Первый секретарь Красносыльского райкома партии1 Гайда Дмитрий Анатольевич, которого подчинённые за спиной с пиететом именовали «Первым», пребывал в дурном расположении духа. И не беспричинно. Вовсе не оттого, что он просто встал с левой ноги. Ведь у его коллег из других городов и районов Среднегорской области на подведомственной территории всё было на мази, всё было схвачено, как выражались тогда в среде партийных работников, и ситуация находилась под контролем. А вот у него, у Гайды, в самом северном районе области имелся «мятежный анклав», что не давал ему ни сна, ни покоя.

И сейчас думы главы земли Красносыльской, которую в обиходе ещё кратко называли Сылкой в честь одноимённой красавицы-реки, неотступно вращались вокруг этой «болевой точки». Речь шла об исправительно-трудовом учреждении под кодовым обозначением В-52, которое ввели в район семь лет тому назад. А в английской транскрипции название знаково читалось как «Бэ-52».

Для просвещённого уха советского человека словосочетание «Бэ-пятьдесят два» звучало угрожающе, ибо так же назывался американский стратегический бомбардировщик-стервятник, которым США «утюжили» коммунистический Северный Вьетнам целое десятилетие, уничтожив миллионы невинных людей. Что касается жителей Сылки, то для них шифр «В-52» имел и второй смысл, ибо они знали, что за этим паролем таилось исправительно-трудовое учреждение, включавшее в себя семь колоний-поселений. Но если свободолюбивый вьетнамский народ, в конце концов, вывел у себя «В-52» подчистую, как вошь тифозную, то советский «тёзка» реально угрожал северянам и не думал сдаваться.

В Красносыльский район В-52 ввели потому, что местное производственное объединение «Сылкалес», в котором работали обычные вольнонаёмные граждане, стало из года в год снижать объёмы лесозаготовок. Если прежде оно поставляло более миллиона кубометров первоклассной хвойной древесины ежегодно, то на исходе едва-едва дотягивало до магической цифры. И задумка теоретиков заключалась в том, что В-52 при помощи «двойной тяги» выведет лесодобычу на рекордную орбиту. А под двойной тягой они подразумевали «местных работяг и дешёвую рабсилу зэков».

Хитроумный прожект родился в недрах главного управления по исправительным делам МВД СССР (преемник знаменитого ГУЛАГа) и областных инстанций Среднегорска. Против него пробовали возражать члены Красносыльского райкома партии и депутаты райсовета, однако на них так цыкнули сверху, что кое-кто «поджал хвост». Да и немудрено было «не наложить в штаны», ибо «непуганых воробьёв» на Сылке было явно маловато. Почему маловато, станет ясно из дальнейшего повествования. Кроме того, в Советском Союзе с некоторых пор спорить с вышестоящими инстанциями, было не принято.

«Не уподобляйтесь собаке на сене! – зычно рявкнули на заупиравшихся, было, северян на специальном закрытом совещании. – Сам не ам, и другим не дам – так что ли? Сидите на лучшей лесосырьевой базе в мире, а освоить её – зуб неймёт! Из-за вашей немощи – неполная загрузка мощностей и Красносыльского бумзавода, и самого крупного в Союзе Солегорского бумкомбината. Почему из-за ваших амбиций должны страдать бумажники? А держава недополучать столь нужную ей бумагу и лес?!»

Советская демократия во многом носила формально-бюрократический характер. Однако она предусматривала обязательное согласование важнейших решений на местном уровне. И в ту пору народные избранники Сылки дрогнули. И проголосовали за ввод В-52.

Только «локомотива лесодобычи» из Сылкаспецлеса не получилось. Во-первых, за семь лет из лесных посёлков в соседние районы уехали лучшие лесозаготовители, не ужившиеся с исправительными методами руководства учреждения. Причём, покинуло Сылку не пять и не десять лесорубов, а две с половиной тысячи человек, если считать и членов их семей. Во-вторых, лес, что рос вдоль Сылки и доставлялся путём молевого сплава2, вырубили. Теперь его приходилось добывать в гористой местности с помощью сложной лесозаготовительной техники. А вывозить лесовозами. Для такой высококвалифицированной и бережливой работы осуждённые, мягко выражаясь, не слишком хорошо подходили. Потому годовые показатели спецучреждения (гражданское название «Сылкаспецлес») по заготовкам постоянно «крутились» возле миллиона кубометров, но так ни разу и не превысили «заколдованной» цифры.

Впрочем, сейчас Гайду терзали не столько воспоминания о событиях семилетней давности, сколько утренний разговор по телефону с заведующим организационным отделом обкома партии Сурковым. Тот известил о том, что следует готовить наградные документы на полковника внутренней службы Шварца Виктора Генриховича. На того самого Шварца, что являлся начальником В-52. На того самого Шварца, которого за спиной красносыльцы называли не иначе, как Чёрным полковником.

– Орден светит вашему Шварцу, – мажорно подытожил вступительную часть беседы Сурков.

– Не нашему, а «вашему Шварцу», и не светит, а «корячится», – сорвался Дмитрий Анатольевич. – А за какие такие заслуги? План по ремонту жилья в посёлках он сорвал. Соцкультбытом не занимается…

– Сколько ваш полковник заготовил леса в прошлом году? – всё в том же беззаботном тоне перебил его обкомовец.

– …Девятьсот кубов, – поперхнулся и вздрогнул всем грузным телом первый человек в районе. – И что?

– А то, что нынче он взял устойчивые темпы на миллион, – веско проговорил Сурков. – И, судя по всему, график выдержит. А там ему ещё и лампасы на шаровары навесят – генерала дадут.

– Да что ж мы упёрлись, в эти чёртовы кубометры! – обозлившись, непроизвольно сорвался с природного баритона на визг обиженной собачонки матёрый Гайда. – А куда вы денете бездушное отношение Шварца к людям? А то, что в лесных посёлках грязь по колено? А то, что…

– Дмитрий Анатольевич, – повторно, и в уже более твёрдой манере, оборвал его куратор, – решение принято. Вы, полагаю, не мальчик, и не забыли, что значит принцип демократического централизма?3

– Х-хе…Да уж…не забыл, – прокряхтел глава Сылки.

– Вот и исполняйте. Всего доброго.

И не дожидаясь ответного пожелания, Сурков повесил трубку.

Заново пережив тот разговор, Гайда тяжело вздохнул, оторвал взгляд от стола и загнанно посмотрел на председателя райисполкома4 Сигеля Иону Абрамовича, находившегося у него в кабинете. От опытного и толкового Сигеля он надеялся услышать дельный совет.

– Как быть, Иона Абрамович? – спросил у него Первый подсевшим от напряжения голосом.

– Расстановка матовая, Дмитрий Анатольевич, – отвёл в сторону взор Сигель. – Без вариантов. Награждение Шварца – не самая большая беда из тех, что принесло нам В-52.

– Попуститься, Иона Абрамович?

– Попуститься, Дмитрий Анатольевич.

– …Кха-а-а, – натужно крякнул лидер красносыльских коммунистов после непродолжительного раздумья. – Нет, не могу. Душа болит. Подамся-ка я на приём к Чиркову.

Чирков был первым секретарём обкома. Он только-только был избран на должность. Оттого, услышав его фамилию, Сигель не без скепсиса покрутил головой:

– Ой ли…Стоит ли игра свеч? Уж больно сложно воздействовать на Шварца. Ведь командуют им из Москвы. Он у области находится всего лишь в оперативном подчинении.

– Быть может ты и прав, а я всё же подамся, – загорелся горячий по натуре Гайда. – Прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик.

И Первый засуетился, отдавая по внутренней связи указания об оформлении командировки и о подаче автомашины для поездки. Параллельно он извлёк из стола пухлое досье «с грехами» спецучреждения.

– Дмитрий Анатольевич, – попытался образумить его рассудительный председатель райисполкома. – Тебе ж завтра, как будто, должны представить нового прокурора. Как его?…

– Подлужный Алексей Николаевич, – подойдя к столу и перевернув листок настольного календаря, вслух прочитал Гайда пометку. – А ведь верно, в одиннадцать ноль-ноль ко мне должен пожаловать он с начальником отдела кадров облпрокуратуры…Потык-Потык-ве-оком…с Потык-ве-око-мом, – наконец выговорил он. – Во как! Ну и фамилия – язык сломаешь.

– Так, может, не стоит пороть горячку?

– Н-нет, – поколебавшись, определился Гайда. – Поеду. А Подлужного предупредим о переносе встречи. И того…, с трудной фамилией, – тоже.

Подлужный сидел в аэропорту местных авиалиний Знахаревка города Среднегорска и читал справочник: «Красносыльский район. Центр – город Красносыльск…».

Алексей коротал вынужденное бездействие до объявления посадки в самолёт АН-2, следующий рейсом на самый север области. «Бабье лето» сменилось на неустойчивую, дождливую и ветреную погоду. Типично сентябрьскую погоду. Из-за неё-то вылет неоднократно и откладывался.

Отбывая к месту службы, молодой прокурор района побывал в региональной прокуратуре, где его в путь-дорожку проинструктировал Потыквеоком. При этом начальник отдела кадров посетовал, что вновь назначенный прокурор Среднегорской области хотел бы сказать Подлужному напутственное слово, да очень занят.

Кстати, руководить надзорным ведомством поставили отнюдь не Сясина, на что тот очень рассчитывал, а Лубова. Да-да, того самого Лубова, что ранее возглавлял отдел административных органов обкома партии. И который на пару с партаппаратчиком Монастырским подыскивал место понадёжнее в предвидении краха КПСС. Как говорят в таких случаях: «Хрен редьки не слаще».

Биплан подали только в час дня – вместо десяти ноль-ноль по расписанию. Самолёт совершил короткий разбег по бетонке, взлетел и взял курс на Красносыльск. Полёту мешал сильный боковой ветер и облачность. Началась болтанка. Качка больше напоминала не поэтическое парение в небесах, а пытку грешников в аду, из которых черти вознамерились вытрясти душу. Возникало ощущение, что рьяные слуги сатаны, коих приходилось по чёртовой дюжине на каждого «новопреставившегося», молотили на них горох, оголтело трясли за шкирку и при этом, скалясь, хором напевая: «Баба сеяла горох – прыг-скок, прыг-скок! Обвалился потолок – прыг-скок, прыг-скок!»

Подлужный впервые летел самолётом малой авиации. Однако ему хватило четверти часа, чтобы постичь грустную истину: насколько безобидно игрушечным и умилительным выглядел АН-2 с земли и в штиль, настолько же безобразным и отвратительным он оказался на малых высотах и при нескончаемых, шквалистых порывах ветра. Вскоре большая часть пассажиров, не сдержав «измывательств дьявола», поспешила расстаться с тем внутренним содержимым, коего у них домогались «силы нечестивые». Специальные пакетики пришлись для этих целей как нельзя более кстати.

Алексей и солдатик-узбек, сидевший у противоположного борта и экипированный в форму воина внутренних войск, держались дольше других. Но когда пролетали над древним городом Солегорском, откуда промышленники Демидовы и Строгановы поставляли соль камскую в Москву ещё в 17–18 веках, солдатик разделил участь прочих страдальцев. «Боже мой, – с остатками бодрой иронии подумал Подлужный, преодолевая тошноту, – если это цена за мою новую должность, то страшно даже вообразить, что меня ожидает при вступлении на пост генерального прокурора».

Зато при приближении к месту назначения природа сменила гнев на милость: ветер внезапно стих, дождь прекратился, тучи расступились, и взору свежеиспечённого прокурора открылась его епархия, освещаемая лучами неяркого осеннего солнышка. Алексей увидел бескрайние просторы северной тайги, изумрудную красавицу Сылку, похожую на Фудзияму коническую гору Чинук, прозванную так вогулами5 в честь мифического великана, и сам город. Красносыльск был расположен у реки, на идеально чистом песчанике, который не смогла испачкать даже непогодь.

С высоты орлиного полёта была видна каллиграфически чёткая и выверенная планировка населённого пункта, каменные строения и целлюлозно-бумажный завод, разместившиеся в центре его, а также преимущественно деревянные дома – по окраинам. Красоты северного края были столь привлекательны, что ими невозможно было не восхититься.

И (что ничуть не удивительно) Подлужный моментально влюбился в Сылку. Она покорила его с первого взгляда – так же, как некогда его мама и Татьяна. Он безотчётно присох сердцем к ней подобно глупому и несмышлёному утёнку, который, появившись на свет, влюбляется в первый увиденный им движущийся предмет. Чаще всего это бывает мама-утка. Хотя и не всегда.

Наконец АН-2 совершил долгожданную посадку. Вместо полутора часов по регламенту полёт продлился на полчаса дольше. Из самолёта на бетонку аэродрома двенадцать пассажиров вываливались бесформенными мешками. Вид у всех был помятый и измождённый. Подлужному даже почудилось, что сейчас он услышит приветственные слова «великого кормчего» Мао Цзэдуна6: «Здравствуйте, мои желтолицые братья!»

Встречающих было немного: пожилая женщина и двое молодых мужчин. Оружейный салют не производился. Оркестр, цветы и почётный караул отсутствовали. Государственный гимн СССР тоже не исполнялся.

Алексея должен был встретить водитель прокуратуры по имени Федя (согласно инструкции Потыквеокома). Один из парней взглядом явно кого-то выискивал в группе прилетевших. Потому Подлужный и обратился к нему:

– Извините, вы Фёдор?

– Ещё вечером им был, – рассеянно ответил тот, продолжая рассматривать пассажиров.

– Прокурор района Подлужный, – негромко отрекомендовался Алексей.

– А не врёшь? – мельком бросив на него скептический взгляд, продолжал тот «на полуавтомате» отслеживать сходящих по трапу.

Ориентированный на прибытие начальника, он, должно быть, готовился к появлению в проёме дверей самолёта кого-то монументального и в годах. Подобного Фиделю Кастро или Карлу Марксу. А тут перед ним нарисовался невысокий и почти равный по возрасту человек.

– Да нет, с вечера перестал обманывать, – с улыбкой проговорил Подлужный.

– Ой! – Испуганным и растерянным междометием ответил ему Фёдор, до сознания которого дошла досадная промашка. – Вы – Алексей Николаевич?

– Ещё вечером им был.

– Извините! Я – Федя. Ваш шофер.

Водитель буквально выхватил из рук прокурора большой чемодан и зашагал к одноэтажному деревянному зданию аэровокзала, возле которого их поджидал старенький УАЗик. От усердия и замешательства Фёдор даже не позвал шефа за собой.

В прокуратуре ждали прибытия начальника. Собрался весь немногочисленный штат: обе помощницы прокурора – Царёва Виолетта Петровна и Сушинская Люсьена Игоревна, следователь – Цыганков Илья Ильич, секретарь-машинистка – Ковригина Зинаида Ивановна, и даже курьер и она же уборщица – солидного вида тётя Маша.

– Здравствуйте! Прокурор района Подлужный к месту прохождения службы прибыл! – шагнув за порог приёмной, слегка шутливо, но сохраняя и официальную интонацию, отрапортовал молодой руководитель, памятуя о маленьком конфузе на аэродроме.

– Добрый день! Добрый день, Алексей Николаевич! – радушно протянула ему обе руки старший помощник Царёва, перекрывая своим грудным контральто общий хор приветственных голосов. – Милости просим! Как долетели?

Царёва Виолетта Петровна – цыганистого вида, крупнотелая и интересная сорокапятилетняя женщина – замещала прокурора до его прибытия. И сейчас по-восточному располагающим пожатием обеими руками она неформально как бы передала ему эстафету.

– Спасибо, нормально долетел, – громче обычного ответил ей Подлужный, у которого уши всё ещё словно были заложены ватой.

Молодой шеф познакомился с сотрудниками, почаёвничал с ними, поделился первыми впечатлениями и осмотрел резиденцию. За встречной церемонией и рабочий день незаметно подошёл к концу.

Фёдор отвёз прокурора в гостиницу. Там Алексею предстояло обитать до тех пор, пока предыдущему прокурору Красносыльска Смыслову не предоставят жильё по новому месту работы. Смыслов был человеком семейным, и его супруга и дети пока проживали в той квартире, куда предстояло вселиться его правопреемнику.

Так обыденно начиналась неизведанная пока страница биографии прокурора Красносыльска Подлужного.

Глава вторая

От прокуратуры до райкома – рукой подать. И два дня спустя Подлужный и Потыквеоком шагали туда для представления нового прокурора Первому. И то был не тривиальный акт местной дипломатии по «вручению верительных грамот». То был устоявшийся ритуал, согласно которому органы прокуратуры, осуществлявшие по Конституции СССР высший надзор за соблюдением законов и, казалось бы, подотчётные только Советскому Народу и Его Величеству Закону, фактически признавали верховенство КПСС.

Нет, непосредственно в регионах прокуроры по положению не подчинялись партийной номенклатуре. Да и как могло быть иначе, если прокуроры городов и районов назначались прокурором России, а прокуроры областей – ещё и по согласованию с генеральным прокурором СССР? Зато сам прокурор Союза и подчинённые ему республиканские коллеги назначались соответствующими Верховными Советами, где заправляли коммунисты. Где на них находились «железные рычаги воздействия». Тем паче, что прокурор любого уровня в обязательном порядке состоял в партии. И ему, только как члену КПСС, могли учинить первичный спрос даже в низовой партячейке.

Вот почему, случись глубокий конфликт между райкомом и районной прокуратурой, в девяноста девяти случаях из ста столица была на стороне первой инстанции. И лишь если райком явно «зарывался», его вежливо «поправляли на перспективу». А вот уходить приходилось всё же прокурору, переводившемуся на равноценную должность. Так делали, чтобы не обострять инцидент, чтобы не страдали интересы дела и «строительство социализма». Вот почему при принципиальном столкновении «несгибаемые законники» предпочитали «гнуть шею» перед партийными чиновниками. Вот почему процедуре представления придавалось немаловажное значение.

В приёмной Потыквеоком и Подлужный сняли плащи, поправили прически, одёрнули мундиры, и их пригласили в кабинет первого секретаря. В апартаментах визитёров ждал солидный осанистый мужчина лет пятидесяти.

– Утро доброе, Дмитрий Анатольевич! – вкрадчиво кося левым глазом, елейным тенорком обратился Потыквеоком к хозяину кабинета, с которым он прежде мимоходом видался пару раз.

– Здравствуйте! С приездом на Сылку,…Вадим Данилович! – заглянув в перекидной календарик, уверенным басом отвечал ему тот, выходя из-за стола и приветственно протягивая руку.

– Вот, прошу любить и жаловать: наш новый прокурор Подлужный Алексей Николаевич, – в льстивой интонации проговорил начальник отдела кадров, заискивающе тиская длань партийного босса.

– Гайда, – не без труда освободившись от липких ладоней Потыквеокома, поздоровался тот и с новичком.

– Прокурор Красносыльского района Подлужный, – акцентированно подчеркнув свою должностную принадлежность, назвался Алексей, которому страшно не понравилось выражение Потыквеокома «наш прокурор».

«Что ещё за «наш»? – сердито подумал он. – Карманный, что ли? Дяденьки Гайды, что ли?»

И потому Подлужный крепко и с некоторой показной независимостью пожал руку первого лица Сылки.

Гайда, вероятно, проникся его состоянием, ибо отстранился и окинул приезжего внимательным изучающим взором. Аналогичным образом отреагировал и его визави, неуступчиво не отводя глаза.

«Мальчишка. Неоперившийся. Пороху не нюхал…, – рассудил про себя первый секретарь райкома. – Уж тебя-то, сынок, я в два приёма оберну в куль-рогожу».

«Старая гвардия. Кондовая лесина. Комель, немного топором обтёсанный, – мелькнуло в голове Алексея сравнение. – Если что, с таким придётся повозиться».

Прокурорское резюме родилось не на пустом месте: широкий, мощный и кряжистый Гайда действительно напоминал лесоруба в третьем поколении. Лесоруба, которого выхватили непосредственно с лесной делянки, втиснули в цивильный костюм и усадили в руководящее кресло.

Столь симптоматично протекало дебютное противостояние двух характеров. Таким образом Гайда и Подлужный некоторое время постояли друг против друга, с одинаковым приценивающимся прищуром. Затем они оба внезапно заулыбались, а чуть погодя – негромко и проницательно засмеялись. Так бывает, когда людей, настроившихся на одну эмоциональную волну, вдруг осеняет догадка о мыслях собеседника. И лишь Потыквеоком непонятливо пялился на развеселившуюся парочку.

Переключаясь на деловую волну, Дмитрий Анатольевич жестом пригласил гостей к столу. Они расселись, и начальник отдела кадров принялся рассказывать первому секретарю об официальной карьере Подлужного.

Выслушав его, Гайда обратился к молодому прокурору:

– Значит, с понедельника у нас?

– Да.

– Ну и как вам Сылка?

– Природа очень красивая, – признался Алексей. – По городу немного побродил. Ну и – вхожу в должность. Аресты, следствие, судебный надзор, поддержание государственного обвинения – для меня относительно привычны. А вот с так называемым общим надзором я пока не на короткой ноге. Хотя одну внеплановую и экстренную проверку уже наметил.

– Да что вы говорите?! – деланно изумился Гайда, подмигивая Потыквеокому. – И не секрет, где и у кого? А то, может статься, кому-то пора сухари сушить?

– Кгм-кгм, – посерьёзнев, откашлялся Подлужный, не поддержав его шутки. – Прочитал я в позавчерашнем номере газеты «Красная Сылка» заметку под лихим заголовком «Вакуумный агрегат – импортный, отсос – наш». В ней редактор газеты Медовухин и председатель КНК7 Ухваткин пишут про то, что в деревне Сюзьва совхоза «Сыльский» на новой ферме устанавливают импортную вакуумную установку для доения. И часть уникального оборудования, якобы, уже сломали, а часть растащили. Так что, завтра я еду в Сюзьву вместе с директором совхоза Намазовым.

– Читывали мы эту статью, – недовольно поморщился Дмитрий Анатольевич. – Сам я уже разбирался. Медовухин с Ухваткиным и привра…И преувеличить горазды. За красное словцо втридорога сдерут. Что ж, гляньте незамыленным оком. А у меня, …Алексей Николаевич, – глянув за подсказкой в календарик, оживилась важная персона, – вот какой к вам интерес: вы не могли бы по щепетильному вопросу проверить учреждение В-52?

– В-52? – удивился Подлужный. – Так за ним же надзирает так называемая спецпрокуратура. Полное название: прокуратура по надзору за исполнением законов в учреждении В-52. Её возглавляет…м-м-м…, – нетерпеливо щёлкнул Алексей пальцами правой руки, – Рылов. Младший советник юстиции Рылов. Мне же поручен весь район, за вычетом этого самого учреждения.

– Да знаю я Рылова, – досадливо скривился Гайда. – Так он же под Шварцем ходит. А вы бы спросили и с Рылова, и со Шварца. Каково?

И заключительная буква, прозвучавшая в вопросительно-восклицательной интонации, заключала в себе некий укоризненный смысл. Типа: «Что, брат, слабо?!»

– Не имею права, Дмитрий Анатольевич, – развёл руками Подлужный. – Учреждение мне не поднадзорно.

– Так-таки и нельзя? – не поверил Гайда. – Ведь вы же поставлены следить за всем районом, а Рылов – только за В-52.

И он с надеждой повернулся к Потыквеокому, ища поддержки.

– Кхе-кхе-кхе, – мелко закашлялся тот. Уж больно ему не импонировала роль правдоруба, а приходилось её играть. – Кхе-кхе-кхе…Тут, уважаемый Дмитрий Анатольевич, Алексей Николаевич прав. А если Рылов где-то недорабатывает, то ему сделают внушение. По возвращении я недавно назначенному прокурору области товарищу Лубову о вашем замечании обязательно доложу.

И от реплики кадровика обильно повеяло архаичной и старорежимной, но вечно живой угодой.

– Жаль. Очень жаль, – разочарованно произнёс первый секретарь. – А то, понимаешь ли, Шварц тут таких дел наворотил, а ему орден на грудь повесить хотят. Э-эх, огорчили вы меня!

Вскоре визитёры отбыли восвояси. Гайда же про себя подытожил состоявшуюся встречу: «А этот Подлужный, на первый взгляд, самостоятельный и не трусоватый. Не то, что те: Рылова Шварц подмял, Смыслов мне в рот заглядывал, каждое слово ловил. Никакого толку от них».

И Дмитрий Анатольевич вспомнил, как однажды экспромтом заглянул в райпрокуратуру. В приёмной он увидел Смыслова. Его Гайда опознал только по мундиру, поскольку на голову прокурор натянул противогаз, поверх которого надел шляпу. При этом главный районный законник кривлялся перед зеркалом, а Царёва и прочие умирали со смеху. Правда, при виде первого секретаря райкома всем им стало не до веселья. А Первому стало противно.

«М-да-а-а, – протянул Гайда. – Не забывается такое никогда. Не зря в милиции втихаря надсмехались, что заспанный Смыслов балду гоняет».

Пока Подлужный, выкроив время в напряжённом прокурорском графике, отправился на перекус в кафе «Сылка», читателю придётся мысленно перенестись туда, где кафетериев «не бывалоча в помине от времён Адама и Евы».

1 2 3...6 >

На страницу:

Перейти

1 из 6