Нарушение деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (уголовно-правовое исследование). Монография

Сущность дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, сводится к разрушению полезных социальных связей, отношений, нарушению (прекращению, прерыванию, приостановке) деятельности определенных структурных подразделений данного учреждения, протекающих в течение какого-то периода времени.

Возникающие в период реализации наказания правоотношения являются уголовно-исполнительными. К ним относятся правоотношения между осужденными и администрацией ИУ. Их содержание определяет взаимосвязанная система прав и обязанностей при применении исправительного воздействия, обеспечивающая в итоге режим отбывания наказания в виде лишения свободы.

Преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 321 УК РФ, посягает на порядок отбывания наказания осужденными к лишению свободы, преступление, предусмотренное ч. 2 – на порядок исполнения наказания в виде лишения свободы сотрудниками ИУ, а ч. 3 – на порядок исполнения и отбывания наказания в названных учреждениях.

С учетом изложенного можно сделать следующие выводы.

1. Уголовно-правовой охране от преступных посягательств, предусмотренных ст. 321 УК РФ, подлежат отношения, складывающиеся в процессе реализации целей наказания. Данные наказания связаны с изоляцией от общества, а именно: арест, содержание в дисциплинарной воинской части, лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы. К учреждениям, обеспечивающим изоляцию от общества, относятся исключительно колонии-поселения, воспитательные колонии, лечебные исправительные учреждения, исправительные колонии общего, строгого или особого режима, тюрьмы и следственные изоляторы.

2. Содержание уголовно-исполнительных правоотношений составляет взаимосвязанная система прав и обязанностей их субъектов при отбывании и исполнении уголовного наказания в рамках применения исправительного воздействия к осужденным. Функционирование этой системы без нарушений представляет собой нормальную деятельность учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества. Данная деятельность выступает объектом уголовно-правовой охраны ст. 321 УК РФ.

3. В целях унификации используемой в ст. 321 УК РФ терминологии целесообразно отказаться от термина «учреждения, обеспечивающие изоляцию от общества», заменив его на «исправительные учреждения».

§ 2. Уголовно-правовая охрана нормальной деятельности исправительных учреждений: исторический аспект

Исторический метод исследования или, другими словами, принцип историзма как основополагающее методологическое начало является общенаучным. «Мы должны изучать факты прошлой жизни для того, чтобы открывать в них законы прогресса. Будущее способен видеть тот, кто познал прошедшее»27.

Историзм предполагает познание вещей и явлений в их развитии, становлении, связи с конкретными историческими условиями, рассматривает их как продукт определенной исторической эволюции, «с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь»28.

Рассматриваемый метод исходит из диалектической взаимосвязи прошлого, настоящего и будущего. Г. В. Ф. Гегель писал: «Законодательство вообще и его частные постановления нужно рассматривать не изолированно и абстрактно, а как взаимно зависимые моменты некоторой целостности, в связи со всеми другими особенностями, составляющими характер определенной нации и определенной эпохи; в этой связи они получают свое истинное значение, а также и свое оправдание»29.

Криминалисты прошлых веков подчеркивали, что «только история может дать объяснение причин как современного состояния уголовного права, так и состояния его в предшествовавшие периоды»30.

Н. Д. Сергеевский указывал: «Проследив происхождение известного института или законоположения, мы узнаем те условия, которые породили его и которые влияли на его развитие; зная это, мы имеем возможность решить: должно ли быть законоположение сохранено, или оно должно уступить другому, как потерявшее свое жизненное основание, вследствие изменившихся условий… Одним словом, для понимания, оценки и критики уголовного закона необходимо знать его историю; в противном случае все наши суждения лишены будут прочного основания…»31.

И. Данилович писал: «Все периоды человеческой образованности находятся в неразрывной между собой связи и служат взаимным себе дополнением. Каждый из них, порознь взятый, представляет одну сторону идеи правосудия, которой целость составляет созерцание множества соединенных периодов»32. В связи с этим, по мнению автора, необходимо обращаться «…к историческим исследованиям… и извлечению из них начал для уголовных сводов». Такой подход «в образовании науки уголовного права» предпочтительнее, «нежели отвлеченными философскими мечтами» основывать положения уголовного законодательства33.

История имеет прикладной характер, она не должна замыкаться на саму себя, а призвана вырабатывать научную основу совершенствования законодательства и практики.

2.1. Эволюция законодательства об ответственности за нарушение деятельности исправительных учреждений в дореволюционный период

На раннем этапе развития Древнерусского государства действовали нормы обычного права. С усилением роли государства все в большей мере возрастало значение законодательной деятельности князей, появились письменные правовые акты34. Одним из них является Русская Правда (XI в.), имеющая три редакции: Краткую, Пространную и Сокращенную35.

Русская Правда включала нормы об ответственности за две группы преступлений («обид»): против личности и имущественные (против собственности)36. Уголовная ответственность предусматривалась за посягательства на лиц, исполняющих княжескую службу, в том числе отправляющих правосудие (ст. 1, 19, 20, 21, 22, 23)37.

Таким образом, статьи этого правового памятника регламентировали ответственность за посягательства на безопасность жизни и здоровья представителей власти. Однако норм, направленных на охрану деятельности учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы, в Русской Правде не содержалось. Их отсутствие можно объяснить тем, что в древнерусских юридических памятниках преобладают имущественные наказания, которые делились на такие виды, как штраф в форме виры38 или дикой виры39, продажа40. Наказания в виде ограничения либо лишения свободы Русская Правда не знала, не было соответствующих учреждений и лиц, обеспечивающих исполнение этих наказаний.

По Судебнику 1550 г. вводится новый вид наказания – тюремное заключение41. Однако процесс его исполнения не регламентируется.

По-прежнему не предусматривается уголовная ответственность за нарушение порядка отбывания этого наказания.

Впервые нарушение деятельности сотрудников учреждений, исполняющих наказание в виде лишения свободы, признано преступлением по Артикулу Воинскому 1715 г. В нем говорится о сопротивлении осужденного конвою (Артикул 205). Данное деяние содержится в главе о преступлениях против порядка управления и суда. Конвой выступал органом власти; лица, представлявшие его, выполняли конкретные обязанности, вытекавшие из требований закона, которые заключались в конвоировании осужденных.

Совершение преступления со стороны осужденного против конвоиров описывается следующим образом: «Ежели осужденный будет противитца против того, который командирован будет его взять, а оного взять будет невозможно, тогда хотя осужденнаго оный и убьет, то за оное наказать не надлежит. Однакож сие для обыкновенных воров, а не чрезвычайных, яко бунтовщиков и изменников, которых убийством могут многие товарыщи покрыты быть»42.

Конвой при этом мог убить осужденного, но только в том случае, когда последний не являлся государственным преступником («бунтовщиком» или «изменщиком»).

Как видно, деяния, состоящие в противодействии представителям администрации ИУ (в данном случае – конвоирам), пресекались без применения средств уголовного права, путем осуществления внесудебных расправ.

В 1831 г. утверждена Общая тюремная инструкция43, а в 1832 г. создан Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражею и ссыльных44. Эти документы впервые в истории российского государства объемно и всесторонне определили деятельность системы мест заключения, порядок и условия отбывания наказания осужденными, формы и методы пенитенциарно-карательного воздействия на них45. Поэтому получили развитие и нормы об уголовной ответственности за нарушение нормальной деятельности ИУ.

Первым актом, в который законодатель включил такие нормы, стало Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Глава 5 Уложения объединяет преступления, связанные со взломом тюрем, уводом и побегом находящихся под стражею или надзором46. Данные посягательства указаны в разделе 4 «О преступлениях и проступках против порядка управления».

Статьи 335–343 Уложения предусматривают уголовную ответственность за незаконное освобождение или побег заключенных. Эти деяния признавались уголовно наказуемыми в случае, если были сопряжены с уничтожением или повреждением имущества тюрьмы либо с применением насилия к страже. В качестве квалифицирующих признаков указывается «учинение смертоубийства или зажигательства».

Можно утверждать, что впервые на законодательном уровне был регламентирован вопрос охраны сотрудников ИУ от преступных посягательств. При характеристике объективной стороны преступлений в Уложении используются такие термины, как: «насильственное освобождение» (ч. 1 ст. 335), «смертоубийство» (ч. 2 ст. 335, ч. 2 ст. 336, ч. 2 ст. 337, ч. 2 ст. 338), «употребление противу стражи насилия» (ч. 1 ст. 336), «освобождение через насилие» (ч. 1 ст. 337, ч. 1 ст. 338). Потерпевшими выступали только сотрудники тюрем, лагерей либо конвоиры, субъектом преступления – заключенные. В Уложении законодатель предусмотрел разнообразные виды мест лишения свободы – крепость, смирительный дом, арестантские роты гражданского ведомства, рабочий дом, а также ввел кратковременный арест, отбываемый в различных местах (ст. 59, 60)47. Думается, что осужденные к этим видам наказания могли совершать деяния, закрепленные в гл. 5 Уложения.

Законодателем были пересмотрены санкции за рассматриваемые деяния. Вместо практиковавшихся во время действия Артикула Воинского расправ с заключенными на месте совершения преступления Уложение предусматривает применение к ним лишения всех прав состояния, ссылку на каторжную работу в крепости, на рудники либо на поселение в отдаленнейших местах Сибири, а также наказание плетьми с наложением клейм.

В начале Х1Х в. охрана деятельности сотрудников мест лишения свободы осуществлялась Уголовным уложением 1903 г. Так, в ч. 2 ст. 173, ч. 1 ст. 174 (гл. 6 «О неповиновении власти») устанавливалась уголовная ответственность за освобождение арестанта из-под стражи или из места заключения или содействие побегу арестанта, если «освобождение учинено посредством насилия над личностью в отношении стражи»48.

Резюмируем изложенное.

1. Дореволюционный этап развития норм о преступлениях, посягающих на нормальную деятельность ИУ, характеризуется тем, что законодатель долгое время не проводил строгого отграничения данных преступлений от иных посягательств на государственную власть и от проступков против порядка управления. Вероятно, этим можно в некоторой степени объяснить имеющиеся в литературе различия относительно истоков уголовного преследования за дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества.

2. В дореволюционной России длительное время отсутствовала ответственность за деяния, направленные на нарушение деятельности ИУ. Лица, которые нарушали порядок отбывания наказаний путем применения насилия к сотрудникам, главным образом подвергались дисциплинарным взысканиям. Но к ним мог применяться и расстрел либо продление сроков заключения в местах лишения свободы.

2.2. Эволюция советского уголовного законодательства об ответственности за нарушение деятельности исправительных учреждений

Следствием Октябрьской революции 1917 г. стало изменение не только формы государственного устройства страны, но и всей ее правовой системы. Во-первых, был принят нормативный акт, который стал регламентировать деятельность ИУ. Постановлением НКЮ РСФСР от 23 июля 1918 г. утверждена Временная инструкция «О лишении свободы, как мере наказания, и о порядке отбывания такового»49. Места лишения свободы делились на мужские и женские, а по назначению на: 1) общие места заключения (тюрьмы); 2) реформатории и земледельческие колонии как учреждения воспитательно-карательные; 3) испытательные заведения для лиц, по отношению к которым имеются основания для послаблений режима или для досрочного освобождения; 4) карательно-лечебные заведения для помещения арестантов с заметно выраженными психическими дефектами, дегенератов и т. п.; 5) тюремные больницы50.

Временная инструкция в качестве главной меры борьбы с противоправным поведением осужденных, содержащихся в местах лишения свободы, предусматривала продление срока наказания. Эта мера могла применяться к заключенным, нарушающим порядок и противодействующим администрации мест лишения свободы.

М. М. Исаев указывал, что «до окончания гражданской войны в советской системе карательных мер лишение свободы не могло играть большой роли. В борьбе с наиболее опасными преступными проявлениями, включая лагерный бандитизм, на первый план выдвигалась высшая мера наказания – расстрел, как в целях общего, так и специального предупреждения преступлений»51.

Для отбывания наказания были созданы лагеря. Их деятельность регламентировалась Декретом ВЦИК РСФСР от 19 апреля 1919 г. «О лагерях принудительных работ»52. Заключению в лагеря принудительных работ подлежали лица, относительно которых состоялись постановления отделов управления чрезвычайных комиссий, революционных трибуналов, народных судов и других советских органов53.

Постановлением НКЮ РСФСР от 15 ноября 1920 г. издано Положение об общих местах заключения РСФСР54. Данный нормативный акт также предусматривал возможность продления срока заключения лицам, упорно нарушающим трудовой порядок. Подобное решение могла принять распределительная комиссия.

Таким образом, на законодательном уровне была зафиксирована система мест лишения свободы, установлен порядок исполнения и отбывания наказания в виде лишения свободы. Однако в первое время уголовной ответственности за посягательства на осужденных, а также лиц, выполняющих служебные функции в местах лишения свободы, а тем более за дезорганизацию деятельности таких учреждений, не предусматривалось55. В отношении осужденных, нарушавших установленный в ИУ порядок и противодействующих администрации мест отбывания наказания, применялось продление сроков лишения свободы, что регламентировалось не уголовным законодательством, а ведомственными нормативными документами.

В 20-х гг. прошлого века ситуация не сильно изменилась. Специальных норм, предусматривающих уголовную ответственность за дезорганизацию деятельности ИУ, создано не было. Для обеспечения нормальной деятельности мест заключения по-прежнему использовались меры, предусмотренные исправительно-трудовым правом.

Так, в Постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от 28 марта 1928 г. «О карательной политике и состоянии мест заключения» содержалось поручение НКЮ и НКВД разработать дополнения в Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, наделяющие соответствующие органы правом ставить вопрос перед судом о необходимости продления срока или принятия новых мер социальной защиты в отношении лиц, не поддающихся исправлению56.

С 1930-х гг. сложилась практика, в соответствии с которой осужденных, допускавших проявления дезорганизации нормальной деятельности мест заключения, отправляли для дальнейшего отбывания наказания на острова Северного Ледовитого океана и в отдаленные северные лагеря (Ухтопечлаг, Норильлаг, Севвостоклаг и отдаленные подразделения Сиблага). Так, в 1935 г. НКВД СССР была утверждена Инструкция о порядке направления заключенных в срочные тюрьмы из исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), которая предусматривала изоляцию заключенных, дезорганизующих деятельность лагеря57.

Однако в конце 1936 г. руководство НКВД пришло к выводу, что исправительная система оказалась неэффективной и слабоуправляемой, нуждается не только в реорганизации, но и в укреплении в ней режима содержания. Ситуация была дестабилизирована, а управление ИТУ дезорганизовано поведением содержавшихся в местах лишения свободы заключенных.

В августе 1937 г. руководству различных ИТЛ был отдан приказ наркома НКВД СССР Н. И. Ежова, в соответствии с которым требовалось подготовить и рассмотреть в особых совещаниях дела лиц, ведущих «активную антисоветскую, подрывную и прочую преступную деятельность в данное время»58. На такое рассмотрение были направлены все дела лиц, занимавшимися в лагерях бандитизмом, грабежами, издевательством над заключенными, совершавшими бандитские действия при этапировании. По итогам проведенных совещаний принимались решения казнить данных заключенных. По всем лагерям НКВД было расстреляно примерно 30 тыс. чел., подавляющую часть из которых составляли лидеры организованных преступных групп и их подручные59.

Как свидетельствуют архивные материалы многих лагерей, за период с середины 1938 по конец 1940 гг. «обстановка среди спецконтингента существенно изменилась в лучшую сторону, а оставшиеся преступные группировки и их лидеры затаились»60.

С начала Великой Отечественной войны лицам, осужденным за бытовые и другие незначительные преступления, представилась возможность искупить вину перед обществом в борьбе с немецкими захватчиками. В соответствии с Указами Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля и 24 ноября 1941 г. из мест лишения свободы были досрочно освобождены названные категории заключенных с направлением в Красную Армию. Было освобождено примерно 420 тыс. чел., что составило около 25 % от общей численности лиц, лишенных свободы. Всего за первые три года войны в армию было направлено примерно 975 тыс. чел.61

В результате в местах лишения свободы сконцентрировалось большое число осужденных за тяжкие преступления. В это время начали проявляться акты саботажа, оживилась деятельность отдельных групп осужденных, направленная на подготовку вооруженных восстаний. Государственная власть решительно реагировала на попытки таких выступлений. В частности, практиковалось применение оружия без предупреждения при нападении на работников мест заключения и в случаях отказа осужденного приступить к работе после двукратного предупреждения62.

В 1950-х гг. проблемы уголовно-правовой охраны нормальной деятельности ИТУ вновь стали предметом научных дискуссий63, поскольку до этого времени не было нормы, которая предусматривала бы ответственность за подобные посягательства.

Преступные деяния, выражавшиеся в применении насилия к сотрудникам мест лишения свободы или осужденным, квалифицировались по различным статьям УК РСФСР 1960 г.: как убийство (ст. 102), хулиганство (ст. 206), насилие в отношении должностного лица в связи с его служебной деятельностью (ст. 193) и т. п.64

Известны случаи, когда лица, осужденные за тяжкие преступления, вообще не привлекались к уголовной ответственности за насилие над заключенными, вставшими на путь исправления, если потерпевшим были нанесены легкие или даже менее тяжкие телесные повреждения. М. Журавлев и В. Владимиров приводят следующий пример: «Группа осужденных подвергла жестокому избиению заключенного Г., который порвал с воровской средой, был назначен бригадиром и не позволял рецидивистам притеснять других заключенных. Повреждения, нанесенные потерпевшему, были отнесены к разряду легких. Однако виновные были привлечены только к дисциплинарной ответственности»65.

Таким образом, отсутствие норм, обеспечивающих охрану деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества в рассматриваемый период, вынуждало судебную практику на применение в таких случаях норм об ответственности за преступления против личности.

Описанные выше действия со стороны осужденных нередко квалифицировались как бандитизм. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 29 сентября 1953 г. № 8 «Об устранении недостатков в судебной практике по делам о преступлениях, совершенных в местах заключения»66 указывалось судам не принимать к производству дела о действиях, нарушающих по своему характеру лагерный режим. К числу таких нарушений Пленум как раз отнес нанесение побоев и легких телесных повреждений, не оговаривая при этом необходимости учета ни личности виновного, ни мотивов совершения таких преступлений. Тем самым указанное постановление запрещало судам расширительно толковать понятие «бандитизм» и применять данную норму по аналогии.

На наш взгляд, наличие подобных проблем применения уголовного закона обусловило включение в УК РСФСР специальной статьи, предусматривающей уголовную ответственность за действия, дезорганизующие работу ИТУ. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 июля 1962 г. в УК РСФСР 1960 г. впервые была включена ст. 77.1 под названием «Действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений». Статья содержалась в разделе «Иные государственные преступления» главы «Государственные преступления»67. В указанном разделе были собраны преступления не по родовому объекту, а по различным признакам, в результате чего в ней оказались деяния, посягающие на общественные отношения в различных областях (например, ст. 75, 77, 78, 79 УК РСФСР и др.). Подобное расположение нормы вызывало полемику по вопросу определения родового объекта преступления.

По мнению некоторых ученых, родовым объектом действий, дезорганизующих работу ИТУ, были основные интересы СССР в области исправительно-трудовой политики68; по суждению других – общественные отношения, обеспечивающие безопасность государства69. В дальнейшем эта позиция подверглась критике. А. И. Гуров прямо указывал на неправильность определения объекта рассматриваемого посягательства, что значительно затрудняло применение закона на практике. Автор подчеркивал: «…вряд ли факт терроризирования нескольких осужденных может повлиять на безопасность государства. С юридической точки зрения объектом данного преступления являются общественные отношения, возникающие в сфере управления определенными узкообусловленными процессами – организации работы по исправлению… осужденных»70.

Непосредственным объектом рассматриваемого преступления, по мнению некоторых специалистов, выступали жизнь, здоровье, честь и достоинство представителей администрации ИТУ, а также осужденных, вставших на путь исправления71.

Другие ученые придерживались иных точек зрения. Например, М. А. Ефимов указывал, что «действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений, имеют повышенную общественную опасность, так как грубо нарушают нормальную деятельность этих учреждений»72. Н. И. Загородников говорил о причинении вреда интересам перевоспитания осужденных73. В. А. Владимиров отмечал, что указанные деяния «…серьезно препятствуют нормальной работе мест лишения свободы, грубо нарушают процесс исправления и перевоспитания осужденных»74. М. И. Ковалев также подчеркивал, что объектом посягательства «…всегда и неизбежно выступает нормальная деятельность исправительно-трудовых колоний… ибо это преступление во всех случаях прежде всего направлено на дезорганизацию их деятельности»75. Е. В. Ворошилин, Б. В. Здравомыслов и А. В. Кладков также называли непосредственным объектом данного преступления «правильную деятельность исправительно-трудовых учреждений»76.

Таким образом, вопросы определения объекта преступления, предусмотренного ст. 77.1 УК РСФСР, были освещены в советской юридической литературе весьма обстоятельно. Подверглись глубокому анализу и остальные элементы состава преступления. В результате государство восприняло некоторые критические отзывы специалистов и Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 30 января 1984 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы РСФСР»77 ст. 77.1 УК РСФСР была изменена и стала состоять из двух частей. В ч. 1 устанавливалась ответственность за дезорганизацию работы ИТУ. Указанная дезорганизация выражалась в четырех формах: 1) терроризирование осужденных, вставших на путь исправления; 2) совершение нападений на администрацию ИТУ; 3) организация преступных группировок с целью терроризирования осужденных или для нападения на администрацию ИТУ; 4) активное участие в указанных группировках. Часть 2 ст. 77.1 УК РСФСР предусматривала ответственность за действия, указанные в первой части этой статьи, при наличии квалифицирующих признаков. К таковым относились обстоятельства, связанные с правовым статусом осужденного: 1) особо опасный рецидивист; 2) лицо, осужденное за совершение тяжкого преступления.

Законодатель в одной статье сформулировал альтернативные признаки, в связи с чем для наличия состава указанного преступления признавалось достаточным совершение хотя бы одного из перечисленных в ч. 1 ст. 77.1 УК РСФСР деяний.