Испания

Символом, общим для всех испанских флагов того времени.

Дизайн флага менялся при каждом короле, иногда радикально.

Так король Филипп II заменил белое полотнище старого флага, на желтый цвет. Но сам красный косой крест неизменно оставался на всех вариациях до начала XVIII века.

Главный гвардеец с конвоя с силой пнул сапогом несколько раз по деревянной двери, сделанной из толстого деревянного бруса и обитой полосами железа, вызывая обитателей крепости.

Смотровое окошко в двери забора приоткрылось, спрашивая негромко и глухо:

– Кто там, что за дело?

– Кто, что… Еретика доставили свежего, по приказу вашего приора. Принимайте, до вечера здесь нам стоять, что ли, – бодро отозвался наш главный конвойный. Дверь через некоторое время раскрылась, неприветливо приглашая войти внутрь зловещего каменного мешка.

Там стояло и ходило по делам около десятка людей, одетых в черные одежды, похожие на монашеские одеяния, немного скрывающие портупею с холодным оружием. Подведя ближе к одной группе людей в черном, стоявших возле входа, мой гвардейский конвой передал меня с рук на руки конвою из боевого отряда ордена иезуитов.

Орден иезуитов представляет своеобразный спецназ католической церкви, помогающий в решении силовых задач ордену инквизиции и церкви. Одежда иезуитов похожа на наряды ученых или учителей XVI века. Иезуиты носили черный кафтан, плащ и большую шляпу с загнутыми с боков полями. Такая одежда, и авторитет, основанный на страхе, обусловили то, что генерала ордена иезуитов называли «черным папой».

Иезуиты мигом подскочили с боков. Мягко, но сильно подхватили под руки, заводя по грубому крыльцу из камня наверх в огромное здание.

Какой-то иезуит, видимо, старший, вдогонку конвою крикнул наказ:

– Сделайте ему небольшую экскурсию по подвалу. Для обретения ничтожности перед господом богом.

Услышав такое, конвой передумал и вместо того, чтобы идти наверх, повел вниз по внутренней винтовой лестнице.

В ноздри ударило привычными запахами пряной крови вперемешку с острым запахом железа и стали, смешанным с чувством человеческого страха и животного ужаса.

Спустившись вниз на один оборот винтовой лестницы, я с конвоем оказался у входа в помещение, освещаемое стационарными факелами.

Ведомый иезуитами, вошел в «предбанник» земного ада.

По бокам подвала, притыкались узкие камеры—клетки, в которых находились узники – люди с затравленными глазами, как у побитых собак. Посредине пыточного подвала находились орудия и приспособления для добывания признаний: дыбы, столы для пыток и для записей допроса, массивные сиденья поджаривания еретиков.

Сами мастера заплечных дел в кожаных нагрудниках, видимо, устроили небольшой «перекур», сидя возле большого стола, на котором находились предметы кухонной утвари, о чем-то негромко беседуя, глотая и прихлебывая что-то из кружек.

После небольшой «экскурсии» в подвале, конвой снова повел наверх, на третий этаж, знакомиться с главным иезуитом.

Меня завели в просторное помещение, наверное, предназначавшееся главному владельцу кабинетом, изысканно отделанное натуральным деревом.

За большим полированным столом, уставленным бумагами и приборами для письма, сидел мужчина в черной одежде.

С длинными седоватыми волосами, обрамлявшие беспристрастное, с властными чертами лицо, привыкшее повелевать и приказывать всем остальным людям.

Я вошел и молча стоял, ожидая, что будет дальше.

Мужчина тоже тягостно молчал, делая вид, что внимательно изучает какие-то бумаги. Присмотревшись, я узнал свои расправленные свитки.

Гнетущее ожидание повисло в воздухе.

Наконец прелат встал из-за стола и подошел ко мне, шурша полами бархатной сутаны, знаком руки показывая опуститься на колени.

Я повиновался и опустился на колени.

Прелат склонился рядом, налагая на себя крестные знамения.

Помня тот урок каноника, тоже стал креститься, не прилагая особого рвения. Прелат заговорил, чеканя слова католической мессы, на старом латинском языке.

Проговорив короткий текст молитвы, прелат встал с колен, снова знаком показывая подняться, начиная беседу или допрос.

Вопросами, жесткими и точными:

– Можете обращаться ко мне – падре Амбросио, я приор ордена инквизиции. Надеюсь, вам не надо объяснять, куда вы попали, что с вами будет в случае проявления вашей вины перед церковью и государством. Советую вам быть откровенным передо мной, как перед господом богом на исповеди. Приступим: кто вы? Вы на самом деле являетесь сеньором Риккардо де Рада?

Я молчал, обдумывая ситуацию: сейчас каждое моё слово на вес золота или жизни.

Врать не имело смысла, у падре наверняка есть какие-то зацепки против меня, вроде доносов и сведений обо мне.

Вот наглядный пример из нашей жизни.

В послевоенную пору у каждого начальника отдела кадров, предприятия или учреждения лежал в сейфе набор специальных брошюр с грифом «секретно». В них приводилась подчинённость подавляющего большинства воинских частей армии, авиации и флота в годы войны. А также их передвижения и участие в боях.

Этих брошюр больше двух десятков.

По такой брошюре можно за несколько минут, не поднимаясь со стула, проверить, в какую армию и в составе каких фронтов входили те или иные дивизии и полки, вплоть до отдельных батальонов и рот.

Поэтому автобиографии или сведения про людей для того и подавались отделу кадров. Чтобы по их содержанию можно было провести быструю проверку жизненного пути человека в военное время, а отнюдь не для того, чтобы девушка-машинистка во время обеденного перерыва могла почитать её от скуки.

Можно не сомневаться в том, что у приора имеются подобные вещи.

Спросив что-нибудь про военные действия, приор легко мог бы поймать меня на несоответствиях.

– Допустим, я расскажу правду, но ваша милость, всё равно не поверить.

Моя история невероятна для вашего времени, – сделал первый шаг.

– Рассказывайте, я слишком много повидал на своем веку, чтобы сейчас удивиться чему либо, – нетерпеливо махнул рукой падре.

– А с чего начать, падре Амбросио, – для порядка спросил, – с конца или начала?

– С начала, сеньор, – предложил падре.

Я и не спеша повествовал о своей жизни в наше современное время.

Падре внимательно слушал мой немаленький рассказ, где я объяснял ему, что у нас существуют телефоны, интернет, компьютеры, самолеты, танки, разные машины и механизмы, все такое.

Вдруг падре знаком показал остановиться. Встав со стула, хлопнул в ладоши, видимо, подавая тайный знак невидимым иезуитским соглядатаям.

Затем он подошел к полуоткрытому окошку кабинета, размышляя о чем-то своем, личном.

Понизив голос до шепота, падре Амбросио негромко начал рассказывать свои мысли.

– В детстве неродной отец, который взял меня из приюта, рассказывал об одном удивительном человеке по имени Леонардо, Леонардо да Винчи. Творившем невероятные произведения искусства и науки. Эмм, ээ, в вашем времени что-нибудь известно об этом человеке? – задал падре вопрос, давно волновавший его.

– Ну как же, в моем времен, каждый школьник и студент знает, кто такой Леонардо да Винчи. Есть даже версия, что он каким-то образом переместился из нашего мира в ваше время, – просветил я изумленного падре.

– Примерно так же, как вы? – спросил приор.

– Можно сказать и так. В моем случае переместилось только сознание, – подтвердил я догадку прелата.

Из окошка повеяло вкусным дымом. Мой желудок непроизвольно заурчал. Падре, услышав, обернулся и оценивающе посмотрел на меня, немного похудевшего после проведенных в тюрьме дней.

Вздохнув, падре взял колокольчик, несколько раз звякая в него.

Мигом появился в дверях услужливый иезуит.

– Принеси нам вина и еды, – приказал приор служке. Иезуит исчез, растворившись.

Через минуту он снова появился, неся поднос с кувшином, стаканами и блюдом с овощным рагу. Поставив всё на стол, слуга снова растворился в дверях кабинета.

Молчащий доселе приор махнул рукой, приглашая к столу, разливая вино в стаканы.

– Давайте: ешьте, пейте.

Дважды приглашать не потребовалось!

Оголодавший за последнее время, я с жадностью набросился на пищу.

Падре внимательно смотрел, словно изучая под микроскопом.

– Это «херес» старого года. Пейте, не бойтесь, не отравленное.

– Благодарю, ваша милость, – пробурчал с набитым ртом.

– Допустим, то, что вы говорите, есть чистая правда. Но есть два вопроса: что делать с вами? И с какой целью прибыли сюда из своего, так сказать, будущего? – спросил падре, прихлебывая вино из стакана.

Погрузившись в принятие еды, прямо ответил:

– Моя цель миссии – найти здесь одного человека из моего будущего. Это важно для будущего, но кого именно, я сам точно пока не знаю.

– Человека, похожего на вас? – уточнил приор. – В смысле, характером, мыслями?

– Скорее всего, да, – снова подтвердил слова падре, – только знаю, что он находится здесь, в Толедо.

– Даже не знаю, чем вам помочь. Я знаком со многими людьми из городского света, но таких не припоминаю, – протянул падре. – Ну хорошо, как быть с вами? У меня на руках доносы от знакомого вам князя, от тюремной стражи, вкупе с одним сумасшедшим заключенным.

– А что делать? Все это дело рук дона: донос, покушение на меня с помощью бандитов. А сумасшедший сошел с ума, он наговорит что угодно, – привел я доводы.

– Кстати, мне тут недавно докладывали, что в одном городке Альбасте, в наше отделение ордена доставили одного сумасшедшего, который утверждал, что он якобы из далекого будущего. Кричал, что он послан сюда с какой-то миссией, вообще нес всякий бред.

Вы не знаете, этот человек был из ваших людей?

Я пожал плечами.

– Может быть, он послан до меня, я не знаю. А почему был? Что с ним потом стало?

Падре, помедлив, ответил вздыхая:

– Что, что… Сожгли его на костре, как еретика. На всякий случай. Там в Альбасте.

Снова повисла тягостная тишина в кабинете. Падре махнул рукой, разгоняя невидимую тень угрозы:

– Не бойтесь, здесь, это с вами не произойдет.

– Допустим, допустим, вы мне нравитесь своей прямолинейностью, да и прямых улик против вас нет, – потом проговорил падре, расхаживая по кабинету, продолжая диалог:

– В свете последних веяний политики Мадрида и мнений нашего главы ордена Франциско де Сиснероса, святую инквизицию ждут большие перемены. Скоро должны прекратиться пытки и костры еретиков и неверных, оступившихся людей. Вот что делать с доном? Он у меня как кость в горле торчит. Дуэлянт, убийца, городской интриган и бабник: в общем, не самый добрый католик на этом свете, – поделился своими соображениями падре.

– Князя беру на себя, – смело ответил я, выпив всё вино и очистив блюдо с едой, – случайная дуэль, и проблема решена, наша общая.

– Только давайте на этот раз деритесь на дуэли без своих приемов, которые из будущего, – одобрил план прелат Амбросио.

– А вот с этим сложнее будет: фехтованию на шпагах не обучен, – с разочарованием заявил я падре.

Прелат задумчиво барабанил длинными твердыми пальцами по столешнице, обдумывая ситуацию.

На одном пальце красовалось серебряное кольцо с огромным кристаллом хризопраза.

– Вы родом из поместья Рада де Аро? Я слышал, вроде там у вас сейчас живет неплохой мастер фехтования, у него можно брать уроки. К тому же вас сейчас можно будет выпустить под так называемый домашний арест. А по слухам из Мадрида, скоро предстоит новая военная кампания во Фландрии. Это спишет все ваши грехи: прошлые и будущие.

– Да, это выход, заодно проведаю своих родственников, – согласился я с аргументами падре.

– Значит, решено. Завтра поедете вместе со мной, я тоже еду в ту сторону Испании по делам ордена, – наконец вынес вердикт приор, – сейчас подпишу бумагу о вашем домашнем аресте. Получите деньги на проживание и всё остальное причитающее вам жалованья из городской казны. Ваши вещи заберёте у капитана гвардейцев. Грамоты можете получить себе назад. Выезжаем завтра утром, после рассвета. Встречаемся возле городских ворот Алькантара, – распорядился падре по-военному, затем садясь за стол, выписывая бумагу об освобождении.

Наконец подписав, падре Амбросио с удовлетворением выполненной работы передал все мои бумаги вместе со свитками.

– Всё, можете идти, до встречи завтра. Постарайтесь не вляпаться в какую-нибудь историю, – добавил прелат на прощание.

С достоинством, сделав глубокий поклон, вышел из кабинета приора навстречу новым похождениям.

Конечно, по опыту понимал, что такие люди, как приор, так просто своих жертв не выпускают из мышеловок.

Внутри себя чувствовал, что приор имеет тайные планы, не ставя в известность при этом. Что ж, ладно, поживем—увидим.

Да только кажется, сам приор являлся наследником тайной «магии», владел некоторыми инструментами воздействия на обычных людей.

Не зря у него на пальце, красовалось необычное кольцо с хризопразом.

Длинная дорога домой

Рассвет растекся кроваво—алым цветом утренней зари по безлюдной земле,

окрашивая окрестности пейзажа старинного города, близлежащих домов и улиц, прилегающих к Алькантарским воротам.

Куда я, прогуливаясь по пустым улицам, пришел с новой лошадью, ведя за собой под уздцы, под мерный цокот копыт.

Тихо и мирно казалось в призрачном безмятежности, в процессе проходящей жизни, уже однажды казалось минованной.

Вчера весь день прошел в хлопотах и делах, и подготовке к новому переходу—путешествию в «свое» имение под домашний арест.

Выйдя из замка иезуитов, нашел юношу поводыря по городу, провожатого по нужным мне местам. Конечно, не бесплатно: еда за мой счет и пара серебряных монет, которые пообещал потом отдать.

Вот во столько обошелся проводник по городу.

Первым делом мы наведались в городскую казну, типа нашего современного банка. Там я получил жалованье за несколько месяцев: четыре десятка золотых дублонов. Не без проволочек, конечно: бюрократия была, как и везде. Пришлось прибегнуть к угрозам, козыряя знакомством с приором Амбросио.

Потом совместный обед в подвернувшийся таверне, где присмотрел вполне приличную ночлежку, находившуюся по соседству с таверной.

С поводырем сходили на местный рынок, там прикупил лошадку со сбруей, не за дорого.

Потом прокатились на лошади, обкатывая её, до гвардейцев на воротах Алькантаре. А именно до капитана, у которого находились изъятые вещи: клинки, плащ со шляпой, безделушки, дорогие как память предшественнику в «моем» теле.

Да и оружие не помешает иметь при себе здесь, на всякий случай.

Жирный капитан с удивлением узрел меня, когда я потребовал выдать изъятое оружие и мои вещи. Наверно, он глаз положил на них, рассчитывая на то, что я не вернусь из тюряги.

С бледным лицом капитан попросил удостоверить сей факт, что я на законных основаниях здесь, а не сбежал из-под стражи.

С улыбкой на устах показал бумагу о своём освобождении.

Натужно кряхтя и вздыхая, капитан выдал вещевой мешок.

Вскрыв его, при нем сверил наличие имущества, пугая приором и тюрьмой в случае их недостачи.

Но всё оказалось на месте. Повезло капитану на этот раз.

Так и сказал ему прямо, на прощание.

Потом мы вернулись в приглянувшийся ночлег при таверне, запоминая при этом дорогу. Снова накормив и рассчитавшись с проводником, устроился на ночлег. Размеренно выполнив комплекс вечерних упражнений и немного помедитировав, лег спать, заодно планируя завтрашнее время. Так и прошел день после освобождения.

На закрытых в столь утренний час воротах, дежурила пара сонных гвардейцев из стражи. Хмуро и неприветливо взглянув на меня, снова оперлись на алебарды.

Вскоре послышался шум приближающейся конной повозки, она катилась, громыхая колесами по каменной брусчатке.

И точно, показалась скромная карета черного цвета с кучером и парой сопровождающих её всадников.

Подкатившись ко мне и воротам, карета остановилась, кучер натянул вожжи лошадей, тормозя движение. Гвардейцы мигом очнулись, подгоняемые криком спутников экипажа. Ринулись откупоривать массивные ворота, с трудом приоткрывая их.

Занавеска в карете отдернулась, не полностью открывая лицо приора Амбросио. Знаком пальца он велел двигаться вслед за кортежем.

Ворота открылись, и я запрыгнул на лошадь, направляя на выезд из города, на мост, где катилась карета приора.

Переехав мост, кортеж направился по безлюдной дороге на восток, удаляясь от города, там мы развили большую скорость скачки.

Кучер кареты непрерывно погонял длинным хлыстом, запряженную четверку коней, не отставая от нас, одиночных всадников.

Через два часа непрерывной и быстрой езды, движение отряда замедлилось, давая уставшим коням передышку.

Карета встала на месте, видимо по приказу прелата.

Кучер обратился ко мне:

– Синьор, передаю просьбу падре Амбросио: он хотел бы с вами побеседовать. Только оружие отдайте, а лошадь им, – кучер мотнул головой, показывая на охрану приора.

Подчинившись, слез с лошади, отводя к одному из охранников, потом разоружился, снимая перевязь с клинками, отдавая её кучеру. Зайдем, раз приглашают, почему нет. Открыв дверцу кареты, залез внутрь, усаживаясь на сидения, напротив приора.

– Сын мой, дорога дальняя, давайте поговорим, о чем-нибудь, – предложил падре.

– О чем, например? – отозвался, разглядывая небогатое убранство кареты и аскетичного приора.

– Двоим умным людям, всегда есть о чем поговорить, не так ли? – ответил на вопрос приор, снова спрашивая. – Например, о церкви и религии: что об этом, известно, в ваше время?

Я усмехнулся, приор не был так прост, каким казался быть.

Ладно, поделимся с ним некоторыми историческими фактами, личными наблюдениями:

– В моё время церковь и религия, утратит влияние, на власть и на жизнь людей. Например, в России, к власти придут большевики на семьдесят лет, во главе Лениным и Сталиным, почти полностью искореняя церковь и религию.

Приор задумался, поглаживая перстень на пальце, было видно его что – то гложило изнутри, через минуту молчания он предложил:

– Давайте вино попробуем. Его вчера вечером принесли подношением, один гранд из столицы, это вино пятилетней выдержки.

Я кивнул головой, в знак согласия, дорога дальняя, а так веселеё будет, да и беседа пойдет. Прелат достал фляжку из сундука, потом пару кружек, передавая одну мне.

На ходу, разливая вино по кружкам, приор проговорил молитву, приурочивая её к обеденной мессе.

– Amen, – приор отпил вино, задумчиво глядя в окошко кареты.

Последовав примеру падре, смаковал настоящее вино.

– Что вы понимаете под понятием кафолическая церковь? – спросил падре.

Я пожал плечами, – извиняюсь, но я полный профан, в таких делах.

Падре Амбросио оживился, говоря:

– Тогда небольшая лекция, на эту тему. Кафолическая – означает по всему целому, то есть во всей полноте, целостности, часто сближается со словами – вселенская или всеобщая. Это из греческого языка.

Католическая – произошло из латинского языка, заимствовав в тоже время из греческого языка это понятие.

Оба два понятия схожи по смыслу, и в то же время нет.

Христианство после Никейского Собора, разделилось две ветки: Византийскую, распространившуюся на землях Ромеи, то есть православную.

Которая, потом прошла на северо—восток, принесенная славянскими князьями из византийских походах, на землю Руси.

И на римскую, то есть латинскую и греческую, превратившуюся в католическую церковь и веру. Было произведено десять крестовых походов, огнем и мечом распространяя эту веру по миру, под предводительством наших святых Пап. Вы пейте вино, давайте ещё налью вам Риккардо, или как вас, там называют, на самом деле?

Я подставил кружку, под горло фляги, выговаривая забытое имя:

– Евгений, там такое имя у меня.

Прелат продолжил, после паузы:

– Евгений, давай небольшую тайну открою. В латинской, католической вере, Святую Троицу отрицали, и будут отрицать.

И будут поклоняться папе римскому и богу Христу.

Сам Папа – это Человек, олицетворявший бога на земле.

Папа, является как, живым апостолом на земле. Оттого католическая вера называется апостольской. Оттого у нас, католиков и протестантов, всегда было двуперстие и двойное пение «аллилуйя». Во имя отца-Бога и человека-Спасителя.

Святой дух отсутствует, его олицетворяет Спаситель.

В этом и есть, главное отличие, нашего латинского учения от православного.

И самое главное: готовится переворот, на землях вашей русской Империи. Церковный переворот. Сейчас его сдерживает, только один фактор.

Молодой русский император – Романов Алексий Михайлович.

Ваш Царь Алексий Михайлович, он есть вовсе не второй, безродный боярский Романов, якобы сын патриарха Филарета, а является прямым потомком великого князя Владимира Святославовича. По родству, а не по воле вашего нелепого голосования от 1612 года.

То есть, приходиться внуком императора Феодора Иоанновича, от рода Рюриковича.

Сам Михаил Федорович, является потомком, тайным сыном, Феодора Иоанновича.

Ты что ли веришь: что ваша династия Романовых, пошла от малоизвестных бояр, «Захарьиных-Кобылиных-Кошкиных-Романовых», откуда и вышел якобы первый Романов, сын священника Филарета, Михаил Федорович?

Мол, его признали царем двухраундовым голосованием, что само по себе есть глупость великая. Ведь монархия и демократия, антагоничны в принципе.

Признаюсь честно, Евгений – это наши интриги.

Тем паче, патриарх Филарет, не мог быть отцом царя Михаила, по определению.

Стать патриархом, мог только священник из черного духовенства, то есть следовавший монашескому обету безбрачия, на протяжении всей своей жизни. Наши прусские агенты, здесь здорово промахнулись, приняв за истину, немецкий перевод вашего понятия «патриарх» – как отец.

Но они, были уверены в своей безнаказанности, и решили, что сойдет и так. А он вообще, детей иметь не мог по-вашему, церковному укладу.

При этом, наши агенты упустили, совершили ещё ряд ошибок.

Вот как, обосновать претензии Романовых на царский трон?

Придумали мы следующее: мол, этот самый Роман Юрьевич, был отцом первой жены царя Ивана Грозного – вот тебе и обоснование.

Но согласно древнему закону, ваши русские князья наследовали трон, только по мужской линии. Это есть незыблемый канон, и не только в твоей, холодной России.

Родственники по женской линии, никаких легитимных прав на княжеский, а тем паче, на царский, великокняжеский трон иметь не могут.

Они не являлись принцами крови.

Если учесть, что все ваши Захарьины, то есть боярские будущие Романовы, были полностью уничтожены во времена великой Смуты. Сами три последующих царя тоже были настоящими. Все эти ваши Шуйский, Годунов, Лжедмитрий он же Сигизмунд Третий Ваза. Да, смута была, но все это мелочные интрижки, против правления русских Императоров. Какие «медные» бунты? Если у вас даже пушки отливали из серебра.

Ваши «ефимки» являются твердой мировой валютой, в нашей католической Европе.

Ты веришь, что ваши цари болели цингой? Бред!

Это наши, при дворе агенты, травили ваших царей, различными ядами.

Слишком долго рассказывать теперь, Евгений, о происхождении ваших Романовых, по-гречески Romonoves.

О том, как они приняли титул Царей, как Василий Третий, отец Ивана Грозного, сто пятьдесят лет тому назад, привел в зависимость меньших Князей Русских.

Сам термин Romonoves, заметь, не Romanovs, означает попросту новых римлян, от латинского слова «nova roma», то есть новых, римских императоров, властителей Европы. Они появились задолго до первого, вашего безродного боярина Романова Михаила.

Вот так, что скажешь? Не так все просто, а? Признайся, Евгений.

Сколько сил мы положили на это, оцени немного!

В душе поднималась ярость, к иезуитам—католикам, которые чинили интриги, убивали и травили русских царей, сеяли непонятные смуты: много чего творили, против русских людей…

Лицо исказило гримаса злости, непроизвольно ладони сжались в кулаки, с силой выдохнул:

– Для чего, вы это все затеваете? Ответь, чертов католик!

Приор заметил мои жесты, со зловещей ухмылкой, проговорил в ответ:

– Вот такие тайны мадридского двора. Совершили мы десять крестовых походов, захватывали Иерусалим и Константинополь.

А что толку? – прелат огорченно махнул рукой, затем продолжил развивать мысль:

– Сейчас воюем: Испания с Францией, Франция с Англией.

Всё это мышиная возня. Негде нам развернутся, Евгений! Наши католические короли жаждут власти и земель, церковь и наш Папа желает распространить католичество по всей восточной Европе, а нам постоянно мешают русские цари вместе с Россией.

Приор всё говорил и говорил, но я его не слушал.

В голове проносились всякие мысли. А что если прямо сейчас завалить этих католиков, да и свалить в Россию, да к царю батюшке, предупредить его о заговоре. А как же трупы? Или просто позже свалить в Россию?