Суды и судьи: независимость и управляемость

Мировой опыт свидетельствует о том, что высокий престиж суда, уверенность общества в независимости принимаемых им решений могут существовать и тогда, когда имеются определенные отступления даже от такого фундаментального условия, как принцип разделения властей. Так, в Великобритании, где и в профессиональном, и в массовом сознании укоренены представления о независимости суда, не действует в классическом виде принцип разделения властей: лорд-канцлер является одновременно членом кабинета министров, спикером палаты лордов и председателем Апелляционного суда. В свою очередь палата лордов является не только второй палатой парламента, но и судом высшей апелляционной инстанции.

Очевидно, что не существует единого и раз навсегда установленного образца законодательного закрепления условий, которые обеспечили бы подлинную независимость суда.

Если самостоятельность судебной власти означает невмешательство в ее функционирование других ветвей власти, то независимость суда выражается в принятии судьей решения на основе собственного убеждения в его законности и обоснованности. Как подчеркивает В. А. Терехин, «определяющим и самым важным звеном в единой цепи процессуальной независимости правосудия, а также независимости судов и судебной власти при их процессуальном проявлении выступает фигура судьи. Независимость судей является основным условием функционирования самостоятельной и авторитетной судебной власти, способной обеспечить объективное и беспристрастное правосудие, эффективно защищать права и свободы человека»21.

Проблема, однако, заключается в том, что если законодательным и иным путем можно поставить судью в зависимость от кого-либо, то заставить его быть независимым и руководствоваться только законом мерами государственного воздействия невозможно. Независимость – это внутреннее, психологическое состояние, отражающее систему ценностей, разделяемых данным лицом, и находящееся вне сферы правового регулирования.

Социальная ценность правосудия как такового определяется тем, что только оно может служить противоядием против произвола и анархии, давать жизнь закону и тем самым обеспечивать предсказуемость последствий того или иного вида поведения.

Судебная система, если она основана на принципах гласности, состязательности, обеспечения обвиняемому права на защиту и других демократических началах, является наиболее цивилизованной площадкой для выяснения отношений государство – личность. Но если судья принимает решения, подчиняясь оказываемому на него давлению, то все достоинства процедуры превращаются в фикцию.

Становление независимого суда не менее, а может быть, и более сложный процесс создания (точнее, «выращивания») других демократических институтов, оно неразрывно связано с общей эволюцией социальной системы, изменением массового и профессионального правосознания, гражданской активностью населения.

«Правосудие, справедливость, – пишет С. Холмс, – не могут быть поднесены на блюдечке политически инертным гражданам даже самой профессиональной судебной властью»22.

§ 2. Соотношение категорий «независимость», «беспристрастность» и «справедливость» суда

Любое лицо (как физическое, так и юридическое), обращаясь в суд или будучи привлеченным в качестве обвиняемого либо ответчика, ожидает, как предполагается, беспристрастного и справедливого решения по делу.

Если это утверждение не оспаривается, то возникает необходимость рассмотреть следующие вопросы: 1) как соотносится независимость суда с беспристрастностью и справедливостью выносимых им решений; 2) существуют ли объективные критерии беспристрастности и справедливости судебных решений; 3) в какой степени возможно формализовать и закрепить в законе требования, соответствие которым будет свидетельствовать о беспристрастности и справедливости судебного решения.

1. В литературе высказаны различные точки зрения относительно независимости суда и его беспристрастности и справедливости.

Некоторые авторы рассматривают независимость суда как средство обеспечить его беспристрастность23, другие полагают, что независимость – это право судьи, а беспристрастность является его обязанностью, корреспондирующей данному праву24; третьи подчеркивают органическую связь категорий «справедливость» и «беспристрастность»25, четвертые фактически отождествляют независимость с беспристрастностью, рассматривая последнюю как «содержательное значение» независимости судебной власти и ее носителей26.

Иной взгляд высказан Д. Н. Козаком в одном из его интервью в ноябре 2001 г. «… Начиная с 1991 г., – сказал он, – главный упор делали на то, чтобы создать механизм независимости судей. Сегодня это самый острый вопрос. Мы решили, что сама по себе независимость обеспечит нам все: добьемся ее – будет честный, неподкупный, принципиальный судья. Но это утопия. Надо реалистично подходить к личности самого судьи. Он такой же гражданин, как мы с вами. И он подвержен тем же искушениям и слабостям, как и мы. И сама по себе отдельно взятая «независимость», если подходить реалистично, нам с вами ничего не дала. Она дает лишь судье полную свободу действий, он волен выбирать, к кому попасть в зависимость, как решать конкретное дело, вести себя в быту и на работе»27.

Поскольку судебная система является частью государственного механизма (помимо ее законодательной основы, другие ветви власти участвуют в формировании судейского корпуса, судебные решения выносятся от имени государства, на их основе осуществляется государственное принуждение и т. д.), то возникает и проблема пределов независимости судебной власти. Как отмечает Питер Соломон, «основная трудность во всем мире состоит в достижении должного равновесия между двумя конкурирующими ценностями – обеспечением существенного уровня защиты судей от посторонних воздействий и созданием таких условий, чтобы осуществление судьями своих полномочий не выходило за рамки общественного консенсуса»28.

Трудности в установлении такого баланса указанных ценностей усиливаются и тем обстоятельством, что возможности самого закона достаточно ограниченны.

Дело в том, что поведение людей, в том числе и принятие ими того или иного решения из числа предлагаемых законом альтернатив, не может быть полностью формализовано («запрограммировано»).

Пределы возможностей закона применительно к уголовно-процессуальной процедуре отчетливо проявляются в наличии оценочных, т. е. не подлежащих однозначному толкованию, понятий («достаточные основания» – ст. 97 УПК РФ; «достаточные данные» – ст. 140 УПК РФ; «достаточные доказательства» – ст. 215 УПК и т. д.)

В связи со сказанным необходимо отметить следующее обстоятельство. Независимость суда может рассматриваться в трех аспектах:

1) независимость как самостоятельность судебной власти, отсутствие легальных полномочий, позволяющих вторгаться в ее компетенцию органам законодательной и исполнительной власти;

2) независимость как свобода судьи от любых воздействий на принятие им процессуальных решений, исходящих от лиц и органов, находящихся за пределами судебной системы;

3) независимость как свобода судьи от воздействия на принятие процессуальных решений со стороны должностных лиц и органов судебной системы, не предусмотренных законодательной регламентацией судопроизводства.

Возможности закона обеспечить независимость суда различны применительно к каждому из этих аспектов.

Наибольшее значение законодательная модель имеет для первого из указанных аспектов. Признание и конституционное закрепление принципа разделения властей, расширение компетенции суда, прежде всего за счет конституционного судопроизводства, и ряд других законоположений фактически исключают легальные формы посягательств на самостоятельность судебной власти.

Разумеется, юридические гарантии самостоятельности не исключают опасности воздействия на этот аспект независимости суда политических и иных факторов. Но такого рода гарантии создают правовую основу для противостояния любого рода попыткам ограничить самостоятельность судебной власти.

Существенное значение имеет и то обстоятельство, что нормы, формирующие основу самостоятельности судебной власти, не допускают различного толкования и фактически исключают действие субъективных факторов. В качестве примера можно привести ч. 1 ст. 112 Конституции РФ, которая гласит: «Правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом». Вряд ли возможно какое-либо неоднозначное толкование этого конституционного положения. Более развернуто и компактно конституционные положения нашли отражение в ст. 1 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации». Согласно ч. 1 этой статьи судебная власть осуществляется только судами в лице судей и привлекаемых в установленном порядке заседателей, а никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя осуществление правосудия. Часть 2 этой же статьи устанавливает, что судебная власть самостоятельна и действует независимо от законодательной и исполнительной властей.

Значение и возможности для второго из указанных аспектов независимости суда сводится к запрету какого бы то ни было вмешательства в деятельность суда в целях воспрепятствования осуществлению правосудия (ст. 294 УК РФ). Данный уголовно-правовой запрет имеет в своей основе более общее положение ч. 5 ст. 5 ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации», которая гласит: «Лица, виновные в оказании незаконного воздействия на судей, присяжных, народных и арбитражных заседателей, участвующих в осуществлении правосудия, а также в ином вмешательстве в деятельность суда, несут ответственность, предусмотренную федеральным законом. Присвоение властных полномочий наказывается в соответствии с уголовным законом».

Не вдаваясь в детальный анализ приведенных норм, отметим лишь следующее. Состав преступления, предусмотренный ст. 294 УК РФ, предполагает наличие такого элемента субъективной стороны, как цель деяния: воспрепятствование осуществлению правосудия. Но субъект, стремящийся добиться желаемого решения, может быть убежден, что именно такое решение будет справедливым и правосудным. Сложность установления фактических обстоятельств дела, а также ряд других факторов превращают ст. 294 УК РФ в «мертвую норму». Данное обстоятельство подчеркивает ограниченные возможности закона служить действенной преградой любой попытке «извне» повлиять на отправление правосудия.

Возможности закона ограждать независимость судей от воздействий, идущих «изнутри» судебной системы, связаны как с ее организацией (что будет рассмотрено в гл. III настоящей работы), так и с установленной процедурой рассмотрения и разрешения дел. В соответствии с последней вынесенные судьей решения оцениваются вышестоящим судом с точки зрения их законности (т. е. соответствия установленной процедуре) и обоснованности (т. е. соответствия решения имеющимся в деле доказательствам), а в случае вынесения обвинительного приговора еще и с точки зрения справедливости назначенного наказания (т. е. его соответствия тяжести совершенного деяния и личности виновного). Независимость судьи при осуществлении правосудия презюмируется. Такого рода презумпция является опровержимой, но необходимые для ее опровержения сведения лежат за пределами предмета доказывания по делу, в отношении которого возникли сомнения в независимости судьи. Поскольку же, как отмечалось, ст. 294 УК РФ фактически не применяется, вывод о незаконном воздействии на судью является лишь логическим следствием установления какого-либо иного состава преступления (получение взятки, фальсификация доказательств и т. п.).

2. Беспристрастность суда хотя и связана с его независимостью, но не тождественна ей.

Во-первых, если независимость суда в значительной степени зависит от принципов формирования судейского корпуса, условий карьерного роста судей, оснований отстранения от должности и т. п., т. е. с факторами организационного, судоустройственного характера, то беспристрастность характеризует процесс принятия решений и отношение судьи к доводам сторон.

Во-вторых, Конституция РФ не использует термин «беспристрастность», а говорит о независимости как в смысле самостоятельности судебной власти (ст. 10), так и применительно к принятию решений (ч. 2 ст. 120). Аналогичным образом оперирует понятием «независимость» и ФКЗ «О судебной системе РФ» (ч. 2 ст. 1, ч. 2 ст. 5).

В-третьих, независимость, безусловно, представляет собой важную предпосылку беспристрастности, но не гарантирует ее. Вполне можно представить ситуацию, когда независимый судья без каких-либо внешних воздействий принимает собственное пристрастное решение.

В-четвертых, законодательные положения, которые в юридической литературе, как правило, рассматриваются как гарантии беспристрастности29, носят формальный характер и не в силах затронуть личностную, индивидуально-психологическую сферу судьи. Например, запрет судье принадлежать к политическим партиям и движениям (ч. 3 ст. 3 ФКЗ «О статусе судей в Российской Федерации») не может препятствовать наличию у него определенного мировоззрения, которое включает в себя те или иные политические предпочтения. Закрепление в Законе подчинения судей только закону (ч. 2 ст. 5 ФКЗ «О судебной системе РФ») при всей его важности не предопределяет их беспристрастность при осуществлении правосудия. Возможность выбора из допускаемых законом решений и наличие оценочных, допускающих неоднозначное толкование понятий переносит центр тяжести на личностные качества судьи, его правосознание и систему ценностей.

В-пятых, беспристрастность или пристрастность судебного решения также является оценочной категорией. Поскольку суд разрешает конфликты между противоборствующими сторонами, то проигравшая из них всегда может сомневаться в беспристрастности судебного решения. Но юридические последствия влечет за собой лишь оценка вышестоящим судом законности и обоснованности принятого решения.

Институт отвода (ст. 61–65 УПК РФ, ст. 16, 17, 19 ГПК РФ, ст. 29.2, 29.3 Кодекса РФ об административных правонарушениях) как гарантия беспристрастности судей позволяет исключить факторы, которые в любом случае ставят под сомнение беспристрастность судьи. Но это лишь видимая часть айсберга обстоятельств, создающих опасность необъективного рассмотрения и разрешения дела.

Как отмечают Л. Сайкин и Б. Грузд, «если судья действительно заинтересован в исходе дела либо имеются иные обстоятельства, вызывающие сомнения в его объективности, справедливости и способности рассмотреть дело в соответствии с законом, то он не сможет беспристрастно рассмотреть вопрос и о своей беспристрастности»30.

Ряд указанных в законе оснований отвода (самоотвода) судьи касается обстоятельств, установление которых не представляет особой сложности (одновременное или предшествующее участие в деле в том либо ином процессуальном статусе, наличие родства с любым из участников процесса по данному делу).

Однако процессуальное законодательство содержит и такое основание отвода, как личная, прямая или косвенная, заинтересованность судьи в исходе дела (п. 2 ст. 29.2 КоАП, ч. 2 ст. 61 УПК, п. 3 ч. 1 ст. 16 ГПК). Именно применительно к этому, кстати наиболее распространенному на практике, основанию и действует опровержимая презумпция беспристрастности судьи. «Существует презумпция, – пишет Лукес Г. Лукайдес, – что судья беспристрастен, если не будет доказано обратное. В соответствии с объективной проверкой следует определить, имеются ли независимо от личного поведения судьи могущие быть установленными факты, которые могут заставить засомневаться в его беспристрастности»31. При этом Лукайдес ссылается на решение Европейского суда по правам человека по делу Хаушальс против Дании (1989), согласно которому беспристрастность должна определяться исходя из субъективной проверки, т. е. на основании личных убеждений конкретного судьи в конкретном деле, а также объективной проверки, т. е. при оценке того, обеспечил ли судья гарантии, достаточные, чтобы исключить любые правомерные сомнения в этом32.

Наибольшее значение в законодательном обеспечении беспристрастности правосудия имеет процедура судопроизводства, которая хотя и не в силах быть абсолютной преградой пристрастности судей, но ее дефекты и пробелы, а также общая конструкция могут в существенной степени влиять на объективность выносимого решения (урезанное право обвиняемого на защиту, неразделенность функций разрешения дела и уголовного преследования, явно преимущественное положение обвинения и т. п.).

3. Справедливость судебного решения – это его оценка не столько с юридической точки зрения, сколько с нравственных позиций, представлений о должном, о соответствии наказания содеянному и т. п.

Интересно отметить, что Энциклопедический словарь, вышедший в свет в 1955 г.33, определял справедливость как одну «из основных категорий нравственности», означающую «оценку людьми социальных явлений и действий человека с точки зрения тех или иных нравственных принципов». При этом подчеркивалось, что «в классово антагонистическом обществе у различных классов имеются различные представления о справедливости»34.

В изданном почти три десятилетия спустя Советском энциклопедическом словаре справедливость рассматривается как «категория морально-правового и социально-политического сознания, понятие о должном, связанное с исторически меняющимися представлениями о неотъемлемых правах человека»35. В содержание справедливости СЭС включает, в частности, требования соответствия между преступлением и наказанием. Вместе с тем изданный год спустя Юридический энциклопедический словарь не включил «справедливость» в свой тезаурус, тем самым подтвердив неправовой характер этой категории36.

Сказанное, разумеется, не означает, что судебные решения не оценивались с точки зрения их справедливости. Но применительно к отечественному судопроизводству эта моральная категория приобрела законодательное выражение лишь в УПК РСФСР 1960 г., когда несоответствие назначенного судом наказания тяжести преступления и личности осужденного было выделено в качестве самостоятельного основания к отмене или изменению приговора. Согласно ст. 34 УПК РСФСР, «несоответствующим тяжести преступления и личности осужденного признается наказание, когда оно хотя и не выходит за пределы, предусмотренные соответствующим уголовным законом, но по свому размеру является явно несправедливым как вследствие мягкости, так и вследствие суровости». Аналогичная по смыслу формулировка содержится и в ст. 383 УПК РФ.

В международно-правовых актах, начиная с Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН 10 декабря 1948 г., требование справедливости судопроизводства переносится на процедурные правила, которые определяют статус лица, привлеченного к ответственности. Так, согласно ст. 10 Декларации, «каждый человек для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения имеет право, на основе полного равенства, на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом».

Право на справедливое правосудие признает и Международный пакт о гражданских и политических правах, принятый Генеральной Ассамблеей ООН в 1966 г. и вступивший в силу в 1976 г. Право на справедливое судебное разбирательство еще в 1950 г. было закреплено в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Таким образом, в настоящее время критерии справедливости судопроизводства содержатся в ст. 14 Пакта и ст. 6 Конвенции.

Как отмечает Л. Б. Алексеева, «ни одно закрепленное в международных нормах право не регулируется так подробно, как право на справедливое судебное разбирательство по уголовным делам»37, Л. Б. Алексеева справедливо отмечает как принципиальное единство содержания ст. 14 Пакта и ст. 6 Конвенции, так и то обстоятельство, что последняя получила «развернутую конкретизацию и развитие в решениях Европейского суда по правам человека, что позволяет более обоснованно судить о тех требованиях, которые международное право предъявляет к правосудию по уголовным делам»38.

Анализ указанных международных норм свидетельствует о том, что они устанавливают следующие требования к правосудию, соблюдение которых позволяет признать его справедливым:

1. Рассмотрение дела независимым и беспристрастным судом.

2. Разбирательство дела в разумный срок.

3. Публичность судебного разбирательства, допускающая ограничения по соображениям морали, общественного порядка, государственной безопасности в демократическом обществе, а также в интересах несовершеннолетних, для защиты частной жизни и интересов правосудия; при этом во всех случаях судебное решение объявляется публично.

4. Признание обвиняемого невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком.

5. Наделение обвиняемого как минимум следующими правами:

– быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

– иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

– защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

– допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

– пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке39.

Как видно из приведенного перечня, хотя требования и носят оценочный характер («беспристрастность суда», «соображения морали» и т. п.), но центр тяжести переносится на четко обозначенные, формализованные правила судопроизводства. Указанные правила, их соблюдение или нарушение и выступают объективным критерием справедливости суда.

Таким образом, рассматриваемые качества правосудия – независимость, беспристрастность, справедливость – имеют объективные критерии их оценки в той мере, в какой они формализованы в нормах закона. В той мере, в какой эти качества характеризуются оценочными понятиями или просто провозглашаются, в действие вступают субъективные критерии, зависящие от личности «оценщика», т. е. конкретного судьи, принимающего решение по конкретному делу.

Необходимо подчеркнуть и то обстоятельство, что все рассматриваемые характеристики правосудия могут проявляться только в заданных законом рамках. Это обстоятельство приобретает особую значимость, когда речь идет о справедливости уголовного наказания.

В ст. 6 УК РФ принцип справедливости формулируется следующим образом: «Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного».

Устанавливая основания освобождения от уголовной ответственности, освобождения от наказания, вводя определенные санкции за конкретные деяния, уголовный закон обозначает пределы, в рамках которых судья может проявлять свое представление о справедливости. При этом нельзя исключить возникновение такой ситуации, в которой моральная и правовая оценки судьей обстоятельств дела и личности виновного могут не совпадать. Например, судья может быть убежден, что установленная законом максимальная мера наказания недостаточно сурова и не соответствует тяжести совершенного преступления, но он не вправе ее превысить. Судья может быть убежден и в моральной правоте виновного, но при отсутствии законных оснований прекращения уголовного преследования либо вынесения оправдательного приговора, а также освобождения от наказания или назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление, он должен следовать предписаниям закона.

Возможное несовпадение моральных и юридических критериев справедливости объясняется различием в их природе. Как правильно отмечает Л. М. Карнозова, при наличии множества представлений о справедливости «правовые конструкции имеют дело с типическими объектами, ситуации и субъекты правоотношений выделяются по совокупности определенных признаков, но всегда остаются абстрактными. В этом сила права, но в то же время право «как формальное равенство» фактически неравных индивидов приходит в противоречие с субъективными формами осознания справедливости»40.

Независимость суда находится в определенном соотношении с беспристрастностью и справедливостью принимаемых им решений. Разумеется, связь между этими свойствами правосудия носит вероятностный характер. Можно представить ситуацию, когда зависимый судья вынесет по конкретному делу справедливое решение, а независимый судья будет пристрастен. Индивидуальное поведение всегда многовариантно, его нельзя стопроцентно запрограммировать. Но условия, в которых совершается поведенческий акт, в том числе принимается судебное решение, могут облегчать или затруднять выбор желаемого варианта поведения41.