Наездник Ветра

– Ладно, – пожал плечами Лидул, – только дай мне слово, что через час я поеду спать!

– Мне легче убить сто тысяч таких, как ты, чем думать о том, что ты будешь делать, тем более через час, – отозвался князь. И всем почему-то стало опять смешно. А князю, тем временем, всё никак не давала покоя некая мысль.

– Как ты полагаешь, Лелюк, правду ли сказал мне Горюн? – спросил Святослав, когда осушили чаши.

– О чём? – не понял Лелюк.

– Ну, о том, что Шелудяк, дескать, знал о моём обозе и сказал Хоршу?

– Думаю, правду, – проговорил скоморох, убрав рукавом из-под носа кровь, – все знают, что Шелудяк и шагу не сделает без Залмаха. Зачем Горюн стал бы врать, будто у него есть некое дело с твоим смертельным врагом? Горюн сказал тебе правду, князь. Сильно испугался и сказал правду.

– К тому же, – добавил Хайм, – и Горюн, и Хорш много раз тут пили с друзьями Шелудяка.

– А ты, дед, что думаешь? – обратился князь к Вирадату. Тот покачал головой и сдвинул седые брови.

– Да леший их разберёт! Об этом Сновида надо спросить. Но никто не знает, где он теперь.

– Я тоже хочу куда-нибудь провалиться, – стоял на своём Лидул.

– Как-нибудь потом, – сказал Святослав, – нам с тобой сейчас ехать в Вышгород.

Лидул встал.

– Вот что, князь! Или я сейчас еду спать, или…

– Или?

– Или у меня испортится настроение, – завершил свою речь варяг и уселся.

– Ну, хорошо, – внезапно смягчился князь, – можешь убираться и не показываться до вечера. Хватит мне одного Икмора. Он, правда, молчит всё время, но иногда это очень даже неплохо.

Хайм вновь налил. Выпили.

– Завтра утром приди ко мне во дворец, – сказал Святослав Рагдаю, – надень что-нибудь приличное. Вот тебе.

И князь положил на стол две монеты. Они были золотые. Рагдай их взял.

– А меня пропустят?

– Пропустят.

– Князь, нам пора, – напомнил негромким голосом о себе Икмор, – уже полдень. И дождик кончился.

– Пьём ещё по одной и едем.

– А я поеду сейчас, – объявил Лидул, решительно встав.

– Скатертью дорога! Не забудь, вечером едем ужинать к Яромиру. Точнее, к девкам его.

– Об этом я точно не позабуду! Только сперва отвезём Роксану к парням. Мне её становится уже жалко.

Князь вдруг вскочил.

– Закрыл бы ты рот свой! Я что, считаю твоих любовниц? Пошёл отсюда!

Лидул был очень доволен таким приказом. Его тотчас как метлой смело. Ещё через один миг за дверью раздался топот коня.

– Ну, всё, Икмор, едем, – проговорил Святослав, испив третью чашу стоя. Лицо его от вина сделалось румяным. Когда Икмор встал из-за стола, Топтыга ещё разок на него взглянул, пытаясь понять, почему на такое чудище не надели ошейник с цепью.

– Спасибо, великий князь, – сказала Агарь, открывая дверь Икмору и Святославу. Выйдя, они вскочили на лошадей, оставленных ими около кабака, и двинули их в толпу, которая между двумя огромными лужами пробиралась к рынку. При виде князя и его спутника все забыли про эти лужи и начали расступаться куда придётся.

– Пора и мне, – поднялся из-за стола Рагдай. Ему не терпелось потратить княжеские монеты.

– Далёко ли ты собрался? – обеспокоился Вирадат.

– Надо приодеться. Ведь завтра мне идти во дворец.

– Давай я пойду с тобой, – вызвалась Агарь, – ведь ты здешних цен не знаешь! Обманут тебя купцы.

Рагдай согласился. Агарь ему протянула руку. Он её взял. Вышли.

Глава пятая

Тучи отползли к северу, и осеннее солнце обдало Киев летней жарой. Над низиной города висел пар. Подолие было в ручьях и лужах. Все, кроме босоногих девушек и детишек, старались их обходить, поэтому кое-где становилось тесно. Тогда Рагдай подхватывал Агарь на руки и шагал с ней по лужам. Вода лилась ему в башмаки. От Агари пахло фиалковыми духами. Она к нему прижималась изо всех сил, обняв тонкими руками за шею, и лишь хихикнула, когда он, споткнувшись, почти нечаянно прикоснулся губами к её губам. От этой невинной шалости голова у него слегка закружилась, в ушах чуть-чуть зазвенело.

– Солнце как сильно светит! – донёсся издалека откуда-то её голос, – будто весною.

– Да, – сказал он и сразу поставил её на землю – большая лужа была уже позади. К тому же, он вдруг заметил, в каких количествах рыщут от одного подворья к другому, от кабака к кабаку те самые девушки – босоногие, но одетые очень броско, тщательно нарумяненные и сонные. Кроме них, на рыночных площадях кого только не было и о чём там только не говорили! Из мастерских тёк звон молотков, из меняльных лавок – звон серебра, золота и меди. Торговля шла очень бойко.

Агарь привела Рагдая в лавку купца из Персии. Тот ей дружески улыбнулся, затем переговорил с нею по-сарацински и что-то коротко обсудил уже на другом языке со слугами. Перебрав товар, слуги предложили Рагдаю вполне себе щегольскую одежду, очень пригодную для езды верхом. Особенно хороши были сапоги из юфтевой кожи. Переодевшись, Рагдай вручил персиянину золотую монету, а тот ему – две серебряные.

– Пошли к Почайне гулять, – позвала Агарь, когда выходили из дверей лавки, – очень люблю сидеть около неё.

Рагдай был не против. Обогнув площадь с гончарным и конным рядом, возле которой были подворья мастеровых, они через Северные ворота вышли из города и спустились в овраг, к Почайне. Речка текла среди берегов песчаных и каменистых, довольно ровных. Местами лишь правый берег срывался к ней саженными откосами, возле коих течение шло назад или круговертью, обозначая смертельный омут. Рагдай расстелил около реки свой новый кафтан. Агарь на него уселась, вытянув ноги. Её глаза, наполненные вечерним солнцем, глядели вдаль, за холмы. Рагдаю хотелось пить. Подойдя к реке, он тронул рукою воду. Пальцы свело. Почайна струилась в очень глубоких лесных оврагах, вдали от солнца. В неё вливалось множество родников. Стиснутая у Киева парой длинных, покрытых сосновым лесом холмов, речушка затем расправляла плечи и шла неспешно.

Рагдай решил пить прямо из реки. Упёршись руками в дно, а ногами в берег, он припал ртом к ледяной воде, и – вдруг услыхал из её чернеющей глубины короткий девичий смех. Испуганно выплюнув колдовскую воду, вскочил Рагдай и очень внимательно поглядел на реку. Никакой девки не было в ней, все девки остались в Киеве. Так откуда же взялся смех, весёлый и звонкий, как колокольчик из серебра? Переведя дух, Рагдай опустился возле реки на корточки и напился, черпая воду горстями. Агарь, сощурив глаза, глядела на лес за Киевом. Лес был тронут багрянцем и желтизной. Небесная синева над кронами обливала их позолотой.

Присев около еврейки, Рагдай у неё спросил, кто такой Сновид.

– Сновид? – рассеянно повторила Агарь, с трудом оторвавшись от своих мыслей, – при князе Игоре он был тысяцким. А теперь он кудесник, из староверов. Они Перуна верховным богом и громовержцем не признают, для них главный бог – Сварог. Сновид – его главный жрец. Но он не сидит на месте, а ходит-бродит по всей Руси и морочит головы дуракам, которые рады по его слову идти на смерть.

– Он с лихими дружит?

– Да, дружит.

– А с князем?

– Ну, когда как.

С востока ползло свинцовое грозовое чудище. Но в овраге ветер не шевелил ни одной травинки. В осоке пел лягушачий хор. Синие стрекозы кружились парами над рекой, ласково сиявшей под ярким солнцем.

– Почай-река очень злая, – промолвила вдруг Агарь, – ты знаешь, сколько людей утонуло в ней? У неё одна струя как вода кипит, другая струя как огонь горит, а третья струя…

– Но она ведь тихая, узкая! – не дослушал Рагдай, взглянув на Почай-реку, которую можно было запросто переплюнуть вишнёвой косточкой.

– Да, но очень глубокая и студёная! В ней полно родников, которые несут зло. Никогда, Рагдай, не купайся в Почай-реке! Сведёт она тебе ноги и враз утянет на своё дно, где ключи холодные! И не выплывешь.

У Рагдая вдруг снова остановилось дыхание, но Агарь была ни при чём. Ему померещился взгляд из омута.

– Что с тобой, дружок? – сама прервала Агарь свою речь, почуяв неладное. Какой голос ей подсказал?

– Да нет, ничего. Я хотел спросить…

Рагдай замолчал. Ему всё же было не по себе. Он оторвал взгляд от Почай-реки и начал рассматривать её левый берег, который весь зарос высокой травой. За берегом стоял лес.

– О чём ты хотел спросить?

– Я и позабыл. А, да, вот о чём! Почему Сновид не служит теперь у князя?

– Он клятву дал ему не служить, – был ответ Агари.

– Какую клятву? Кому он мог её дать?

– Древлянскому князю, Малу.

– Как? Расскажи!

Агарь, помолчав, начала с вопроса:

– Знаешь ли ты о том, как погиб князь Игорь?

– Конечно. Я только через полгода родился, но как не знать!

– Но вряд ли ты знаешь то, о чём я сейчас тебе расскажу. Игорь, как и Святослав сейчас, держал две дружины. В старшей, варяжской, главными воеводами были Свенельд и Асмуд, а в младшей – Сновид и Трувор, молодой одноглазый скальд. Двадцать лет назад в древлянской земле была моровая язва, и князь не смог взять с древлян много дани. При дележе того, что ему удалось собрать, молодой дружине почти ничего не досталось. Игорь вернулся с нею к древлянам, чтоб взять ещё. Но князь древлян, Мал, велел пришедших пленить. Великого князя Игоря он убил очень страшным способом, а Сновида с Трувором он отпустил, взяв с них клятву, что никогда не будут они служить ни Ольге, ни Святославу.

– А где сейчас этот одноглазый Трувор?

– Трувор давно сгинул. Никто не знает, где он теперь.

– Я о нём слыхал от кого-то. Вправду ли у него был красивый голос?

– Да, это правда. Когда он пел вдохновенно, все забывали про всё на свете. Он исполнял под кифару песни морских разбойников.

– А какого глаза у него не было?

– Не припомню. Я тебя старше всего только на пять лет, и видела я его лишь однажды, когда мне было четыре года.

Туча заволокла половину неба. Почайна стала темнеть, будто злясь. По ней побежали волны.

– Скоро польёт, – переполошился Рагдай, услышав вблизи громовой раскат и только теперь заметив, что происходит. Задрала голову и Агарь.

– Не будет дождя. Тучу пронесёт стороною.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто поверь.

– А может, ты ведьма?

– Боишься ведьм?

Решив доказать обратное, он провёл рукой по её ноге от башмака вверх, сдвигая подол длинной чёрной юбки.

– Нельзя, – очень мягко, но в то же время решительно убрала она его руку. Он, не настаивая, спросил:

– Почему нельзя? Из-за Хайма?

– Нет. Из-за Василя.

Рагдай очень удивился.

– При чём здесь он?

– Он уже давно тянется ко мне. Сегодня лишь дотянулся. А тут вдруг ты! Если он узнает, что я тебе уступила в том, в чём ему отказывала, со мной случится беда.

– А как он узнает?

– Сновид расскажет ему. Сновид может узнать всё. Он кудесник.

– Я их обоих убью, да и все дела!

– А сможешь ты убить всех, кто придёт убивать меня, ежели по моей вине с головы Сновида падёт хоть волос?

– Не знаю. А много ли их придёт?

– Не меньше ста тысяч.

Тучу и вправду уволокло. Но ветер не стих. Солнышко, широко раскинув розовые ладони над степью, скатывалось за лес.

– Пойдём, – сказала Агарь, вставая, – у нас ночуешь.

– А если я одного Василя убью? – всё не унимался Рагдай.

– Об этом поговорим как-нибудь на днях.

К кабаку они подошли уж в сумерках. У его дверей стоял коренастый парень, одетый смердом.

– Микулка, ты здесь зачем? – спросила Агарь, увидав его.

– Нужен он, – сурово ткнул коренастый пальцем Рагдаю в грудь. Агарь изумилась.

– Кому он нужен?

– Сновиду.

– Вот оно как! А Сновид твой знает, что Святослав ждёт Рагдая завтра? Гийом с Лидулом вас всех на куски изрубят, если он вдруг не придёт к нему!

– Знает, знает. Гусляр сказал.

– Можешь с ним пойти, – шепнула Агарь на ухо Рагдаю, привстав на цыпочки, – ты им нужен не для того, чтоб тебя убить.

И, приоткрыв дверь, еврейка вошла в кабак. Рагдай зашагал за парнем. Тот вёл его переулками мимо постоялых дворов и лавок. Дорога шла под уклон. Темнело. Звёзды уже сияли по всему небу. Рогатый месяц, будто бы протирая печальные свои очи, глядел с высоты на Киев ярче и ярче.

Микулка и Рагдай долго шли вдоль высокого, покосившегося забора. Наконец, первый, остановившись, сдвинул одну из досок, и оба впихнулись в образовавшуюся прореху. С другой стороны забора был одичавший сад, дремучий почти как лес – вишни, груши, сливы. По саду бежал ручей. Сквозь густые заросли и коряги он пробивался к Почайне. Под городскую стену была для него вставлена труба из железа. Парни направились вдоль ручья. Вскоре показался бугор, заросший крапивою. Ручеёк подмывал его глинистый, крутой склон. У другого склона, в дебрях бурьяна, прятался низкий дом с соломенной крышей, сложенный из дубовых брёвен. За ним виднелся второй бугор. Рагдай и Микулка подошли к домику. Дверь была сколочена крепко. Микулка её открыл. Кованые петли не скрипнули. Сеней в доме не оказалось. Прямо за дверью была небольшая горница, озаряемая лучинами. За столом, на котором тесно стояли ковши и жбаны, сидели шестеро мужиков. Рагдай узнал лишь двоих, Василя с Горюном.

– Ну что, привёл? – спросил у Микулки старший из сотрапезников – рослый дед с белой бородой, густыми бровями, горбатым носом и волосами, лишь кое-где побелевшими.

– Да, привёл, Сновид! – с гордостью ответил парнишка. Можно было подумать, что он доставил Рагдая силой, сперва его хорошенько поколотив. Старик улыбнулся.

– Ну, молодец! Теперь покажи ему свою Хлеську.

– Нет! Не войдёт он к ней! – яростно затопал Микулка ногами в смешных лаптях, – не войдёт!

Поднялся Горюн. Открыв какую-то дверь справа от стола, он сказал Рагдаю:

– Войди сюда.

Микулка не прекращал выказывать возмущение, но Рагдаю было не жалко его обидеть. Обогнув стол, он слегка пригнулся, чтоб не удариться, и вошёл в какую-то комнатушку. Низкую и тяжёлую дверь закрыли за ним с усилием, очень плотно.

Он огляделся. Окно было нараспашку. Месяц, сияя сквозь ветки яблони, накрывал прозрачным лучом спавшую на лавке голую девку. Она лежала на животе, одну руку сунув под белокурую голову, а другую свесив с лавки до пола. Всё её стройное, но не слишком худое тело было довольно смуглым, не то что волосы. Этому удивляться не приходилось – сентябрь был очень солнечным, а беспечные киевлянки любили позагорать на лесных полянах.

Подойдя к спящей, Рагдай коснулся её плеча. Девка сильно вздрогнула, потянулась, приподнялась на локтях. Потом она вдруг соскочила на пол – да так стремительно, будто лавка под ней начала гореть, и сонно уставилась на Рагдая. Вряд ли он ей понравился, потому что она очень недовольно спросила, как его звать. Он дал ей ответ. Она неожиданно рассмеялась, ярко блеснув в темноте белыми зубами.

– А! Так это, стало быть, ты Василю бил морду?

Она стояла к нему вплотную. Соски её небольших грудей налились хотелкой так твёрдо, что он почувствовал их даже сквозь кафтан и рубашку. У неё были насмешливые глаза – не слишком большие, но и не маленькие, чуть вздёрнутый нос, очень соблазнительный рот и пухлые щёчки. Рагдай неловко обнял её. Она сразу начала его раздевать.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– А вот не скажу! Всё равно забудешь.

– Скажи!

– Ну ладно, уговорил. Меня зовут Хлеся.

Всё, что купил Рагдай у иранца, было разбросано Хлеськой по полу. На широкой лавке лежал тюфяк. Она не скрипела. Месяц светил. Рагдай целоваться любил не очень, но губы Хлеськи открыли в нём что-то новое.

– Ты хорошенький, – сладко вымолвила она, проводя рукой по его спине. Он слишком спешил. Досадливо выскользнув из его объятий, она велела ему лечь на спину и не делать более ничего. Если бы в окно не дул ветерок, было бы им жарко. Потом уж, когда Рагдай засыпал, она вдруг растормошила его и стала шептать:

– Не проговорись им, где встретил ты одноглазого! Обмани! И возьми с них денег.

Рагдай мгновенно очнулся.

– Зачем он им?

– Одноглазый знает, где Игорь спрятал несколько возов серебра и золота! Я подслушала. Объясню тебе всё потом. Сейчас не скажи им правду!

– Я тебя понял. Кто там, за дверью, кроме Сновида, Горюна и Василя?

– Дорош, Шелудяк и Хорш.

– Как их распознать?

– Хорш – маленький, плотный. Шелудяк – рыжий. Дорош – ещё молодой, косматый и бородатый.

Соскочив с лавки, Рагдай поспешно оделся и вышел в горницу.

Своим выходом он прервал какой-то негромкий, но жаркий спор за столом. Пятеро ватажников из семи мельком обернулись на дверной скрип, затем вновь уставились друг на друга, но уже молча, почти готовые к драке. Первым остыл Сновид. Когда он заговорил с Рагдаем, коротко приглашая его за стол, у остальных спорщиков кулаки немного разжались и одна общая мысль через неохоту возобладала над прочими. У Рагдая, который ждал грязных шуток, от этой злой тишины также появилось насторожённое дружелюбие. Заняв место, указанное Сновидом, он очутился между двумя своими приятелями, Микулкой и Василём. Те даже не шевельнулись, хотя могли отодвинуться или вовсе отсесть. Это показалось Рагдаю странным. Ему налили полный ковш браги. Он не осилил его до дна и взял из большой деревянной миски ржаную лепёшку с хреном.

– Знаешь ли ты, зачем Святослав тебя хочет видеть? – начал кудесник, когда под эту закуску ковш всё же опустел.

– Нет, не знаю, дед. Я даже ещё об этом не думал.

– Это напрасно. А знаешь ли ты о том, сколько русских воинов положил Святослав, сражаясь с каганом?

– Много, – сказал Рагдай, дав Микулке знак налить ещё браги.

– Не очень много. Всего лишь шестьдесят тысяч.

– Ну, и что дальше?

– То, что весной начнётся война, в которой поляжет в три раза больше. У Святослава стольких дураков нет. Вот он их повсюду ищет.

– Вижу, что ты, старик, тем же занят! – вскрикнул Рагдай, маленько хлебнув из поданного ковша. Брага начала его веселить. Лихие за ним зорко наблюдали, совсем забыв про свой спор.

– Кабы я считал тебя дураком, то не говорил бы с тобой, – продолжал Сновид, – зачем сеять там, где не всходит? Это напрасный труд.

– Так ты, значит, сеятель? И какие зёрна в твоём лукошке?

Старик помолчал, приглаживая усы. Потом дал ответ:

– Да, я сеятель веры в истинного и древнего бога земли славянской, его надёжный помощник.

– Хороший у тебя бог, коли позволяет обозы грабить! Другие боги построже.

– Тебе виднее, раз ты пришёл из монастыря! Именем Христа, конечно же, никаких злодейств никогда нигде не творили.

– Уж очень всё это сложно, – зашмыгал носом Рагдай, – пожалуй, налейте мне ещё браги.

Ему налили чуть-чуть, так как он и выпил немножко.

– Послушай-ка, что скажу тебе, – вдруг заговорил Шелудяк, голос у которого оказался звонким и резким, – на Русь плывёт новгородский купец Всеслав. С ним – грек, посланник царя. Того самого царя, для пользы которого приковали тебя к веслу! Этот самый грек везёт семь сундуков золота. Мы хотим эти сундуки у него забрать. Если будешь с нами – дадим тебе столько золота, сколько влезет в твои карманы. Их, как я вижу, у тебя много! Пей и решай, будешь ли участвовать в нашем деле? На размышления даю час.

Рагдай допил брагу. Поставив ковш, он спросил:

– Почему ты думаешь, что я завтра не передам Святославу всю эту твою речь?

– Потому, что твоя башка, кажись, не из дуба сделана. На Подолии нет доносчиков. Они все уж давно в Днепре перетопли. И Святослав, скажем прямо, о них не слишком печалился.

От хмельного Рагдаю сделалось жарко. Он снял кафтан.

– Ну, что ты надумал? – спросил Сновид.

– Не пойду я с вами.

– Почему так?

– Потому, что вы спрятались в овраге и пьёте из деревянных ковшей, а княжеские дружинники во дворце звенят золотыми чашами.

– Они псы, – сказал Шелудяк, – им бросают кости, и они счастливы!

– А у вас, я вижу, слюнки текут при виде костей?

– Сейчас я башку ему разрублю, – решительно встал Дорош, не быстро берясь за рукоять сабли. Рагдай, глядя на него, подумал, что можно выпить ещё, хоть закуска кончилась.

– Сядь, Дорош! – прикрикнул Сновид, – ты не у себя в Путивле, чтобы за меч хвататься!

– А я и в Киеве убью всякого, кто такое про меня скажет!

– Сядь, говорю, – повторил старик более внушительно. И путивльский атаман ему подчинился. Но, как потом оказалось, сделал он это с умыслом. Шелудяк предложил всем выпить, что было тотчас исполнено. Рагдай также не отказался.

– Кстати, Сновид, – вновь заговорил Дорош, – забыл я тебе сказать, что ты дашь Залмаху от того золота третью часть.

– Да как это, третью часть? – заморгал Сновид, – за наводку – треть? Где такое видано?

– А про новгородский обоз ты забыл, старик? Отдали вы за него Залмаху хоть медный грош?

– Но я тот обоз не взял! Двадцать человек потерял на этом проклятом деле!

– И ты меня виноватым сделать решил? Я предупреждал, в охране – варяги! Ты не рассчитывай, что Залмах тебе это спустит.

– Правда ли то, что он говорит? – строго повернулся кудесник к Шелудяку. Тот ответил:

– Да, это правда. Ещё Залмах просил передать, что он до весны не ждёт. Если до зимы вы с ним не расплатитесь, атаманы, головы ваши полетят наземь.

Хорш и Горюн уставились на помощника бога так, будто не видали ни разу, как бог хлопает его по плечу и жмёт ему руку. Так же взглянул на него Василь, но именно что взглянул. Ему неожиданно захотелось спать, и он, склонив голову, засвистел своим большим носом.

– Быть посему, – помрачнел Сновид, – идём на Всеслава, други!

– Я не пойду, – предупредил Хорш.

– Это почему?

– Побьёт нас Всеслав. Слишком у нас мало бойцов.

– И я не пойду, – присоединился к Хоршу Горюн, – пускай Залмах сам со Всеславом бьётся.

– Где же мы возьмём деньги? – стукнул Сновид по столу костяшками пальцев. Оба его соратника промолчали.

– Ежели вам так страшен Всеслав, есть дело попроще, – сказал Дорош, засмеявшись, – Залмах, правда, не уверен, что вы на него решитесь, но почему бы не предложить? Дело-то пустяшное! Нужно будет тебе, Сновид, переговорить с одним человеком. Он даст вам большие деньги за небольшую работу.

– Кто он такой?

– Сарацин.

– Пожалуй, я всех вас сейчас убью, – объявил Рагдай.

– Налейте ему ещё, – приказал Сновид, заметив его попытки вскочить. Микулка налил. Но Рагдай смог выпить лишь половину. Он начал громко икать.

– Откуда ты к нам пришёл-то? – донёсся до его слуха, будто из-под подушки, голос Сновида. Рагдай напряг весь свой ум, чтоб не оплошать, и твёрдо ответил:

– Издалека.

– И что, ты там правда жил в каком-то монастыре?

– Было и такое.

– А где он, тот монастырь, в котором ты жил? Может, ты всё брешешь и не было никакого монастыря?

– Пятьсот золотых.

– Пятьсот золотых? – не понял Сновид, – ты это о чём толкуешь?

– Пятьсот золотых давай мне, скажу тогда.

– Дам один.

– Ну, ладно. Уговорил.

Получив монету, Рагдай сказал:

– Около Никеи, на полпути от большого озера к морю.

Ему опять захотелось к девке. Довольно успешно встав, он медленно повернулся и сделал шаг. Помешала лавка. Ногу он ушиб сильно, а пуще – голову, когда грохнулся через эту самую лавку. Кто-то ему помогал подняться. В его глазах всё плыло. Подбежал Микулка.

– Не смей входить к ней! Не смей! – послышался его крик. Рагдай оттолкнул Микулку. Тот сразу куда-то делся. Но и Рагдай не смог устоять. Выронил монету. К Хлеське вползал он на четвереньках.

Глава шестая

Медленно мимо киевских гор несёт свои воды Днепр. Начинаясь где-то на севере, в хвойных дебрях, маленьким ручейком, он выходит в степь огромной рекой со множеством островов, покрытых дремучим вековым лесом. Тысячи рек, речушек и родников вливаются в Днепр, даря ему ледяную, чистую воду со всех краёв и из всех глубин земли Русской.

По Днепру плавали дивные корабли из заморских стран. На тех кораблях привозили в Киев уйму всего. Торги начинались уже на пристани. Прямо к ней перекупщики подгоняли тягловый скот, налаживали с купцами переговоры и кое-что у них брали оптом. Но всё же большая часть товаров распродавалась по всей Руси самими купцами. Многие из купцов знали Святослава и первым делом шли на поклон к нему – конечно, с подарками. Князь любил говорить с гостями, подолгу слушал рассказы их о далёких землях, а иной раз вдруг просил Роксану, знавшую буквы, записывать что-нибудь на пергамент. Зачем ему это было нужно, так и осталось тайной. Предполагали, что только лишь для того, чтоб занять Роксану хоть чем-то – ведь Святослав сам умел читать и писать по-гречески. Впрочем, вряд ли он хоть раз вспоминал об этом с десяти лет, когда мать его обучила грамоте. Странно было бы Ольге не сделать этого – ведь во время её правления весь дворец был заполнен книгами и учёными греческими монахами. Повзрослев, Святослав все книги велел снести в одну комнату, а с монахами поступил ещё хуже, так как монахи, не в пример книгам, были прожорливы и не очень-то чистоплотны. После обеда они совали в карман золотые ложки, даже их не помыв. Святослав попросту не мог на это смотреть, и пришлось монахам дворец навсегда покинуть, объяснив Ольге, что её сын непоколебим в языческих заблуждениях.