Полная версия
Признание обвиняемого. Монография
С учетом исторического анализа изменений роли и места показаний обвиняемого в уголовном процессе и исходя из вышеприведенного понимания уголовно-процессуальной формы, позволяющей конкретную уголовно-процессуальную процедуру отнести к определенному типу процесса, представляется возможным рассмотреть факторы, определяющие отношение к признанию обвиняемого в уголовном судопроизводстве.
Классическая типология уголовного процесса, проводимая в зависимости от реализации принципа состязательности, различает состязательный и розыскной типы процесса. В рамках розыскного процесса публичная цель по отысканию и наказанию виновных лиц подчиняет себе все институты судопроизводства, предопределяет активность суда в установлении истины, не требует разделения уголовно-процессуальных функций, не рассматривает обвиняемого в качестве самостоятельного субъекта уголовного процесса, равного в процессуальных правах с обвинителем. В розыскном процессе «дело правосудия есть государственное дело»37, суд, наряду с другими правоохранительными органами, нацелен на установление истины по делу. «Если мы обратимся к истории, – писал С. И. Викторский, – то увидим, что добиться у подсудимого сознания было главной задачей и стремлением во все те эпохи, когда царил инквизиционный следственный процесс, когда стороны в процессе утрачивали свои истинное значение, а подсудимый превращался в предмет исследования, в ближайший и лучший источник, из которого можно узнать истину»38.
Целевая установка состязательной формы процесса, направленная на оптимальное разрешение конфликта, вызванного преступлением, предполагает существование в процессе сторон, имеющих противоположные интересы, обладающих определенной степенью свободы в распоряжении своими правами, ограничение влияния государства в лице суда на возникновение, движение и окончание уголовного дела (суд приступает к делу лишь при наличии обвинения, предъявленного соответствующими органами или лицами, в том числе гражданами, и не вправе выходить за рамки обвинения, сформулированного обвинителем)39. Возложение обязанности доказать выдвинутое обвинение на обвинителя и свобода обвиняемого давать показания в условиях гласного рассмотрения дела независимым судом, оценивающим доказательства по своему внутреннему убеждению, формируют отношение к признанию обвиняемого как к рядовому доказательству.
Отношение к показаниям обвиняемого вообще и к его признательным показаниям в частности находится в прямой зависимости от такого системообразующего фактора уголовно-процессуальной формы, как цель уголовного процесса. Подчинение уголовного судопроизводства государственным интересам в целях искоренения преступности неизбежно влечет ограничение прав и свобод личности, и в первую очередь обвиняемого как лица, «заинтересованного» в уклонении от уголовной ответственности, и тем самым «мешающего» достижению публичных целей. Процессуальная форма в данном случае требует возложения на обвиняемого дополнительных обязанностей, выполнение которых отвечает публичным интересам государства. К примеру, обязанность обвиняемого доказать свою невиновность порождает соответствующий взгляд на признание обвиняемого как на «лучшее» доказательство, поскольку человек невиновный не станет оговаривать себя и будет активно отстаивать свою невиновность. Производство по уголовному делу, как следует из исторического параграфа § 1 настоящей работы, сводится к получению признания обвиняемого, в том числе с использованием пыток, закреплению приговором суда вывода о виновности и неизбежно следующим за этим наказанием виновного. Напротив, если целью уголовного судопроизводства считать разрешение социального конфликта, процессуальная форма конструируется с учетом уважения личности, признания за ней определенных свобод, гарантируемых государством, равных процессуальных прав сторон обвинения и защиты, а также признания ценности самой уголовно-процессуальной формы, нарушение которой влечет недопустимость использования полученных результатов. В таких условиях на первое место выступают гарантии свободной дачи обвиняемым показаний (иммунитет от самообвинения, недопустимость привлечения к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний, дачу заведомо ложных показаний, обеспечение права на защиту). Признание вины при этом требует проверки добровольности его получения как необходимого критерия «легализации» сообщенных обвиняемым сведений, допускаемых в качестве доказательств по уголовному делу.
Несмотря на отсутствие в советском уголовно-процессуальном законодательстве закрепления целей уголовного судопроизводства, последние определялись исходя из положений, сформулированных в ст. 2 УПК РСФСР. Задачами советского уголовного судопроизводства являлось быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден. На суд, прокурора, следователя и орган дознания в пределах их компетенции была возложена обязанность возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, принять все предусмотренные законом меры для установления события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и к их наказанию (ст. 3 УПК РСФСР).
Исходя из названных положений закона основной целью уголовного процесса как направления деятельности государства признавалась борьба с преступностью «до ее полного искоренения»40. При этом «классовая природа» и «политическая сущность» советского уголовного процесса не допускали противопоставления интересов государства и советского гражданина, признавая морально-политическое единство общественных и личных интересов и тем самым утверждая принцип: все, что хорошо государству, хорошо и его гражданину. Личные интересы не имели самостоятельного содержания и могли быть реализованы только после их проверки на соответствие и непротиворечие общественным (государственным) интересам. В юридической литературе можно было встретить подобного рода высказывания о том, что «законность интересов обвиняемого, совпадающих с задачами судопроизводства, несомненна; критерием законности интересов, расходящихся с этими задачами, является возможность удовлетворить их не в ущерб общественным»41. А также мнение о том, что «никакими соображениями, например, в том числе – заботой об охране прав и интересов личности от неосновательного привлечения и осуждения, нельзя оправдать нераскрытое преступление, необнаружение виновного или его неосновательное оправдание, впрочем как и соображениями относительного устранения нераскрываемости преступлений или неустановления виновных нельзя оправдать привлечение и осуждение невиновных»42. По этому поводу Л. М. Масленникова справедливо отмечает, что борьба с преступностью в качестве основного ценностного ориентира советского уголовного судопроизводства приводила к искажению понятия публичности уголовного процесса, подмене его ярко выраженным государственным началом, подавляющим личность43.
Вместе с тем в настоящее время, исходя из конституционного требования о признании человека, его прав и свобод высшей ценностью, совершенно очевидно, что такой «советский» подход к организации уголовного процесса является недопустимым. Право обвиняемого не свидетельствовать против себя (укрывать истину) хотя и затрудняет расследование преступления, т. е. достижение стоящих перед государством задач искоренения преступности, тем не менее гарантируется Конституцией РФ как более ценное благо, чем возможность получения признаний обвиняемого посредством применения к нему пыток. Наличие сомнений в виновности обвиняемого рассматривается как обстоятельство, исключающее вынесение обвинительного приговора, т. е. защита интересов лица, считающегося невиновным при недоказанной виновности, обеспечивается в ущерб неотвратимости ответственности. Столь кардинальное изменение взглядов законодателя на соотношение частных и государственных интересов в уголовном процессе объясняется множеством факторов, в том числе политических, экономических, социально-психологических, а также уровнем развития правовой культуры, определяющих положение личности в государстве, а значит, и процессуальную форму.
Нацеленность уголовного судопроизводства на решение задач борьбы с преступностью не предполагает наделение обвиняемого процессуальными правами, поскольку он может их использовать «во вред» достижению принципа неотвратимости уголовной ответственности, а также исключает саму необходимость предусматривать механизм защиты обвиняемого от государства, презюмируя совпадение их интересов.
В число государственных органов по УПК РСФСР, призванных обеспечивать достижение указанной цели искоренения преступности, был включен суд с соответствующей регламентацией процедуры разрешения уголовных дел. На суд возлагалась обязанность возбудить уголовное дело по новому обвинению и в отношении нового лица, если в ходе судебного разбирательства будут установлены обстоятельства, указывающие на совершение преступления лицом, не привлеченным к уголовной ответственности, либо на совершение подсудимым преступления, по которому обвинение ему ранее предъявлено не было. По делам, расследуемым в протокольной (упрощенной) форме, именно суд принимал решение о возбуждении уголовного дела, если приходил к выводу о наличии в представленных органом дознания материалах признаков преступления. В случае выявления неполноты произведенного дознания или предварительного следствия суд возвращал уголовное дело на дополнительное расследование, предоставляя государственным органам, осуществляющим уголовное преследование, дополнительные возможности сбора доказательств, изобличающих обвиняемого.
В ходе уголовно-процессуального доказывания в рамках судебного следствия требовалось установить объективную истину, т. е. получить такое знание, которое бы отражало прошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности. Достижение указанной цели требовало от суда принятия на себя функций обвинительной власти (тем более что фактическое присутствие государственного обвинителя в процессе было крайне редким явлением), а также процессуальной активности в вопросе сбора и получения доказательств, необходимых для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела. Если суд вообще рассматривать как орган борьбы с преступностью, «то конкретный суд по конкретному уголовному делу становится не органом правосудия, а органом борьбы с преступником. Если сказать точнее – с подсудимым, еще не признанным виновным…Представление же об уголовном процессе как о поле брани заведомо превращает расследование и рассмотрение уголовных дел в суде в охоту на волков, а наказание – в расправу»44.
Все вышеперечисленные положения, свойственные советскому уголовному судопроизводству, были характерны для уголовного процесса розыскного типа. Форма уголовного судопроизводства России после принятия УПК РФ 2001 г. претерпела существенные изменения, направленные на ограничение действия розыскных начал и расширение действия принципа состязательности. Законодатель отказался от формулировки в качестве задач уголовного судопроизводства «быстрое и полное раскрытие преступлений», а в качестве цели – достижение объективной истины по каждому уголовному делу, сформулировав назначение уголовного процесса с позиций приоритета охраны прав личности.
Согласно ст. 6 УПК РФ уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Многими авторитетными процессуалистами, поддержавшими изменения законодательной формулировки целей (назначения) уголовного судопроизводства, отмечается его социальная направленность, лишающая «нормативной почвы тезис о борьбе с преступностью как цели процессуальной регламентации функционирования уголовной юстиции»45, позволяющая сформулировать в рамках процессуальной формы соответствующие правила правоприменительной деятельности46. Другие авторы, указывая скорее на идеологическую функцию законодательной регламентации назначения уголовного судопроизводства по УПК РФ, продолжают отстаивать мнение о том, что «уголовный процесс был, есть и будет в первую очередь узаконенным способом (средством) борьбы с преступностью и осуществления правосудия по уголовным делам»47.
Потребность в обеспечении правопорядка (публичный интерес), если мы признаем каждого человека самостоятельной ценностью, подлежащей защите со стороны государства, не может не наполняться социальным содержанием. Совершение преступления порождает конфликт между обществом (государством), установившим определенные социальные стандарты поведения, закрепленные в законе, и лицом, их нарушившим, и требует его разрешения специально уполномоченным органом по установленным правилам. Суд, разрешая уголовное дело (осуществляя правосудие), не обременен задачами поиска и изобличения лиц, виновных в совершении преступления, он призван независимо и беспристрастно на основе состязательности и гласности разрешить социально-правовой конфликт, восстановив нарушенные права и интересы лиц, пострадавших от преступления, и исключив привлечение к уголовной ответственности невиновных48. Социальное назначение уголовного судопроизводства, обусловленное потребностью упорядочения отношений по разрешению конфликта, вызванного совершенным преступлением, исключает возможность рассматривать уголовный процесс в качестве формы борьбы с преступностью49. Уголовный процесс в равной мере есть гарантия защиты общества от преступности и одновременно гарантия от незаконного привлечения гражданина к уголовной ответственности, осуждения и незаслуженного наказания.
Признание личности наивысшей ценностью, стоящей в центре уголовно-процессуальной системы, защищаемой, а не изобличаемой этой системой, позволило В. Лившицу и Л. Прошкину сформулировать утверждение, с которым нельзя не согласится: «С точки зрения процессуального гуманизма вся уголовно-процессуальная система ориентирована не на подозреваемого, а на остальных членов общества, поскольку является гарантом того, что в случае вовлечения в уголовный процесс они не потеряют свой статус личности, будут иметь право на справедливое и гуманное к себе отношение»50. В этой связи основное назначение уголовного судопроизводства заключается не столько в том, чтобы изобличить виновного, сколько в том, чтобы оградить невиновного от несправедливого обвинения, что соответствует отношению к уголовному процессу не как к средству борьбы, а как к средству защиты, как к правовому, а не политическому институту.
Не всеми процессуалистами изменение направленности (социальной направленности) уголовного судопроизводства встречено позитивно. В защищенных в последние годы диссертационных работах можно встретить высказывания о том, что уголовно-процессуальная доктрина приобрела искаженный смысл «в силу чрезмерной направленности правового потенциала УПК на защиту не потерпевшего от преступления, а обвиняемого (подсудимого) от воображаемого произвола властей», появилась пагубная «(увы, не для преступников)» тенденция преувеличения гуманистической миссии уголовного процесса51. Другой автор указывает, что положенные в основу судебно-правовой реформы акценты либерально-демократического толка приводят к «деградации» уголовно-процессуальных институтов, нацеленных на быстроту судопроизводства. По его мнению, «действующие законодательные подсистемы, представляющие собой остов государственно-правовой политики борьбы с преступностью, страдают чрезмерной заформализованностью; они загромождены избыточными правовыми конструкциями, институтами, отдельными статьями», создающими дополнительные преграды органам уголовной юстиции на пути их следования к судебной истине52.
Подобные рассуждения об упрощении уголовно-процессуальной формы в угоду задачам скорейшего раскрытия преступлений возвращают нас в то недалекое прошлое борьбы с «классовыми» врагами, когда ради достижения великих целей построения социалистического государства «скорый суд» (отождествляемый с «расправой»53) не должен был терпеть никаких стеснений. В одной из совместных директив председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского и члена-докладчика Кассационного трибунала Н. В. Крыленко указывалось, что коренным отличием трибунала должна быть «необычайная быстрота, во-первых, и необычайная суровость, во-вторых, где подсудимый имеет минимум прав и где его интересы сознательно приносятся законом в жертву интересам целого»54. По мнению А. Я. Вышинского, допущение адвокатов на предварительное следствие было «нецелесообразно и вредно», поскольку оно «могло бы создать значительные затруднения в работе следственных органов»55. К чему это привело, нам хорошо известно. Представляется, что в современных условиях построения правового государства личность обвиняемого в уголовном процессе не может быть принесена в жертву государственно-политическим интересам искоренения преступности.
Исходя из закрепленного УПК РФ назначения уголовного судопроизводства, нельзя не отметить отсутствие в законе упоминания об истине как цели уголовно-процессуального доказывания. В новом законе не нашли отражения нормы ст. 71, 243 УПК РСФСР о том, что судья, осуществляя руководство судебным заседанием, должен принимать все предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины. На наш взгляд, такой подход законодателя не простая случайность или недостаток, а совершенно закономерное следствие той уголовно-процессуальной формы, в соответствии с которой выстраивается российский уголовный процесс.
Вопрос о возможности, а главное, необходимости достижения истины в уголовном процессе в разрезе проблемы признательных показаний обвиняемого заслуживает отдельного рассмотрения, тем более что в настоящее время в связи с произошедшими изменениями уголовно-процессуального законодательства в юридической литературе не утихают дискуссии на эту тему. При этом ряд авторов, несмотря на фактическое отсутствие в законе терминов «истина», «установление истины», продолжают настаивать на признании истины целью уголовно-процессуального доказывания. Так, Т. З. Зинатуллин считает, что выполнение предназначения уголовного процесса возможно лишь при условии установления по каждому расследуемому и рассматриваемому делу объективной истины. Отмечая при этом, что «обязанность в каждом конкретном случае устанавливать истину есть не только служебный, правовой долг, но и долг нравственный»56. В. И. Зажицкий, требуя предусмотреть в ст. 85 УПК РФ достижение истины в качестве цели доказывания, указывает, что «государство, претендующее на роль правового, не должно «зашвыривать» истину по уголовным делам на недосягаемое расстояние»57.
Под истиной в уголовном процессе понимается полное и точное соответствие объективной действительности выводов следствия и суда об обстоятельствах расследуемого и разрешаемого дела, о виновности или невиновности привлеченных к уголовной ответственности лиц58. В советский период в теории уголовного процесса на основе положений диалектического материализма обосновывалась и отстаивалась точка зрения о практической возможности достижения абсолютной истины по каждому уголовному делу. Ориентируя правоохранительные органы и суд на доступность познания абсолютной истины применительно к подлежащим установлению по делу обстоятельствам, М. С. Строгович писал: «Если истина по уголовному делу не найдена, если преступление не раскрыто и преступник не изобличен. значит, следствие и суд не справились со своей задачей, допустили серьезное нарушение законности»59. Выказывания другого видного ученого того времени проф. М. А. Чельцова о недостижимости в делах судебных абсолютной безусловной достоверности60 подвергались жесткой критике, которая была вполне закономерной реакцией на уголовное судопроизводство периода сталинских репрессий, когда выносимые в угоду государственно-политическим интересам приговоры не соответствовали не только фактическим обстоятельствам дела, но и основывались на заведомо порочных доказательствах.
Совершенно очевидно, что в идеале выносимый по делу приговор, содержащий выводы обо всех подлежащих установлению по уголовному делу обстоятельствах, должен соответствовать фактическим обстоятельствам дела, тому, что имело место в действительности (т. е. отражать объективную истину). Вместе с тем еще дореволюционные процессуалисты обращали внимание на невозможность полного познания истины судом. Так, В. Д. Спасович отмечал, что «из несовершенства нашего наблюдательного снаряда, из недостаточности наших органов познавательных следует, что эта достоверность, которой человек добивается изо всех своих сил, не может быть безусловная, а только относительная»61.
В. А. Случевский писал: «О полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден, по несовершенству средств человеческого правосудия, удовлетворяться по необходимости более или менее высокой степенью вероятности»62.
Познание происходившего в прошлом события преступления осуществляется при помощи средств, признаваемых законодателем доказательствами, и с использованием тех способов и процедуры доказывания, которые задаются уголовно-процессуальной формой. Судья, непосредственно присутствовавший при совершении преступления, а потому как никто другой могущий принять решение, соответствующее наблюдаемым обстоятельствам (т. е. соответствующее объективной истине), тем не менее, по правилам УПК РФ подлежит отводу как лицо, чья объективность и беспристрастность не гарантируются. Сведения о причастности к совершению преступления, полученные в момент фактического задержания лица, до составления соответствующего протокола задержания и до возбуждения уголовного дела, отраженные в соответствующих объяснениях, протоколах опроса, не относятся к числу доказательств, на основании которых могут быть установлены обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу. Соблюдение установленной процедуры является той платой, которой компенсируется возможное несоответствие выводов по делу обстоятельствам объективной действительности.
В состязательном уголовном судопроизводстве деятельность сторон по доказыванию обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, определяется их процессуальной функцией. Сторона обвинения обязана представить доказательства, подтверждающие выдвинутое против лица обвинение, используя при этом все предусмотренные законом средства. Обвиняемый (сторона защиты) не обязан доказывать свою невиновность, при этом обвиняемого вполне может удовлетворять ситуация, когда выводы следствия не соответствуют фактическим обстоятельствам дела. Суд, исследуя представленные сторонами доказательства, оценивая их по внутреннему убеждению, должен разрешить дело по существу и вынести законный, обоснованный и справедливый приговор.
Цели уголовно-процессуального доказывания сформулированы в ст. 85 УПК РФ как установление обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу. Обстоятельства, входящие в предмет доказывания, устанавливаются достаточной совокупностью доказательств, которые в соответствии с ч. 1 ст. 74 УПК РФ являются средствами достижения цели доказывания. Процесс уголовно-процессуального доказывания, а с ним и весь механизм формирования истины по делу, целенаправлен на достижение системы доказанности (недоказанности) предмета доказывания63. С. А. Пашин отмечает, что «с помощью доказательств не устанавливается истина, а обосновываются определенные выводы; поиск истины – это работа тех, кто отвечает за результат. В отличие от всех прочих судья отвечает не за результат в том смысле, что он должен сказать – «да виновен», если это доказано, или «нет, не виновен», если это не доказано, и больше ничего»64. Таким образом, истинность судебного решения в состязательном процессе формируется в форме достоверной доказанности обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, под которой понимается «несомненность в наличии надлежащей совокупности средств доказывания (доказательств по делу) и надлежащей правовой процедуры доказательственной деятельности сторон (собирание, проверка, оценка доказательств)»65.
Достижение истины в качестве цели уголовно-процессуальной деятельности предполагает смешение процессуальных функций, требует от суда активности в сборе и получении доказательств, возлагает на суд обвинительные полномочия, что является характеристиками розыскного судопроизводства. Действительно, в случае неполноты проведенного предварительного расследования суд, исходя из задачи установления истины по делу, вынужден либо возвращать уголовное дело на доследование, либо самостоятельно осуществлять поиск доказательств по делу. И то и другое влечет за собой нарушение интересов лица, в отношении которого государством осуществляется уголовное преследование. В первом случае – это затягивание расследования, неоправданное увеличение сроков применения к обвиняемому мер пресечения, в том числе и содержания под стражей, что нарушает право обвиняемого предстать перед судом «без неоправданной задержки», как того требует Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод; во втором – утрата судом беспристрастности.