bannerbanner
Тайна Пустошей
Тайна Пустошейполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
29 из 32

– Ничего себе, – Пьер даже присвистнул. – Но Вы ведь не из братских чувств решили со мной этим поделиться прямо сейчас?

– Верно, – Матиас помрачнел и поиграл желваками. – Дело в том, что только на этой планете мы столкнулись с неконтролируемым влиянием панацинов на тело человека. И то случайно. Насколько я знаю, никем из руководства не санкционировано проведение испытаний на людях. Это самодеятельность местной администрации. Тут мы действительно просчитались, ведь постарались заставить всех этих людей поверить, что они изучают что-то совершенно новое. В погоне за сенсацией они перешли черту. Но при этом проделана колоссальная работа, да и эта случайность во многом поможет в дальнейших исследованиях. Словом… знаю, идея Вам совершенно не понравится, но… нам нужен один из мутантов.

В это время выжившие стали собираться в центральном зале. Они занимали разнообразные по виду сиденья и размещались по своему усмотрению. Йосеф со своей женой стояли в центре композиции и внимательно смотрели, как стягиваются к ним люди. Это походило на ежедневный ритуал, потому что некоторые приближались с явной неохотой, некоторые занимали места нетерпеливо, а парочка в возрасте смотрела на происходящее с покорным терпением. Последними к заседанию присоединились Пол с Тарасом, которые только закончили прокладывать маршрут.

Когда все выжившие заняли места, Йосеф извлек из небольшой сумки без ручек толстую книгу и начал что-то зачитывать. Периодически кто-то из слушающих поднимал руку, а затем, видимо, что-то спрашивал. Отвечал либо сам Йосеф, либо Ахува, либо даже кто-то из других слушающих. Проходило это все довольно чинно и интеллигентно, хотя обстановка и понимание того, что находится за стенами, не позволяло испытывать особого комфорта даже в такой уютной компании. Дальше всех от Йосефа, явно не участвуя в беседе, но слушая, расположились Чидженда, Игон и Мелина. Ноксфилд ловил каждое слово говорящих, стараясь понять все произнесенное. Юкичо тоже внимательно следила за разговором, но интересно ей не было, видимо, находилась она здесь от скуки.

Матиас долго наблюдал за происходящим после того, как Пьер, взбешенный услышанным, удалился в неизвестном направлении, но приблизиться к выжившим не желал. Через некоторое время любопытство все же заставило его покинуть окружение своих людей, и он не спеша направился к собранию, всем своим видом показывая, что идет не из интереса, а просто так, желая пройтись. Оказавшись достаточно близко к заседавшим, он начал различать слова.

– Нет-нет, – вкрадчиво объяснял Йосеф. – Все совсем не так.

– А как же? – с некоторой насмешкой вещал со своей галерки Игон. – Разве не с именем Бога крестоносцы жгли дома и убивали невинных?

– А как вы думаете? – обратился Йосеф ко всем, даже глянув в сторону приблизившегося профессора. – Жил один человек на земле. Добрый, отзывчивый, помогавший всегда тем, кому нужна была помощь. И в этих же местах обитал один разбойник, которого добрый человек выручил в холода – одел его в теплую одежду и накормил. И даже не подумал, что не следует помогать разбойнику. Однажды этому бандиту опять стало нечего есть. Да и грабить было некого. Вот и решил он: «Пойду к доброму человеку, он опять меня накормит». И пришел в его дом. Но добрый человек не открыл дверь. Он не услышал стука, потому что тот был слабым. Тогда разбойник разозлился на доброго человека и решил отомстить. С тех пор каждому, кого он грабил, он говорил, что делает это ради доброго человека. Так скажите мне, какое наказание заслуживает добрый человек?

– Никакого, – отозвалась Юкичо, которой очень нравились такие истории. Они напоминали ей детские поучительные сказки. – Он ведь не виноват, что разбойник грабил людей.

– Это и ребенку ясно, – довольно воскликнул Йосеф. – Так что же вы Бога вините в том, что люди делали зло, говоря, что это ради Него?

– Но если этот Бог есть, то почему позволяет делать зло? – спросила Мелина.

– И снова я не дам прямого ответа, – отозвался Йосеф. – Но послушайте. Были два руководителя, в подчинении которых было много людей. Первый ввел строгие правила для своих работников, за нарушение любого из правил следовало увольнение. Второй сказал своим работникам: «Вот список правил, которые нужно соблюдать». Но когда по ошибке работники нарушали правила, наказания не следовало. Со временем многие работники привыкли не следовать правилам и запустили производство. Те же, кто радели за предприятие, видели запустение и печалились. Некоторые из работников попробовали нарушать правила, но им не понравилось, как это отражается на общем деле, да и вызывало неприятные чувства. Поэтому они стали придерживаться правил. Кто из руководителей был добрее к работникам?

– Второй, наверное, – неуверенно отозвалась Софи, видя, что остальные крепко задумались. – Ведь нарушения бывают и по ошибке. Да и пока сам не поймешь, что что-то плохо, не станешь его воспринимать плохим.

– Я ничего не понял, – признался Джим, сидевший рядом с Софи. – Какие еще руководители? Вопрос другим же был!

– Ладно, – Йосеф вздохнул и, подбирая слова, стал объяснять: – Бог разве не в силах был сделать нас послушными машинами? Мог, конечно, но не стал. Почему? Потому что преданный работник следует правилам из-за уважения к предприятию, а не из страха. Как написано: «милости хочу, а не жертвы». Впрочем, это не совсем про то… В общем, если вы берете себе жену… ну, или мужа… так вот, в таком случае вы хотите, чтобы вторая половинка вам подчинялась? Или хотите, чтобы она любила вас? Чтобы прислушивалась к вам из страха? Или потому, что любит вас?

– Любить, наверное, – немного невпопад ответила Юкичо.

– Вот именно, – поддержал Йосеф. – А как отличить, кто любит вас, а кто просто пользуется? Дайте им свободу! И нам всем дали свободу. Бог сказал, что хорошо, а что дурно. И позволил нам делать дурное. Не потому, что хочет, чтобы мы так поступали, а чтобы мы сами выбрали. Каждый из нас. Любовь ли, когда ты не можешь не любить? Преданность ли, когда ты не можешь не быть преданным?

– Я все равно ничего не понял, – Кэрролл сдался и пожал плечами.

– Все равно я не видела, чтобы служители Бога особо делали что-то хорошее, – напомнила о себе Мелина. – Ходят в золоте, говорят высокие вещи, а сами пьяными насмерть сбивают людей на машинах.

– Не нужно путать религию с верой, – сказал Йосеф. – Религия – это просто инструмент. Успешный бизнес-проект, который, как и любой бизнес-проект, направлен на получение прибыли. А сначала не было так. Вера в Бога и Христа есть учение. И его нет в каких-то местах. Как и арифметике не нужны какие-то хранители. В Библии написано: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими». А половина человечества называет себя христианами. Но они не христиане в большинстве своем. Они православные и католики.

– Ничего себе новость, – усмехнулся Шелтер. – А православные и католики кто, если не христиане?

– Язычники по большей части, – заявил Йосеф. – Католики молятся Богоматери, когда Христос, указав на своих учеников, говорил: «вот матерь Моя и братья Мои». Православные пошли еще дальше – они кланяются идолам – крестам и иконам, портретам умерших людей, когда в книге Бытия написано: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им». Но и этого мало – католические священники прощают своим прихожанам грехи, когда только Бог и Христос могут это делать. А что вы видите в первую очередь, когда входите на территорию православных храмов и церквей? Верно, магазины. А Христос, разгоняя торговцев в храмах, говорил им: «не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников». Кроме того, и те, и другие любят, когда прихожане кланяются им в ноги, а апостол Петр поднял с колен Корнилия, говоря ему: «встань; я тоже человек». Так если они служат Христу, то почему не следуют Писаниям? Ведь «по плодам их узнаете их».

Матиас понаблюдал за происходящим еще некоторое время. Пьер ранее уже познакомил его заочно со всеми выжившими, поэтому беседа позволяла лучше понять их. Мелина и Шелтер явно долго работали вместе, причем очень высоко ценили деньги. Это было заметно по тому, какими снисходительными улыбками они реагировали на слова Йосефа о том, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Весь их вид показывал, что туда они и не собираются. Чидженда слушал все речи с холодным безразличием, отчего Матиас решил, что тот не является верующим. Во всяком случае, верующим в Бога. Опираясь на общепринятые стереотипы, Кох предположил, что африканец верит в своих богов. Девочка в таких вещах еще ничего не смыслила, но присутствием на таких собраниях могла хоть немного развлечь себя. Выглядела она слишком спокойной для ребенка, застрявшего в городе чудовищ. Остальные слушатели были глубоко погружены в разговор и создавали впечатление фанатиков, не способных оторвать взгляда от своего пророка-самозванца. На их фоне выделялся Нун, так же украдкой наблюдающий за товарищами.

Самого профессора речи Йосефа не особо впечатляли, но он мог понять, почему люди так слушали его. Прожить больше года, зная, что в любой день можешь оказаться растерзанным кровожадным чудовищем, это уже большое испытание. А когда человек готовится к смерти, он часто обращается к Богу. Иногда исключительно в прагматичных целях – ведь если скоро умрешь, то лучше верить, что потом будет еще и другая жизнь. В таких случаях каждый старается соблюсти какие-нибудь правила, чтобы оказаться чистым перед лицом Страшного суда.


* * *


– А что же с Вашим предком?

– После Великой катастрофы погиб лидер страны, и новым лидером стал мой предок. Чай Ни оказался главой одной из ведущих держав планеты, и его мнение теперь играло большую роль в мировой политике.

– И он решил продолжить свое дело?

– Да. Он распространил свои реформы и запреты на всю Землю. Через несколько десятков лет человечество изменилось кардинально. Новые умы принялись изучать космос и способы его покорения. Потому что планета медленно умирала.

– Получается, что династия Чай Ни фактически начала Космическую экспансию?

– Так и есть. Мой предок не дожил до первой колонизации. Исследования проводились очень долго. Без практических опытов так и не удалось понять принцип действия червячных переходов. Когда первая экспедиция отправилась на Пустошь-1, у руля был сын моего предка. Ну, выходит, что тоже мой предок.

– Про Экспансию я знаю. Это преподают в школах. Я так и не понял, как появилась Империя?

– Конечно, не поняли, я ведь еще не закончил. Так вот, как только люди расселились по новым планетам, а Земля начала восстанавливаться после катастрофы, снова начались старые проблемы.

– Какие еще проблемы?

– Получив то, что хотели, правители объявили независимость от Земли и отказались от прежних запретов. То, с чем боролись мои предки, снова начало править умами людей.

– Нет, подождите. Не соглашусь с Вами. Наркотики, проституция, азартные игры, однополые браки – все, что разрушает полноценное человеческое общество, запрещено повсеместно.

– Молодой человек, печально Вас разочаровывать, но все это – ложь. Да, официально все находится под запретом. Мальчишки боятся стать наркоманами, а девочек с детства пугают тем, что плохие дяди могут забрать их в публичные дома, если те будут себя плохо вести. Вот только наркотики по-прежнему можно купить. И бордель можно найти, если есть желание и деньги.

– Стоп! Подождите! Как же так? Ведь мы росли…

– И слушали вранье Объединенных правительств. Смертная казнь за распространение алкоголя на Земле? В это очень слабо верится, разве нет? Это просто страшилка для тех, кто хочет распространять алкоголь самостоятельно. На самом деле его производством и распространением занимается непосредственно правительство через свои организации.

– Но как же так? Не может же все быть ложью?

– Почему же? Современное телевидение вещает, что на Земле – рай. Эта пропаганда направлена на то, чтобы никто не хотел выходить из-под контроля Земного правительства. Живешь на колонии и мечтаешь, что однажды окажешься на Земле – в колыбели человечества.

– Но это не так?

– Труды моих предков превратились в прах. Внешне все выглядит благочестиво, но внутри… Это как старая декорация для спектакля-сказки – снаружи красочно и волшебно, но внутри сгнившие доски.

– В голове не укладывается.

– А как Вы думали, молодой человек? Эта новая нашумевшая казнь – пожизненная парализация, сколько она вызвала споров и рассуждений? А если проследить за процессами, то становится ясно, что этой казни удостаиваются только очень могущественные люди. Когда вскрываются их преступления, их публично парализуют. Так он платит за все.

– Неужели и это ложь?

– Еще какая. Парализованных запрещено навещать. Это тоже наказание. Так говорят. Но на самом деле весь процесс – спектакль. Когда преступления уже нельзя скрыть, богатых и влиятельных преступников показательно предают такой страшной казни, потом укрывают на некоторое время, затем меняют их внешность, личности и отправляют на другую планету.

– Так значит, все эти осужденные…

– Сегодня занимаются прежними делами, но в других местах.

– Какой ужас!

– Именно поэтому я решил создать Торговую империю. Я понял, что если передать хоть часть власти кому-то другому, то ничего не выйдет. Поэтому сосредоточил всю власть в своих руках. Но это же и привело к падению Империи.


* * *


– А как его звали? – спросил Пьер, скребя пальцами шрам, спрятанный под бородой.

– Антоном Степанченко, – ответила Софи, продолжая вытирать полотенцем свои мокрые волосы.

– Не могу, конечно, говорить с уверенностью, – невольно офицер принюхивался к запаху шампуня. – Но Матиас долго допрашивал беглеца с этой планеты. Лет ему было за пятьдесят, наполовину седой.

– Похож, – Софи с нескрываемым интересом уставилась на собеседника и даже оставила волосы в покое. – А что с ним?

– Ну, пилот он был, судя по всему, никудышный, – начал рассказывать Пьер, стараясь сдержать улыбку. Уж очень забавной выглядела эта девушка сейчас. – Потому что никак не мог попасть в Дыру, израсходовал много кислорода. Когда его подобрали и откачали, оказалось, что из-за кислородного голодания его разум повредился. Он забыл очень многое, говорил что-то про мутирующих жителей города. Никого из вас он не упоминал. Видимо, просто не мог вспомнить. Теперь я понимаю, что он был в своем уме, просто память повредилась.

Софи глубоко вздохнула и посмотрела куда-то вперед долгим взглядом, выпучив глаза.

– Надо же, – тихо проговорила она. – А я винила его в предательстве.

Они немного помолчали. Пьеру было немного неловко сидеть наедине с малознакомой молодой и очень красивой девушкой на кровати, но она ведь сама зачем-то пришла. Это была не совсем кровать – она также была собрана из полок, но постельное белье было настоящим. Видимо, его принесли сюда из соседних домов. И это не была комната – просто еще одно складское помещение. Их здесь было очень много – целый отсек маленьких хранилищ, расположенный в здании дальнего склада. Все хранилища были адаптированы для жилья. Комната, в которой постелили Пьеру, раньше принадлежала одному из погибших. Офицера это не смущало, но от более уютного помещения он бы не отказался. Жалко, что никто не предложил.

– Эммм, – решил он нарушить молчание. – Ты что, прямо из душа ко мне?

– Что? – Софи непонимающе посмотрела на него. Затем сообразила, о чем речь, и ответила: – Да, только вот вышла. Знаешь, мы ведь раньше гоняли постоянно по городу, скрывались. Спали по очереди, ели только консервы. Как Феникс исчез, мы начали хоть как-то жить. Готовить стали какую-то человеческую пищу, душ несколько раз в неделю. Тут установлены фильтры, поэтому воду для бытовых нужд можно использовать многократно. Никогда раньше не испытывала такого удовольствия от душа!

– Хм, – протянул Пьер. – Нелегко вам тут было.

– Это еще что! – воскликнула Софи, после чего резко повернулась всем корпусом к офицеру и положила ладонь ему на колено. Товарищеский, казалось бы, жест, но Пьер невольно вздрогнул. – Как мы мучились с одеждой для Юкичо! Здесь ведь детей совсем не было на планете. Уж не знаю, как так получилось, но так и было. А одеваться-то ей надо! Конечно, тут круглый год тепло, но вещи ведь изнашиваются. Особенно мучились с нижним бельем – оно же не может быть не по размеру, как верхняя одежда. И заделались мы с Ахувой швеями. Это было что-то! Я не умею совсем, она меня пока научила, Юкичо так мучилась. А Мелина отказалась помогать. В общем, это было еще веселее. А сейчас видел ее рубашечку и юбочку? Это я перешивала!

– А с обувью как? – Пьер освободил колено от руки собеседницы и закинул ногу на ногу, на что Софи никакого внимания не обратила.

– С обувью хуже было, – девушка снова стала вытирать волосы. – Носила она туфельки не по размеру. А сейчас уже доросла до взрослой обуви. Хорошо, что у девушек бывают миниатюрные ножки.

– Если так на вас сейчас посмотреть, – заметил Пьер. – Вы очень хорошо выглядите для людей, которые с трудом выживали последние два года.

Девушка засмеялась.

– Спасибо тебе, – ответила она, ослепляя офицера своей искренней лучезарной улыбкой. – Давно мне не делали комплиментов. Но вообще, как я уже сказала, это сейчас мы все прилично выглядим. Раньше так не было. Джим был жутко косматым и с длиннющей бородой, а когда он побрился и постриг волосы, я даже не узнала его. Чи носил длинную косу, а волосы вокруг нее сбривал. Потом его однажды мутант за эту косу и поймал. Выкрутился, конечно, но косу потом состриг. Теперь и прическа приличная, но бороду-косичку так и оставил. Странный парень. Цевехан, Чидженда, Йосеф тоже заросшие были, как обезьяны. Вот только Чидженда бороду потом сбрил, только усы оставил, а Цевехан с Йосефом так и ходят бородатыми. Хоть покороче постригли – уже лучше.

– Ты всегда обращаешь столько внимания на внешность людей? – удивился Пьер, который как-то и не придавал никогда значения тому, у кого какая прическа или растительность на лице.

– А как иначе? – удивилась Софи. – Внешность тоже много значит. В душу человеку не заглянешь так просто, а на лицо и наряд посмотреть можно. Вот почему ты никогда не снимаешь очки?

– Это военные тактические очки, – начал разъяснения Пьер. – В них встроено множество полезных функций. Например, дальномер, автофокус, автоматический регулятор яркости, прибор ночного видения…

– Это, конечно, хорошо, – прервала его девушка. – Но это все для боя. А ты их до сих пор ни разу не снял. Хотя тут не с кем биться.

– Ну, привык, что тут сделать? – усмехнулся офицер.

Софи недоверчиво посмотрела на него и сжала челюсти. Пьер вздохнул и отвернулся.

– Ладно, раз уж тебя это так интересует, – тихо проговорил он и, сняв очки, повернулся к ней снова.

Вида девушка не подала, но дыхание у нее перехватило. Не отрывая взгляда, она смотрела на левый глаз офицера, словно могла таким образом исправить проблему. Глаз был белым, от левого края левой брови наискосок почти до самого носа шел неприятного вида шрам.

– На одном из заданий я здорово просчитался, – объяснил Пьер. – Мы ползли под натянутой колючей проволокой в стан противника, чтобы закрепить взрывчатку на вражеской технике. Ползли-ползли, а потом мне вдруг почему-то показалось, что над нами кто-то прошел. Глупо, конечно, ведь кто мог пройти по колючей проволоке, натянутой в метре над землей? Но я поднял голову вверх и прямо глазом… Эх… Самое глупое, знаешь, что? Это были учения! Выполнить столько кровопролитных заданий, а потом получить такое ранение на учениях. Вершина глупости. В общем, лежал я в лазарете, ходил потом с перевязанным глазом, а когда повязку сняли, понял, что зрение ухудшилось. Оно и неудивительно, в принципе. Через месяц глаз побелел, а я перестал им вообще видеть. Из армии меня выгнали, но один из офицеров предложил мне перевестись в команду зачистки. Там не нужно было острое зрение, но я бы по-прежнему оставался военным. Тогда я и водрузил на себя эти очки. Во-первых, они скрывают это уродство, а во-вторых, компенсируют неработающий глаз.

Софи по-прежнему не отводила взгляда от лица собеседника и не проронила ни слова, пока тот снова надевал очки. Затем так же молча взялась за край своей майки и задрала ее, открыв живот. На этот раз дыхание перехватило у офицера. Широкий шрам начинался слева, чуть ниже ребер, шел вниз до уровня пупка, а затем резко поворачивал вправо.

– Помнишь, я говорила про то последнее столкновение с Фениксом? – сказала девушка. – В тот день я оказалась прямо перед ним. Сначала замерла, не зная, что делать, а потом попыталась убежать. Феникс был огромным, лапы у него тоже были гигантские. Он хотел схватить меня, но я отпрыгнула. А в следующую секунду живот пронзило невыносимой болью. Я взглянула вниз, чтобы посмотреть, что со мной случилось, увидела много крови и глубокий страшный разрез. И тут же вырубилась. Очнулась через три дня. Меня оттуда вытащили, зашили и накачали обезболивающими.

– Ничего себе, – сдавленно произнес Пьер. – Не каждый бы выжил после такого.

– Жутко повезло, – констатировала девушка, улыбнувшись. – Ни одного органа не задел.

– Да уж, у меня на шее еще шрам один, – покачал головой офицер. – А сколько еще на теле! Но если бы мы устроили соревнование, я бы тут же капитулировал.

Девушка засмеялась. Тут в комнату вошел Джим и с легким недоумением уставился на них. Софи мгновенно убрала улыбку с лица, а затем, смекнув, резко опустила майку.

– Мы тут шрамами хвастались, – нерешительно объяснила она.

– Я так и понял, – усмехнулся Джим, сложив руки на груди. – Шла бы уже спать, поздно ведь.

Девушка поджала губы.

– Что, опять бессонница? – с пониманием спросил Джим.

Софи кивнула и поднялась.

– Ладно, пойду я, – сказала она. – Спокойной ночи, Пьер!

– Спокойной ночи, Софи, – ответил офицер.

Когда девушка вышла, Джим, как-бы извиняясь, сказал:

– Есть у нее такая привычка – всегда старается познакомиться поближе с каждым. У нее был сильный дефицит общения на Земле, а оказавшись в таких условиях, как мы, люди обычно довольно откровенны. Вот она и компенсирует то, чего ей не хватало.

Пьер несколько раз кивнул и уперся руками в кровать, слегка откинувшись назад.

– Вы с ней вместе? – спросил он.

Джим немного потупился и даже немного покраснел.

– Ну, – протянул он. – Типа того. Сам понимаешь, вся эта обстановка не очень способствует нормальным отношениям.

– Верно, – согласился Пьер. – Этот ее шрам – просто жуть!

– Не то слово, – Джим нахмурился и опустил голову. – Когда она оклемалась, мы все в трауре ходили. Я и сам думал, что ей лучше было бы сразу умереть.

Пьер ошеломленно уставился на собеседника.

– Это еще почему? – воскликнул он.

– Рана была очень тяжелая, – пояснил Джим и поднес к лицу руку, словно стараясь разглядеть что-то на своих пальцах. – Ходить она не могла, даже поворачивалась с трудом. Ахува целыми днями с ней сидела. В те дни мы готовы были в любой день ехать куда глаза глядят. Мы ведь еще и не на складе были, а в одном из домов. Боялись, что не довезем ее до безопасного места. Если бы Феникс нашел нас… в общем, я даже не знаю, что сделал бы. А она один раз позвала меня и стала требовать, чтобы я пообещал, что уеду, если возникнет опасность. Я не мог. Она плакала, кричала на меня, умоляла, но я ей так ничего и не сказал в ответ. Каждый из нас в те дни готовился к ее смерти. Это были кошмарные дни.

– Сложно даже представить, – признался Пьер.

– И не надо, – усмехнулся Джим. – Все уже позади. Теперь мы выберемся.

– Любая война страшна, но на войне обычно нет женщин и детей, – заметил Пьер.

– Видимо, тебе просто очень повезло с войнами, – Джим снова усмехнулся и опустился на корточки рядом с собеседником. – Когда нас отправили на Кеплер, там творились жуткие вещи. Все палили куда попало. Присутствие женщин и детей никого не останавливало.

– Я тоже был там, – ответил Пьер. – И своими глазами видел, как их увозили в безопасную зону.

– Увозили, верно, – согласился Джим. – Но увозили их из зоны боевых действий. Так что тут не скажешь, что они были не на войне.

– Тоже верно. Кстати, я слыхал, что там, на Кеплере, вы рассорились с Игоном, это так? – решил прояснить некоторые детали Пьер. Конфликты в столь маленьких группах, да еще и в условиях, когда от каждого члена ежеминутно зависят жизни остальных, были, на его взгляд, чем-то невероятно глупым и эгоистичным.

– Что-то типа того, – ответил Джим, почесав в затылке. – Мы с ним оба неровно дышали к медсестре, приставленной к нашему взводу, поэтому всегда выделывались перед ней. Соревновались, кто натренирует бицепсы лучше, кто дальше и быстрее пробежит. Ну, обычное ребячество. На этой почве даже несколько сдружились. Потом, правда, медсестру увел лейтенант – оказалось, что звание и заработок были для нее важнее, чем наши бицепсы и трицепсы. А когда узнали, что до этого она была с одним сержантом, которого бросила ради лейтенанта, то ушли с ним в совместный запой. Надо же было заинтересоваться продажной стервой? Я тогда впервые попробовал алкоголь. Ну, и не рассчитал. А он меня домой дотащил. Но Кеплер все изменил.

На страницу:
29 из 32