Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении. Монография

Вслед за Н. Я. Данилевским геополитическое форматирование и устройство в зависимости от культурно-цивилизационных особенностей государств – участников процесса стали темой исследования для философско-политической школы Евразийства. В российской обществоведческой мысли XIX в. вопросы культурно-цивилизационного своеобразия и идентичности интенсивно изучались в рамках двух основных школ – Славянофилов и Западников. Однако сами школы не озадачивались проблемами влияния и определения геополитических процессов культурно-цивилизационными конструкциями. К тому же, даже когда Славянофильство выходило на осмысление геополитических процессов в контексте цивилизационного своеобразия, в лице Н. Я. Данилевского прежде всего оно не рассматривало Россию как цивилизационный тип и на основе этого участницу геополитических отношений.

Пожалуй, ближе всего к концепции Российской цивилизации, как цивилизации особого типа, подошли представители Евразийства, предшественником которых можно считать К. Н. Леонтьева, видевшего будущее России в союзе со странами Востока, а не с европеизированными политическими режимами западных славян – чехов, словенцев, хорватов и т. п. В работах Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, Г. В. Флоровского, П. П. Сувчинского, позднее Л. Н. Гумилева обосновывается особый культурно-исторический тип России, обозначаемой термином «Евразия». При этом они акцентируют внимание на связи ее с азиатско-тюркским миром и противопоставляют Европейской или Западной цивилизации. В этом случае понятия «Российская цивилизация» и «Евразийская цивилизация» являются тождественными. Такой подход содержит, собственно говоря, основной недостаток теории Евразийства, когда его авторы уходят от определений Русской/Российской цивилизации, замещая их описанием и характеристикой этнокультурного симбиоза, формирующегося на обширных пространствах между Европейской и Восточными (Китайской и Индийской) цивилизациями. Что ведет к представлениям об эклектическом характере Евразийской цивилизации, ее неустой – чивости, а главное – прячет сам стержень Российской цивилизации, каковым является русская культура и Русское Православие.

Что касается геополитики, то из всех евразийцев её проблемами занимался в полной мере Пётр Николаевич Савицкий. Его главной темой исследований были культура и геополитическое своеобразие России, которая отождествлялась с понятием Евразии и представляла третий континент наряду с Европой и Азией. Выделение П. Н. Савицким России в третий континент в пределах Евразийского материка происходило на основе географического и исторического понимания. При этом им чётко различались культурно-исторические содержания (здесь явно обнаруживается наследие Н. Я. Данилевского) миров «Европы», «Азии» и «Евразии» (России).

Близость позиции П. Н. Савицкого к теории Н. Я. Данилевского состоит в том, что он также рассматривает русскую культуру в качестве детерминанта своеобразия цивилизации и её геополитического положения, с той разницей, что у Данилевского это Славянский культурно-исторический тип (цивилизация), то у Савицкого – Евразийская цивилизация. Более серьёзные различия между ними проявляются в том, что Н. Я. Данилевский фактически не уделяет внимание географическому фактору становления и развития Славянской цивилизации, равно как и Европейской, а П. Н. Савицкий своеобразие России или Евразии (что для него является тождественным) видит во многом вследствие специфики её географической среды.

Но, пожалуй, наиболее существенным есть то, что Славянский культурно-исторический тип Данилевского представлен как целостный, обусловленный едиными разрядами культурной деятельности («четырёхосновной», по определению самого Н. Я. Данилевского). Причём для Данилевского Славянство также должно сводиться к России, как к ней свелась Малороссия в середине XVII в., долго разделённая со всей Россией. Следовательно, Славянская цивилизация Данилевского означает, по сути, Российскую или Русскую цивилизацию. Потому сравнивая определения цивилизаций Данилевского и Савицкого, мы можем применять их к России.

П. Н. Савицкий как и в целом Евразийство не приняли славянскую основу Российской цивилизации, в общем-то справедливо полагая, что туранские племена России ближе к русской культуре, нежели западные славяне – чехи, поляки, словенцы и хорваты. Но Российская цивилизация у Савицкого и определяющая её русская культура получились достаточно эклектичными, образованными вследствие механического соединения в рамках Евразии разных культурно-цивилизационных традиций – Византийской (исходящей от Эллинистической), Монголо-ордынской (или Степной, Восточной) и Европейской (Западной). В результате Россия выглядит как такой культурно-цивилизационный конгломерат, который был скреплён пространством Евразии и удерживается почвой русской культуры, сохраняющей устои ещё довизантийского периода, но всё более пропитываемой евразийскими ценностями.

Современный российский геополитик Вадим Леонидович Цымбурский считает, что концепция Евразийства Савицкого не даёт объяснение природы геополитического статуса и роли России в мировых геополитических процессах. Считая, что П. Н. Савицкий в своей евразийской концепции создал версию концепции Хартленда Маккиндера, В. Л. Цымбурский, понимая «сердцевину суши» (Heartland) как пространство степей и пустынь с лесным северным пограничьем, констатирует, что ни та ни другая не помогают охарактеризовать и оценить положение России, в каком она оказалась после 1991 г., утратив степной Казахстан, лесную Беларусь и лесостепную Украину. Для того чтобы объяснить это положение, он вводит термин «Остров Россия», принимая в качестве базового состояния территорию допетровской России XVII в. Другими словами, матрица России, надо полагать в культурно-цивилизационном плане (В. Л. Цымбурский использует термин «этноцивилизационная платформа»), оказывается значительно ограниченной в географическом пространстве по сравнению с Хартлендом Маккиндера и тем более Евразией Савицкого. Сам В. Л. Цымбурский это ограничение передаёт вполне ясным определением – «остров (Россия) в «сердцевине суши». Таким образом, историческая Россия или Русь оказывается отрезанной от своих социогенетических культурно-исторических корней на западе и юго-западе – Малой Руси, Белой Руси, Червоной Руси, Чёрной Руси и других территорий, входивших в состав Древней Руси и, главное, своим этнокультурным потенциалом непосредственно участвовавших в формировании русской культуры.

Эти территории, равно как Прибалтика, Закавказье, Казахстан и Средняя Азия, В. Л. Цымбурский обозначил термином «Великий Лимитроф», который, по его представлениям, отделяет «Остров Россия» и от Европейской, и от Азиатской (Китайской и Индийской) этноцивилизационных платформ. На западе «Острова Россия» «территории-проливы» дистанцируют его от собственно Европы, на востоке и юге к «Великому Лимитрофу» от России примыкает «Великий Лимитроф» от Китая в пространстве Синьцзяна (Уйгурии), (Внутренней) Монголии и Манчжурии. Если в культурно-цивилизационном контексте с отведением Прибалтики, Закавказью, Казахстану и Средней Азии статуса «Великого Лимитрофа» ещё как-то можно, не соглашаясь, относиться с пониманием природы таковых утверждений, то причисление Украины и Белоруссии к «великолимитрофным» территориям от «Острова Россия» не имеет каких-либо аргументированных обоснований кроме констатации политического факта Беловежских соглашений. Однако политические события в географическом пространстве и культурно-цивилизационное содержание этого пространства вещи хотя и совместимые во времени, но принципиально различные в своих сущностных характеристиках.

В то же время следует признать, что В. Л. Цымбурский разрешает это культурно-цивилизационное противоречие при описании им статуса «Острова Россия» в общем-то, неоригинальным, но со своей внутренней логикой, способом. Он время основания «Острова Россия» относит к середине XVI в. – периоду освоения Сибири, исключая не только Новгородско-Киевский период IX–XIII вв., но и Владимирско-Раннемосковский XIII–XVI столетий. Этим заключением В. Л. Цымбурский пытается не просто развести понятия Руси и России, но и противопоставить их как исторические феномены, превратить в различные социокультурные системы и отдельные этносоциальные организмы. Неоригинальным данный подход является потому, что фактически воспроизводит, но в иной более мягкой редакции, околонаучные сочинения польского этнографа (не этнолога) Францишека Духинского, сочинившего рассказ о нерусских (т. е. не от Руси) «москалях» как туранском племени.

Так же как В. Л. Цымбурский, другой русский геополитик Владимир Александрович Дергачёв рассматривает геополитические процессы в контексте имперского развития – возникновения, существования и взаимодействия с окружающим пространством, в том числе внешними сопредельными странами, мировых Империй. Имперская геополитика у В. А. Дергачёва самым непосредственным образом связана с цивилизационными типами, лежащими в основе Империй. Собственно, такая связь приводит к тому, что геополитика, цивилизационная геополитика или геофилософия проистекает, по сути, от культурных основ, можно даже уточнить – духовно-культурных, определяющих в том числе социальный менталитет общества, формирующего цивилизацию и государство, выступающих в качестве субъектов, активных акторов геополитических процессов и отношений.

В то же время В. А. Дергачёв не рассматривает проблему параметров и состояния культурно-цивилизационных типов и определения этими типами субъектов геополитической активности. В результате евразийская Россия у него становится тождественной Российской Федерации в её нынешних границах, что фактически соответствует подходу В. Л. Цымбурского. А Украина и Белоруссия объявляются «посредниками цивилизационного диалога между европейскими регионами» (см.: 101). Тогда возникает вопрос: если Россия, представляемая В. А. Дергачёвым как Российская Федерация, выстраивает цивилизационный диалог с другим европейским регионом, в образе Германии, и все они, следовательно, являются европейскими регионами, кем тогда являются Украина и Белоруссия? Если «евразийская» Российская Федерация представляет собой одну сторону цивилизационного диалога, значит – цивилизацию, а Германия – другую, то какие цивилизационные формы представляют Украина и Белоруссия? В случае отнесения «евразийской» Российской Федерации вместе с Германией к европейским регионам опять же непонятен цивилизационный статус

Украины и Белоруссии. Видимо, подобного рода вопросы как раз связаны с тем, что не определены культурно-цивилизационные детерминанты геополитических образований и территорий, которые к ним примыкают, в данном случае Украины и Белоруссии.

В результате анализа основных авторских концепций в области геополитики (не выделяя из её состава геоэкономику и геофилософию) следует отметить, что проблемы глобального мироустройства становятся актуальными во второй половине XIX в. С самого начала исследования этих проблем вне зависимости от того, носили исследование статус геополитических или нет, обозначились два основных подхода к их описанию, представлению и разрешению – культурно-цивилизационный и политико-географический. Первым и, пожалуй, самым ярким представителем цивилизационного подхода в исследовании проблем глобального мироустройства (геополитических проблем) был российский учёный Н. Я. Данилевский. Политико-географический подход в целом стал доминирующим в евроамериканской геополитике, который изначально был выражен А. Мэхэном, Ф. Ратцелем и Р. Челленом. В XX в., во второй половине и ближе к его завершению, как следствие развития отмеченных подходов получили развитие трансформационные варианты геополитики – связанная с политико-географическим подходом геоэкономика и строящаяся прежде всего на культурных и цивилизационных концептах геофилософия.

Выделенные подходы, безусловно, не являются взаимоисключающими, и каждый несёт в себе частички другого, используются общие методы и учитываются близкие факторы. Поэтому каждая из рассмотренных геополитических концепций имеет глубокое содержательное значение, позволяющее с их учётом и в известной степени на их основе предлагать иные варианты рассмотрения геополитических процессов, определять отличные от имеющихся источники геополитического устройства мира. Что, собственно говоря, является предметом настоящего исследования.

РАЗДЕЛ I

Культурно-цивилизационное строительство в природно-географической среде

1.1. Геополитика как политика в глобальных пространствах

Определение понятия «геополитика» изначально было связано с исследованиями шведского учёного Р. Челлена, который в работе «Государство как форма жизни» даёт следующее определение: «Геополитика есть учение о государстве как о географическом организме или явлении в пространстве: как о земле, территории, области или, что более содержательно, о территориальной форме власти, царстве (rike)» (410, с. 124). В определениях геополитики Р. Челлен основывался на трудах германского географа Ф. Ратцеля, который исследовал влияние географических пространств на государства, реанимировав термин «политическая география», введённый в научный оборот французским экономистом Р. Тюрго ещё в середине XVIII в. То, что у Ф. Ратцеля было политической географией у Р. Челлена, который считал Ф. Ратцеля своим учителем, стало геополитикой. В таком же русле понимали геополитику многие другие учёные: А. Мэхэн, Х. Маккиндер (не использовавшие этот термин) и К. Хаусхофер (уже применявший понятие «геополитика» и даже создавший Германский институт геополитики). По сути, принципиальных изменений в трактовку геополитики через географические пространства не внесли ни новая геополитика – геоэкономика, ни новейшая – геофилософия. Если традиционная геополитика акцент делала на военно-политической мощи государств в глобальных пространствах, то геоэкономика конкретизировала политическую мощь экономическими факторами, а геофилософия обосновывает политическое могущество багажом культуры, используемым для освоения пространства.

Иной подход к исследованию политики государств в масштабах глобальных географических пространств использовали Н. Я. Данилевский и П. Н. Савицкий, как и другие представители евразийства в целом. У них военно-политическая и экономическая мощь государства, равно как и культурные ресурсы, определяются культурно-историческим типом и цивилизацией, к которым государство (либо союз государств) относится. В этом случае способность осваивать географические пространства, методы освоения либо способы и формы существования на глобальных территориях зависит и определяется культурно-историческим типом и цивилизацией. Этим же определяются и отношения с другими культурно-историческими типами и цивилизациями.

Казалось бы, при принципиально различных подходах к определению детерминант и факторов политики государств в масштабах глобальных пространств географическая и культурно-цивилизационная школы в геополитике имеют многие точки соприкосновения, которые не разводят их на альтернативные позиции, а объединяют в общем исследовательском поле. Поэтому целесообразно рассмотреть это общее основание на примере концепций Н. Я. Данилевского, по сути, первого геополитика и основоположника цивилизационной теории, и Р. Челлена, обосновавшего предметность новой политико-географической дисциплины – геополитики, с целью обнаружить у них объединяющие элементы. В общем, нам необходимо выявить в текстах Н. Я. Данилевского географический фактор в геополитике, а в текстах Р. Челлена – признание культурного и цивилизационного факторов. Безусловно, трактовка этих факторов у них будет отличаться, что, собственно, закономерно исходя из базовых установок исследования проблемы каждым из авторов.

В главе четвёртой книги «Россия и Европа» Н. Я. Данилевский отмечает, что «деление на части света есть деление искусственное, что единственный критериум его составляет противоположность между сушей и морем, не объемлющая собою всех других различий, представляемых физическою природой (различий топографических, климатических, ботанических, зоологических, этнографических и пр.), критериум, не обращающий даже на них внимания, что по одному этому уже, следовательно, части света не представляют и не могут представлять свойств, которые одну из них ставили бы в противоположность другой, что выражения: европейский, азиатский, африканский тип суть только метафоры, которыми мы приписываем целому свойства его части» (95, с. 71–72). Из этого утверждения следует вывод о том, что Н. Я. Данилевский отмечает, что не только и не столько части света, как пространства суши, необходимо учитывать при характеристиках культурно-цивилизационных различий, но и другие природно-географические особенности – топографические, климатические, ботанические, зоологические, этнографические.

Один из создателей идеологической концепции евразийства П. Н. Савицкий, считавший себя наследником Н. Я. Данилевского и развивавший его теорию культурно-исторических (цивилизационных) типов, также, по сути, соединяет цивилизационный и территориально-географический подходы, рассуждая об «ощущении моря», свойственного для Европейской цивилизации, и «ощущении континента», характерного для цивилизации Евразийской (Российской) (см.: 302). При этом источники и основания культурно-исторического типа России он стремился понять, анализируя специфику её пространственно-географического положения, как части особого «окраинно-приморского мира».

Р. Челлен в работе «Государство как форма жизни», отмечая первостепенное значение земли, территории для существования государства, тем более государства, претендующего на мировое доминирование, в то же время фактически определяет большое значение для укрепления государства таких факторов, как совершенствование культуры (в том числе хозяйственной) и развитие цивилизации. Этот момент в исследованиях Р. Челлена является очень важным для нас, он подтверждает предложенную трактовку взаимопроникновения природно-географического и культурно-цивилизационных факторов в теориях геополитики. Потому есть смысл процитировать выводы Р. Челлена более объёмно и предметно: «Каждый, кто обращался к эпохе античности, не мог не заметить, что в те времена государства обычно носили имена своих столиц. Знакомясь с античной историей, мы следим за судьбой Афин, Спарты, Фив, наблюдаем борьбу Рима с Карфагеном, видим, как Рим разрастается до размеров огромного культурного сообщества, оставаясь по-прежнему Римом. Когда же вместо этих названий мы сегодня употребляем слова «Греция» и «Италия», то тем самым искажаем действительность. Античные государства являлись городами-государствами, и подобно тому, как это бывает, скажем, у деревни, их территория, по сути, уводилась к городской округе. Только в пределах городской черты кипела государственная жизнь, а потому территориальный аспект лишь косвенно учитывался при определении самого государства. То есть данный территориальный тип государства представлял собой город с округом…

Западноевропейское средневековье принесло с собой новый (территориальный) тип (государства), прямо противоположный античному. Понятие государства полностью растворилось в понятии территории (terra). При этом господство натурального хозяйства и плохое состояние дорог вызвали к жизни феномен кочующего двора с королем, живущим за счет своих владений и не имеющим опоры даже в столице… Но в эпоху абсолютизма XVI–XVII вв. вследствие развития экономики снова появляются государства позднеримского, преимущественно византийского, типа. В результате опять возникают сильно развитые столичные центры. Это ведет к окончательному распределению и выравниванию между столицей и остальной территорией, столь характерному для современных европейских стран (впрочем, значение столиц в современных демократиях сегодня вновь начало снижаться).

На гребне общего развития столицы получают новое дыхание (reinkarnation). Это происходит в конце эпохи средневековья в связи с расцветом капиталистического способа хозяйствования в трех основных регионах: в Северной Италии (Венеция, Генуя, Флоренция), частично во Фландрии (Гент, Брюгге, Антверпен) и частично в Германии с ее «имперскими городами», которые после Вестфальского мира получили в рамках Империи ту же самостоятельность, что и другие немецкие земли. Вплоть до окончания Французской революции ярчайшим примером города-государства, построенного по образцу римского полиса (roms cert), оставалась Венеция. В настоящее время сохранилось лишь несколько суверенных городов, включенных в современную структуру территории; к ним относятся так называемые свободные имперские города – Гамбург, Любек, Бремен, а также такой полукантон, как Базель. Однако на самом деле все они являются не более чем провинциальными центрами, пользующимися широким самоуправлением благодаря покровительству высших властей страны.

На сегодняшний день подобный тип государства тоже принято считать исчерпавшим себя. Мы констатируем, что современное государство охватывает собой территорию как городов, так и всей страны (land). Все государства – землевладельцы. Следующее наблюдение касается различия между государством и частным землевладельцем. Крестьянин может продать свой хутор (gerd) и купить новый. Совсем по-другому обстоит дело с государством. Государство не может никуда переехать. В противоположность бродячим ордам номадов у него постоянные место жительства и прописка (hemortsratt). Это установлено раз и навсегда для всех краев (mark). Государство прикреплено к своей земле, оно погибнет, если нарушит эту связь. Оно подчинено «особенностям жизни» на этой земле. Представьте себе, что все население Швеции утратило связь с монархом, государственным флагом, всей своей подвижной культурой и присоединилось к кому-то другому, вошло в другое окружение. Швецию мы не смогли бы унести с собой, позади нас лежало бы мертвое шведское государство» (410, с. 125–126).

Обращение к авторским определениям с различными подходами к проблемному полю, которым занимается геополитика, убеждает в том, что предметность этой дисциплины следует строить с учётом и природно-территориально-географической, и историко-культурно-цивилизационной сторон. Пожалуй, самым важным объединяющим началом этих двух подходов к исследованию и двух сторон самого предмета геополитики является то, что данная дисциплина исследует именно политические процессы, разворачивающиеся в глобальных пространствах. Для таких глобальных пространств характерны как природно-географические, так и культурно-цивилизационные параметры. Ибо, вполне естественно, что глобальное пространство обладает определёнными природными качествами и географическими свойствами, которые влияют на социальную деятельность общества, существующего в рамках данного пространства. Справедливо и то, что социокультурные типы и цивилизации не могут размещаться в пределах локально ограниченных территорий, а требуют значительных пространств и потому проявляют себя в этих пространствах, продвигая свои интересы и реализую самые разнообразные социокультурные потребности.

Определение геополитики на основе или с использованием географических признаков факт совершенно очевидный. Даже Н. Я. Данилевский, который не знал термина «геополитика» и исследовал цивилизационные типы, уже в названии своей работы «Россия и Европа» обозначил географические признаки. Не говоря уже о том, что он рассматривал политические действия Славянского мира и Европы именно в географическом пространстве. С другой стороны, геополитика и как понятие, выражающее сложные политические процессы в глобальных пространствах, где в качестве субъектов выступают влиятельные государственные организмы, и как предмет исследований включает в себя культурно-исторические и цивилизационные факторы. С учётом этого осуществлять трактовку понятия «геополитика» необходимо с помощью корреляции значений пространства и интереса.

Значение пространства выводится из префикса «гео» в термине «геополитика», а интереса – из политики. Если привязка «гео» к пространству выглядит достаточно понятной, то относительно значения интереса применительно к политике следует сказать несколько подробнее.

Политика как форма социального бытия или сфера жизни общества определяется исходя из ее процессуальной направленности, функциональной заданности и ценностных ориентиров. В основе политической деятельности социальных субъектов лежит стремление к достижению собственных интересов или интересов других субъектов, если они (и интересы, и субъекты, а, как правило, и те и другие вместе взятые) благоприятны для данного актора. Следовательно, политика есть форма, поле и сфера реализации интересов социальных субъектов.

Под формой реализации интересов социальных субъектов (акторов) понимаются определённые действия или комплекс действий, направленных на достижение поставленных целей, связанных с присвоением контроля над деятельностью других людей, социальных групп, распределением продуктов (материальных и духовных) в обществе. Формами реализации интересов субъектов политической деятельности выступают соглашения, требования, запросы, насилие, убеждения и т. д. Таким образом, формы политической деятельности могут быть обнаружены практически во всей системе социальных связей и социального взаимодействия.