и добрый, то и дверь он закрывает потихоньку и аккуратно, а ежели злой и самовлюблённый эгоист, то беззастенчиво хлопает со всей силы. Об этом Пашка додумался ещё в самом начале своей шофёрской карьеры и чаще всего оценивал людей именно по этому признаку.

Такую еду он не любил, но из рук Маши всё казалось удивительно вкусным. Остановившись на обочине дороги, они устроили небольшой перекус и перекур. Когда Маша протянула ему две пачки сигарет стоимостью, наверное, его недельной зарплаты, он немного обалдел и, едва ли не первый раз в жизни смутившись, попытался возмутиться:

– Ну это-то зачем? Я ж не расплачусь с тобой!

– Так, поговори ещё у меня! Ещё раз про деньги что-нибудь ляпнешь – точно обижусь.

Дом, который они искали, нашёлся на удивление быстро. Время, правда, было уже позднее, почти десять, но главное, что они нашли. Ещё только подъезжая, Маша вдруг встрепенулась и, как ребёнок при виде новой игрушки, чуть ли ни визжа от радости, закричала:

– Стой, тормози! Вот он, вот он! Смотри! Да остановись же ты! – она вцепилась своими тонкими пальчиками Пашке в плечо так, что тот чуть не взвыл от боли. – Вот он мой родненький! Ты только посмотри на него. Какой красавец!

И, не дожидаясь пока машина полностью остановится, практически на ходу спрыгнула на землю.

– Ты что творишь, дура?! – крикнул ей Пашка в ответ. – Кто ж с машины на ходу прыгает? А если б ты ногу подвернула, что с тобой потом делать?

– Прости, милый, я больше так не буду, – видимо, осознав опрометчивость своего поступка, извинилась Маша, но тут же, не выдержав, бегом кинулась к калитке. – Я больше не могу, Пашенька!

Проехав после бегства Маши ещё с десяток метров, Пашка остановился, заглушил двигатель и поставил машину на заднюю передачу. На «ГАЗоне» ручника практически не было изначально и конструктивно. Сколько он с ним ни возился, эта сволочь держать никак не хотела. Потому все профессиональные водители ставят машину на передачу вторую или заднюю, в зависимости от уклона дороги. Вот теперь можно было пойти и посмотреть, что именно привело его пассажирку в такой дикий восторг. Обойдя свой грузовик и вплотную подойдя к забору, он наконец увидел: за низким палисадником стоял ГАЗ-653. Фургон медицинской помощи, так называемый в народе «медбрат», и если не сказать, что в идеальном состоянии, то снаружи выглядевший очень даже неплохо. Почему-то первой пришла в голову совершенно идиотская мысль: «Как они его туда затащили?». Это потом уже он заметил почти заросшую колею и съёмный пролёт забора, а поначалу ему даже показалось, что он туда уже врос и составлял одно целое с баней и хозяйственными постройками.