Полная версия
Колокол
Лора Кейли
Колокол
© Кейли Л., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
1 глава
Впервые я услышал его, когда мне было лет шесть. Я смотрел в отгрохотавшее небо и через него – или от него – услышал этот звон. Он был так мягок и тих, что я едва его различал, но с каждым днём, с каждым месяцем он становился всё громче. Он звучал почти рядом. А вскоре мы слились воедино. И не было дня, чтобы я не слышал его. Этот звон уже не успокаивал, как раньше, он разрывал на части: моё тело, мою голову, меня в моей голове. Жизнь стала болью, боль была невыносимой. Она сковывала и терзала, с каждым днём убивая меня.
Этот колокол в голове – моё неизлечимое проклятие. С ним я встречаю рассвет и провожу каждый вечер. От него не убежишь, его не обезвредишь, с ним можно только научиться жить.
Вечером должна зайти Маргарет, она привезёт очередное лекарство; в нём не будет толка, но я скажу, что слегка полегчало, она улыбнётся, а потом поймёт, что я вру. Маргарет отведёт меня в ванную комнату, усадит в чугунное корыто и начнёт поливать мою голову горячей водой, а я, стиснув зубы, попытаюсь не кричать, чтобы не пугать её. Вскоре всё закончится. Меня будет знобить ещё около часа, а после я опять стану собой – до следующего утра. Так и проходит моя жизнь, в которой всё очерчено от боли до боли, всё уходит от неё и приходит к ней же. Впрочем, как и у каждого, впрочем, чем я не каждый.
Месяц назад Маргарет решила, что море излечит меня.
– Море всех лечит, – говорила она. – Я увезу тебя в Сен-Мало, там невероятная красота.
Я не помню, как мы познакомились; я вообще мало что помню. С каждым годом всё меньше. Очередной доктор, на которого я сменил предыдущего, сказал, что из-за этой мигрени отмирает мой мозг. Не весь, только некоторые его участки, тем временем другие его части активируются ещё сильней, так что я могу не переживать.
– Вы только не переживайте, – повторил он, глядя в мою карту, – но, по-видимому, вы стали терять память; я выпишу вам лекарство.
Все мои лекарства в ящиках аптекарского стола. Не помню, откуда у меня этот стол, – по-моему, квартиру я снял уже с ним. Здесь было всё, что только могла придумать медицина: таблетки, разгоняющие кровь, таблетки, успокаивающие нервы, таблетки, разгоняющие нервы и успокаивающие боль. Ничего не помогало. Я посмотрел на часы – без пяти шесть. Боль никогда не опаздывала; она, как смерть, приходила секунда в секунду. Когда я сказал врачу, что эта колокольная мигрень накатывает на меня два раза в сутки, утром и вечером ровно в шесть, тот посмотрел на меня, как на психа, и выписал успокоительное.
– Вот, это поможет вам успокоиться, – сказал он, отдавая рецепт.
Но я и так был спокоен, я вообще не подавал никаких признаков беспокойства, как было указано в длинной инструкции. Она, как и таблетки, отправилась в мусор.
– Что за дрянь тебе выписали? – спросила Маргарет, когда увидела нетронутую упаковку в ведре. – Они же знают, что ты не псих? Тебе нужно сменить врача.
Я сказал, что в городе уже не осталось докторов.
– Мы уезжаем из этой дыры. Собирай вещи, – сказала она.
Боль опять подступала, и я уже хуже слышал её голос. Маргарет расхаживала по квартире, собирая мой чемодан.
– Тебе нужна эта шляпа? – спросила она, вертя в руке походную панаму.
Я купил её, когда один из докторов, исписав несколько листов моей больничной карты, посоветовал мне чаще гулять в лесу.
– Свежий воздух – это кислород, а у вас внутричерепное давление, молодой человек; нельзя сидеть в четырёх стенах. Нехватка воздуха, удушье, мигрень, а что дальше? – Он смотрел на меня так, будто это я должен был ответить, что дальше. – А дальше проблемы с памятью. – Вот тут он как в воду глядел.
Тогда я купил походный костюм и вот эту панаму.
– Гуляйте по лесу, слушайте птиц. Потеряйте счёт времени. Вы ждёте свою мигрень к определённому часу, это уже психическое. Неудивительно, что она приходит. Вам нужно выйти в лес и забыть, который час.
Было ровно шесть вечера, когда я свалился у ели, слушая, как дятел стучал своим клювом о древесный ствол. Земля тогда была ужасно холодная – она промерзала весь день, будто специально ожидая, когда я зароюсь в неё головой. Я упёрся горячим теменем в торчащие из-под земли высокие корни. Тогда-то я и потерял счёт времени; сознание я тоже потерял. Пришёл в себя через час – муравьи кусали шею.
Маргарет упаковывает чемоданы. Я слышу колокол. Вижу Маргарет, она что-то говорит. В такие моменты она будто другая, моя Маргарет, – её лицо, глаза, всё её, только она словно другая. Снимает с меня одежду, я шаркаю по холодному полу, спотыкаюсь о высокий порог, залезаю в ванну, она ругает себя, что упустила время, включает кран. Холодная вода. Меня знобит. Ждём, когда нагреется котёл. Горячая. Почти кипяток. Маргарет массирует мне голову своими длинными сильными пальцами. Забирается ко мне, садится сзади так, чтобы я мог облокотиться на неё, обнимает ногами, я вцепляюсь ей в ногу; слышу, как она сдерживает крик. Завтра там будет синяк.
Прости меня, Маргарет.
Она укладывает меня в постель, укрывает ватным одеялом и ложится рядом. В ванной ещё не выключен кран; Маргарет слышит, как льётся вода, но не встаёт с постели. Я знаю, что она плачет, и сделать ничего не могу.
Ночь, как всегда, спокойна, ночью не слышно звона, вот бы не просыпаться вообще…
– Тебе нужно отдохнуть, – произносит Маргарет, – завтра тяжёлый день.
– Мы и правда едем в Сен-Мало?
– Правда. До порта два часа на автобусе, а потом ещё…
Она что-то говорит.
Я закрываю глаза.
Слышу колокол.
Утро.
2 глава
– Море сегодня неспокойно, сэр, – сказал штурман, зайдя в нашу каюту.
– Нестрашно. Как скоро мы прибудем? – спросил я.
– Через четыре часа.
Он остановил на мне свой взгляд. Ему нужно было обойти все каюты, но штурман не двигался с места. Наверное, вид у меня был не очень.
– Вам нехорошо? – всё же спросил он. – В соседней каюте есть врач. Точнее, не то чтобы врач, он ветеринар, но лечит преимущественно лошадей, а лошади, собственно, чем не люди…
На меня накатывала дрожь.
– Всё в порядке, – перебила его Маргарет, – нам не нужен ни врач, ни ветеринар. У него морская болезнь.
Штурман, не раз видя морскую болезнь во всяком её проявлении, недоверчиво посмотрел на меня, кивнул и вышел.
– И почему люди думают, что могут спрашивать всё, что вздумается? – ворчала Маргарет. – Нет, ты видел, как он посмотрел на меня? Как будто я вру. Если я сказала, что у нас морская болезнь, значит, у нас морская болезнь.
Она часто говорила «у нас»: у нас выходной, у нас день рождения, и болезнь моя, видимо, тоже была у нас…
Как много я отдал бы за морскую болезнь! Хоть большую, хоть небольшую, чтобы меня выворачивало, как рваный носок, чтобы полоскало по всей палубе, чтобы проклинал я всех и ненавидел вся, чтобы еле дожил до берега… Я бы променял на что угодно свою мигрень. Но море любило меня, и это было взаимно.
Маргарет ходила из стороны в сторону по и без того узкой каюте.
– Сядь, Марго, ты раскачиваешь палубу, – хотел я пошутить, но по её взволнованному лицу понял, что сейчас для этого не время.
Как-то один из докторов сказал ей, что я могу закончить инсультом. Вот так вот, в любой момент – точнее, не в любой, а во время мигрени. И хоть Маргарет и не верила докторам, но та фраза засела в ней надолго. Она боялась, что я умру. Я каждый раз это видел по волнению, которое она не могла скрыть.
– Успокойся, пожалуйста, – сказал я, но изо рта моего вышло что-то несвязное. Я стал хуже говорить, значительно хуже. Во время этих мигреней что-то заклинивало в мозгу. Я делал вид, что не замечал этого, а Маргарет, думая, что я не заметил, также не подавала виду. Но по её глазам я всё понимал.
Без пяти шесть.
Маргарет была безоружна, никакой тебе горячей воды. Она вложила мне в руку аспирин, а я знал, что он не поможет.
В голове стучало… Или это стучали в дверь?
– Зайдите позже! – крикнула Маргарет.
За дверью не отвечали и продолжали стучать.
– Зайдите позже, пожалуйста!
Стук не прекращался.
Маргарет открыла. В каюту ввалился мужчина. От него разило спиртным, а ещё какой-то животиной; он еле держался на ногах. Я не сразу понял, что он качается, – я думал, что это каюта или меня штормит, но нет, это его штормило самого по себе. Ноги его разъезжались по полу; он пытался облокотиться о дверь, тут корабль качнуло, и мужчина упал на меня, навалился прямиком, как мешок с навозом. Пахло от него примерно так же.
– Я прошу меня извинить, – сказал он.
Фляжка выпала у него из рук; он пытался до неё дотянуться, но безуспешно. У меня разболелась переносица. Обычно мигрень начиналась с неё; сейчас дойдёт и до глаз, потом до висков, и опояшет, будто кольцом для средневековых пыток, всю мою тяжёлую голову. Будет сжимать её и сжимать, и трезвонить, убивая последние клетки и без того истощённого мозга.
– Да что вы себе позволяете, – крикнула Маргарет, оттаскивая его от меня, – вы же пьяны!
– Прошу меня извинить, – бормотал мужчина, – я абсолютно трезв!
– Оно и видно…
– Я, между прочим, доктор. Я лечу лошадей… – Он выпустил протяжную отрыжку. – А опьянел я от страха, – и перешёл на шёпот, – я страх как боюсь воды.
– Пожалуйста, вернитесь в каюту, – чуть не плача, просила Маргарет.
– Я не могу, мадемуазель, я боюсь утонуть…
– А с нами не боитесь?
– Нет, с вами не боюсь, вы не должны утонуть. А вот меня столько раз выбрасывало за борт! Один раз это было… – Он задумался. – Вас ещё тогда и в помине не было, а меня чуть не скормили акулам. Второй раз я только прогуливался по палубе, как вдруг ни с того ни с сего… Видит дьявол, море ненавидит меня.
– Пить надо меньше! – сказала Маргарет.
– Вот в этом вы правы. – Он приподнял фляжку. – Ваше здоровье, – и опрокинул её себе в рот.
– Корабль скоро причалит; шли бы вы уже к себе, доктор. – Она покосилась на него.
– Лучше я здесь посижу. Капитан, как пить дать, собьётся с курса… такая погода, как тут не сбиться, сегодня безбожный туман…
– Я всё же настаиваю, – упорствовала Маргарет.
– Брось, Марго, пусть остаётся, – простонал я.
– Спасибо, молодой человек… Да хранит вас Бог, хоть его ещё никогда не было там, где был я, и, значит, на этой посудине его тоже нет, но он видит, как я вам благодарен. – Наш сосед ударил себя кулаком по груди и выпустил перегарный дух. – Ой, – он посмотрел на меня и скривил лицо, – тоже похмелье?
– Мигрень, – сказал я.
– Мигре-е-ень, – протянул он. – Значит, и вы туда же?
– Куда же?
– Тоже приехали лечиться? Известная байка – море всех лечит. Бедолага, – он похлопал меня по спине, – как мучается… У меня где-то были таблетки… правда, не от мигрени, а от боли в суставах, и не для людей, а для лошадей. Когда-то у меня была лошадь. Но какая, собственно, разница… Вам принести?
– Да, принесите, – сказала Маргарет и стала тянуть его за руку. – Принесите! – Она еле оторвала его от кушетки и вытолкнула за дверь.
– Но позвольте, – успел только возмутиться он, когда дверь перед его носом закрылась.
Этот ветеринар проговорил мне всю мигрень – я словно прокрутил её на быстрой перемотке и сам не заметил, как она прошла. Может, опять его пригласить…
– Он не говорил, в какой гостинице остановится? – спросил я.
– Ещё чего не хватало, – фыркнула Маргарет.
– Жаль, я бы хотел с ним поболтать…
Марго посмотрела на меня с недоверием, но, видно, списала всё на болезнь.
– Ты сможешь найти его по амбре, – сказала она.
Море штормило ещё пару часов; оно билось о борт корабля, креня трескучее судно, качало каюту и нас вместе с ней. Там за стенкой качался ветеринар, он нещадно бился о смежную стену и каждый раз проклинал чью-то мать. Мы держали скользящие стулья, подпирали собою кровать. Вскоре всё подозрительно стихло – так же резко, как и началось.
Поднявшись на мокрую палубу, мы увидели изнемогших матросов и такого же уставшего кэпа. Туман рассеялся. Показался остров с призраками еле заметных домов. Во многих уже погасили свет. На нас смотрел старый маяк из красно-белого камня; он звал своим дымчатым светом, будто приглашая к себе. У берега – скопище лодок и яхт; они покачивались и шумели, тесня и толкая друг друга. Шторм дошёл и до здешних мест. Вскоре мы спустились на берег.
3 глава
Маргарет выбрала номер с видом на залив и лес из мачт. От берега уже отчалила пара бермудских парусников; они покачивались на воде, оставляя дыру в стройной шеренге пришвартованных яхт.
Сегодня я решил не будить её и потому ещё ночью отключил будильник. Незачем ей просыпаться так рано. Сегодня мигрень убивала только меня одного, а Маргарет, укутавшись в льняное одеяло, сверкала из-под него розовыми пятками, то показывая, то пряча их.
Вода медленно стекала горячим водоворотом в проржавевший сток, оставляя лишь облако пара под слезящимся потолком. Просидев ещё с полчаса в остывающей ванне, я оделся и спустился вниз. Консьерж дремал, телевизор за стойкой вещал об утренних новостях. Я решил прогуляться по порту, пока толпы туристов не заполонили все улицы.
Не успел я дойти до дверей, как услышал шевеление в холле. Так и есть, за одним из диванов торчали чьи-то ботинки, чёрные, лакированные, с развязанными шнурками, что чёрными пиявками расползлись по плитчатому полу; дальше такие же чёрные носки и задранные брючины, постыдно оголяющие волосатые мужские ноги.
Точно, это был он.
– Месье, – я подошёл ближе, – месье, вставайте. – Слегка задел его ногу.
Он поморщился и приоткрыл один глаз.
– Что такое?
– Вы что, заснули в холле?
– О, – ветеринар приподнялся на локте, – мой дорогой друг… Как ваша мигрень?
– До вечера я от неё свободен.
– Это не может не радовать. Не так ли?
– Вы же знаете, что спите посреди холла? – уточнил я, оглядываясь по сторонам.
– Ну и что? – Мой новый знакомый протёр глаза. – Этот, за стойкой, ведь тоже спит…
Указав на консьержа, он принял сидячую позу и стал медленно, вдумчиво зашнуровывать ботинки.
– Почему вы не поднялись в номер?
– Вы представляете, какая незадача… Этот, пардон, идиот, сказал, что я здесь не живу. – Он встал и начал отряхивать штаны. – Этот дурень сказал, что все номера уже заняты, и тот, который был якобы моим, – в том числе. Он так и сказал «якобы ваш», как будто я вру. Зачем я, по-вашему, прибыл сюда, чтобы спать на полу?
– И правда, какая-то чушь…
– Вот вы же мне верите?
– Верю.
– А он не поверил, гад… Нет, говорит, у нас вашей брони, и всё тут. На что я сказал, что не сдвинусь с этого места, и лёг на диван. А вот как я упал с дивана – этого, честно сказать, не припомню.
– Вы так и останетесь здесь?
– Ещё чего! Чтобы смотреть на его сонную рожу? – Он скривил свою не менее сонную. – Найду местечко получше. Не прогуляетесь со мной?
Я был рад хоть какой-то компании.
Одни узкие улочки переходили в другие. Мы поднимались и спускались по каменным лестницам, проходя под высокими арками, меж фальшивых пиратов с ручными попугаями и хлебных лавок со сладкой выпечкой, от запаха которой невольно причмокивал рот. Я уже запутался в домах, и если б меня попросили вернуться в гостиницу, то пришлось бы сначала выйти к морю, а уж потом идти по знакомой дороге. Буклет, который я взял со стойки консьержа, оказался пустышкой. По моим расчётам, мы шли на запад, а здесь тех домов и вовсе не было. Я выбросил брошюру в ближайший бак. Удивительно, но этот человек будто и не смотрел на номера домов, не боясь ни тупиков, ни подворотен. Высокие шпили сменялись ещё более высокими стенами, казалось, всё ещё защищавшими остров от возможного вторжения врагов.
– Там тупик, – сказал ветеринар перед одним из замков и, скрипнув ботинками, резко повернул направо. – Нам сюда, – заторопился он.
Я еле поспевал за ним, уже задыхаясь.
– Я думал, мы достопримечательности посмотрим…
– А мы и смотрим, – удивился он. – Вот, пожалуйста, слева от вас – знаменитая крепость… Сюда, пожалуйста, – и повернул меня, направив в один из узких переулков.
– Вы здесь уже были? – спросил я.
– У вас шнурки развязались, – сказал он.
Я посмотрел на ботинки – и правда.
– Подождите, я сейчас…
Стал зашнуровывать обувь, а когда закончил, увидел, что ветеринара нет. Огляделся вокруг – нигде нет. Одни стены и узкие двери, и такие же стреловидные окна с резными рамами на витражах.
– Эй, – крикнул я, – где вы?
Только эхо и тишина.
Должно быть, уже убежал. Я пошёл дальше – ни поворота, ни одной открытой двери. Тупик. Лишь небо сияло утренней ясностью в прямоугольном окошке из башенных шпилей и крыш домов. Они кружились, и небо кружилось. Я прислонился к одной из стен – нужно было понять, где море. Но вокруг – только стены, бесконечные лабиринты оборонительных крепостей…
– Вам помочь? – послышался голос откуда-то справа.
– Кто здесь? – огляделся я.
Из открытой двери безлюдного дома протянулась белая рука с тонкими пальцами и таким же запястьем.
Я пожал руку в белой перчатке.
– Хорошо, что вы приехали, – сказал человек.
– Я? – Я не отводил взгляд от темноты помещения, из которого на меня смотрели только белоснежные белки тёмных глаз.
– Вы, – сказал он. – Я вас ждал, все вас ждали.
У меня похолодело внутри.
– Вы, наверное, ошиблись… – Я отстранился.
– Как я мог ошибиться, если вы сами пришли ко мне?
– Но я не приходил.
– Все так говорят…
Улыбнувшись, незнакомец наконец вышел из сумрака. Он уже не был столь белым, каким казался секунду назад. Цвет лица идеально ровный, как и все линии, обводящие его силуэт. Он и сам был будто рисованный: волосы пепельно-белые, глаза почти чёрные с жёлтым ободком вокруг; по височным впадинам проходили змеевидные вены, просвечивая сквозь пергаментную кожу висков.
– Меня зовут Норах, – представился он.
– А меня…
– Я знаю, – перебил незнакомец.
– Знаете?
– И я даже знаю, зачем вы пришли.
– Не думаю, что…
– Вы пришли избавиться от боли.
Я не мог проронить и слова.
– Каждый, кто приходит ко мне, хочет либо обрести что-то, либо расстаться с чем-то.
– Не понимаю, о чём вы…
– Я помогу вам. – Он подошёл ближе.
– С чего бы? – испугался я.
– С того, что вы поможете мне.
Я хотел отойти от него, но не мог сделать и шага, будто что-то держало меня, будто это он меня держал, просунув свои белые руки в самое моё нутро.
– К сожалению, у вас нет другого выхода…
Тот, кто назвался Норахом, говорил тихо и размеренно; белизна его лица ни на секунду не покрылась ни румянцем, ни морщинами. Мне не хватало воздуха, я расстегнул ворот рубашки.
– Задыхаетесь? – спросил он. – Нет ничего хуже смерти от удушья. Как считаете?
Я никак не считал. Я не знал, как избавиться от этого типа.
– Ты не просто умираешь, – продолжал он, – ты чувствуешь, как умирает твоё тело, примерно так же, как и вы это чувствуете два раза в день уже более семи тысяч дней.
– Откуда вы?..
– Это немало, не правда ли?
Я посмотрел наверх. Небо затянулось тучами. Теперь весь воздух пропитался холодом, тем самым холодом, который исходил от него.
– Красивый остров, не правда ли? – вдруг спросил Норах как ни в чём не бывало.
– Правда, – согласился я, – очень красивый. Маргарет сказала, море всех лечит…
– Она права.
– Вы её знаете?
– Вы же сами о ней заговорили.
– Когда?
– Только что.
Я отступил назад. Этот человек, или кем он там был, вроде как отпустил меня, и я мог бежать. Я бежал до самого моря, уже слыша и всплески наступающих волн, и крики парящих над ними чаек. На секунду они показались мне чёрными, но потом вновь побелели. Горластые птицы призвали дождь. Ливень обрушился плотной стеной. Я весь вымок до нитки, пока бежал. Дома, часовни, стены крепостей, до того просто серые, стали чёрными от дождя. Казалось, я ходил по кругу, сворачивая в одном и том же месте и выходя не туда. Людей на улице не было вовсе, они будто все испарились в секунду. Не знаю, сколько времени прошло, когда я нашёл свой отель. Ветер усилился, я еле открыл тяжёлую дверь, взбежал по лестнице, меня трясло и тошнило, разболелись виски… Ещё было не время, я взглянул на часы: без пяти минут шесть.
Куда делся весь день?
Дверь в номер открыта. Зашёл. Никого. Только распахнутое окно с треском билось о каменные стены, пропуская дождь и крики охрипших птиц. И колокол. Всё ближе и ближе. Я слышал его.
Очнулся в семь. Я лежал на полу, завёрнутый в ворсистый ковёр, голова под кроватью, упёрлась в наш чемодан. Только Маргарет могла меня успокоить. Без неё я не знал, где себя обнаружу – на пороге двери, распластанным в ванной, у унитаза или укутанным в пыльный ковёр, как сейчас. Я выкрикнул её имя. Никого.
Ступени шатались под моими ногами, когда я спускался на первый этаж. Люстра слепила глаза, лампы нещадно били в лицо; я оступился, чуть не слетел. Скрипнул стул консьержа.
– Вы в порядке, месье?
Он видел, что я не в порядке, но виду не подавал. Наверное, думал, что пьян.
– В котором часу она вышла? – еле вымолвил я пересохшим после приступа ртом.
– Простите, месье…
– В котором часу она ушла?
– Ваша девушка? Она не выходила.
– Не выходила?
– Ну, я, конечно, мог не заметить, но, скорее всего, нет.
Я еле стоял на ногах, держась за стойку консьержа.
– У меня мигрень, – сказал я.
– Ох, я думал, инфаркт…
– Вы знаете, где снял номер тот господин?
– Какой господин?
– Тот, что приехал вчера под ночь и заснул у вас на диване.
– Бог с вами, месье, мы не разрешаем спать в холле.
– Вы же сами не пустили его в номер.
– Не пустил? – удивился консьерж.
– У вас были заняты все номера.
– Да половина свободных!
– Почему же вы его не пустили?
– Кого не пустил?
– Потому что он пьян?
– У нас многие бывают пьяны, – он развёл руками.
– Он ещё воняет животиной.
– О ком вы говорите, месье?
– О человеке лет пятидесяти. Он доктор, то есть ветеринар, лечит лошадей и много пьёт, и вчера он заснул на этом диване.
– Никто вчера здесь не спал…
– А проснулся под ним.
– Быть такого не может. – Консьерж надувал огромные ноздри. – На полу в нашем холле никто не спит, это вам не ночлежка.
– Я сам видел.
– Видели? – Он выпучил глаза.
– И вы тоже спали.
– Я мог прикорнуть…
– Кем был тот человек?
– Я не знаю, о ком вы…
– Он приходил вчера к ночи.
– Я каждого провожаю в номера.
– Вы хотите сказать, он пришёл рано утром и просто так завалился за диван?
– Только если на пару минут, иначе я точно увидел бы.
– Вы же спали, чёрт вас дери!
– Не больше пары минут.
– Лет пятидесяти, ветеринар…
– Прошу прощения, мне нужно работать.
4 глава
– «По подозрению в поджоге лесоохранной зоны вчера был задержан…» – опять затрещало радио.
– Чёртовы помехи, – вздохнул владелец отеля и ударил по приёмнику, отчего тот захрипел ещё громче, – ничего невозможно разобрать. На этом острове не связь, а чёрт знает что.
– Прошу вас, вы могли бы уже заняться моим вопросом? – Напротив владельца отеля стоял тот самый постоялец, которого он сам же заселил день назад.
– Пожалуйста, говорите помедленнее, я не успеваю за ходом ваших мыслей. – Хозяин отеля выключил радио.
Суетливый господин заходил из стороны в сторону по хорошо обставленному кабинету, что был, пожалуй, гораздо лучше и больше всех номеров в этой гостинице. Почему «пожалуй»? Потому что господин снял самый лучший номер, как было означено в буклете, который ему вручили при входе в гостиницу ровно день назад. Ровно сутки назад всё было как нельзя лучше. Он высадился на берегу Сен-Мало и пошёл вдоль центральной улицы, надеясь снять приличный отель. Все приличные отели, как оказалось, были заняты, и, как оказалось, нужно было звонить заранее и бронировать их, чего месье Бёрк почему-то не сделал. Ах, да, был не сезон. Летом он ещё подумал бы об этом, но поздней осенью… Кто ездит на море осенью? Ветра такие, что только дома сиди… Все и сидели, в каждом из домов. На улицах никого.
– Всё занято, месье. – Он слышал эту фразу уже десятый раз за сегодня.
Чемодан его легче не становился, а ещё портфель, который он даже на стойку регистрации поставить не мог – не дай бог забыть. Потом разве найдёшь, когда все как один дома…