Другой глобус

– Признаюсь, я довольно подробно изучил вашу биографию и обнаружил интересный факт – продолжил хозяин. Вы ведь потомок известного польского поэта, Юзефа Чеховича?

– Да, это правда – сказал удивленный Эдвард. – Это мой дед. Но я его не знал – он погиб задолго до моего рождения, в самом начале Второй мировой войны…

– В Люблине? – спросил Асланов.

– Да… – Осведомленность «Чикаго» о биографии собеседника несколько пугала.

– Не удивляйтесь, это просто совпадение – сказал хозяин кабинета. – Я бывал в Люблине и обратил внимание на памятник поэту Чеховичу. Там ведь и площадь названа его именем. А когда узнал вашу фамилию, подумал, что где-то уже ее слышал. Вспомнил, уточнил – ну, и вот… – Ладно, это так, кстати пришлось. Речь пойдет о манускрипте Камиллы Анежской, – продолжил Асланов, взяв свой стакан и приложившись к соломинке. Вы, конечно, знаете о таком?

– Чуть-чуть – улыбнулся Чехович.

Миллиардер сделал вид, что не заметил иронию в его тоне. – Как вы думаете, он в принципе поддается расшифровке?

Чехович поскучнел. Ему совсем не хотелось проводить ликбез на тему нерасшифрованных манускриптов, пусть даже с таким статусным слушателем. Рукопись, о которой спросил Асланов, была названа по имени ее автора, монахини Анежского монастыря в Праге, Камиллы, написавшей ее, как было установлено с помощью радиоуглеродного анализа, в конце 14-го или начале 15-го века. Про нее ходили слухи, дошедшие и до наших дней, что она обладала даром ясновидения. Скорее всего, ею же манускрипт был зашифрован. Хранится он в библиотеке Стэнфордского университета, на сайте которого в высоком разрешении выложены сканы всех страниц кодекса, так что любой желающий может попробовать расшифровать его.

Однако, до сих пор сделать это не удалось не только «всем желающим», но и ученым с мировыми именами, в том числе, тем, кто взламывал немецкие шифры в обеих мировых войнах. Именно поэтому Чехович считал, что либо ее шифр относится к таким, которые в принципе не поддаются расшифровке, либо рукопись является одной из исторических мистификаций и ее текст представляет собой просто бессмысленный набор символов. Но сначала хотелось бы понять, что конкретно имеет в виду собеседник.

– Трудно сказать, я не изучал подробно этот манускрипт, – ответил Эдвард. – А можно поинтересоваться, почему вас интересует именно он? Ведь это не единственная нерасшифрованная рукопись, известная сегодня.

– Потому что есть возможность его купить, – очень быстро ответил олигарх. – Я договорился со Стэнфордом, они в принципе согласны его продать. Но для меня… для нашей страны – поправился он, – это будет иметь смысл только в том случае, если манускрипт удастся расшифровать. Но вы меня заинтриговали – какие же еще нерасшифрованные рукописи существуют?

– Самая известная – рукопись Войнича, – сказал Чехович. – Она хранится в Йеле и тоже выставлена на сайте их библиотеки. Еще – так называемый «манускрипт Рохонци», он находится в Гамбурге. Но несколько лет назад в одном из журналов появилась статья, авторы которой предложили вариант его расшифровки. Я с ней знаком. Выглядит довольно убедительно, хотя, выводы делать рано. Но, опять-таки, плотно этим не занимался.

– Очень интересно, особенно, про Войнича – улыбнулся Асланов. – Фамилия, кстати, знакомая…

– Вы правы – сказал Чехович. – Вильфред Войнич – человек, нашедший рукопись и купивший ее у римского общества иезуитов, был мужем писательницы Этель Войнич, автора «Овода».

– Ах, вот оно что!.. Ну, да ладно, оставим этот документ на будущее, а пока вернемся к Камилле Анежской. Что еще известно о ней и об этой рукописи?

– Не много, как и о большинстве средневековых документов. – Чехович пересказал Асланову все, что тот и так мог прочитать в Википедии, кроме версии о ясновидении Камиллы.

– А вот, еще говорят, что этот манускрипт предсказывает будущее? – спросил олигарх, как только он закончил. Эдвард понял, что именно это «говорят» и вызывает такой интерес собеседника к документу. И подумал, что наивно было предполагать, что миллиардеры не читают Википедию перед тем, как проконсультироваться со специалистами.

– Да, есть такая версия.

– Откуда она взялась, не знаете?

– Не знаю, и никто не знает – сказал Чехович, заметив, как поползли вверх брови собеседника. – Мы только что говорили с вами про рукопись Войнича – продолжил он. – Вот про нее точно известно, что ничего не известно – ни кто автор, ни о чем он. И не будет извесно, во всяком случае, до тех пор, пока его не расшифруют. С манускриптом Камиллы Анежской все ровно наоборот. Вроде бы, известны и автор, и содержание, но никаких документов, подтверждающих это, нет. Но в то же время, нет и никаких разногласий между историками—медиевистами по этому поводу. То есть, можно сказать, что это известно по умолчанию…

– Значит, может оказаться, что это не так? – вклинился миллиардер в монолог ученого, и в голосе его слышалось явное беспокойство.

– Да, – кивнул Чехович, – хотя, я считаю, что вероятность этого невелика. Потому что есть, по крайней мере, два доказательства…

– Вы же сказали, что доказательств нет? – недоумение Асланова, кажется, готово было перейти в панику.

– Я сказал, что нет документов. Но есть два косвенных доказательства. Во-первых, известно, что Камилла обладала даром ясновидения. Да, конечно, – опередил он новый вопрос собеседника, – в 21-м веке это выглядит не слишком убедительно (хм, а как выглядели бы мои путеществия во времени и пространстве, приведи я их сейчас в качестве доказательства?..), но в то время, как вы знаете, это считалось ведьмовством, и за это могли сжечь на костре, а значит, относились к таким вещам очень серьезно.

– А какое второе доказательство? – спросил начавший успокаиваться олигарх.

– Произведение… хм… ну, в общем, документ, о котором у нас идет речь, – не первый, написанный Камиллой. Первым был трактат «О будущем», написанный за несколько лет до этого. Он не сохранился, но сохранились протоколы допросов Камиллы инквизиционным судом, в которых прямо говорится о нем. Дело вполне могло закончиться костром, но закончилось только сожжением самого трактата – в пользу Камиллы выступили два свидетеля, приглашенные судом. После этого ей и пришлось «спрятаться» в монастыре.

– Где она написала новый трактат, – Асланов улыбнулся. – Взялась за старое? Вот неуемная баба, чего на рожон-то лезть было, сидела бы уже тихо…

Эдвард промолчал.

– Но это ведь не доказывает ее авторства той рукописи, о которой мы говорим, и ее содержания? – в голосе миллиардера снова послышалась тревожная интонация.

– Я и сказал, что доказательства косвенные, – сухо ответил Чехович. – Но именно благодаря им, так считалось – и тогда, и теперь.

Асланов сидел, слегка нахмурившись и, похоже, что-то считал в уме или обдумывал какую-то идею. Чехович даже не был уверен, что олигарх слышал, что он только что ему говорил. Затем, словно закончив свои вычисления и приняв решение, он спросил:

– А вы не знаете, как эта рукопись оказалась в Стэнфорде?

– Почему же не знаю… – Чехович даже растерялся. – Знаю, конечно. Ее подарил университету немецкий художник Герхард Клосс.

– Не слышал про такого… А у него она как оказалась?

– Вы не поверите – опять попытался сыронизировать Эдвард, – он нашел ее в тайнике дома, который незадолго до этого купил.

Асланов, кажется, и вправду не поверил. Помолчав несколько секунд, он пробормотал:

– Хм… Дом купил, рукопись подарил… Затем, видимо, все-таки одолев эту трудную для его понимания «двухходовку», спросил:

– Он что, действительно был известный художник?

– Да, очень известный, и не только в Германии – подтвердил Чехович. Он эмигрировал в Штаты перед самым приходом Гитлера к власти, был избран членом Американской академии искусств и литературы, преподавал, много выставлялся…

– Ну что ж, тем лучше – сказал Асланов, подумав вероятно о чем-то своем. – Скажите, вы ведь наверняка знаете тех специалистов, которые уже пытались расшифровать этот документ – как вы можете их оценить? Они действительно лучшие?

Разговор становился интересным. Чехович начал догадываться, к чему клонит собеседник.

– По крайней мере, два из них были в числе самых авторитетных криптологов своего времени – сказал он. Уильям Фридмен, руководивший во время 2-й мировой войны американским проектом «Magic» по расшифровке кода японской шифровальной машины. И англичанин Джон Тилтмен, группа которого взломала код немецкой шифровальной машины «Lorenz». Англичане до сих пор считают его лучшим криптологом всех времен.

– А из современных ученых? – спросил Асланов.

– Было несколько попыток, последняя, насколько мне известно, – в 2004-м году. Но ее автор во-первых, не предложил никакого варианта расшифровки, а только выдвинул гипотезу относительно языка рукописи и способа, с помощью которого она была зашифрована, а во-вторых, и эти его гипотезы были очень слабо аргументированы.

– Ясно, – снова сказал Асланов. Значит, последние серьезные попытки были… Сколько? Лет пятьдесят назад?

– Да, в семидесятых годах прошлого века.

– С тех пор наука наверняка ушла далеко вперед… – Хранитель «духовных скреп» словно забыл о Чеховиче и рассуждал с самим собой. – Пожалуй, стоит попробовать еще раз, а? Как вы считаете?

– Что вы имеете в виду? – Эдвард притворился непонятливым.

– Я имею в виду вас – сказал Асланов. – Наш фонд предлагает вам попытаться расшифровать рукопись Камиллы Анежской и готов обеспечить очень достойные условия. Возьметесь?

«Ну что ж, подумал Чехович. На очень достойных условиях и с учетом «вновь открывшихся обстоятельств» и возможностей…

– Хорошо, – сказал он, – давайте попробуем.

– Вот и отлично! – оживился миллиардер. – И в случае успеха, знаменитая древняя рукопись, расшифрованная российским ученым, будет храниться в России.

«Репетирует свою торжественную речь при вручении рукописи Эрмитажу» – подумал Чехович.

Асланов тем временем обошел стол, вынул из его ящика какие-то бумаги и положил их перед своим новым сотрудником.

– Это – проект договора, – сказал он. Можете взять его с собой, внимательно изучите, если что, внесите свои пожелания и замечания и передайте Анне Львовне. Связь со мной будете держать через нее. Он снова потряс колокольчиком, и обращаясь к вошедшей секретарше, сказал:

– Анна Львовна, Эдвард Брониславович через пару дней вам позвонит и принесет свои замечания. Я вас попрошу переслать их мне, и после согласования оформить уже окончательный вариант договора.

– Хорошо, – сказала она, едва улыбнувшись – и снова скрылась за своей дверцей. «Просто ниндзя какая-то» – подумал Эдвард.

– Запишите телефон, – сказал Асланов, и продиктовал городской номер. Чехович достал смартфон и записал.

Да, и еще одно, – сказал хозяин офиса, когда гость уже открывал дверь. – Эдвард Брониславович, мне придется объявить конкурс на расшифровку рукописи – ну, вы же знаете, у нас все принято делать через тендеры. Так что, официально вы будете работать, как участник конкурса, не удивляйтесь. Но фактически единственный документ, который имеет значение для нас с вами – это договор.

Чехович пожал плечами:

– Ради бога.

– Ну, и последнее. Я надеюсь, что этот наш разговор останется между нами.

– Я тоже – улыбнулся Эдвард.

Вся эта история была бы совершенно очевидной мистификацией, если бы не одно «но» – думал он по дороге домой. В отличие от рукописи Войнича, автор этого манускрипта был хорошо известен. Камилла была ученицей немецкого теолога Иоганна Киршнера и в 1389-м году написала трактат «О будущем», который вызвал большое недовольство католической церкви, но сделал ее известной. Видимо, испугавшись последствий, она и решила «спрятаться» в монастыре, рассматривая его исключительно как «крышу», убежище, место где удобно скрыться, чтобы не привлекать к себе внимания. Представить такого человека автором исторического розыгрыша, мистификации было очень трудно.

Оставался еще один «глухой» вариант, а именно – что рукопись зашифрована таким шифром, который не поддается расшифровке. Например, с помощью книги, которая известна только отправителю и получателю послания.

Подумав, Чехович исключил и его – и тоже из-за личности автора. Совершенно очевидно, что манускрипт был адресован не одному человеку, и даже не «группе лиц» – монахиня явно хотела сообщить что-то «городу и миру», а значит, документ расшифровывается, просто должен существовать ключик к шифру. Почему никому из уважаемых людей не удалось его найти – это уже другой вопрос.

«Что ж, мне предстоит действительно интересная практика – подумал Эдвард, – а Барбароссе теперь придется подружиться с Надеждой Александровной». Он не стал вносить в договор никаких замечаний. Сумма стояла такая, что грешно спорить, кроме нее предусматривалась постоянная зарплата в течение полугода, в случае необходимости – возможность продления. Что не было предусмотрено, так это текущие расходы, – а они предстояли не маленькие. Но мелочиться Эдвард не стал.

***

Отправляться в средневековье – хуже, чем в тыл врага.

Потому что провал в тылу не означает неминуемой смерти, а вот если тебя «расшифруют» в средневековой Праге, смерть предстоит не только неминуемая, но и жуткая.

Поэтому первым делом следовало позаботиться о своем внешнем виде. Эдвард собственноручно набросал эскизы одежды и обуви, даже про нижнее белье подумал – на всякий случай. Найти театральную мастерскую, где взялись пошить одежду, оказалось не так трудно, а вот пулены – башмаки, в которых тогда щеголяли горожане, в конце-концов, пришлось заказывать индивидуально, заплатить за них, как за самолет, да еще уговаривать мастера сделать хотя бы за месяц, вместо назначенных трех.

Во время «вынужденного простоя» – пока ждал пулены, он решил ознакомиться с работами коллег, занимавшимися манускриптом Камиллы Анежской, и эти работы окончательно убедили его в том, что расшифровывать тут нечего.

Глава 5

Одно дело – изучать средневековье, другое – жить в нем.

Чехович оказался на том же самом месте, между недостроенным Тыном и зданием ратуши, на Староместском рынке. Теперь следовало двигаться в сторону Анежского монастыря, но осторожно – как по минному полю. Сколько времени предстояло прожить здесь, Эдвард не знал. Если повезет, можно управиться за день, если нет – придется искать постоялый двор…

Была еще одна шальная мыслишка, притаившаяся в самом дальнем уголке головы. Даже две мыслишки. Первая – погулять. Просто туристом пройтись по Праге первых лет 15-го века, раз уж получил такую возможность.

Вторая относилась к той самой «технике безопасности», соблюдать которую он обещал Барбароссе. Каждый неверный шаг, и каждое невпопад сказанное слово могли привести на костер. Но Чехович втайне надеялся, что даже в самой критической ситуации он успеет оказаться дома прежде, чем эти дикари чиркнут спичкой. Уже имеющийся опыт показывал, что скорость его перемещения во времени и пространстве почти не уступала скорости мысли.

Час был еще слишком ранний, и прежде чем отправиться к монастырю, он мог осуществить свое желание погулять по средневековой Праге. Чехович много раз был в Праге, хорошо знал город и сейчас с азартом игрока смотрел на знакомые места шестисотлетней давности, отмечая отличия. Многие улицы, и даже целые кварталы он не узнавал и пытался мысленно представить карту современного города, чтобы понять, как они выглядят сейчас.

Но все это была просто игра, забава. Главное заключалось в другом. Камни! Вот что было самым интересным для него в средневековье, что составляло его суть.

«Подлинники средневековья» – камни, книги, любые предметы, сохранившиеся с тех времен, вызывали у Чеховича такое же чувство, какое у религиозного фанатика вызывал вид мощей святых.

Камни были «каналом связи», по которому он общался с Карлом Великим, Яном Гусом, Фридрихом Барбароссой, Лоренцо Медичи… И с простыми горожанами, жившими сотни лет назад. Тому, кто умеет и хочет слушать, камни могли рассказать о многом, что видели.

Для кого-то слово «средневековье» является синонимом варварства и дикости. Для Чеховича это было время, в котором сформировались основные понятия современной европейской цивилизации – «город», «право», «нация», «деньги», «университет»…

Еще в старших классах школы он изучал средневековые города по книгам, картам, фотографиям и фильмам. Когда стал доступен интернет и сервис «стрит вьюз», «путешествовать» стало еще интереснее. Так он «побывал» в Эдинбурге, Праге, Брюгге, Генте, Ротенбурге, Сиене, Таллине… Потом погулял в некоторых из них туристом, а когда учился в Гарварде – посещал их уже как ученый. Но теперь у него появлялась фантастическая возможность побывать в этих же городах эпохи средневековья.

Как хорошо, что Прага не пострадала во 2-й мировой войне, как Ковентри или Дрезден, думал Чехович, бродя по безлюдным улочкам еврейского квартала. А то, сейчас пришлось бы ходить мимо тех же соборов и знать, что всем им суждено быть разрушенными, а затем, после восстановления, эти камни превратятся в обычные кирпичи.

Дрезденский Фрауэнкирхе, который союзники в 1945-м превратили в пепелище, восстанавливался только через 50 лет, с помощью тех же англичан. И хотя, при его реконструкции использовались «родные» камни разрушенного собора – те, которые сохранились и оказались пригодными – это все-таки, новодел, который на 90% состоит из «кирпичей».

Нюрнберг, Кельн, Варшава, Будапешт и многие другие чудесные средневековые города, разрушенные и восстановленные, теперь состояли из «кирпичей» и больше не существовали для Чеховича как средневековые. Другим, в том числе, Праге, в этом отношении повезло больше.

***

Часы на здании Ратуши не работали («скоро их заменят на новые, те, которые сейчас знает весь мир», – подумал Эдвард) – впрочем, понятие «время» в эти неторопливые годы сильно отличалось от того, к которому все привыкли сегодня. На поюзанном, местами тронутом ржавчиной, циферблате скорбно склонялась к земле одинокая часовая стрелка – как культя у одноногого инвалида.

Но по тому, как начало припекать солнце, было ясно, что то, что современники Камиллы называли «утро», уже заканчивалось. Пора было начинать поиски ее самой.

Калитка в небольших, арочной формы, воротах была открыта, через нее Чехович вошел в монастырский двор. С деревянной скамьи у стены навстречу ему поднялся привратник – старец с длинной бородой—«мочалкой», лет девяноста. «Как усовершенствовалась с тех пор служба секьюрити» – подумал Эдвард и заговорил первым:

– Здравствуйте, отец, могу я увидеть сестру Камиллу?

Старец несколько секунд продолжал смотреть на него подозрительно («изучает» – подумал Чехович), затем спросил:

– А зачем она тебе?

Ученый—медиевист был готов к такому вопросу и «легенду» заготовил заранее.

– Писание она нам с братом объяснала, еще когда в миру жила. Теперь вот, еще непонятные места нашел, хочу снова к ней обратиться, пусть разъяснит.

– Писание могу и я разъяснить, она при деле сейчас, работает, незачем отвлекать. Говори, что тебе непонятно.

– Нет, отец, я к ней хотел – она нас грамоте учила, и по-латыни тоже… Ну, если нельзя – так нельзя, простите…

– Ладно, к девятому часу приходи, я передам ей. Захочет – выйдет, – нехотя сказал привратник, возвращаясь на свою лавочку.

Провокация сработала. «В девятом часу, то есть, в четырнадцать по астрономическому времени, у них служба» – решилл Чехович. – «Значит, надо подойти до нее».

Надо было где-то перекусить. В собственноручно сделанной «котомке» у него было достаточно еды на день. Кроме того, на случай, если придется задержаться, в антикварной лавке в Питере были куплены старинные карманные часы со шпиндельным механизмом, на ходу. Здесь такие появятся только лет через триста, так что, эту диковину можно было бы продать и решить свои материальные проблемы на все время путешествия. Но пока что у Чеховича еще оставалась надежда «закруглиться» за день.

Он нашел подходящий валун на пустынном берегу Влтавы, и устроившись на нем, перекусил бутербродами с ветчиной, запивая их водой из стеклянной «ретро—бутылки», которую тоже пришлось покупать специально для этого – брать с собой пластиковую было все-таки, боязно.

Часы 18-го века, предназначавшиеся для продажи в 15-м, показывали четверть второго – Чехович выставил примерное время на них по песочным часам, замеченным им на стене монастыря во время беседы с привратником. Пора было идти на свидание с автором знаменитой, таинственной рукописи, над расшифровкой которой бьются ученые и любители уже 600 лет!