Награды они не просили

– Есть! Понял.

Два раза Николай пытался дозвониться до Херсонесского маяка, но оба раза трубка отвечала гнетущей тишиной. Подумав несколько секунд, он набрал другой номер.

– Командир 35-й береговой батареи капитан Лещенко, – ответила трубка.

– Оперативный флота капитан второго ранга Рыбалко. Товарищ капитан, там возле вас горит маяк, демаскирует все, что можно. Связи с ним нет, почему – не знаю. Отправьте туда группу людей, чем скорее, тем лучше, его надо срочно погасить. А что там, на маяке, доложите мне или начальнику штаба флота Елисееву.

– Есть! Сделаем, товарищ капитан второго ранга, – ответил капитан Лещенко и отключился.

– Ну, Иван Дмитриевич, все, что можно сделать, я сделал, теперь остается только ждать. Остальное сделают батарейцы, – Рыбалко обернулся к Елисееву.

– Может, за это тебя и ценят, Николай Титович, – за умение не теряться, а быстро находить решение? – одобрительно посмотрел на оперативного дежурного Елисеев.

– Не знаю, товарищ контр-адмирал, не знаю… Может быть… – Николай отвечал слегка рассеянно: его мысли были заняты Херсонесским маяком. – Вы к себе?

– Да нет, с тобой посижу, ты ж меня чаем грозился напоить, да и перекусить не мешало бы. Неизвестно, когда еще нам с тобой удастся поесть, – ответил Елисеев и добавил со смешком: – Между прочим, с нашатырным спиртом твой фокус получился, молодец.

– Какой фокус? – Николай не сразу понял, о чем идет речь.

– Ну, пять капель на стакан воды. Наш доблестный авиатор уже у меня в кабинете сидит. Бледный, правда, но практически трезвый. Наливай, – Елисеев кивнул головой в сторону кипящей воды.

Рыбалко налил чаю себе, Елисееву и помощнику, выложил на стол нехитрую снедь: пару бутербродов да три вареных яйца; кое-что добавил Левенталь, а начальник штаба вытащил из кармана пачку печенья – ужин получился знатный. Ели молча – утомленным суматохой людям хотелось немного побыть в тишине.

Когда время перевалило за половину третьего, погас Херсонесский маяк, а через десять минут и нижний Инкерманский. Верхний Инкерманский маяк продолжал гореть, вызывая недоумение и у горожан, и у руководителей города. Рыбалко нахмурился.

Зазвонил телефон.

– Оперативный дежурный флота второго ранга Рыбалко.

– Командир 35-й береговой батареи капитан Лещенко. Разрешите доложить, товарищ капитан второго ранга, маяк погашен. Вы бы и не дозвонились до него: там кусок провода был вырезан, где-то метров двадцать.

– Спасибо тебе, капитан.

Когда часы показывали без четверти три, вновь раздался телефонный звонок. Николай взглянул на телефонный аппарат почти с ненавистью, потому как каждый новый звонок приносил весть хуже предыдущей. Его помощник уже сидел за столом, раскрыв оперативный журнал, готовый продолжать запись.

– Оперативный дежурный флота второго ранга Рыбалко.

– Дежурный главного поста воздушного наблюдения лейтенант Лукоянов, – представился звонивший. – Товарищ капитан второго ранга, в 2 часа 35 минут поступило донесение с радиолокационной станции поста воздушного наблюдения на мысе Тарханкут: в створе мыс Херсонес – мыс Тарханкут обнаружили неизвестную воздушную цель, идущую с запада. – В голосе звонившего слышалась растерянность.

– Кто докладывал?

– Докладывал капитан Федоров, и этот доклад отмечен в журнале. Только наши технические средства не дают возможности определить направление полета этой цели, – лейтенант как бы оправдывался, мол, тут я не виноват, что у нас такая вот техника.

Николаю даже стало его слегка жалко.

– Как тебя зовут, лейтенант?

– Женя… Простите, Евгений.

– А по батюшке?

– Александрович.

– Вот что, Евгений Александрович, напряги своих слухачей,25 усиль посты наблюдения, но с неба глаз и ушей не спускай, это приказ! – в голосе капитана второго ранга появился металл, а по спине лейтенанта пробежали мурашки. – Не дай боже эти самые самолеты появятся над городом, а ты их промухаешь и мне про них не доложишь, – я тебя лично аммиак нюхать заставлю.26 Ты меня понял? Действуй!

– Есть нюхать, ой простите, есть действовать!! – судя по голосу, лейтенант не сомневался, что Рыбалко осуществит свою угрозу.

– Про аммиак, как я понял, тоже писать не надо, – ехидно заметил Левенталь.

– Не надо, понятливый ты наш, – в тон ему произнес Елисеев и, пристально взглянув на Рыбалко, уже совсем другим тоном поинтересовался: – Что там еще случилось, Николай Титович? Вид у тебя больно озадаченный.

– Да над морем самолет наши наблюдатели засекли, но не знают, ни чей это самолет, ни куда он летит, в общем, темный лес.

– Ты доложи про этот самолет командующему, а я тем временем выясню, наш он или не наш. Сейчас прозвоню своему коллеге Калмыкову и все узнаю.

Рыбалко тяжело вздохнул. Он уже порядком устал от этих телефонных переговоров, и ему казалось, что ближайшую неделю он точно будет избегать разговоров по телефону.

Николай поднял трубку на красном телефоне без диска – это был телефон, по которому оперативный дежурный мог напрямую связаться с командующим флотом. Когда Рыбалко опустил трубку на рычаг после разговора с командующим, его лицо выражало полную растерянность.

– Черт знает что! ( далее непечатно).

– Что командующий?

– Да не доверяет, похоже, наш комфлота радиолокации. Он еще дважды переспросил, уверен ли я, что это был самолет, как будто у нас еще и корабли летают. После чего пообещал в случае ошибки посадить капитана Федорова под арест. Вот такие вот дела. А что у вас, Иван Дмитриевич?

– Да у Калмыкова уже истерический смех был. Ему сначала звонил майор Перов, потом начальник Перова полковник Жилин, а потом я, и все с одним и тем же вопросом: есть ли в небе наши самолеты. Так вот: с нашей стороны полетов никаких не предполагается. Только в четыре утра с аэродрома на Куликовом поле поднимется наш У-2. Так что если и есть над морем самолеты, так это точно не наши. А вот чьи? Неизвестно.

После этих слов в комнате повисла гнетущая тишина. Рыбалко и Елисеев думали каждый о своем, но в итоге оба думали об одном и том же: чьи это самолеты, куда летят, с какой целью? В этой тишине телефонный звонок был сродни разорвавшейся бомбе, он заставил вздрогнуть даже начальника штаба флота, отличавшегося завидной выдержкой. Поднимая трубку, Николай опять отметил время: 3 часа 6 минут.

– Дежурный главного поста воздушного наблюдения лейтенант Лукоянов, – представился звонивший. – Товарищ капитан второго ранга, с поста наблюдения на Константиновской батарее доложили, что слышат шум моторов самолетов. Шум слышен по пеленгу 315 градусов,27 на удалении двадцати километров. Если они не изменят курс, то минут через шесть-семь будут над Севастополем.

– Понял! Зафиксируй у себя в журнале время доклада. Молодец, лейтенант, хвалю.

Едва Рыбалко повесил трубку, как телефон зазвонил снова.

– Оперативный дежурный флота второго ранга Рыбалко.

– Начальник ПВО Севастополя полковник Жилин.

– Иван Сергеевич, должность мог и не называть, я и так знаю, что ты начальник противовоздушной обороны Севастополя, – в голосе Рыбалко появились шутливые нотки.

– Николай Титович, ну а ты мог бы и не говорить, что ты оперативный дежурный флота, – в свою очередь отшутился Жилин, – как будто я не знаю, кому звоню. Догадываешься, зачем?

– Догадываюсь, Иван Сергеевич, догадываюсь, – шутливое настроение оперативного дежурного сошло на нет. Рыбалко тяжело вздохнул. – «Добро»28 просишь на открытие огня. Повиси минуту на телефоне, сам понимаешь, я тоже «добро» запрашивать буду.

– Поторопись, пожалуйста, Николай Титович. Эти самолеты уже на подлете, и я должен знать, как их встретить.

Николай снова поднял трубку на телефоне без диска.

– Слушаю, – голос командующего был усталым.

– Товарищ вице-адмирал,29 докладывает капитан второго ранга Рыбалко: в небе над Севастополем появились неизвестные самолеты. Какими будут наши действия?

На другом конце провода повисла гробовая тишина. Трубка молчала больше минуты. Октябрьский оказался в непростом положении. Должно быть, в тот момент в его голове пронеслись тысячи противоречивых мыслей. С одной стороны, он должен отдать приказ на открытие огня, так как на флоте введена боевая готовность номер один, согласно которой инструкция предписывала сбивать все неизвестные самолеты. С другой стороны, действовал приказ не поддаваться на провокации. А вдруг это война, о возможности которой только что предупредил лично нарком, а он, командующий флотом, не примет необходимых мер? А если это провокация, о возможности которой предупреждал сам товарищ Сталин, и он на нее поддался? Вице-адмирал Октябрьский оказался между молотом и наковальней: он должен был принять очень нелегкое решение – открывать огонь по неизвестным самолетам или не открывать. Командующий флотом не имел права ошибиться, так как в случае ошибки он потеряет не только свой пост, но и голову!

– Есть ли наши самолеты в воздухе? – спросил командующий.

– Никак нет, товарищ вице-адмирал. Согласно докладу полковника Калмыкова, наших самолетов в воздухе нет.

– Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, то завтра вы будете расстреляны, – глуховато, но с подчеркнуто металлическим оттенком в голосе ответил командующий.

– Товарищ командующий, так как быть с открытием огня?

– Действуйте по инструкции, – несколько неопределенно ответил Октябрьский.

Рыбалко услышал в трубке гудки отбоя, опустил ее на рычаг и, глядя на контр-адмирала Елисеева, растерянно развел руками. Теперь Николай оказался точно в таком же положении, в котором был вице-адмирал Октябрьский минуту назад. Даже при его решительности и умении взять на себя ответственность психологически тяжело перейти от мира к войне. А отдать приказ на открытие огня боевыми снарядами еще тяжелее. Ситуацию усугубляло полное отсутствие информации о находящихся в небе самолетах. Тут снова зазвонил телефон. Рыбалко схватил трубку в надежде, что хоть кто-то сейчас прояснит ситуацию.

– Оперативный дежурный Рыбалко, – скороговоркой выпалил он.

– Оперативный дежурный ОВРа капитан-лейтенант Щепаченко. Товарищ капитан второго ранга, от наших сигнальщиков поступил доклад, что в небе над Севастополем появились неизвестные самолеты…

– Я знаю! – зло выпалил Рыбалко в ответ. – Чьи это самолеты, мы выясняем, все, отбой! – и Николай швырнул трубку на рычаг, после чего повернулся к Елисееву: – Иван Дмитриевич, что будем делать? По всем канонам надо отдавать приказ на открытие огня. А вдруг это провокация?

– А вдруг нападение? – тут же парировал Елисеев. – Сам подумай, какого ляда нарком привел весь флот в боеготовность раз? А может, ты думаешь, что меня просто так с постели подняли? По-твоему, я так люблю служить, что торчу на этой чертовой службе и днем и ночью? – Елисеев стал переходить на повышенные тона, было видно, что все, что накопилось в нем за эти часы, он выплескивает наружу. Резко выдохнув, уже более спокойным тоном он продолжил: – Знаешь, Николай Титович, за год войны в Испании я усвоил одну простую истину: «Промедление смерти подобно». А что думаешь ты? Только быстро, время жмет!

– Если самолеты летят с целью провокации и в бомболюках бомбы, то, если не мы откроем огонь, могут погибнуть мирные люди, много людей. Откроем огонь – могут погибнуть только двое: вы и я. Я за открытие огня.

Ни Елисеев, ни Рыбалко не думали в тот момент, что принимают решение, которое войдет в историю. Решение, которое сорвет планы гитлеровцев и спасет Черноморский флот. Потом другие – те, кто свалил ответственность на контр-адмирала и капитана второго ранга, будут кричать о принятых мерах, приписывая все заслуги себе. Но это будет потом.

А сейчас Рыбалко поднял лежащую на столе телефонную трубку, поднес ее к уху и отдал приказ ожидавшему ответа полковнику Жилину:

– Открыть огонь!!

Его голос звенел от волнения.

– Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание, – Жилин перешел на официальный тон. – Я записываю ваше приказание в журнал боевых действий.

Рыбалко устал: такого нервного дежурства у него еще не было; может быть, поэтому он излишне громко крикнул в трубку:

– Да записывайте куда хотите (далее непечатно), но открывайте огонь!!

Часы показывали 3 часа 12 минут.

– Я буду у себя в кабинете, если что, сразу же звони, – с этими словами Елисеев покинул командный пункт.

Буквально через несколько минут где-то за городом послышались выстрелы. По звуку выстрелов можно было определить, что стреляет всего одна зенитная батарея.

«Наверное, стреляет та, что находилась на боевом дежурстве», – подумал Рыбалко. Машинально он бросил взгляд на часы: 03-15.

Мысли Николая прервал телефонный звонок.

– Оперативный дежурный флота второго ранга Рыбалко.

– Товарищ капитан второго ранга, докладывает оперативный дежурный ОВРа капитан-лейтенант Щепаченко. Тут эти неизвестные самолеты сбрасывают парашютистов, которые приземляются, ну, точнее, приводняются, прямо в бухту. По приказу Фадеева30 на поимку парашютистов отправил дежурные катера-охотники под общим командованием капитан-лейтенанта Глухова. Катера уже вышли в море. О результатах я доложу. – Спасибо тебе, Щепаченко, за образцовое дежурство. Как будут новости, звони без промедлений. – Рыбалко положил трубку на рычаг и обратился к Левенталю: – Все успел записать?

– Никак нет, не все, товарищ капитан второго ранга, – Левенталь улыбнулся. – Тут половину ваших выражений и слов начальника штаба просто невозможно занести в оперативный журнал.

– Нашел время для шуток, юморист хренов! – зло оборвал его Рыбалко и обжег своего помощника таким взглядом, что у того мгновенно пропало всякое желание шутить.

Между тем стрельба усиливалась. Казалось, зенитчики решили посоревноваться, кто больше выпустит снарядов. Жаль, что нельзя взглянуть, что происходит над городом: окно занавешено плотной черной тканью. Здравый смысл подсказывал Николаю, что подходить к окну небезопасно: стреляют-то боевыми. А зенитный снаряд – осколочный, еще какой осколок ненароком залетит. Береженого, как говорят, бог бережет.

Вдруг артиллерийскую канонаду заглушил мощный взрыв, который раздался где-то на окраине города за Центральным рынком. Он эхом прокатился по городу, долго не утихал гул. Что это? Что взорвалось? Где? Николай посмотрел на часы: 3 часа 48 минут.

Он понял, что это война. Эта мысль вызвала у Рыбалко оцепенение. В голове пульсировала только одна мысль: «Война! Война! Война!». Господи, как не хотелось войны!!! Только тех, кто начал эту войну, совсем не интересовало мнение капитана второго ранга Николая Рыбалко, как и мнение миллионов пока еще мирно спавших советских людей.

Мысли дежурного прервал еще один взрыв в районе Приморского бульвара в 3 часа 52 минуты. Рыбалко сжал ладонями голову. Мысль о том, что второй взрыв прогремел недалеко от его дома, оглушила его. Николаю вдруг стало душно, ему не хватало воздуха. Он задул керосиновую лампу и, откинув черную занавеску, высунулся в окно. И плевать ему было на разрывы снарядов – вцепившись руками в подоконник, он жадно пил свежий утренний воздух. На капитана второго ранга Рыбалко навалилась неимоверная моральная усталость последних часов дежурства. Он отошел от окна, сел на стул и несколько минут сидел неподвижно, отрешенно уставившись в одну точку. Мысли его были целиком заняты семьей. Он боялся даже представить, что с двумя самыми родными для него людьми может что-то случиться.

Из состояния оцепенения его вывел телефонный звонок. Рыбалко посмотрел на часы: они показывали ровно 4 часа утра.

На календаре, висевшем на стене, было 22 июня 1941 года.

1. Оперативный дежурный – офицер в составе дежурной смены (боевого расчета) на пунктах управления, штабах и частях, несущих боевое дежурство. Подчиняется командиру соединения или начальнику штаба. При приведении сил в высшие степени боевой готовности руководит этими силами до прибытия командования.

2. Капитан второго ранга – воинское звание на флоте, соответствующее общевойсковому званию "подполковник".

3. Капитан третьего ранга – воинское звание на флоте, соответствующее общевойсковому званию "майор".

4. Боевая часть корабля (БЧ) – подразделение экипажа корабля, обозначенное номером, в ведении которого сосредоточены технические средства по определенному виду вооружений, эти подразделения предназначены для выполнения определенных задач. БЧ-2 – корабельная артиллерия, БЧ-4 – связь.

5. Дежурный по эскадре – офицер из высшего офицерского состава, ответственный за порядок на всех кораблях эскадры. Назначается только во время стоянки эскадры кораблей в бухте.

6. Оперативный журнал – журнал установленного образца, в который оперативный дежурный заносит все полученные или отданные им приказы, доклады, распоряжения, фиксирует все свои действия, связанные с несением оперативного дежурства.

7. Охрана водного района (ОВР) – организация в составе военно-морской базы, предназначенная для охраны основных сил флота в районах его базирования от действий противника со стороны моря.

8. Боевая готовность №2 – повышенная боевая готовность, предусматривающая полный сбор личного состава, подготовка материальных резервов и транспорта к передислокации. В течение 40 минут подразделение готово выдвинуться на позиции.

9. Контр-адмирал – воинское звание на флоте, соответствующее общевойсковому званию "генерал-майор".

10. Нарком – народный комиссар. Ранее армией и флотом управляли два человека: нарком армии и нарком флота. Позже должность «нарком флота» стала называться «военно-морской министр». Во времена Хрущева флот и армию объединили, назначив одного министра вместо двух.

11. Большой сбор – сигнал для построения всего личного состава, свободного от несения вахты.

12. Боевая готовность №1 (номер раз) – готовность вести боевые действия, которая характеризуется выдвижением на боевые позиции. Инструкция предписывала: при появлении танков, самолетов или кораблей без опознавательных знаков считать их вражескими и открывать по ним огонь на поражение.

13. Капитан-лейтенант – воинское звание на флоте, соответствующее общевойсковому званию "капитан".

14. ПВО – противовоздушная оборона.

15. Юкон – кодовое слово, означающее переход на боевую готовность № 1.

16. Жилин Иван Сергеевич – полковник. В 1941 году командовал противовоздушной обороной Черноморского флота.

Перов Николай Михайлович – майор. В 1941 году начальник штаба противовоздушной обороны Черноморского флота.

17. Русаков Павел Васильевич – генерал-майор. В июне 1941 года командовал морской авиацией Черноморского флота. В октябре 1941 освобожден от занимаемой должности с формулировкой «за бытовое пьянство».

18. Кошелев Александр Герасимович – в 1941 году главный военный прокурор Черноморского флота.

19. 15 июня 1941 года был издан приказ без номера «Не поддаваться на провокации!», подписанный наркомом обороны маршалом Тимошенко и начальником Генерального штаба генерал-полковником Жуковым. Из-за расплывчатости некоторых формулировок этого приказа 17 июня издан дополнительный приказ за подписью Жукова, в котором указано: «Если кто поддастся на провокацию, тому расстрел».

20. Особый отдел – подразделение военной контрразведки, которому подчинены органы военного контроля.

21. До 1943 года слово "офицер" в Красной армии не использовалось. Вместо слова "офицер" употребляли слова "командир", "красный командир", "военачальник".

22. Владимирский Лев Анатольевич – контр-адмирал, в 1941 году командующий эскадрой кораблей Черноморского флота

Моргунов Петр Алексеевич – генерал-майор, в 1941 году комендант береговой обороны Крыма. В его подчинении находились все береговые батареи Крыма.

Кулаков Николай Михайлович – в 1941 году дивизионный комиссар (звание, соответствующее общевойсковому званию "генерал-майор"), член Военного совета флота.

23. Борисов Борис Алексеевич – в июне 1941 года занимал должность первого секретаря Севастопольского городского комитета партии.

24. Створные маяки – два маяка со светом разного цвета, расположенные на удалении друг от друга на разной высоте. Служат для ориентира кораблям при входе в бухту. Когда капитан или штурман корабля видит свет одного маяка над другим, это означает, что корабль идет правильным курсом, по фарватеру.

25. Слухач – человек, который с помощью специальных приспособлений прослушивает воздушное пространство на предмет появления самолетов противника.

26. «Аммиак нюхать заставлю» - угроза смерти. Даже непродолжительное вдыхание паров аммиака вызывает ожоги дыхательных путей и остановку дыхания.

27. Пеленг 315 градусов означает, что самолеты приближаются с северо-запада.

28. Здесь: "разрешение".

29. Вице-адмирал – воинское звание на флоте, соответствующее общевойсковому званию "генерал-лейтенант".

30. Контр-адмирал Фадеев Владимир Георгиевич – в 1941 году командовал ОВРом. В 1945 году именно Фадеев возглавит колонну моряков на параде Победы на Красной площади.

Первый выстрел войны

На часах была уже половина восьмого вечера, когда командир зенитной батареи №74 лейтенант Иван Козовник, обойдя все позиции батареи и проверив караулы, неторопливо брел в сторону командного пункта.

Полчаса назад зенитная батарея заступила на дежурство, которое официально именовалось «Боевое дежурство по обеспечению безопасности воздушного пространства над Главной базой Черноморского флота», а проще говоря, батарея должна была охранять небо над Севастополем от налета вражеской авиации.

Смысла этого обеспечения Иван не понимал, потому как по его понятиям едва ли кто-то рискнет напасть на Советский Союз. Но, тем не менее, на охране неба сегодня дежурили две зенитные батареи. Поскольку с севера и востока нападения не ждали, то одна зенитная охраняла небо Севастополя с юга, а вторая – батарея Козовника – с запада.

Вообще Ивану повезло: лишь единицам удается сразу же после окончания училища получить под командование батарею. Как правило, молодые лейтенанты службу начинали командирами огневого взвода,1 и только через год-два становились командирами батарей. Своей удачей Козовник был обязан майору, который принимал зачеты по стрельбе у выпускников артиллерийского училища. На аттестационном листе тогда еще курсанта Козовника он написал: «Т.(оварищ) Козовник верно понимает политику Коммунистической партии, инициативен, самостоятелен, в трудных ситуациях не теряется. Аттестационная комиссия считает т. Козовника достойным командовать батареей». Благодаря этой приписке, по окончании училища Иван и получил под командование батарею.

Это было в мае 1941 года, когда Германия практически покорила всю Европу. За военными действиями немцев внимательно следил нарком флота Николай Герасимович Кузнецов. Особенно его интересовал захват фашистами военно-морских крепостей. Почти все морские крепости противника фашисты брали с помощью морских либо воздушных десантов, высаживая десантников вдалеке от крепости и нанося удар со стороны суши, где морская крепость к обороне почти не подготовлена. После того как фашисты легко взяли несколько французских и норвежских морских крепостей, адмирал Кузнецов приказал провести рекогносцировку2 местности под Севастополем, за которой последовали учения по отражению высадки вражеского десанта на Главную базу Черноморского флота.

Такие учения провели в марте 1941 года вместе с десантниками Киевского военного округа. Здесь надо отдать должное десантникам – они оказались на высоте, а вот флот – не совсем, то есть «вражеским» десантникам удалось Севастополь «захватить».

Мартовские уроки учли, и как результат в мае появилась директива наркомата флота «Наставление по борьбе с воздушными десантами и обороне Главной базы». В течение двух недель было сформировано множество новых зенитных батарей, которые расположили вокруг Севастополя. Эти батареи создавали вокруг Севастополя зенитный оборонительный пояс на случай вражеского десанта. Зенитные батареи располагались по периметру города и были вооружены универсальными3 орудиями, что позволяло батареям не только препятствовать высадке десанта, но и держать сухопутную оборону. Наибольшая вероятность появления десантников, конечно же, со стороны суши, поэтому именно с этой стороны ставили более опытных командиров, а молодых типа Козовника направляли туда, где высадка десанта маловероятна.