Короткое лето свободы. (Повести и рассказы)

Еремеев пожал плечами и развёл руками, признавая власть воровского авторитета. Понятно-дело, уже смягчая тон голоса, пояснил: – Да потому что, Инженер, через несколько дней, по погоде судя, мошка и комарьё пойдёт. Они нас на рывке живьём сожрут за наше потное тело. – Ох, это точно, – выдохнул Еремеев. – Об этом и не подумал. А для погони они как раз – наши союзники будут… – И ещё, – добавил Понятно-дело, потом замолчал и через некоторое время сказал категорично: – С собой берём Пельменя. Вьючной лошадкой. Понял?

Еремеев кивнул и ничего не спросил, уверенный в мудрости напарника.

«Пельмень» был с последнего этапа. Тот, который оказался племяшом АОУновца. Парень высокого роста, с телячьими белёсыми глазами, смотрящими щенячье-испуганно на блатных. А на политических «коммуняк» – нагло-враждебно. Такой он оказался жадным до жратвы, что за кусок хлебной пайки или за миску баланды готов был, без сомнения, продать не только «незалежну маты Украйну», но и «ридну маты». Над ним и смеялись, кому не лень, крикнув: «Хлопец – пельмени!». И у парняги из уголка рта начинала непроизвольно вытекать слюна.

9

В воскресенье утром гуманный лагерный режим позволял поспать на час подольше. Но такие воскресенья не всегда случались, если не выполнялся план. В эту ночь под воскресенье Еремеев почти не спал. Вибрация в его теле достигла такой степени, что мандраж трепетом шёл по рукам и ногам. События состыковывались согласно задуманному Понятно-дело плану. «Хозяин» с кошёлкой в руках проследовал в баню. Судя по запасу дров, полдня он пропарится точно. Потом Кеша-шпион фраерской походкой направился «настраивать пианино». Понятно-дело заулыбался и потёр ладонь об ладонь, точно собираясь взломать «железного медведя». Он подмигнул Еремееву, вышел из барака и двинулся в сторону медпункта. Через пять минут вернулся и показал напарнику большой палец.

Ещё через несколько минут на территории послышался женский крик, потом двухголосая женская ругань с визганьем и причитанием. Потом из бани выскочил начальник лагеря, обмотавший простынёй свой скелетный торс. Посматривая из окошка, Понятно-дело улыбался и потирал руки. Из бараков повысыпало всё зэковское население и любовалось с небывалым давным-давно восторгом как «пожарная лошадь» тащит за волосы на крыльцо начальнической квартиры голую «снежную бабу». Пытавшийся их разнять «хозяин» то и дело ронял со своих чресл простыню и мотал своим «хозяйством» в разные стороны, ничего не понимая в случившемся. Он только грозно орал: «Молчать! Смирно!». От лагерных ворот на помощь начальнику прибежал караульный. Собаки рвались с цепи и заходились лаем, чуя по своей дрессировке «массовые беспорядки». Зэки у бараков ржали до икоты, некоторые, ослабевшие от непривычки к смеху, падали на землю.

Когда наполовину одетый Кеша попытался проскочить через свалку на крыльце, начальник лагеря его узрел и, видимо, сразу уяснил ситуацию, врезал Кеше в челюсть, крикнул караульному «в карцер», потом погнал свою дебелую супругу оплеухами в дом.

Фельдшерица с несчастным видом поплелась было по направлению к медпункту, но по пути, будто что-то вспомнив, прыжками подбежала к своему коварному изменщику, которого солдат подталкивал штыком в сторону карцера, и врезала изменщику хлёсткую затрещину. Из казармы повыскакивали остальные «вертухаи», ржали, приседая и хлопая себя по ляжкам. Гордый Кеша не смог стерпеть прилюдно оскорбления и тоже с размаху врезал по недавно целованной щечке фельдшерице. Та упала, потом мигом вскочила – и кинулась, растопырив хищно пальцы, на Кешу. – А-а! – звонко кричала фельдшерица. – Кобель!.. Кобеляра!.. Кобелище!.. Под вышку подведу за измену родине!..

Они схватились в смертельно-крепком объятии, возможно последнем в их отношениях, и покатились по земле. Растерянный караульный смотрел на кувыркающуюся парочку, держа палец на курке карабина.

Амбарный замок на дверях начальнического кабинета «медвежатник» открыл при помощи ржавого гвоздика одним движением пальцев. – Тока ты не лапай ничо, – предупредил Понятно-дело, – Ща-а…

Он с лёгкой небрежностью, будто тасуя колоду карт, принялся открывать один за другим ящики стола. Вынул кобуру с ТТ, посмотрел и бросил обратно. Потом с минуты две провозился с большим металлическим шкафом. Извлёк из него мелкашечный карабин «Белка», с которым начальник лагеря любил ходить на охоту, две финки блатной выделки, новые офицерские сапоги, несколько пачек патронов к карабину. Еремеев поспешно заворачивал собранное имущество в сдёрнутую со стола скатерть. С вешалки в углу прихватили шинель и овчиный полушубок. Вышли из штаба, осмотрелись и Понятно-дело скомандовал: – Дуй на кухню. Там, верняк, никого нету. Набери какой-нибудь жратвы и, главное, соли побольше. И в барак. А я сейчас. – И он побежал куда-то, пригнувшись, с узлом в руках.

В пустующем бараке, засунув под нары вещмешок, наполненный под завязку солью, ведёрный котёл с наломанными туда кусками хлеба, Еремеев перевёл дыхание. Он чувствовал себя как после удачной атаки в бытность командиром взвода. Вскоре вернулся Понятно-дело с пустыми руками и улыбаясь уголком рта. Заглянул под нары, одобрительно хмыкнул и принялся скручивать «козью ножку». – Эх, – сказал он задорно и пыхнул самокруткой. – Когда в Чите за полчаса триста кусков открутил, так не радовался.

В барак до сих пор никто не возвращался. С территории доносились крики и хохот. – Во, комедь заделали, – произнёс с гордостью Понятно-дело. – Народу радости – на целый год. – Так, может, сейчас и рванём, Онуфрич? – с азартом в голосе спросил Еремеев. – Подходящий момент. – Не-е, – мотнул головой Понятно-дело. – Через час перекличка будет. Хватятся. Далеко не уйдём. Да и Пельменя нет, а его прихватить надо, больно уж кликуха у него вкусная… После вечерней проверки и рванём в ночь. – А вдруг сейчас обнаружится, что мы там везде пошухарили? – Нет, – уверенно сказал Понятно-дело. – До утра, а, может, и дольше хозяин на людях с поцарапанной мордой не появится. Я его за свой срок выучил… Щас, наверное, подлюка, спирт стаканами жрёт. Без его команды никто и разбираться не станет.

Еремеев посмотрел на своего напарника, точно в фильме «Чапаев», Петька на своего командира: ну, и мудрый же ты мужик, Василий Иванович.

10

Через час после отбоя, когда на нарах дружно захрапели и застонали, Понятно-дело сказал, вздохнув:

– Ну, с богом…

Они сложили кухонные трофеи в узел из всех тряпок, что у них были на шконках. Из тайника, выдолбленного в ножке нар, вынули с десяток спичечных коробков. Зашлись лаем, почуяв зверя малокормленные овчарки. И Понятно-дело двинулся к нарам Пельменя, ткнул того кулаком в спину. – Хлопчик, пошли за хлебом, – ласково сказал Понятно-дело. – Пельмень, приоткрыв глаза, смотрел непонимающе на «смотрящего», но гипнотически действовало на него слово «хлеб». – Хлеб привезли, там за лагерем. Разгружать будем, – уже строго добавил Понятно-дело.

Пельмень и не возражал. Вышли из барака и в тени, подальше от караульных костров, пролезли через «колючку». Зашагали быстрым шагом, забрав по пути к шурфу, спрятанный узел со штабным трофеем. Опорожнили свой тайник в тайге и свернули резко в восточном направлении в поисках предполагаемой речки.

В лёгких сумерках белой ночи, уже пахнущей свободой идти было легко. Подталкиваемый «смотрящим» Пельмень вскоре начал оглядываться с вопросительном выражением в телячьих глазах. – Идём-то куды? – Туды! – рыкал на него Понятно-дело. – Топай давай. Там машина с хлебом застряла.

Пельмень через несколько шагов опять, оглядываясь, спрашивал: – Куды? – Туды-туды, будем сейчас буханки с машины таскать. Так и быть разрешу тебе припёки схавать.

Прошли примерно с километр, и впереди блеснуло узкое русло ручья. Течение было к югу. В том направлении и пошли по воде, поскальзываясь на крупных голышах. Пельмень норовил выбраться на берег, но Понятно-дело пинками заставлял его идти по самой стремнине. Через несколько сотен метров, на каменистом берегу повернули строго на восток, потом по своим следам вернулись опять к ручью и по извилистому руслу ручья пошли уже в направлении на север. Топали молча промокшими в драных сапогах ногами. Но шли и шли, гонимые азартом и, не чувствуя усталости. Лишь иногда Понятно-дело рыкал на хныкающего Пельменя, внушая тому, что, мол, заблудились в поисках машины с хлебом. – Яки вин машина с хлибом… Ще ни бачив дорог вин нема, – хныкал уже утомившийся Пельмень.

Отчётливо посветлело низкое северное небо – значит, уже наступило утро. По умственным прикидкам выходило, что они в дороге уже часов шесть. Ноги ломило в ледяной воде. Решили выйти на берег с долгим передыхом. В распадке двух небольших сопок развели костёр.

– Вот теперь я волю почуял, – произнёс с усмешкой Понятно-дело, развешивая над костром мокрые портянки.

И Еремеев закивал головой: – Я тоже, как ошалевший. Ну, точно стакан неразведённого спирта шарахнул. Аж в груди жжёт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.