Полная версия
20 лет Гражданскому кодексу Российской Федерации: итоги, тенденции и перспективы развития. Материалы Международной научно-практической конференции
Другой пример. В соответствии со ст. 15 СК РФ лица, вступающие в брак, могут пройти медицинское обследование, а также консультирование по медико-генетическим вопросам и вопросам планирования семьи. Результаты обследования составляют врачебную тайну и могут быть сообщены другому лицу только с согласия того, кто прошел обследование. Таким образом, охраняется информация, ставшая личной тайной одного из лиц, вступающих в брак.
Однако п. 3 ст. 15 СК РФ фактически предусматривает обязанность одного из лиц, вступающих в брак, сообщить другому о наличии у него венерического заболевания или ВИЧ-инфекции. Если же факт наличия названных заболеваний будет скрыт, в последующем брак может быть признан судом недействительным по иску пострадавшего супруга.
Предположим, что, узнав о наличии у невесты генетического заболевания, исключающего возможность рождения детей, жених откажется от заключения брака. Значит ли это, что он обязан хранить личную тайну «несостоявшейся супруги»? Нет, поскольку в законе такая обязанность не предусмотрена.
Необходимо отметить, что это далеко не единственный пример отсутствия правовых гарантий обеспечения права на личную и семейную тайну как персональные данные гражданина.
В частности, совершенно не обеспечен режим сохранения тайны происхождения ребенка при применении вспомогательных репродуктивных технологий. Вполне возможно, что в договоре о суррогатном материнстве либо о применении процедуры ЭКО или ИКСИ будет содержаться соответствующее условие, но в статьях СК РФ нет даже и упоминания по аналогии с тайной усыновления.
В связи с этим целесообразно установить режим тайны происхождения ребенка при применении ВРТ.
Далее, обратимся к процедуре государственной регистрации актов гражданского состояния. В соответствии со ст. 12 ФЗ «Об актах гражданского состояния» сведения, ставшие известными сотруднику загса в связи с государственной регистрацией АГС, в том числе персональные данные (выделено мною. – О.И.), являются информацией, доступ к которой ограничен в соответствии с федеральными законами, и разглашению не подлежат.
Однако, для физических лиц и иных участников таких отношений, соответствующая обязанность не установлена. Приведем пример – ст. 14 ФЗ «Об актах гражданского состояния» в качестве основания для государственной регистрации рождения предусматривает заявление лица, присутствовавшего при родах вне медицинской организации и без оказания медицинской помощи.
Таким образом, совершенно посторонний человек может стать обладателем информации об обстоятельствах рождения ребенка, но хранить эту тайну он не обязан. В последнее время актуальным является вопрос применения медиации при урегулировании споров, возникающих из семейных правоотношений. Статья 5 специального закона о медиации предусматривает, что медиатор не вправе разглашать информацию, относящуюся к процедуре медиации и ставшую ему известной при ее проведении, без согласия сторон (выделено мною. – О.И.).
Тем самым законодатель предусматривает презумпцию молчания медиатора до того момента, пока стороны не дали своего согласия. Однако не ясно, обе стороны, например, супруги, которые обратились к медиатору с целью урегулирования спора о расторжении брака, должны дать свое согласие на распространение информации или же один из супругов, в том числе и ставший бывшим, может «снять обет молчания» медиатора?
На наш взгляд, интересным представляется вопрос – можно ли рассматривать изображение гражданина, видеозапись как один из видов персональных данных, в том числе содержащих в себе элементы личной или семейной тайны? Согласимся, видеозапись как источник, отражающий динамику социальных связей, может содержать подобную информацию. Например, в ресторане, где отмечается семейное торжество или проходит корпоративный вечер, ведется видеозапись публичная и запись видеонаблюдения.
Согласно ст. 152.1 ГК РФ обнародование и дальнейшее использование изображения гражданина (в том числе его фотографии, а также видеозаписи или произведения изобразительного искусства, в которых он изображен) допускаются только с согласия этого гражданина. В случаях. Предусмотренных в подп. 1–3 п. 2 названной статьи, согласие не требуется, в частности, если изображение гражданина получено при съемке, которая проводится в местах, открытых для свободного посещения, или на публичных мероприятиях …, за исключением случаев, когда такое изображение является основным объектом использования. Таким образом, обнародование и дальнейшее использование (выделено мною. – О.И.) фотографии или видеозаписи торжества, вечеринки и т. п. мероприятия, где есть изображение гражданина, возможно без его ведома, несмотря на возможную фиксацию моментов его личной жизни.
Примечательно то, что ГК РФ соотносит частную жизнь гражданина с его семейной жизнью, поскольку согласно п. 5 ст. 152.2. ГК РФ право требовать защиты частной жизни гражданина способами, предусмотренными п. 2 ст. 150 ГК РФ и настоящей статьей, в случае его смерти имеют дети, родители, переживший супруг такого гражданина.
Например, современные различные ток-шоу в качестве сюжетов используют пикантные подробности личной жизни актеров, певцов и других публичных лиц, но уже умерших. Например, объявляются внебрачные дети; так называемые «гражданские жены», которые претендуют на наследство. Но при этом раскрываются личные тайны уже умершего гражданина, нарушается неприкосновенность его частной жизни.
На наш взгляд, это следует оценить как еще одно объективное подтверждение взаимосвязи и взаимообусловленности гражданско-правовых и семейно-правовых аспектов при регулировании личных неимущественных отношений, межотраслевом взаимодействии в обеспечении защиты личной и семейной тайны как персональных данных гражданина.
В рамках настоящей статьи не было поставлено цели предложить механизм защиты личной и семейной тайны гражданина как его персональных данных, соответствующие вопросы нуждаются в специальном детальном исследовании. В то же время обозначенные автором проблемы и поставленные вопросы могут рассматриваться как приглашение к научной дискуссии.
РАЗВИТИЕ ТЕОРИИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ДОГОВОРНОГО ПРАВА И ДОГОВОРНОЙ ПРАКТИКИ
Кузнецова Ольга Анатольевна, доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права, Пермский государственный национальный исследовательский университет
ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО АППАРАТА ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВАВ период законотворческих реформ терминологический аппарат нормативных актов становится наиболее уязвимым. Крайне важно, чтобы изменения, вносимые в закон, учитывали уже существующую терминологию. Кроме того, такой фундаментальный закон, как ГК РФ, действует совместно с многочисленными актами гражданского законодательства и в сети множества межотраслевых связей, что требует гармонизации терминологических аппаратов кодекса и иных нормативных актов, причем не только содержащих нормы гражданского права, но и нормы иной отраслевой принадлежности. Эта большая и важная работа сталкивается с рядом серьезных юридико-технических проблем формирования терминологического аппарата законодательства.
Настоящим бедствием для понятийного аппарата ГК РФ является синонимия. Синонимы – слова, различные по звучанию и написанию, но имеющие похожее лексическое значение.
На наш взгляд, употребление в тексте нормативных актов синонимов при обозначении одних и тех же понятий недопустимо, это нарушает не только единство терминологического аппарата, но и заставляет и ученых, и правоприменителей и рядовых участников гражданских отношений искать за ними различных смысл, и в некоторых случаях даже успешно его находить. С юридико-технических позиций синонимия в большинстве случаев приводит к терминологическому хаосу: одно и то же понятие по-разному называется не только в тексте ГК РФ, но и в субординированных к нему законах и подзаконных актах. Терминологическая непоследовательность и невоздержанность в гражданском и смежном законодательстве в отдельных случаях просто необъяснима.
В силу п. 1 ст. 13.1 ФЗ от 08.08.2001 № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей»136 (далее – ФЗ № 129) юридическое лицо обязано в письменной форме сообщить (здесь и далее выделено мной. – О.К.) в регистрирующий орган о начале процедуры реорганизации. Это сообщение называется уведомление. Федеральной налоговой службой была утверждена форма № Р12003, которая называется «Уведомление о начале процедуры реорганизации».137
При этом в силу п. 1 ст. 60 ГК РФ о реорганизации юридическое лицо обязано уведомить в письменной форме уполномоченный государственный орган, осуществляющий государственную регистрацию юридических лиц, о начале процедуры реорганизации.
При регулировании ликвидации юридического лица законодатель в кодексе и законе меняет терминологию.
В соответствие с п. 1 ст. 62 ГК РФ учредители юридического лица обязаны сообщить в письменной форме решение о ликвидации в уполномоченный государственный орган, осуществляющий государственную регистрацию юридических лиц, для внесения в единый государственный реестр юридических лиц записи о том, что юридическое лицо находится в процессе ликвидации.
А согласно п. 1 ст. 20 ФЗ № 129 учредители юридического обязаны уведомить в письменной форме о принятии решения о ликвидации регистрирующий орган. Федеральной налоговой службой была утверждена форма № Р15001 «Уведомление о ликвидации юридического лица».138
Далее. Реорганизуемое юридическое лицо обязано опубликовать в средствах массовой информации, в которых опубликовываются данные о государственной регистрации юридического лица, уведомление о своей реорганизации (абз. 2 п. 1 ст. 60 ГК РФ). А вот ликвидационная комиссия обязана опубликовать сообщение о ликвидации (п. 1 ст. 63 ГК РФ).
Можно предположить, что законодатель, правда, по трудно понятным причинам, решил, что в журнале «Вестник государственной регистрации» необходимо о реорганизации юридического лица – уведомлять, а о ликвидации – сообщать.
Но в силу п. 6 ст. 15 ФЗ от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах»,139 а также п. 5 ст. 51 ФЗ от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»140 реорганизуемое общество помещает в средствах массовой информации, в которых опубликовываются данные о государственной регистрации юридических лиц, сообщение о своей реорганизации. При этом в п. 6.1 ст. 15 ФЗ «Об акционерных обществах» термины «сообщение» и «уведомление» используются как синонимы: «В сообщении (уведомлении) о реорганизации указываются…». В ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» такой синонимии нет.
Хозяйственное партнерство публикует сообщение о реорганизации, а кредитный кооператив публикует уведомление о реорганизации.141
При выборе терминологии законодатель должен руководствоваться лексическими оттенками синонимичных слов русского языка. «Сообщение» используется в данном случае как «то, что сообщается; известие, новость», а «уведомление» – документ, письмо, содержащее извещение о чемлибо».142 В толковом словаре под редакцией Н. Ю. Шведовой обращается также внимание, что уведомление – это официальный документ.143
При этом у слова «сообщать» есть множество синонимов («извещать», «оповещать», «уведомлять», «информировать», «докладывать», «объявлять», «заявлять», «предупреждать», «осведомлять»), каждый из которых обладает собственными нюансами значения. Так, «сообщать кому-то можно и устно и письменно», а уведомлять – «скорее письменно», уведомление содержит «информацию официального характера», при уведомлении предполагается, что «информация истинна», «уведомляет обычно официальное лицо, само сообщение в этом случае носит официальный характер: адресат не может пренебречь этим сообщением, он должен принять его к сведению, руководствоваться им в своих действиях».144
Очевидно, что направляемая в регистрирующий орган уполномоченным лицом организации информация о ее реорганизации – это не столько новость, сколько официальный документ, которым орган будет руководствоваться в своих действиях (размещать соответствующую запись и проч.).
В юридической литературе сделан вывод о том, что «юридически значимыми сообщениями о реорганизации организации являются как сообщения, так и уведомления».145 Однако судя по всему, в законах речь идет об одном и том же явлении, называемом законодателем по необъяснимым причинам разными терминами. На наш взгляд, в данном случае точнее описывать информирование о реорганизации будет именно официальное уведомление, а не сообщение, имеющее более широкое, неформальное значение. Заметим, что, безусловно, не будет большой ошибкой использование здесь и термина «сообщение». Однако правила юридической техники требуют от законодателя сделать терминологический выбор и придерживаться его во всех нормативных актах, действующих в этой сфере.
На наш взгляд, не вполне уместно в ГК РФ использовать в качестве синонимов термины «корпоративные организации» и «корпорации».
Во-первых, в тексте ГК РФ термин «корпорация» используется раньше (в ст. 60.2), чем объясняется его тождественность с термином «корпоративные юридические лица» (в ст. 65.1).
Во-вторых, термин «корпорация» использован самостоятельно (без термина «корпоративная организация») преимущественно только в двух статьях – 65.2 и 65.3 ГК РФ, хоть и несколько десятков (!) раз. В остальных статьях кодекса он упоминается (чаще всего – однократно) только в пяти статьях (ст. 60.2, 67, 123.1, 123.6, 123.11), причем в трех из них (ст. 67, 123.6, 123.11) исключительно благодаря отсылке к ст. 65.2 ГК РФ.
Возможно, у разработчиков текста этих статей было обоснованное желание сэкономить нормативно-правовой массив, заменив термин «корпоративная организация» термином «корпорация». Но даже человеку, не обремененному лингвистическим образованием, очевидно, что обе эти статьи необоснованно перегружены словом «корпорация», которое может быть в большинстве случаев без всякой утраты смысла заменено местоимениями, что, кстати, позволило бы еще более эффективно использовать нормативно-правовой материал.
Так, п. 1 ст. 65.2 ГК РФ звучит так: «Участники корпорации (участники, члены, акционеры и т. п.) вправе:
– участвовать в управлении делами корпорации, за исключением случая, предусмотренного пунктом 2 статьи 84 настоящего Кодекса;
– в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом и учредительным документом корпорации, получать информацию о деятельности корпорации и знакомиться с ее бухгалтерской и иной документацией;
– обжаловать решения органов корпорации, влекущие гражданско-правовые последствия, в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом;
– требовать, действуя от имени корпорации (пункт 1 статьи 182), возмещения причиненных корпорации убытков (статья 53.1);
– оспаривать, действуя от имени корпорации (пункт 1 статьи 182), совершенные ею сделки по основаниям, предусмотренным статьей 174 настоящего Кодекса или законами о корпорациях отдельных организационно-правовых форм, и требовать применения последствий их недействительности, а также применения последствий недействительности ничтожных сделок корпорации.
Участники корпорации могут иметь и другие права, предусмотренные законом или учредительным документом корпорации».
На наш взгляд, в данной норме достаточно было бы использовать термин «корпоративная организация» и соответствующие местоимения, что позволило бы сохранить стройность терминологического аппарата кодекса (без введения лишнего термина): «Участники корпоративной организации (участники, члены, акционеры и т. п.) вправе:
– участвовать в управлении ее делами, за исключением случая, предусмотренного пунктом 2 статьи 84 настоящего Кодекса;
– в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом и ее учредительным документом, получать информацию о ее деятельности и знакомиться с ее бухгалтерской и иной документацией;
– обжаловать решения ее органов, влекущие гражданско-правовые последствия, в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом;
– требовать, действуя от ее имени (пункт 1 статьи 182), возмещения причиненных ей убытков (статья 53.1);
– оспаривать, действуя от ее имени (пункт 1 статьи 182), совершенные ею сделки по основаниям, предусмотренным статьей 174 настоящего Кодекса или законами о корпоративных организациях отдельных организационно-правовых форм, и требовать применения последствий их недействительности, а также применения последствий недействительности ее ничтожных сделок.
Участники корпоративной организации могут иметь и другие права, предусмотренные законом или ее учредительным документом».
Проблемой для ГК РФ становится и неправильное применение омонимов.
В ст. 65 ГК РФ законодатель упоминает термин «государственная корпорация».
При этом государственная корпорация не является корпоративным юридическим лицом (корпорацией)146 в смысле, который придается ей в ГК РФ, поскольку не имеет участников (членов).147 Перед нами омонимы – слова, отличающие по значению, но одинаковые по звучанию. Конечно, в ряде случаев омонимы не представляют опасности для законодательных текстов. Так, слово «брак» означает и «супружество», и «некачественную продукцию». Но эти омонимы используются в непересекающихся сферах общественных отношений и в соответствующих регулирующих их нормативных актах, поэтому не составляет труда определить, в каком значении в тексте закона употреблен термин «брак». Однако вряд ли допустимы омонимы в одном правовом институте, для обозначения двух разных лиц из одной группы субъектов гражданского права. Это пример неправильного употребления омонимов в законодательной стилистике.
На наш взгляд, термин «корпорация» в российском гражданском праве имеет (и видимо, еще долго будет иметь) устойчивое значение в контексте «государственная корпорация», а не как синоним «корпоративной организации». Его преимущественное и чрезмерное использование только в двух статьях ГК РФ вызывает некоторое непонимание.
Безусловно, термин «корпорация» имеет известное доктринальное и образовательно-обучающее значение, вправе занять достойное место в научных работах и учебниках. Однако ценность использования его как синонима «корпоративной организации» и одновременно как омонима «государственной корпорации» в тексте нормативного акта весьма сомнительна.
Терминологический аппарат ГК РФ, к сожалению, не обойдет и иными юридико-техническими проблемами.
Так, в ГК РФ без достаточных оснований включаются новые термины, обозначающие уже известные кодексу явления.
В соответствии с п. 6 ст. 50 ГК РФ «к отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности, а также к другим отношениям с их участием, не относящимся к предмету гражданского законодательства (статья 2), правила настоящего Кодекса не применяются, если законом или уставом некоммерческой организации не предусмотрено иное». Вместе с тем в ГК РФ такое словосочетание, как «предмет гражданского законодательства» никогда не использовался. Статья 2 ГК РФ посвящена отношениям, регулируемым гражданским законодательством. Пункт 6 ст. 50 ГК РФ не пострадал бы, если бы звучал так: «К отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности, а также к другим отношениям с их участием, не регулируемым гражданским законодательством (статья 2), правила настоящего Кодекса не применяются, если законом или уставом некоммерческой организации не предусмотрено иное». Такая формулировка укладывается в устоявшийся понятийный аппарат кодекса.
Грубейшие юридико-технические ошибки в терминологии допускаются при использовании приравнивающих фикций: установление с целью экономии нормативно-правового массива одинакового правового режима для разных явлений.148 Для этого такие явления обозначаются разными терминами через скобки, например ассоциация (союз), ликвидационная комиссия (ликвидатор), учредитель (участник).
Однако важно понимать, что это не тождественные явления и соответствующие термины не являются синонимами. В таких случаях, по правилам юридической техники, если один из терминов используется без другого, то соответствующее правовое регулирование не относится к явлению, обозначенному не примененным термином.
Использование термина «ликвидационная комиссия (ликвидатор)» в ГК РФ нарушает это правило. В п. 3 ст. 62 ГК РФ предусмотрено, что учредители (участники) юридического лица или орган, принявшие решение о ликвидации юридического лица, назначают ликвидационную комиссию (ликвидатора). Однако далее в ст. 62 и в ст. 63 ГК РФ, регулирующих обязанности и ликвидационной комиссии и ликвидатора, используется только термин «ликвидационная комиссия». Следует отметить, что единообразно используются термины «ликвидационная комиссия» и «ликвидатор» в ФЗ № 129.
При использовании в такой единой связке двух терминов, законодателю крайне важно разобраться в трех вопросах:
– какое правовое регулирование должно применяться для обоих явлений;
– какое правовое регулирование относится только к первому явлению;
– какое правовое регулирование относится только ко второму явлению.
В отсутствии ясной позиции по этим вопросам возникают и юридико-технические и смысловые ошибки.
Реформирование законодательства должно приводить к укреплению его терминологического аппарата, к исключению имеющихся понятийных противоречий. Изменения в ГК РФ, вносимые в разное время разными законами, к сожалению, приводят к разрушению имеющейся, устоявшейся терминологии и к появлению новых терминологических коллизий.
В силу понятных объективных причин проекты статей готовят разные авторы, но это не исключает необходимости согласовывать используемую ими терминологию с действующим текстом ГК РФ, иных нормативных актов, а также с текстами проектов «соавторов». В противном случае законодатель рискует оказаться на месте героя известного анекдота – представителя народа крайнего севера, который принес свою рукопись в издательство и на вопрос о том, произведения каких великих писателей он читал, ответил, что он «не читатель, а писатель».
Кулаков Владимир Викторович, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия»
НЕСПРАВЕДЛИВЫЕ ДОГОВОРНЫЕ УСЛОВИЯПроблема несправедливых условий договоров давно известна западной правовой традиции.
Специальный закон о несправедливых условиях договоров имеется в Великобритании (1977 г.), согласно которому признаются недействительными положения об ограничении и исключении ответственности в случае их «неразумности». В результате потенциальная ответственность стороны, рассчитывающей на такое ограничение, оказывается неограниченной.
Несправедливые договорные условия упоминаются в Директиве Совета ЕЭС от 5 апреля 1993 г. «О несправедливых условиях в договорах с потребителями» (93/13/ЕЭС): договорное условие, которое не является согласованным в индивидуальном порядке (то есть типовой договор), признается несправедливым, если вопреки требованиям доброй совести оно приводит к значительному дисбалансу в вытекающих из договора правах и обязанностях в ущерб потребителю.
Идея несправедливых договорных условий нашла закрепление и в Модельных правилах европейского частного права, причем не только в отношении потребителей, но и предпринимателей (II. – 9:405): «В договоре между предпринимателями условие считается несправедливым … только если оно является частью примерных условий, предложенных одной из сторон, и таково по природе, что его применение вопреки требованиям добросовестности и честной деловой практики ведет к чрезвычайному отклонению от принятых в коммерческой деятельности стандартов». Причем в Правилах четко указано, что условия договора не оцениваются с точки зрения их справедливости, если они основаны на положениях применимого законодательства, международных конвенциях, сторонами которых являются государства-участники или в которых участвует Европейский союз, самих Правилах. Не считаются несправедливыми условия, если они изложены на простом и понятном языке, оценка их соответствия критериям справедливости не распространяется ни на определение предмета договора, ни на соразмерность подлежащей уплате цены.
О несправедливых договорных условиях в отечественной цивилистике стали активно говорить лишь в последнее время.149 Причиной тому, очевидно, явилась практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, который действия того или иного контрагента по реализации субъективного права, предусмотренного договором стал квалифицировать не просто как злоупотребление правом, а как нарушение «основополагающих частноправовых принципов разумности и добросовестности», а закрепление условий в договоре условия об одностороннем отказе как противоречие «принципу добросовестности в коммерческой деятельности».150 В одном из комментариев судебной практике Р. С. Бевзенко151 констатировал, что ВАС РФ стремится обеспечить некий баланс интересов сторон обязательства: на этапе заключения договора суд не допускает злоупотреблений сильной переговорной позицией и применения принципа свободы договора для обоснования условий договора, резко отличающихся от справедливого распределения договорных рисков, бремени, ответственности и т. п., но на этапе исполнения обязательства, после возникновения требования кредитора к должнику, симпатии ВАС РФ явно на стороне кредиторов, которые ожидали, но не получили исполнения по обязательству.152 Следует отметить, что и Верховный Суд РФ пусть и не так активно, но «обращается» к этой теме. Так, по мнению высшего судебного органа «являются злоупотреблением свободой договора в форме навязывания контрагенту несправедливых условий договора».153