Пустошь

Завыли Псы.

Новые смертники мчались вперёд, отдавая свои жизни за… за что? За что же они бьются так отчаянно? Неужели за этот бесплодный кусок земли? Неужели за этот проржавевший, разваливающийся на части корабль, который они назвали своим пристанищем? Неужели ради своих богов, если они у них есть? Или они умирают, потому что это единственное, ради чего они пришли в этот мир? Убивать и быть убитыми. Жить без сожалений и без страха, без сомнений. Возможно, такова суть их свободы?

Кан отчаянно орудовал клинком, удерживая Псов на расстоянии меча. Бой он вёл почти на подсознательном уровне, его мысли лихорадочно прыгали вокруг.

Свобода. Тот идеал, за который всегда бились Странники. Они провозглашали всех остальных рабами. Слугами своих собственных королевств, божеств и привязанностей. Они гордо ходили по дорогам и проповедовали такую простую истину – истину свободы. Что нужно оторваться от своего места, сжечь все мосты и идти, идти по дороге прямо к закатному небу. Это и есть свобода. Думали ли они, те люди слова и чести, можно ли назвать этих Псов, этих безумцев, свободными? Ведь даже их собственная жизнь для них ничего не значит. Свободны ли они, или тоже рабы? Рабы безумия, которому сами и подчинились?

…Говорили Песчаные Псы: «Убивать или быть убитыми!» И были среди них такие, что воплощали эту фразу собой. Только представьте, эти безумцы нацепляли на себя взрывчатку и подрывались вместе с ней, прямо как тот Псих Тоби! Но если наш Тоби умер за свободу, то они умирали за свой чёртов корабль, своего вожака и свою чёртову веру! А вы говорили, что в Пустыне перевелись храбрецы! В ту ночь все они там и полегли…

Тени удлинялись. Приближались сумерки, и солнце уже пряталось за дюны. Словно нехотя, на небе появлялись звёзды. И, увидев ту первую, самую яркую звезду, индейцы радостно закричали:

– Вечерняя Звезда! Вечерняя Звезда!

И в это же мгновение свет звёзд начал сплетаться в далёкой вышине голубоватым узором. Он приближался к земле, набираясь силы, обретая расплывчатую форму… И вдруг яркая вспышка пронзила небеса, и огромный полупрозрачный орёл с воинственным кличем помчался к земле, теряя перья, сотканные из звёздного света.

Псы завыли от ужаса и бросились врассыпную, а индейцы отступили в религиозном благоговении. Многие скрестили руки над головой в молитве.

Кан встал на месте и опустил меч, его взгляд устремился к сияющему Орлу. Вокруг него царили страх и разрушение – Псы хватались руками за голову, вопили и бежали прочь от этого ужасающего крика, крика Бога, спустившегося на землю. Кан глядел на него и, казалось, видел каждое его перо, а каждый взмах крылом навечно отпечатывался в душе. Слёзы текли по его щекам, а в ушах как громовые удары раздавалось Имя.

Великий Дух.

А под Орлом, прямо под огромными крыльями, скакал Шаман на белой лошади, и на вершине его посоха словно возгорелась новая звезда.

– Вперёд! Великий Дух с нами!

Кан чувствовал материю в воздухе. Она переливалась ощутимыми потоками, почти выплёскиваясь в этот мир. Ощущение такой огромной силы сдавило ему голову. Он не верил в богов, но сейчас он видел Бога во всей Его ярости и гневе. Он был существом не из этого мира, в каждом Его крике слышались тысячи людских голосов, голоса всех, кто в Него верил, и всех, кто отдал за Него жизнь. Он был не просто Богом. Он был воплощением веры своего народа.

И, закричав в последний раз, Великий Дух обрушился на землю в ореоле голубого пламени, испепеляя десятки кричащих Песчаных Псов. Земля содрогнулась, небеса вспыхнули, и, прочертив на песке выжженный след, Орёл взмыл вверх и там исчез, растворившись в звёздной тишине…

…И говорят, словно сам Великий Дух в ту ночь спустился на землю и разил Песчаных Псов вместе со своим народом. Обрушился он с небес на крыльях из синего огня и полётом своим испепелил целую сотню Псов, а оставшихся утащил вместе с собой на небеса!..

На какое-то мгновение всё замерло. Голубое свечение начало рассеиваться. Уцелевшие Псы бежали к «Владыке», жалобно скуля. Кан словно оцепенел и всё так же пялился в ту точку, где пропал Орёл. Индейцы вокруг него пришпоривали лошадей и бросались вдогонку за Псами.

Рал остановился в десяти шагах от него, привстав с мотоцикла на одну ногу. Он тяжело дышал.

– Что… что это было? – спросил у него Кан.

– Понятия не имею, – прохрипел Рал. – Должно быть, какой-то трюк.

Какой-то индеец, пробегавший мимо, схватил Кана за плечи и уставился ему прямо в глаза.

– Великий Дух сражался с нами! Радуйтесь, безбожники! Вы узрели Создателя своего наяву! – прокричал он в религиозном исступлении и побежал вдогонку за Псами. – Радуйтесь и молитесь! Молитесь!

– Ишь чего удумал, поганец! – скрестил руки на груди Рал. – Чёрт возьми. Покажем им, на что способны Странники без их молитв?

Кан кивнул и перехватил меч в руке. Улыбка прошлась по его лицу.

– Слава ждёт нас! – прокричал он. – Вперёд!

– За Огонь, горящий в небесах! – вторил ему Рал.

Два Странника рванулись дальше, в тень «Владыки Пустыни».

…И когда дошли индейцы до самого «Владыки», из чрева его появился Вожак Стаи. И был он ростом о два метра, а вместо лица носил тяжёлую железную маску. В руке он сжимал бензопилу, и зубья её вращались и гудели, словно живые. И взмахнул Вожак пилой, и замерло сражение. Заговорил Вожак, и голос его был подобен рыку потревоженного зверя.

– Да будьте вы прокляты, чёртовы индейцы! Вы пришли к нам свысока, пришли со своими скакунами из плоти да с продажными наёмниками. Вы убивали моих сыновей, вы топтали их тела и залили их кровью мою долину. Вы – жалкие трусы! Все до одного! Пусть ваш вожак выйдет вперёд и сразится со мной один на один, как мужчина с мужчиной! А если же он побоится, то быть навеки проклятым ему и всему его поганому роду!

И вышел Атаман Сет в чистое поле, прямо на глаза Вожаку.

О! Какое то было время! Какие герои топтали тогда землю! Люди тогда глядели в лицо своим врагам, своим самым потаённым кошмарам! А потом они плевали им прямо в лицо и говорили: «Да пошёл ты к чёрту! Я свободен от тебя!»

Таков и был ответ Атамана Сета Вожаку:

– Пусть никто не усомнится в моей храбрости и в моей чести. Давно уже мы пускаем друг другу кровь, но так и не выпустили всю до конца. Спускайся же сюда, старый зверь, и быть нашему поединку! Коли ты хочешь быть убитым от моей руки, то так тому и быть!

И вручил свой дробовик Атаман Сет своей дочери, признавая условия Вожака.

Зарычал Вожак и кивнул головой. И все уцелевшие Псы отошли назад к своему пристанищу, за спину своего предводителя. И спрыгнул Вожак со своего постамента вниз к Атаману и очертил в воздухе дугу своей бензопилой, призывая Атамана на поединок.

И сошлись они в жестоком бою один на один, зверь на человека. Воздух дрожал от ударов их клинков, а искры сыпались дождём на песок. Сражались они, как сражались в легендах, и нету слов, чтобы описать мастерство каждого из них. Со звериной яростью и отцовской скорбью бросался на Атамана Вожак, но и тот не уступал ему в ненависти и силе. Долго боролись они под сенью «Владыки Пустыни», и бились бы ещё день, кабы не оступился Вожак. Но он оступился и рухнул на одно колено, и тогда рванулся вперёд Атаман и опрокинул Вожака на землю. Руку ему он раздробил ударом сапога, а в грудь вонзил свой топор по самую середину…

Сет выпрямился и вытащил топор из тела поверженного Вожака. С зубьев лезвия на песок падали капли крови, казавшиеся чёрными в рассветных сумерках. Полы атаманского камзола двигались в такт с ветром.

Кан видел его. Видел его спину на фоне огромного чёрного провала в корпусе «Владыки». Все звуки вдруг замолкли, и тишина казалась пугающей после какофонии битвы. Этот образ человека надолго впечатался в память Кана и навечно впечатался в историю долин. Это был человек, который повёл за собой народ. Человек, который пошёл против традиций и законов предков, и в то же время человек, добившийся своего. Давний враг Вечерней Звезды был повержен на пороге своего логова, его распростёртое тело валялось в пыли под ногами Атамана.

Он одержал верх, прервав древнюю войну. Сейчас его взгляд был устремлён на Вожака.

– Вот и конец, старый зверь, – произнёс он, и тут же его слова подхватили голоса бардов Вечерней Звезды.

Атаман Сет наклонился над трупом, отдавая тому последнюю дань уважения. Рукой в перчатке он снял маску с лица Вожака и заглянул тому в мёртвые глаза.

…Что он видел и что осознал, останется загадкой для всех живущих. Но, говорится, через глаза другого человека душа его взирает на нас. Быть может, то и была молчаливая исповедь Атамана Сета за все грехи, что он совершил. Такова была его воля, и таково было его священное право. Так простился Атаман Сет с Вожаком, что охотился на полях преисподней вместе со своими сыновьями, и отправил его душу в то место, где она и заслуживала быть…

Атаман Сет развернулся лицом к войску Звезды и указал маской Вожака на пролом в корпусе. Выжившие Псы, дрожа от страха, жались к стенам и скулили. Атаман бросил на них последний презрительный взгляд и обратился к своим воинам:

– Битва выиграна, а война – окончена. Но у нас есть ещё целый корабль, полный славной добычи. Вперёд, Вечерняя Звезда! Вычистите до основания «Владыку» и убейте всех, кто встанет у вас на пути! Хай-е-а!

– Хай-е-а! – закричали десятки голосов, и орда индейцев рванулась вовнутрь корабля, изрубая последних Песчаных Псов, опустивших оружие в безмолвной скорби, проливая последнюю кровь за эту долгую и ужасную ночь.

Глава 8

Кан осторожно ступал по узким и кривым железным коридорам «Владыки Пустыни». Лампы под потолком работали каким-то неведомым образом, давая режущий глаза желтоватый свет. Всё внутри этих коридоров напоминало об их роли в качестве логова Песчаных Псов: по углам были раскиданы ритуальные пирамидки из собачьих черепов и костей, под потолком висели гирлянды из связок желтоватых зубов. Редко металлический пол украшали бурые кровавые разводы – последние следы сопротивления Псов. Индейцы вырезали всех. До единого. И после этого они ещё называют чьи-то нравы жестокими.

Индейцы всё ещё носились по коридорам. Они выволакивали наружу все припасы, которые обнаруживали: канистры и бочки с бензином, тяжёлые ящики, набитые патронами, бутыли с водой. Даже одежду.

Странники никогда не забирали одежду у мёртвых – это считалось плохой приметой. И вдобавок мародёрством. Вольный Народ никогда до такого не опускался.

Только что мимо Кана промчалась пара оживлённых индейцев, тащивших ящик с провизией. Тот трясся так сильно, что из него на пол падали пайки вперемешку с кусками сырого мяса. Индейцы совсем потеряли голову от победы.

Кан наклонился к выпавшему пайку и спрятал его в сумку. Лишним он точно не будет.

Что же он ищет?

Он и сам не отдавал себе отчёта. Он что-то чувствовал, закрывая глаза. Материя, окружавшая его, развеялась ещё не до конца. Она была повсюду в воздухе – Кан посчитал её следом Великого Духа.

Хоть какая-то от него польза.

Удача толкала его вперёд, дальше во внутренности корабля. Она обещала ему что-то. Почти шептала на ухо. Кан чувствовал её потоки ладонью правой руки. Удача кружилась в водоворотах, обрушивалась каскадами и тащила его по мрачным переходам. Кан доверялся ей. Удача никогда не подводила.

Странное у него определение удачи. Она существовала словно отдельно от него, в другом мире, но в то же время была неразрывно с ним связана. Иногда у него даже возникали мысли, а не является ли его удача существом с собственным рассудком? Вряд ли. Удача наполняла все живые существа. У каждого удача была отмерена – у кого-то больше, у кого-то меньше. Однако если другие люди и правда были отданы на волю случая в отношении работы удачи, то Кан – нет. Ему везло тогда, когда он этого хотел, для него она была не более чем ресурсом. Он тратил её специально. Специально же забирал у других, чтобы тратить вновь.

Фредерик говорил, что этим он меняет свою судьбу. И хотя Кан не особо хотел разделять веру в судьбу, что-то в этом было. Кан порой припоминал сцену, когда Фред пытался обучить его законам удачи.

Они сидели в лесу, около костра. Кан держал в руках хвойную ветку и пилил её взглядом. Фред сидел сбоку и с лёгкой улыбкой за ним наблюдал.

– Ну же! Зажги ветку! – говорил он. – Представь, что вся твоя жизнь зависит от неё. Тебе повезёт, если она загорится. Используй свою удачу. Если её будет достаточно, то тебе повезёт, и она вспыхнет. Давай же!

Кан закрыл глаза. Удача потекла из пальцев, впитываясь в сосновую кору. «Гори! Давай! Мне это надо!»

Но ветка не горела. Наконец, после долгих попыток, Кан сплюнул.

– Я не могу! – буркнул он.

– Да ну? – улыбнулся Фред.

– Это невозможно! – заявил Кан и швырнул ветку в костёр. Хвоя быстро вспыхнула, и пламя костра хищно поднялось, пожирая иголки.

– Поздравляю тебя! – засмеялся Фред. – Ты только что сделал «невозможное».

– Но…

– Ты хотел, чтобы она сгорела? Она горит. Ты достиг своей цели, но не тем способом, каким рассчитывал, понимаешь? Такова природа удачи. Тебе всегда повезёт, если ты её используешь. Может повезти очень странно, непредсказуемо, но обязательно повезёт. Однако знай, что представление удачи о том, что лучше для тебя, порой расходится с твоим собственным.

– Но почему, если это моя удача?

Фред задумчиво уставился в костёр.

– Я долго думал об этом. Многие считают, будто реальность складывается из сотен случайностей, событий, которые никак не подконтрольны одному человеку. И настоящим строителем нашей истории является один лишь случай. Другие верят, что ничего не происходит просто так, зазря. Будто это всё – проявление воли какого-то высшего существа, незримый грандиозный план, который мы не в силах понять. Эти две веры противоречат друг другу по-хорошему, но я иногда нахожу себя на мысли…

Фред вдруг замолчал и уставился в ночную темноту.

– На какой мысли? – неторопливо спросил Кан.

Старик тяжело вздохнул.

– Я думаю, быть может, случай – это и есть тот инструмент, которым вершится воля судьбы.

– А то высшее существо, о котором ты говорил… оно… может быть Богом?

– Не знаю, Кан, – Фред покачал головой. – Те боги, которых мы знаем, властны лишь над теми, кто их создал. Странники же стремятся быть свободными, именно поэтому у нас нет своих богов. Но есть ли в мире какая-то другая воля, более сильная, всеобъемлющая? Чья она – какого-то истинного всемогущего Бога или чья-то другая? У меня нет ответа на этот вопрос. Но тебе стоит помнить о том, что, когда ты используешь свою силу, призывая случай к себе на помощь, – Фред уставился Кану прямо в глаза, – ты оказываешься очень близко к территории этого существа.

Вот и сейчас, так далеко от того места, в брошенном посреди пустыни корабле, Кан вновь доверился удаче. Пусть она сделает для него лучшее из возможного.

Покосившиеся коридоры вели его наверх. Кан понимал, что в каюты лучше не заглядывать: там не было ничего сто́ящего, кроме следов от ритуалов Песчаных Псов.

Если вероисповедания различных банд, обитающих вокруг Пустоши, поделить на группы, то можно выделить несколько основных культов. Естественно, их последователи до смерти отстаивали бы истинность и уникальность собственной веры, но в корне никакая вера не была уникальной. Это были сердцевины, обросшие мифологией и символизмом. Мифы и символы могли сильно различаться у разных банд, однако «сердцевина» веры жила по другим законам.

В итоге по краям Пустоши царствовали: культы божества, ставящие во главу всего некую сверхматериальную сущность; культы силы, поклоняющиеся невозможным человеческим способностям; культы Пустоши, чтящие её как святую землю. Культы Пустоши были самыми мерзкими из всех, их ненавидели не только Странники. Их последователи паломниками уходили в Пустошь в поисках просвещения, однако находили там лишь глупую, бесславную смерть в буйстве огненных дождей и незримых тварей. И были последние, к которым относились Псы.

Культы боли.

Их схема могла показаться достаточно простой. Их приверженцы поклонялись боли в том плане, в каком она действовала на рассудок. Их негласной, но очевидной заповедью была фраза: «Чем больше боли испытывает человек, тем большую боль он сможет вытерпеть и тем больше боли сможет принести другим».

По своей сути, они кормили внутреннего паразита, этакое «Тело Боли». О таких тёмных явлениях человеческого разума Кан узнал от Фреда очень давно.

Тело Боли, как и все подобные ему сущности, питается эмоциями своего хозяина. Для Тела такой эмоцией является боль. Чем чаще его носитель испытывает боль, тем сильнее становится Тело. Оно разрастается всё больше, требуя новой боли, его голод начинает подсознательно, а затем физически давить на своего владельца. Тело Боли сводит людей с ума, доводит до состояния обезумевшего зверя, жаждущего от жизни лишь одного – свежей крови на своём клинке.

Так самый забитый и презираемый ребёнок превращается в жестокого тирана, жаждущего мести. Так величайший воин заканчивает жизнь с руками по локоть в крови, брошенный всеми, не видящий дальше лезвия меча.

Боль и жестокость никуда не пропадают из мира – они возвращаются в него руками обиженных и обездоленных, преданных всеми безумцев. История замыкается в вечный круговорот, круговорот боли и страданий, который не исчезнет, пока существует человечество. В ответ на причинённую боль боль всегда возвращается.

Чем-то похожим занимались Песчаные Псы. Путём пролития крови – своей и вражьей – они закаляли тело и затупляли разум.

Кан видел, как сражались Псы. С ранами, от которых любой другой человек давно бы отдал концы, Псы продолжали биться, пока последняя капля крови не покидала их. Они переставали ощущать боль или, скорее, воспринимали её как удовольствие.

Несчастные безумцы. Рабы своей жестокости.

Рал ожидал его наверху. Они договорились разделиться, а затем встретиться на палубе корабля вместе с Айзой. Она выжила и не получила даже царапины – её тоже можно было назвать везучей.

Кан было прислонился к стене, чтобы передохнуть, но поток материи звал его дальше.

Коридор продолжал искривляться, словно потолок хотел поменяться местами с полом.

Кану приходилось идти по боковине, рукой опираясь на противоположную стену, чтобы не упасть.

Шаг, ещё шаг, сдвиг руки. Вдруг стало тихо. Кан сделал ещё один осторожный шаг, и тут рука скользнула в пустоту. Опора исчезла, и Кан провалился во тьму.

Когда он долетел до дна пустоты, что-то больно врезалось ему в затылок. Кан скорчился от боли.

Бедная голова.

– Чёрт возьми, – пробормотал он и приложил ладонь к затылку.

Сзади слышался тихий неприятный гул.

Всё ещё лёжа на полу, Кан развернулся в сторону шума и тут же сморгнул.

Десятки экранов светились в темноте белёсым мертвенным светом. По мониторам скользили помехи, чёрные всполохи и вкрапления. Глаза начинали болеть.

Светящиеся экраны! Чудо Старого Мира! Точно!

В порыве воодушевления Кан вскочил на ноги.

Хранители Памяти! Те самые! Не миф, не сказка, а реальные, самые настоящие!

«Разгадка!» – мелькнуло в голове у Кана.

Он наконец узнает истину и донесёт её другим! Ну спасибо! Ну спасибо, чёрт возьми! Уж чего, а такого подарка от своей удачи он не ожидал!

Смех пробрал его до кончиков пальцев.

Он бросился к стене из экранов и вцепился в них руками. Глаза безумно впялились в танец чёрных точек, стараясь разобрать в нём хоть что-нибудь.

Ничего.

Нет, нет, нет!

Его зрачки расширились в панике. Он не проиграет так близко к цели! Ни за что! Ни за что, ясно вам?!

Удача рванула из пальцев. Кан ударил по ободу экрана кулаком, и тот моргнул. Что-то цветное пробежало по его поверхности. Что-то синее. Кан с силой ударил ещё раз. Новый сгусток удачи ушёл от него в никуда. Он замахнулся в третий раз и тут же отпрянул в суеверном ужасе.

Экран светился синим от края до края, изредка по нему перебегали тёмные волны. В центре висел огромный серый корабль – большая копия «Владыки Пустыни».

Океан! Огромный синий океан, как на севере, только здесь! В Пустыне! Прямо здесь всё было полно воды! Самой настоящей воды!

Внизу под изображением замелькал неясный поток чисел. Изображения начали сменять друг друга, цветные и чёрно-белые. Вот палуба корабля, затянутая дымом. Люди в странной одежде носятся в разные стороны, орудия содрогаются, высвобождая из себя огонь. Секунда, и изображение смещается в сторону. Другой корабль, такой огромный, что почти заслоняет собой горизонт. Его пушки медленно смещаются, открывая тёмные точки дул.

Кан начал бегать туда-сюда в надежде разжечь и другие экраны.

«Давай! Давай же, ну! Чёрт возьми! Я знаю! Я точно узнаю! Работайте!»

Он должен сохранить это место, ведь потом он приведёт сюда Странников. Всех соберёт, всех, кого найдёт. Они увидят, увидят и поймут, что вот он – вот он, Старый Мир! Он был! На месте Пустыни плескался целый океан! Корабли из железа пересекали его под сияющим солнцем! И тогда все они, все Странники, наконец получат то, ради чего они смогут объединиться! Ради этого прошлого, ради настоящего прошлого!

Искупление…

Один за другим экраны вспыхивали перед Каном, информация струилась из них рекой. Вот схема корабля, вот экран, заполненный каким-то шифром. Карты, пейзажи, действия. Развевающиеся на ветру разноцветные полотна. Данные о наводках орудий, повреждениях и ещё чем-то. Это было невероятно.

Кан в припадке безудержного веселья перебегал от одного экрана к другому, пытаясь запомнить каждую деталь, каждое очертание клочка суши, каждый набор цифр. Квадратики с бесценными знаниями отражались в чёрных зрачках его глаз.

Да! Вот оно! Он нашёл, нашёл! Чёрт возьми! Вот это везение! Как был бы счастлив Фред, если бы он сейчас был здесь, как…

– Что это ты тут делаешь, Странник?

Кан обернулся.

В проходе стояла массивная фигура индейца, а за ним спускалось ещё двое.

Пускай идут к чёрту. Это намного важнее их никчёмных жизней!

– Что ты тут делаешь? – вопрос повторился.

Два тяжёлых удара обозначили спуск индейца в помещение, и через пару мгновений тяжёлая рука опустилась Кану на плечо.

– Каким колдовством ты занимаешься, бродяга-ублюдок?

Этот подонок должен уйти, сейчас же.

– Тебя это не касается, – огрызнулся Кан.

– В эту ночь корабль наш, неверный! – индеец рванул руку назад, и Кан упал на пол. – И нас касается всё, что на нём происходит!

Две пары ног проследовали дальше в комнату прямо перед его глазами.

Индейцы вглядывались в экраны со смесью подозрения и удивления.

– Что это, бродяга? – спросил один из них.

Кан приподнялся.

– Это ответ, понимаете? Эти идиоты-Псы сидели на самой большой загадке человечества и даже не подозревали об этом!

В темноте он не видел выражения их глаз, но чувствовал, что они не понимают, о чём он.

– Это воспоминания о Старом Мире! Заключённые в машину! Это то, что может сплотить народы, понимаете? Окончить бесконечную вражду и вернуть людям мир! Вы же этого хотите, разве нет?

Индейцы в ужасе переглянулись.

– Человек не должен знать о том, что потерял. Таково было слово Великого Духа, и оно будет исполнено, – уверенно произнёс самый крупный из них и вытащил из-за пояса массивный гаечный ключ.

Он собирается уничтожить всё это! Нет!

Неужели ты собираешься это допустить?

Кан рванулся вперёд. В голове страх смешался с яростью. А рука всегда была на мече.

Он убьёт всех троих. Раз такова цена правды, то так тому и быть. Он не отступится, он…

Удар по скуле отправил его обратно на пол. Меч выпал из руки и со звоном заскользил по полу.

– Убирайся прочь, Странник. Мы закончим дело.

– Пошёл прочь, щенок! – завизжал второй. – И забирай свой проклятый меч!

– Да как ты… – Кан поднял голову и увидел нацеленное на него дуло пистолета.

– Уходи.

Так вот как? Продаст цель своей жизни за саму жизнь? Снова предаст отца?

– Ты и твой глупый народ мечтателей и бродяг, – продолжил индеец, – скоро вы все исчезнете. Вы увидите перерождение мира под крыльями Великого Духа, а затем растворитесь. От вас ничего не останется, кроме пыли на дорогах. У вас нет будущего. У вас нет единства. Всё, что у вас есть, – это мечты о какой-то «свободе» и о «Старом Мире». Безбожники. Знаешь, почему сейчас ты не тронешь нас? Потому что ты бессилен, как и весь твой народ. Убирайся с корабля. Мы не просили воеводу Айзу брать тебя с собой.

Кан поднялся в каком-то оцепенении. Три силуэта стояли, оттенённые светом экранов. Тот, что слева, так и держал пистолет.

Кивок.