Пенсионное законодательство России в советский период (октябрь 1917 г. – 1928 г.). Монография

Вопрос о социальном обеспечении на случай наступления нетрудоспособности рабочего поднимался также зарубежными теоретиками марксизма. Так, А. Бебель писал: «Кто почему-либо сделается неспособным к труду, того возьмет под защиту все общество. Притом здесь дело будет идти не о благотворительности, а об исполнении долга, не о милостивой подачке, а о самом внимательном уходе и помощи, оказываемым тому, кто выполнил свои обязанности по отношению к обществу в годы своего здоровья и работоспособности»[50]. К. Маркс также констатировал необходимость выделения из совокупного общественного продукта специального фонда для нетрудоспособных – «то, что теперь относится к так называемому официальному призрению бедных»[51].

Эти идеи были подхвачены лидерами российской социал-демократической партии. В своих работах В. И. Ленин указывал, что «…престарелые рабочие должны получать пенсию от государства. Рабочие содержат своим трудом все богатые классы и все государство, а потому они не менее имеют права на пенсию, чем чиновники, получающие ее»[52]. При этом увеличение пенсий рабочих предполагалось провести за счет уменьшения пенсий служащих имперского государственного аппарата в целях «экономии государственной казны». Так, еще до октябрьской революции в газете «Правда» призывалось «обратить внимание на пенсии, выдаваемые из казны, немедленно прекратить пенсии бывшим министрам и пересмотреть другие, наиболее крупные пенсии»[53].

Осуждалась большевиками и сложившаяся накануне революции ситуация с пенсионным обеспечением семей солдат, погибших в Первой мировой войне: «…есть еще более несчастные семьи – это семьи наших товарищей солдат, погибших на войне… как известно, большинство этих семей живет очень бедно, а другие семьи и вовсе не имеют ни собственных домов и никакого другого хозяйства… Известно, какую пенсию назначил семьям убитых воинов Николай II: 60 рублей в год жене убитого воина, а детям по 24 рубля в год[54], пенсия очень «приличная»…»[55].

Таким образом, критика дореволюционной системы пенсионного обеспечения рабочих и служащих широко использовалась партией большевиков в пропаганде своих программных лозунгов.

Указанные предпосылки обусловили все дальнейшие изменения системы пенсионного обеспечения, происходившие после октябрьской революции. В чем же они выражаются? Во-первых, определяется новый круг приоритетных субъектов, в отношении которых происходит все дальнейшее развитие правового регулирования советского пенсионного обеспечения. Их можно представить в виде системы социальных групп, расположенных в порядке уменьшения их значимости для нового государства:

– рабочие;

– советские служащие (гражданские и военные);

– беднейшее трудовое крестьянство.

Тем самым кардинально реформируется состав субъектов существовавшего на тот момент права пенсионного обеспечения. Если приоритетными субъектами пенсионного обеспечения в дореволюционной России являлись офицерские чины армии и флота, а также гражданские государственные служащие[56], то в первые же месяцы советской власти в отношении них принимается ряд законодательных решений, направленных на сокращение и полную отмену выплачиваемых им пенсий. Как выразился комиссар социального обеспечения А. Винокуров, «начата была самая решительная борьба с тунеядством и паразитизмом, свившим себе гнездо в старом буржуазно-помещичьем строе»[57].

Постановлением СНК РСФСР «О размерах вознаграждения народных комиссаров, высших служащих и чиновников» от 18 ноября (1 декабря) 1917 г.[58] Министерству финансов[59] было поручено немедленно изучить сметы и урезать все непомерные жалования и пенсии[60]. На заседании СНК 21 ноября (4 декабря) 1917 г. впервые был поставлен вопрос о запрете выплачивать пенсии свыше 300 рублей[61]. Вскоре после этого, 11 (24) декабря 1917 г. был принят декрет СНК «О прекращении выдачи из средств государственного казначейства пенсий, превышающих 300 рублей ежемесячной выдачи одному лицу или семейству»[62]. Далее постановлением СНК от 10 (23) декабря 1917 г.[63] предписывалось прекратить выплаты обеспечения бывшим членам Государственного Совета, назначенного им Временным правительством. Всем нуждающимся в пенсии предлагалось подать прошения в Народный комиссариат призрения с указанием сведений об их имущественном положении. Также вскоре постановлением СНК от 26 апреля 1918 г.[64] было отменено пенсионное обеспечение в отношении служащих, продолжавших работать.

При том, что с формальной стороны пенсии служащим бывших правительственных учреждений назначались еще по дореволюционным законам, правоприменительная практика уже наполняла их новым содержанием. Так, в отчете Народного комиссариата социального обеспечения за этот период указывалось: «Пенсии за выслугу лет и за долголетие без утраты трудоспособности и при наличности других источников существования не выдаются. Пенсии назначаются лишь потерявшим трудоспособность и не имеющим средств к существованию. Таким путем масса пенсий бывшим чиновникам отпадает и уничтожается паразитизм этих групп населения. Прекращены также пенсии и за ордена, так называемые заслуги. Этим путем бывшие генералы, фавориты и прочие отстранены от кормления из государственного сундука»[65].

Таким образом, без законодательного оформления основная масса пенсий, назначенных чиновникам Российской империи, фактически была прекращена в первые месяцы существования советской власти. Для данного периода времени характерным было то, что не законы порождали практику регулирования отношений, а наоборот, практика творила свои, зачастую неписаные законы. Это обстоятельство является прямым следствием установления революционного правосознания в качестве приоритетного источника права.

Переходя к основным категориям субъектов новой системы пенсионного обеспечения, следует напомнить, что будущее советское государство большевики всегда представляли государством рабочих. Взгляды их партии на перспективы дальнейшего развития государства базировались на учении К. Маркса, Ф. Энгельса о пролетариате как основном классе капиталистического общества: «государство, то есть организованный в господствующий класс пролетариат»[66]. С приходом к власти большевики приступают к проецированию идей марксизма на российскую социальную действительность.

Именно с этой позиции следует подходить к изучению вопроса о системе субъектов советского права пенсионного обеспечения: она строилась в первую очередь для рабочих, затем – для ближайших им социальных групп (военнослужащих, гражданских служащих), и в последнюю очередь – для трудящихся крестьян.

Тяжелое экономическое состояние в стране вызвало расслоение пролетариата, в котором на тот момент В. И. Ленин выделял три группы: 1) потомственные рабочие (так называемое ядро класса), отличавшиеся классовой целенаправленностью, организованностью, солидарностью; 2) люди, проработавшие на производстве не менее 10–15 лет, но еще не порвавшие со своей прошлой социальной средой, для которых свойственны были неуверенность и колебания; и 3) пополнившие ряды рабочих крестьяне различных слоев, сохранявшие связи с сельскохозяйственным производством, отличавшиеся наиболее низким «уровнем классового сознания»[67]. Разумеется, главную опору советской республики правительство видело в потомственных рабочих, «которые оказались самой активной силой в борьбе с врагами и мелкобуржуазной стихией в рабочем классе»[68]. Соответственно, им оказывалась всяческая поддержка, в том числе и повышение уровня их пенсионного обеспечения по сравнению с дореволюционным.

Так, например, декретом СНК «Об увеличении пенсий» от 26 октября (8 ноября) 1917 г.[69] «впредь до коренного преобразования закона «О страховании рабочих от несчастных случаев» от 23 июня 1912 г.[70], вследствие дороговизны жизни» обеспечение всех пенсионеров, ставших нетрудоспособными в результате несчастного случая на производстве до 1917 года включительно, увеличивалось на 100 % с 1 января 1917 г. Это требовало существенных бюджетных средств, которые были заимствованы из Пенсионного фонда, пополнявшегося из запасного капитала, свободных остатков от финансовых операций, а также дополнительных взносов предпринимателей.

В Объяснительной записке к указанному Декрету, изданной отделом социального страхования при Народном комиссариате труда, констатировалось, что пенсии увечным, выдаваемые страховыми товариществами на основании закона от 23 июня 1912 г., отличались нищенским размером. По данным отчета Петроградского страхового товарищества за 1915 г., средняя пенсия увечным составляла 72 рубля в год (6 рублей в месяц), по данным отчета Архангельского окружного страхового товарищества за 1915 г., – 91 рубль в год (менее 8 рублей в месяц). Вследствие резкого обесценивания рубля эти пенсии не могли обеспечить инвалиду и месяца существования[71]. Для сравнения: постановлением СНК «О размерах вознаграждения народных комиссаров, высших служащих и чиновников» от 23 (10) ноября 1917 г.[72] указанным лицам назначалось жалование в 500 рублей в месяц и прибавка 100 рублей в месяц на каждого неработоспособного члена семьи.

Позднее, в дополнение к декрету «Об увеличении пенсий» было издано циркулярное письмо Народного комиссариата труда от 20 февраля 1918 г.[73], в котором сообщалось, что увеличение пенсий на 100 % касается всех пенсионеров независимо от закона, по которому они застрахованы. Тем самым была расширена категория нетрудоспособных рабочих, получивших право на увеличение пенсии за счет тех, которые обеспечивались по другим дореволюционным законам.

Отличительной особенностью рассматриваемого периода является то, что социально значимый, специфический длящийся характер пенсионных правоотношений[74] обусловил в это время неизбежное пересечение старой и новой эпох. Факт свершения октябрьской революции не мог повлечь одномоментное прекращение всех пенсионных правоотношений, возникших до этого события. Этому препятствовала их социальная значимость. Поэтому советское правительство не принимает резких мер, направленных на кардинальное изменение пенсионных прав субъектов, социально близких пролетариату.

В связи с этим в категории военнослужащих как субъектов пенсионного обеспечения на долгое время выделяются две группы – военнослужащие так называемой старой (дореволюционной) армии, куда входили участники Первой мировой войны («германской» или «империалистической», как ее тогда называли), и красноармейцы, т. е. военнослужащие новой советской армии[75]. При этом первую из указанных групп было бы корректнее толковать ограничительно, относя сюда исключительно военнослужащих низших чинов[76]. Только для этой категории, социально близкой пролетариату, сохранялось прежнее пенсионное обеспечение. Такой вывод однозначно следует из проводимой в этой время политики советского правительства по ликвидации офицерских званий армии и флота[77]. В постановлении СНК «О выдаче процентных добавок к пенсиям военно-увечных» от 15 (28) декабря 1917 г.[78] прямо указывалось, что увечные офицеры имеют право на пенсию, установленную настоящим декретом для солдат.

Гражданским служащим, состоявшим из лиц, занятых умственным трудом, интеллигенции, отводилось промежуточное положение в складывающейся социальной системе общества. Опору новой советской власти составляли мелкие служащие, «вышедшие из гущи народа и обслуживавшие в большинстве своем его интересы и потребности»[79]. Особое место среди них занимали работники образования, на которых возлагалась «грандиозная задача перестроить всю систему народного просвещения так, чтобы в кратчайшие сроки поднять народную культуру и образование на высшую ступень»[80]. Меры поддержки учителей, в том числе и посредством льготного пенсионного обеспечения, становятся значимой частью внутренней государственной политики. Так, в обращении народного комиссара по просвещению от 29 октября (11 ноября) 1917 г. говорилось: «первейшей задачей своей Комиссия считает улучшение положения учителей и прежде всего самых обездоленных и едва ли не самых важных работников культурного дела – народных учителей начальных школ»[81].

Крестьянское население заняло последнее место в иерархии субъектов советского пенсионного обеспечения, при том что на момент Октябрьской революции Россия была преимущественно аграрной страной: около 77 % всего населения страны составляли земледельцы[82]. Провозглашая диктатуру пролетариата, большевики сознавали, что только в союзе с крестьянством можно было рассчитывать на победу в политической борьбе: «чтобы восстание было успешно, надо, чтобы оно было сознательное и подготовленное, надо, чтобы оно охватило всю Россию и в союзе с городскими рабочими»[83].

В первые годы советской власти крестьянское население было представлено тремя категориями: 1) крестьянин-бедняк, имевший небольшой участок земли, мелкий сельскохозяйственный инвентарь, корову, не всегда – лошадь, не применявший наемной рабочей силы, напротив, вынужденный зачастую сам наниматься в зажиточные хозяйства; 2) крестьянин-середняк, владевший небольшими участками земли, которые все же могли обеспечить как содержание семьи и хозяйства, так и получение определенного излишка, а следовательно, иногда прибегать к найму рабочей силы; 3) крестьянин-кулак, представитель так называемого эксплуататорского класса, предприниматель-земледелец, имеющий в найме многих работников[84].

Вопрос о введении пенсионного обеспечения крестьянства не рассматривался в дореволюционных политических программах большевиков. Однако проблема необходимости введения мер социальной поддержки нетрудоспособных крестьян-бедняков неизбежно встала при решении одного из важнейших политических вопросов – о форме собственности на землю – в пользу национализации. Беднейшие крестьяне, живущие только за счет собственного труда, не прибегавшие к использованию наемников, социально были близки пролетариату и в случае утраты возможности трудиться на участке, не имея права собственности на эту землю, обрекались на голод. Однако вопрос о введении пенсионного обеспечения крестьянства так и не был до конца решен в рассматриваемый период. По сути, кроме декларативных заявлений о введении пенсионного обеспечения для крестьян никаких конкретных действий по этому вопросу не принималось, гарантированное же государственное пенсионное обеспечение крестьянства было введено почти полвека спустя[85].

Таким образом, с первых же дней установления советской власти наблюдается ярко выраженный классовый подход к регулированию пенсионного обеспечения: пенсии трудящихся и близких к ним социальных групп (светских учителей, низших военных чинов армии), назначенные еще до революции, сохраняются и растут, пенсии бывших чиновников дореволюционной России уменьшаются и постепенно сходят на нет. Эта мысль выражается в следующей публикации: «Прежде было так: генерал и чиновник получали пенсии, а рабочий и солдат ходили побираться. Этого больше не должно быть и не будет, как нет теперь генералов, а есть только одни солдаты, какую бы должность они не занимали, так и пенсии уравниваются для всех одинаково»[86].

В первый год советской власти сохраняются формы пенсионного обеспечения, действовавшие до революции: 1) социальное страхование; 2) государственное обеспечение; 3) общественная взаимопомощь. Но действуют они уже применительно к новому, классовому пониманию сущности права и государства («все надо подвергнуть решительному пересмотру: «государство», «право», «этика» – все те понятия, которые служат нам руководящими началами деятельности, должны быть очищены и отброшены»[87]).

Параллельно со сменой приоритетов в круге субъектов пенсионного обеспечения происходит и вытеснение с первого плана государственного пенсионного обеспечения, которое применялось к служащим дореволюционной России, в пользу социального страхования рабочих.

Под социальным страхованием в данном случае понимается форма осуществления социального обеспечения, т. е. применительно к пенсионному обеспечению – форма реализации субъективных прав и обязанностей субъектов пенсионных правоотношений. Доктор Н. А. Вигдорчик выделял три возможных вида социального страхования в зависимости от способа их организации: добровольное, которое осуществляется за счет самих застрахованных, факультативное (добровольно-принудительное), бремя обеспечения которого возлагается как на нанимателей, так и на застрахованных, и обязательное, т. е. реализуемое исключительно за счет нанимателей, где наиболее широко и непосредственно выражается участие государства[88]. Обращаясь к современности, легко можно увидеть, что новая концепция долгосрочного развития пенсионной системы Российской Федерации, которая была разработана Министерством труда и социальной защиты населения в 2013 году, базируется именно на этих трех видах социального страхования: 1) трудовая пенсия (государственная пенсия) в рамках государственной (публичной) системы обязательного пенсионного страхования, формируемая за счет страховых взносов и межбюджетных трансфертов из федерального бюджета; 2) корпоративная пенсия, формируемая работодателем при возможном участии работника на основании трудового и (или) коллективного договоров либо отраслевого соглашения; 3) частная пенсия, формируемая самим работником[89].

Следует отметить, что изначально советское правительство планировало перейти в ближайшее время к единой системе государственного социального страхования для всех категорий субъектов, что, в частности, подтверждается рядом нормативно-правовых актов. Так, в декрете «Об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота» от 29 января (11 февраля) 1918 г.[90] говорилось, что все служащие во флоте страхуются на случай болезни, увечья, инвалидности и гибели за счет государства. В отношении трудящегося крестьянства в декрете ВЦИК «О социализации земли», опубликованном 19 (6) февраля 1918 г.[91] также указывалось, что все граждане, занятые земледелием, должны быть застрахованы за счет государства на случай смерти, старости, болезни, увечья. Однако реалии того времени не позволили претворить в жизнь столь грандиозный план, как введение всеобщего государственного пенсионного страхования, оно сохраняется только в отношении рабочих и служащих.

В рассматриваемый период наблюдается переход от действовавшего до этого факультативного вида социального страхования, когда страховые взносы отчисляли как наниматели, так и рабочие со своего заработка, к обязательному. Об окончательном оформлении в данный период системы государственного социального страхования[92] утверждать нельзя, поскольку выплата пенсионного обеспечения продолжает производиться из средств страховых касс предприятий, преобразованных в органы рабочего самоуправления, отсутствует единый фонд, аккумулирующий страховые взносы в масштабе всей страны, и нет механизма их принудительного взыскания[93]. Таким образом, под пенсионным страхованием в период становления советского государства понимается такая форма реализации субъективных прав и обязанностей субъектов пенсионного обеспечения, при которой выплата пенсий при наступлении страхового случая производится за счет обязательных страховых взносов, которые периодически отчисляются работодателями в течение всей трудовой деятельности работника и консолидируются в специально создаваемых на предприятиях страховых кассах (товариществах).

Переход к обязательному социальному страхованию происходит путем реорганизации дореволюционной системы страхования рабочих на случай увечья в виде страховых товариществ или окружных касс. В государственной страховой программе, изложенной в Правительственном сообщении «О социальном страховании» народного комиссара труда А. Г. Шляпникова 1 (14 ноября) 1917 г.[94], подтверждались основные постулаты страховой программы 1912 г., ставилась задача реформирования прежних страховых организаций на следующих принципах: возложение всех расходов по страхованию на предпринимателей; возмещение по меньшей мере полного утраченного заработка; полное самоуправление застрахованных.

Одним из основных предметов критики дореволюционных законов о социальном страховании со стороны большевистской партии являлась доминирующая роль работодателей в управлении страховым делом: «дело ведения страхования от несчастных случаев передано министерством полностью в руки хозяйских организаций»[95]. Как отмечал Б. Г. Данский, «путем организации обязательных страховых товариществ усиливается классовая позиция промышленников вообще»[96]. А. Винокуров также писал, что требования большевиков заключаются в реорганизации страховых товариществ, Страхового совета и присутствий с введением представительства от рабочих[97].

Современные исследователи[98] выделяют два противоположных подхода к организации социального обеспечения рабочих, которые сложились на Западе в конце XIX – начале XX вв. Первый основывался на принципе полного невмешательства государства в сферу отношений предпринимателей и рабочих, предполагал активную реализацию самозащиты прав застрахованных лиц. Второй, напротив, признавал такое вмешательство необходимым и предполагал построение всей системы социального обеспечения на базе опекунской роли государства. К числу сторонников последнего относился К. Маркс, по этому же пути пошло советское правительство.

В отчете Народного комиссариата труда о ходе реформирования системы социального страхования в 1918 г. указывалось, что вся территория советской России для этих целей делилась на пять ключевых зон: Северная, Московская Промышленная, Поволжье, Урал и Сибирь[99]. Каждая из них характеризовалась своими особенностями процесса становления системы социального страхования на новую идеологическую основу. В Бюллетене Народного комиссариата социального обеспечения сообщалось, что поставленные задачи были успешно выполнены Петроградским, Поволжским, Уральским и Волжским судоходным страховыми товариществами[100]. Так, рабочая группа Поволжского страхового товарищества наметила основные направления реорганизации: центром работы должна была стать охрана труда, всестороннее выяснение обстоятельств каждого несчастного случая, тщательное определение процента потери трудоспособности.

В целом же следует отметить, что реформирование системы социального страхования рабочих от несчастных случаев на производстве в регионах шло неравномерно. Так, на Урале ряд существенных изменений в дореволюционные законы о страховании от несчастных случаев был внесен еще в апреле 1918 г.[101]: расширился круг лиц, подлежащих страхованию от увечий, отменена статья об освобождении страхователя от ответственности при наличии злостного умысла потерпевшего, повысился размер пенсионного обеспечения при наступлении полной инвалидности до 100 % утраченного заработка, а при инвалидности, требующей постоянного ухода, – до полуторного размера заработка, о прекращении выдачи пенсий в случае пребывания за границей более года.

Разумеется, подобная региональная фрагментарность изменения закона, действие которого распространяется на всю территорию государства, представляет собой очевидную угрозу монолитности правовой системы страны. Но следует учитывать как общий кризис, постигший все области государственного и общественного развития в этот период, так и специфические условия формирования системы страхования рабочих от несчастных случаев, характерные для Урала. В частности, до 1918 г. здесь продолжали функционировать горнозаводские товарищества, созданные еще на основании Высочайше утвержденного Положения «О горнозаводском населении казенных горных заводов ведомства Министерства финансов» от 8 марта 1861 г.[102] Столь длительный срок их существования современники объясняли тем, что «экономическая борьба уральских рабочих, связанных с землей и отличавшихся от рабочих промышленной области, протекала в особых условиях, а также тем, что у отдельных рабочих в сберегательно-вспомогательных кассах скопились денежные средства, терять которые было материально невыгодно»[103].

Страховые организации на Урале были разобщены ввиду их малой численности и географической отдаленности. Новая власть встала перед нелегкой задачей – разрушить старую организационную форму социального страхования, основанную на горнозаводских товариществах и железнодорожных страховых кассах, действующих по принципу самообеспечения, и заменить их единой «общестраховой кассой». Финансирование пенсионного обеспечения по инвалидности осуществлялось настолько плохо, что все чаще звучали предложения о создании инвалидных страховых капиталов посредством отчислений из заработков рабочих, чему жестко противостояло правление Уральской общестраховой кассы[104].

Уральский регион всегда выделялся на фоне остальных страховых зон как наиболее проблематичный в процессе перехода управления промышленностью к рабочим. В литературе упоминается о целом ряде конфликтов между рабочими и предпринимателями крупных заводов Урала. По решению Уральской Областной и Екатеринбургской окружной партийных организаций в начале декабря 1917 г. была направлена делегация уральских рабочих к В. И. Ленину и Я. М. Свердлову. После этого Ленин написал Ф. Э. Дзержинскому и А. Г. Шляпникову: «Вопрос на Урале очень острый: надо здешние (в Питере находящиеся) правления уральских заводов арестовать немедленно, погрозить судом (революционным) за создание кризиса на Урале и конфисковать все уральские заводы»[105]. Срочное изменение закона о страховании от несчастных случаев на Урале, вероятно, и явилось следствием правительственного реагирования на столь напряженную обстановку.