Низушка айсберга

Смотрю дальше. Сны. Далекие сны. Такие далекие, что вообще непонятно, как дошли, как не затерялись на почте, не ошиблись адресом, не сбились с пути. Последние часы вселенной, большой разрыв, наш мир разлетается в прах, уже погибли звезды и галактики, рвутся на куски планеты. Остаются только люди. Люди, ставшие электромагнитными импульсами…

Просыпаюсь. Долго не могу отодрать себя от подушки, надо работать, надо что-то делать. Выходной день, значит, надо работать. Это у меня всегда так, если выходной, надо работать, это в будни в лаборатории задницу просиживаешь, ждешь, сколько до конца дня осталось…

Еще радуйся, прикроют лабораторию, вообще в Макдональдс пойдешь, две картошки и колу с собой…

А в будни можно и поработать. Люди ждут. Те, которые еще не люди, те, которые еще только горсточки клеток, которые станут людьми…

Смотрю на ребенка.

Не пойдет. Что-то среднее между жителем земли и жителем планеты с десятикратной гравитацией. Настолько среднее, что не выживет ни там, ни там.

Убиваю.

Смотрю следующего. Человек, который будет жить в кратере на раскаленной планете и купаться в магме.

Вижу крохотный дефект, который уже видел неоднократно, вот черт…

Убиваю.

Смотрю на следующего. Этот, похожий на шарик с лапками, будет жить в открытом космосе.

Смотрю, понимаю – будет жить.

Хоть что-то…

Звонят в дверь. Резко, нетерпеливо. Вот, блин, ни раньше, ни позже…

Закрываю подвал, выхожу на свет, солнце больно режет глаза, скоро вообще отвыкну от солнца… ничего, у меня люди и без солнца жить будут, и после того, как погибнут все звезды, а если квантовую физику присобачить (у меня, у генетика, черта с два получится присобачить), у меня и в черных карликах жить будут… Там, говорят, интересно, время останавливается, можно увидеть всю историю вселенной от начала до конца…

Открываю дверь, чего надо-то, кому неймется-то…

– Вы арестованы.

– А?

Наручники щелкают на запястьях.

– Пройдемте.

– Имя, фамилия?

– Нету.

– Я серьезно.

– И я серьезно… Хоть знаете, сколько имя сейчас стоит?

– Знаю, сам цены назначаю… что за безымянность штраф у нас, вы в курсе?

– В курсе…

– Так платите.

– Так нечем.

– Слушайте, вы у меня кривляться в камере будете, вы у меня поняли?

Следователь взрывается. Да бога ради, хоть взрывайся, хоть синим пламенем гори, мне-то с этого что, мне уже терять нечего…

– Сколько вам лет?

– Да каждый год по-разному.

– Кривляться в камере пыток будете…

Кусаю губы. Сейчас начнут мне впаривать про права человека, бла-бла-бла, все такое. Знаем мы эти штучки, через миллиард лет никто и не вспомнит про человека, и про его права.

Бежать.

Любой ценой, пока не поздно, пока не добрались до подвала, да уже добрались до подвала, до компа добрались, и до домашнего, и до рабочего, и до всякого, а вот до флешечки у Нинки на даче еще не добрались… мне так кажется…

– Нинуль, я у тебя флешку оставлю?

– А чего так?

– А так. Ты меня любишь?

– Люблю.

– Как сильно?

– Как отсюда и до Парижа пешком.

– Ну, вот я у тебя флешку оставлю. А если спросят, ты скажешь, ничего у тебя не оставливал.

– Не оставлял, балда…

– В граммар-наци записалась, что ли? Вот, теперь на расстрел поведешь…

Нашли дурака, отпустили под подписку о невыезде… Я им так не выеду, мало не покажется. Так не выеду, что только меня и видели. Так не выеду…

– Облава дальше, – кивает шофер.

– К-какая еще облава?

– Гаишники, мать их… – шофер добавляет про гаишников пару слов, от которых должно покраснеть шоссе.

– Вздрагиваю.

– А… вы откуда узнали?

– А вон, парень по встречке ехал, фарой подмигнул…

Спохватываюсь. Холодеет спина.

– Вот что… а свернуть нельзя?

– Куда я тебе от них сверну…

– Так останови… я выйду…

Шофер смотрит недоверчиво.

– Скрываешься?

– Некогда думать, некогда объяснять, протягиваю деньги, последние, черт…

– На, возьми…

– Да чего ты… Слышь, давай выйдешь, а там, у Мизинцево я тебя снова подберу…

Киваю. Выметаюсь из машины в лесочек. Даже толком не успеваю спросить, где это Мизинцево. Ничего, доберусь. Сжимаю в кулаке флешку, забрал-таки, молодец, Нинка, припрятала…

Бегу в чаще леса, ветки хлопают по лицу, хочется лечь, затаиться, не двигаться, вдыхать и вдыхать аромат хвои…

Бегу. Где это Мизинцево, черт бы его драл, вон, мелькает что-то впереди, просвет какой-то, может, там…

Спотыкаюсь.

Лечу в июльское разнотравье, падаю, как в детстве обдираю коленки, хочется разреветься как в детстве, ма-а-а, бо-бо…

– Документики ваши.

Рушится мир.

– А… нету…

Смотрю в знакомое лицо следователя, выследил, собака, в кошки-мышки со мной играл… это в средние века было такое, пытка надеждой, вроде как дадут убежать, а потом – хенде хох, вы арестованы…

– Набегался?

Пытаюсь отшутиться.

– Не-е, еще хочу.

– У меня для тебя есть кое-что… подарок один…

– Кандалы?

– Да ну тебя… Ну хочешь кандалы, на тебе кандалы…

– Не хочу.

– А не хочешь, вот тебе сон.

– Чего?

– Сон. В подарок.

Думаю, где здесь подвох. Не знаю, где здесь подвох, не вижу, где здесь может быть подвох…

– Да не бойся, сегодня живой останешься, – дает мне сон, по-простецки завернутый в газету, – на…

Беру. Даже странно, кто это сны в газету заворачивает, сон, штука хрупкая, его в фольгу надо, сейчас, говорят, даже футлярчики специальные для снов появились.

Разворачиваю. И вот блин, хотел глянуть одним глазочком, да как бы не так, затянуло, засосало, завлекло…

…просыпаюсь. Выныриваю из сна, остатки сна растекаются по земле, ручейками уходят в траву, ай, ах, ловлю, не ловятся, не успел, не успел, не успел. Сны, они такие, чуть зазеваешься, и все, и улетели, и только их и видели…

Оторопело смотрю на инспектора, неужели так и заснул тут, на траве, а хорошо спится в лесу, я уже и забыл, как это, когда спится в лесу.

– Посмотрел?

– Ага…

– Понравилось?

– Да как вам сказать…

– Ну и славненько… домой иди… домой…

– Это как же… отпустить? – оторопело спрашивает молоденький полицейский, чувствую, без году неделю работает.

– Ну… свободен, свободен… иди…

Свободен. Иду. Выбираюсь возле деревушки, кажется, и есть Мизинцево, водила ждет меня…

– Ничего, нормуль гаишники пропустили, я думал, всю кровь высосут…. Ну давай, поехали…

– Не-е… я домой.

Водила оторопело смотрит на меня. Добираюсь до остановки, забиваюсь в автобус, домой, домой, пропади оно все, домой…

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ПАПКУ БУДУЩЕЕ И ВСЕ ЕЁ СОДЕРЖИМОЕ?

Действительно хочу.

ПАПКА БУДУЩЕЕ СЛИШКОМ ВЕЛИКА ДЛЯ КОРЗИНЫ, ЕЁ УДАЛЕНИЕ БУДЕТ БЕЗВОЗВРАТНЫМ

Киваю.

Будущее умирает.

Будущего больше нет.

Вытягиваюсь на постели, надо спать. Выходные кончились, можно и расслабиться. А завтра надо что-то искать, чтобы не гнить в лаборатории до конца своих дней, придется начинать с нуля, тяжело в таком возрасте с нуля, да не с нуля, вообще с минус единицы какой-нибудь… ничего, люди и в сорок лет с нуля начинают…

А?

Сон-то?

Нет…

Не скажу, что там было…

Будущее…. Будущее, о котором лучше не знать…

ХХI-DLV-MMMM транзит

DLV век

– …дорога… до-ро-га…

– Да, да, вы шли по дороге.

– Дорога… машина…

– Да, вы чуть не попали под машину.

– Машина… нельзя…

– Ну конечно, нельзя людей сбивать… водителя судить надо…

ХХI век

…гда не мыл за собой чашки. Никогда. Нет, все мы этим грешили, кто больше, кто меньше. Но в его немытье чашек было прямо-таки что-то маниакальное. У него на подносе собирались баррикады немытых чашек, более того – он злился, когда кто-то пытался их убрать. Говорил, что так ему легче думается.

Не выносил громких звуков. Причем, на какой-нибудь грохот за окном мог не обратить внимание, а малейший шорох в комнате приводил его в ярость.

Спал только на полу. Если на то пошло, он все предпочитал делать на полу: сидел на полу, скрестив ноги, раскладывал на полу свои бумаги, расставлял еду на ковре, мы еле уговорили его использовать для еды поднос. На званых приемах и деловых встречах он чувствовал себя не в своей тарелке. Когда однажды мы зашли в бар и хотели выпить у стойки, он отказался, сказал, что здесь слишком высоко.

Но вместе с тем он не переносил нижних этажей, ему все время нужно было забраться повыше, повыше. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, он выбирал самую высокую гостиницу. Доходило до абсурда: если верхний этаж оказывался занят, он ходил по номерам и предлагал постояльцам поменяться с ним номером.

Стоит ли говорить, что он никогда не был в деревне…

Жека смотрит на написанное. Снова стучит по клавишам.

Он редко мог решить даже самую простую задачу, кто-то подсчитал его ай-кью, оказалось что-то чуть больше сорока. Он разбирался только в астрофизике, все остальное было для него темным лесом – особенно, что касалось быта.

Таким был Олег Чекин.

Одно непонятно, как этот человек спас вселенную.

ММММ век

ЧЕКИНУ ОЛЕГУ

ЧЕЛОВЕКУ, СПАСШЕМУ МИР

ОТ БЛАГОДАРНЫХ ЗЕМЛЯН

ХХI век

Жека думает.

Снова стучит по клавишам.

Сегодня Олег был не в духе. Очень не в духе. Весь день не открывал дверь своей комнаты, мы только по видеокамерам знали, что он жив-здоров. Ходил из угла в угол. Ближе к вечеру выбрался на крышу, гулял по крыше, выделывал какие-то гимнастические кульбиты, я все боялся, что он свалится. Потом вытащил на крышу ноутбук, работал всю ночь. Я приносил ему плед, горячий чай, он послал меня куда подальше.

Жека думает. Вспоминает. Работа такая у Жеки, думать. Вспоминать. Что Олег, куда Олег, зачем Олег, почему Олег. А то ведь Олега нет давным-давно, а люди про него все знать хотят. Как жил, как пил, как ел, как сморкался, в платок, или так, на землю, а ложку из чашки вытаскивал, или нет, или при нем специальный человек приставлен был, который ему ложку из чашки вытаскивал, как спал, на спине, или на боку, а голову одеялом закрывал, или нет.

Ну да…

Голову всегда закрывал одеялом, говорил, что до сих пор в свои тридцать лет боится темноты. Даже когда он вставал ночью, он накрывал голову одеялом, как капюшоном, держал так, пока не добирался до выключателя в другом конце комнаты. Помню, однажды одеяло соскользнуло – Олег в панике набрасывал его обратно, помню, он даже трясся от страха. Я много раз предлагал ему оставить на ночь свет или сделать ночник возле постели. Он категорически отказывался, будто я предлагал ему что-то ужасное.

ХХI век – DLV век

Визг тормозов.

Глухой удар.

Нет, глухого удара еще нет, он будет через какие-то доли секунды, мерзкий стук бампера о живую плоть, парень еще пытается куда-то свернуть, чувствует, понимает – сворачивать некуда… В памяти мать, что есть силы дернувшая за руку, дорога, дорога, ком-му сказала, идиотище…

Здесь за руку никто не дернет, не успеет, бампер близко, слишком близко, остановись, остановись, блин, мгновенье, ты прекрасно…

Бампер замирает.

Замирают все звуки вокруг, парень бежит через дорогу, машины на которой почему-то не двигаются. Кто-то хватает его за руку, тащит куда-то, что-то сжимает виски, больно, сильно, мир рушится в темноту…

– …дорога… до-ро-га…

– Да, да, вы шли по дороге.

– Дорога… машина…

– Да, вы чуть не попали под машину.

– Машина… нельзя…

– Ну конечно, нельзя людей сбивать… водителя судить надо…

Над парнем наклоняется бледное лицо, как будто бескровное:

– Чекин?

– А?

– Вы… Чекин?

– А… да. Чекин, Чекин…

Кто-то смотрит на время: минута в минуту, секунда в секунду.

– Успели. Спасли.

ХХI век

Сегодня я опять видел сон про то, как спасли Чекина. За завтраком про сон не говорили, и так понятно, что его видели все семь миллиардов, или сколько нас там…

Жека думает, что еще писать. Вроде бы не к месту про сон. Да что не к месту, это же сон про Чекина… как в анекдоте: рисует Чекин модель вселенной. Не смешно? Зато про Чекина.

ММММ век

ЧЕКИН Олег Андреевич. 1989—2019 гг. Главный Восстановитель (см). Спас мир в… году. Погиб в 2019 г. в автомобильной катастрофе. Является одним из Перемещенцев (см).

Олег родился в городе Воронеже. В те времена городом называли совокупность построек, в которых жили люди, не связанные даже ментальными контактами. Родился Олег, как и большинство людей в те времена естественным путем, как животное, про сотворение тогда слыхом не слыхали.

Становление Олега прошло в том же якобы городе. То есть, про становление тогда еще слыхом не слыхали, человек просто впитывал в себя информацию, какая ему подвернется. В 1996 году Олег…

ХХI век

– …Жека, я стесняюсь спросить, ты разбегание Вселенной рассчитывать собираешься, или нет?

Жека отрывается от учебника истории. Конечно, от копии, кто ему оригинал даст, оригинал хранится в какой-нибудь палате мер и весов в каком-нибудь Париже.

– Ага… счас, счас.

– Да не счас, а сейчас же, это еще вчера надо было сделать!

Планшетник в руках Олега летит через всю комнату, разлетается о стену Большим Взрывом.

– Нет, как мне прикажете работать с такими, я вас спрашиваю? – Олег обращается ко всем, и в то же время ни к кому, – как я могу с ними хоть что-то сделать, а? Это они сделать не изволят, про то забыли, это вообще не вспоминали…

Жека сжимает зубы. Олег бросает ему через весь стол бумаги, истерзанные интегралами, иксами, корнями квадратными и треугольными.

– Ты хоть понимаешь, о чем речь шла? Понимаешь?

– Н-не совсем.

– А не совсем, так о чем мне с вами вообще говорить? – Олег пафосно оглядывает притихших работников, хлопает дверью. Жека вздрагивает, будто его самого этой дверью хлопнули.

– Что ж ты так… с Олегом, – бормочет Настенька, ее, блин, не спросили.

– Что нам теперь его на руках носить?

– А ты как думал… таких только на руках носить…

Жека чувствует, что на него все смотрят, выходит в коридор. А то опять начнется, тут только и ждут, когда кто чем Олега обидит – тут же накинутся на виноватого, заклевать вдоль и поперек… Вы еще под трибунал Жеку отправьте еще на костре сожгите и прах развейте по ветру, и запретите поминать имя Жекино в веках…

От нечего делать Жека пишет на планшетнике дневник, а то еще за дневник спросят…

Сегодня опять видел сон, как Олег…

DLV век

– …сколько нам осталось?

– Да месяца три… или два, один прошел уже.

– Нехило. А потом что?

– А потом землю разорвет к чертям… на куски…

– Неправильно вы говорите, сначала планеты с орбит сорвет, а потом уже через месяцок земля…

– Вы так говорите об этом спокойно…

Человек с белым, бескровным лицом поворачивается к мясистому толстяре, злой, уставший, руки трясутся, глаза огнем горят:

– А вы что мне прикажете, головой о стенку биться? Рыдать в три ручья?

В комнату просачивается лаборант, кажется, даже дверь не открывал, через щелку просочился.

– Эт… самое…

– Эт самое, на руинглише читать не умеете? Руинлнийским по белому написано, заседание, не входить! Или типа входить нельзя, вползать можно?

– Эт самое… началось…

– …в деревне утро. Закричали, блин, петухи… вон пошел, пока я в тебя не запустил чем-нибудь… что началолсь-то?

– Конец света, вот что.

– Ты еще начальству хамить бушь?

– Да нет, я серьезно. Плутон… с орбиты улетел.

– Да что ж молчишь-то, мы…

Люди включают в головах экраны, вовремя, чтобы увидеть, как с орбиты срываются спутники Нептуна, а за ними и сам Нептун, вот только что был – исчез за горизонтом событий.

– А говорили, три месяца осталось… – шепчет кто-то. кого-то тут же бьют ментальным разрядом, больно, сильно, мог бы и не напоминать.

Люди не успевают отключить экраны, смотрят, как с орбиты срывается Уран…

– Да выключите вы это, давайте что-нибудь нормальное глянем…

– Что нормальное, новости вам, что ли, включить?

– Хоть новости… тарифы на ментальку растут, скоро по-старинке начнем звуками разговаривать… а-я, у-ю… кто больше знает…

– …рогие соотечественники, с тяжелым сердцем сообщаю вам, что настали последние дни… даже нет, последние часы нашей цивилизации. Только что сообщили, что планеты одна за другой срываются с орбит, скоро оче…

– Да выключите вы это…

– Сам просил…

Дверь распахивается. Все смотрят на вошедшего человека, на самострел в его руке.

– Чекин, вы что, совсем уже…

ХХI век

…не терпел, когда ему возражали, он вообще не представлял, что ему кто-то может возразить. Один раз для каких-то исследований ему понадобился ракетоносец. Олег тут же позвонил мне и потребовал, чтобы я раздобыл ракетоносец. Я попытался мягко возразить ему, что это невозможно, но такого слова в мире Чекина просто не существовало. Я сделал вид, что согласился – просто чтобы не нарваться на скандал.

На следующее утро Чекин узнал, что ракетоносца так и нет – и пришел в ярость, в свое обычное состояние, когда у него все летит по комнате и разбивается о стены. Потом он ушел куда-то, его не было целый день, на звонки он не отвечал. Мы сбились с ног, искали его, кто-то догадался обратиться в Минобороны. Каково же было наше удивление, когда мы увидели, что Чекин уже договаривается с тогдашим министром. Как у него это получилось – не знаю.

В результате эксперимента ракетоносец был затоплен, но за свой эксперимент Чекин получил международную премию, которой расплатился с министерством.

В жизни Олега вообще все было просто. Даже слишком просто. В другой раз ему понравилась жена одного из тугих кошельков, которые финансировали наши проекты. Мы намекали Олегу, что его ухаживания могут закончиться плохо…

Жека еще хочет отключить телефон, снова завалиться спать, да какое там отключить, какое там спать, ясен пень, это ж Олежка, Олежке не спится, тут вообще никому спать нельзя…

– Жека, не спишь?

– Сплю, а ты как думал?

– Ну, извини. Это, самое, мне космический челнок нужен.

– Сейчас? В три часа ночи?

– И что?

Жека сжимает зубы. Олег все равно не поймет – и что, хоть в три, хоть в два, хоть во сколько…

– И… как быстро он тебе нужен?

Смешок в трубке.

– Вчера!

Жека терпеливо выискивает в Сети номер…

– Алло, Роскосмос? Вас от Чекина беспокоят…

…когда он сказал договориться насчет космического челнока, я был в шоке. Хотя я понимал, что Олег, если ему не дадут челнок, просто его угонит, как уже было однажды с самолетом. Олегу был бесполезно объяснять, что такое нельзя, что такое чужое – если ему нужна была вещь, он ее просто брал. Еще в детстве помню, как он разломал комп у отца, потому что ему нужна была какая-то деталь для вечного двигателя. Что самое интересное, вечный двигатель работал.

Я еще подумал, что лучше бы было как вчера, когда Олегу срочно понадобились цветы для очередной его пассии, он позвонил мне…

Жека кусает губы.

Лезвие неприятно холодит руку, вот, блин, всегда нравился холодок металла, а теперь такое чувство, что этот металл уже прорезал пальцы…

Жека входит в комнату, где посреди бумаг на полу спит Олег, как всегда закрылся с головой одеялом, главное, голову закрыть, торчат чумазые пятки в драных носках…

Жека смотрит.

И этот человек спасет мир…

Спасет мир…

Ага, щас.

Врите больше.

Жека заносит нож, минуты капают в вечность. Лезвие неприятно холодит, тут, главное, опустить, это тебе за все, за все, за-все-за-все-за-все, за жизнь у тебя в услужении, за Ленку, это я с ней в загсе расписывался, не ты, и не тебе ее тра… из-звините за выражение, и за эти все – Жека, я стесняюсь спросить, ты каким местом думал, нет, я понимаю, не головой, а мне интересно, каким?

Холодит клинок…

Олег отдергивает одеяло, сонно потягивается…

– Ты… ты чего, а?

…ловное дело возбуждать отказался, мотивируя тем, что не хочет судиться со старшим братом, Евгений Чекин уволен из компании Олега Чекина по статье…

ХХI век – DLV век

…идет через улицу, как всегда не видит улицу, мысли где-то там, там, в темных энергиях и темных материях, как всегда ни до кого и ни до чего… где-то на полдороге краем глаза видит, что на светофоре красный, что это значит, когда красный, шутка такая есть, что нужно делать, когда видишь зеленого человечка, – переходить улицу…

Бежит через дорогу, кто-то отчаянно сигналит, парень, я тебе башку оторву, только попробуй, пошли все на фиг, а согласно теории струн девять измерений, а согласно бозонной теории двадцать семь, так кто из них прав…

Визг тормозов…

Асфальт падает по наклонной…

Бампер – в миллиметрах от виска…

…секунды растягиваются в вечность…

ХХI век

…сегодня опять видел сон, как Олега спасают из-под колес. Как всегда сон очень реалистичный, меня прямо-таки подбросило во сне, когда…

Жека пишет. Спохватывается, для кого он это пишет, из биографов тоже уволили. Ну да ладно, может, продаст. По ту сторону будущего: как я жил с величайшим человеком всех времен и народов. Может, кто купит. Да что значит может, конечно, купит, это же про Олега, про Чекина… Как в анекдоте, спасает Чекин мир… не смешно? Зато про Чекина.

ММММ век

– Ну… он это… мир спас.

– …от жабокрылых пришельцев, – в тон добавляет учитель.

Класс фыркает, пацан на первом ряду грохается лбом о парту, в классе хохочут еще громче.

– Ну это… от темной материи.

– Ага, напала, значит, на мир, темная материя, у-у, страш-шная, а Чекин вышел с мечом-кладенцом… или с бластером наперевес? Бились три дня и три ночи…

Класс заливается хохотом, парень у доски скалит зубы, пусть острит учитель, только чтобы пару не влепил…

– Да нет… он это… астрофизик был.

– Ой, как хорошо, вот мы и выяснили, что Чекин был астрофизик, а не чистильщик унитазов…

Парень фыркает. Смотрит на учителя, ну давай уже, нарисуй мне троечку, прости и отпусти… Не учил, что непонятно-то…

– И как же он это сделал?

– А неизвестно. Он еще не сделал. Сделает. В будущем.

– Вот оно как… а вы тогда откуда об этом знаете?

– Ну… из учебника…

– И из какого же? Вон их сколько у меня на планшете, может, подскажете?

Парень смотрит на учителя, говорит серьезно:

– То учебники, а то Учебник.

– Тоже верно… садитесь, троечка… вот, блин, уж про такого-то человека можно и выучить…

ХХI век

…он всегда верил в свое высокое предназначение, даже еще когда про Учебник слыхом не слыхали. Когда мы играли с другими детьми, он требовал, чтобы ему давали лучшие куски, и игрушки, какие он захочет, и насовсем. Помню, как мать пыталась стыдить его, ты что, Леженька, особенный? Помню, как он прижимал к себе какой-нибудь конструктор и кричал – да, да, особенный, особенный. Он говорил это не как капризный ребенок, который хочет поспорить со взрослыми, он действительно верил, что он особенный. И когда он говорил, что не пойдет в школу, потому что ничего кроме астрофизики ему неинтересно – я понимал, что он не капризничает, что он действительно не будет учиться, делайте с ним, что хотите – не будет.

Отец хотел отдать Олега в интернат для трудных подростков – не успел. Люди узнали про Учебник. Помню тот день, когда на пороге нашей квартиры появились люди в форме, спросили, здесь ли живет Олег Чекин. Отец забормотал еще что-то вроде, а что он натворил, но я уже почувствовал, что тут все сложнее…

DLV век

– Вы… вас машина не задела?

Чекин оглядывает людей, мало чем похожих на людей. Когда спрашивают, надо отвечать, знать бы еще, как это сделать, когда язык прилипает к небу.

– А… да нет.

– У вас кровь на лице. Дайте заживлю…

Нечеловеческая рука тянется к Чекину, так и хочется отскочить.

– С-спасибо. А вы… с какой планеты?

Смешки.

– Местные мы, местные, не бойтесь… понимаете ли, господин Чекин… Чекин?

– Ну да.

– Вы должны были умереть. Сегодня.

– Догадываюсь. Это… спасибо большое…

Чекин пытается унять дрожь в руках, не может. Сейчас бы попросить что-нибудь выпить, да у них, поди, и нет…

– Понимаете ли, нам стало известно, что вы единственный человек, который может…

ХХI век

Олег переходит улицу, какой-то лихач выворачивает откуда-то из ниоткуда, выруливает куда-то в никуда. Олег замирает, чувствует, как ёкает сердце, неужели это случится сейчас… дзинь, гр-рох, пьяный лихач врезается в цветочный киоск. Смятые решетки, осколки, чайные розы в потоках чьей-то крови.