Сгорая по минутам

– Почему труднее?

– Я понятия не имею, находится ли кто-то из них вообще сейчас здесь.

Женя тяжело вздохнула.

На улице было оживлённо. Горожане куда-то торопливо шли, автомобили, за которые в будущем будут отваливать миллионы поклонники ретро, ехали по своим делам, соседствуя с запряжёнными лошадьми повозками. Мимо пробежал замызганный мальчишка; не успела Евгения и глазом моргнуть, как он всучил ей газету и умчался прочь.

– Славное времечко, – пробормотала она.

– Скажите спасибо, что мы не приземлились на пару-тройку лет позже, – поджал губы Оддманд, поправляя кепку. Теперь она ещё хуже лежала на его кудрявых блондинистых волосах. – В этом случае пришлось бы значительно труднее.

– М-да, действительно, – Женя зябко поёжилась, хотя никакого холода не было и в помине. – Есть варианты, куда направиться?

– Попробуем выехать за город. Сядем на трамвай до конечной, потом придётся пройти пешком… Путь незатейливый. Но по времени прилично, – парень цокнул языком и, шагая чуть впереди, повёл Женю к остановке.

Только сейчас девушка заметила, что окружение было… необычным. Мягко говоря. Неискушённый зритель не заметил бы никаких помех, но Женя видела их невооружённым глазом – воздух пронизывали разряды магии, погибающей медленно, но верно. Если внимательно присмотреться, можно было обнаружить, что улица уходит в никуда – просто обрывается, теряется в искрящемся тумане. Небо застыло в статичной синеве. Облака не двигались с места.

Заметив взгляд госпожи, Оддманд кивнул:

– Я же говорил. У нас мало времени.

– Что здесь творится?

– Временные линии перепутались и постепенно стираются из мировой истории. Нам осталось только прыгать по клочкам, в которых ещё живёт Дом и прилежащая территория. У него пока хватает сил не исчезать. Но резерв не бесконечен, так что я бы советовал вам не глазеть по сторонам лишний раз и поторопиться.

Евгения, знатно поражённая данным открытием, впала в какой-то ступор. Дорожное движение города добило её окончательно. Кони, машины… прогресс рука об руку со стариной. Обыкновенное дело в текущих реалиях, но как же странно видеть это человеку, совсем недавно пришедшему из другого столетия! Женя шла, раскрыв рот, вся подхваченная суматохой и суетой.

В следующую секунду сбоку от неё раздался резкий скрип, и девушка испуганно дёрнулась, тут же споткнувшись. Газета выпала из рук и оказалась раздавлена чьей-то повозкой. Кажется, сама того не ведая, Женя вышла на проезжую часть и только что чуть не пала под колёсами автомобиля. Какой кошмар, только обрела какое-никакое, а тело, и тут…

Дверь машины отворилась, и к Жене тут же подбежала девушка, совсем юная, с перепуганным лицом.

– Вы не ушиблись? Вы не ранены? Давайте, я помогу вам встать, – незнакомка аккуратно помогла Евгении подняться и отряхнуть пыль с сарафана. – Вас, может быть, подвести? О! – её лицо озарилось, и она заговорила ещё быстрее, не давая и повода вставить хоть слово: – Давайте, может быть, я вас угощу? В качестве извинения! Если вы никуда не торопитесь, конечно… – она окинула взглядом Женю и Оддманда и виновато улыбнулась. Женя посмотрела на неё в ответ – и пропала. Сердце ухнуло в пятки.

Это точно была Есения, только рыжая и веснушчатая, но улыбка выдавала её с головой.

Женя переглянулась с фамильяром (тот слегка вскинул брови) и, не веря собственной удаче, защебетала:

– Всё хорошо, не переживайте! Я тоже молодец, замечталась, полезла под машины… Давайте! – выдохнула Женя, но тут же исправилась: – В смысле, если мы вас не стесним… Я, к слову, Евгения. А это…

– Степан, – Оддманд, назвавшийся поддельным именем, чуть кивнул.

Девушка представилась Анной. Женя сделала в своей голове пометку, но продолжила про себя называть её Сеней. Так было проще проникнуться в старой-новой подруге доверием.

– А я вас, по-моему, где-то видела, – хитро щурясь, произнесла Есения, когда они уместились в весьма симпатичном при более близком рассмотрении автомобильчике приятной пыльно-зелёной расцветки.

– Меня? – уточнил Оддманд, хлопая тёмными глазами. Вот умеет же он дурачком прикидываться.

– Да-да, именно вас.

– Ах, да! Актёр Большого драматического, к вашим услугам, – он приподнял кепку, улыбаясь так сладко, что Женя поспешила отвернуться к окну.

«Чрётов дамский угодник», – мысленно проворчала она.

За окном плыл город – хаотичный и уже еле знакомый. Слишком большой и суетливый, чтобы считаться приятным местом. Впрочем, Жене здесь когда-то нравилось. Не считая мамаши, в нём было много хорошего – театры, где она пропадала с Оддмандом, тайком пробираясь на постановки; множество закоулков, таящих в себе загадки; бесконечные дожди, размывающие краски и превращающие окружающий мир в акварельный набросок.

Сейчас всё было чуть иначе. Небосвод также не двигался; около горизонта его словно бы надорвали, неряшливо, оставив куски облаков сиротливо вылезать за край, в туманный сумрак. Интересно, что было за белесыми клубами? Может быть, соседние клочки. Или параллельные миры, как в фантастических фильмах. Может быть, там были другие Жени и Лёши, у которых всё было здорово и которых ничего не тревожило.

А может быть, там была только тьма – тьма и ничего больше.

Женя чуть повернула голову. Есения словно не замечала того, насколько черновым был мир вокруг – она была слишком занята размышлениями вслух о несправедливости того факта, что женщин все ещё не так активно сажают за руль, как могли бы, несмотря на распространение прогрессивных взглядов и активное разрушение стереотипов.

– Даже папенька, – говорила она, и в голосе слышались нотки горечи, – даже папенька скептически относится к тому, что я вожу автомобиль. А ведь я выучилась! И умею не хуже любого мужчины, а то, глядишь, и получше многих.

Оддманд кивал и активно поддакивал, заполняя собой пространство, так что Евгении даже не приходилось выползать из своего меланхоличного настроения, чтобы поддержать разговор. Она думала о том, каким забавным подчас может быть стечение обстоятельств: вот они шли, не имея перед собой никакой чёткой цели, а вот уж едут у этой самой цели, сидя в уютном винтажном салоне. Кто-то сказал бы, что так не бывает. Но Евгения бы поспорила. Бывает, если в этом замешаны многовековые узы, магнитами притягивающие определённых людей друг к другу. Так что желание Есении напоить и накормить своих новых знакомых вовсе не было обусловлено каким-то секундным помутнением рассудка, а вполне спокойно объяснялось влиянием внутренней незримой силы, которая узнала в черноволосой незнакомке давнюю подругу. Правда, Сеня пока что ничего не вспомнила, но этого пока и не требовалось.

* * *

Откуда в Доме появилась Есения? Женя никогда не знала точного ответа, а Сеня никогда не распространялась о своём происхождении.

Она как будто всегда была рядом, как часть бескрайнего леса, окружавшего Дом. Кажется, тогда её звали Герда – по крайней мере, Женя запомнила стойкую ассоциацию с героиней старой сказки. Герда была своенравной до жути, любила поспорить со Рогнедой и часто убегала из Дома в чащу. Сначала старая ведьма боялась – в конце концов, не одни только пушистые зайчики могут попасться ребёнку на тропе, но увидев однажды, как маленькая Герда беседует с притихшим огромным волком, бояться перестала.

Рогнеда часто говорила: человеку человека понять легко. Человек человека бьёт, ругает и судит, и, в сущности, простить нелюбовь одного человека к другому (или ко множеству других) можно; но простить нелюбовь человека к животному невозможно. «Зверь, – говорила она, – он ведь как дитя малое, доверчивый, но умный. Доброму доверится, злого стороной обойдёт». Поэтому Герда страшно гордилась своей способностью, поначалу используя её для собственного развлечения, а после – чтобы лучше ориентироваться в Лесу, находить тайные тропинки и узнавать секреты путников. Но наибольшее удовольствие доставляло ей подолгу болтать с Оддмандом, а потом никому ничего не рассказывать. «Всё, – говорила Герда, – это наш с Одди секрет. Большая-большая загадка».

«А на что похож разговор Леса?» – спрашивала Женя, когда они сидели на мосту, опустив ноги в воду.

«Сложно объяснить, – отвечала Герда и, прищурившись, поднимала взгляд к солнцу, практически не моргая. – Вот ты шёл-шёл – и был таким тяжелым. А когда слышишь Лес, становишься очень лёгким… как лист. Прости. Не знаю, как по-другому выразить».

Сначала Женя обижалась, но с возрастом научилась и сама понимать старого фамильяра – без слов, опираясь исключительно на интуитивное восприятие. Но Лес отныне стал территорией Герды. Она была его самым близким другом – и он отзывался, чувствуя понимающую душу, ластился к ногам опавшими листьями, присылал смешных колючих ежей и позволял собрать столько ягод, сколько влезет в корзину.

Женя помнит – как-то раз Герда пропала почти на неделю. Кажется, это было после смерти Рогнеды. Они искали её втроём, не считая патрулирующего окрестности ворона, и, в конце концов, обнаружили в чьей-то заброшенной норе. Герда лежала, свернувшись калачиком, и отказывалась куда-либо уходить.

«Я слушаю Лес, – сказала она тогда, чуть ли не рыдая. – Кажется, он замолчал».

* * *

– Вот! Прибыли. Прошу, – вдруг произнесла с торжеством Есения, заставив Женю вынырнуть из текучих мыслей и образов. По ощущениям, ехали они долго.

Как оказалось, дом, где Сеня собралась потчевать гостей, стоял за пределами города, окружённый зеленью и тишиной. Женя с прищуром покосилась на будущую подругу. Ну точно. Её родители в этом воплощении – весьма и весьма важные шишки, так что нечему удивляться. Дом всегда выбирал себе наилучших хозяев, исходя из каких-то личных соображений. А может, он сам этих хозяев и создавал, делая из них именитых личностей, способных содержать такую махину в целости и сохранности. Правда, привычку к роскоши Дом заимел не так давно – века эдак с восемнадцатого, а до того момента превращался даже в самую захолустную хибару и ни капли не переживал по этому поводу.

Оддманд присвистнул. Сеня зарделась.

– Старая постройка, – шепнула она так, словно это было какой-то тайной, – не меньше сотни лет стоит.

Рядом с Домом стало тепло и спокойно. Но, несмотря на это, в его глубине чувствовался некий внутренний излом, через который медленно утекала жизнь, как вода через слив – маленьким водоворотом, утягивающим с собой магию. Фамильяр, кажется, тоже ощутил это – в глаза бросились его движения, ставшие быстрее и суетливее. Он торопился и почти перестал заигрывать и пускать пыль в глаза, превращаясь в старого-доброго ворчливого ворона.

– Садитесь пока здесь! Я поставлю чай, – Есения указала в сторону одной из комнат, когда вся их разношерстная странненькая компания вошла в Дом, и умчалась вихрем в сторону, предположительно, кухни. Женя и Оддманд заглянули в помещение, которое с первого взгляда как будто целиком состояло из одних только диванов. Но если посмотреть внимательнее, можно было заметить симпатичный чайный столик, старенький (хотя, для текущего времени очень даже новенький) телевизор и кучу картин на стенах и сувениров на книжных полках.

– Итак, – с лица Оддманда сразу сошли все лишние эмоции, и он стал необычайно серьёзен. Его красивому, но глуповатому лицу это не шло. С деловитым видом он начал шариться по стеллажам, тихо заглядывая в ящички. Осмотрел пол на предмет наличия потайных ходов. Повернулся к Жене. – Нам надо добраться до комнат наверху.

– Может, хотя бы чай попьём?

– Нет времени.

– И как ты себе это представляешь?! – зашипела Женя, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться с шёпота на полукрик. Они выглядели как два грабителя, обсуждающие свои злодейские планы. – Нам ещё Сене надо всё как-то объяснить!

– Можем не объяснять, – пожал плечами Оддманд. – Теперь, когда мы в Доме, нам можно немного забыть о нормах морали.

– Опять ей в чай что-то подмешаешь, да? – Женя безнадежно вздохнула. – Ты неисправим.

– Но ведь это работает.

– О чём шепчетесь? – весело поинтересовалась Есения, заходя в гостиную с подносом, на котором красовался чайничек искусной работы и четыре чашечки. Девушка заколола свои непослушные волосы, и теперь они смешно топорщились по обе стороны её головы. – Вот… Угощайтесь!

– Спасибо! – как-то слишком энергично воскликнула Женя и пнула Оддманда по ноге коленом. Ей не хотелось, чтобы он исполнял задуманное. Да, это было проще и, вероятно, удобнее, но улыбка Есении была такой тёплой и знакомой, что хотелось задержать мгновение. Сделать вид, что ничего плохого не происходит, что нет никаких часов, отсчитывающих долгие минуты, что это просто очередная жизнь…

Оддманд поморщился, но тут же нацепил на себя маску дружелюбия и с благодарностью кивнул.

– Простите ещё раз, что так получилось, – виновато проговорила Есения, постукивая пальцами по столешнице.

– Ничего страшного, – поторопилась успокоить её Женя и одобряюще улыбнулась, тайком показывая подозрительно дёрнувшемуся Оддманду кулак. Все вдруг замолчали. Фамильяр делал вид, что ему интересны картины, а Евгения просто не находила слов. О чём можно говорить с человеком, который совсем тебя не знает, в то время как ты знаешь о нём практически всё? Хотелось наброситься с объятиями, разреветься в плечо и рассказать всё-всё, что беспокоит. Напомнить о том, что Лес всё-таки услышал свою холодную Герду, расцветая перед ней россыпью полевых цветов в середине января. Но момент был упущен. Есения, может быть, и ощущала подсознательно, как течёт магия вокруг неё, но увязла в рутине двадцатого века по уши. Спонтанные признания не вытащат её к свету, а, напротив, напугают и заставят закрыться от новоиспечённых знакомых на десяток замков.

Поэтому Женя продолжала молчать, тупо глядя на чашку чая перед собой.

– Знаете, – подала, наконец-то, голос Есения. Всё это время она нервно выводила пальцами узоры на деревянной поверхности стола, – прозвучит глупо, пожалуй, но… Бывало ли у вас такое чувство, когда вы только-только с кем-то знакомитесь, но кажется, что знаете его чуть ли не всю жизнь?

Женя подняла голову, тут же преображаясь, и отчаянно закивала.

– Да, Сен… а-а, Аня – можно же на ты? – бывало… Например, вот…

– Сейчас? – закончила за неё Есения. Её глаза мгновенно посветлели.

– Да, да! – Женя закивала ещё стремительнее. В душе зажглась надежда. Может быть, прозревшая Есения – или Герда, если угодно – сумеет подсказать им правильный путь?

– Поздно, госпожа, – вдруг произнёс Оддманд, устало откидываясь на спинку дивана. Есения посмотрела на него с удивлением, а затем вся как-то поникла и съёжилась, закрывая глаза. Не прошло и секунды, как она тихонько засопела, опустив руки по разные стороны кресла. Евгения вскочила.

– Доволен?! Зачем ты это сделал? Я же говорила тебе – никаких фокусов с усыплением! Она почти всё вспомнила…

– И что вы предлагаете делать? – Оддманд говорил отрывисто; времени он не терял и уже вовсю исследовал доступные ящики. – Ваша сентиментальность сейчас вообще не к месту. Вы хотя бы немного понимаете масштаб угрозы? – каждое слово фамильяра было тяжелее предыдущего и падало на плечи Жени неподъёмными грузами. – Я не могу подвергать вас ещё большей опасности! Я не могу подвергать опасности Герду, вызывая в неё воспоминания искусственным путём! Но я и не могу ждать, когда вы вдоволь набеседуетесь, потому что на это может уйти пять минут, а может и целый день! Я не знаю, в какой момент это воплощение окончательно сотрётся из истории, поэтому, чёрт возьми, или делайте так, как я говорю, или идите и пытайте удачу самостоятельно! Я обещал Рогнеде… – он запнулся, выдыхая; щёки покраснели, а руки сжали какую-то тонкую статуэтку так сильно, что она, казалось, вот-вот треснет.

Женя замерла, сливаясь с интерьером. Они оба покосились на мирно спящую Есению. Той было плевать на любые звуки, хоть из пушки у неё под ухом стреляй.

– Хорошо, – Евгения осторожно кивнула. – Я… я тебя поняла. Извини.

Оддманд измученно кивнул и вернулся к поискам.

В гостиной не оказалось ничего полезного. За картиной «Над городом», выбивающейся из остальных, обнаружился сейф, который Оддманд легко вскрыл с помощью магии, но там не оказалось ни ножа, ни кольца. Фамильяр вместе с Женей обшарил весь первый этаж, однако результаты были плачевными, так что недоделанные грабители, разведя руками, отправились наверх.

– Если мы не найдём ничего здесь, то хотя бы будем знать, куда идти потом, – задумчиво заметил Оддманд, закатывая ковёр в поисках какого-нибудь люка, – раз Дом стоит здесь уже сотню лет.

Женя молча кивнула. В голове моталась мысль о том, что Дом бы точно помог им, если бы искомые предметы были сейчас где-то здесь. С другой стороны, кто знает, может быть, его подточило тёмное влияние, и теперь воля Дома совсем ничего не значила? Думать об этом дольше нескольких секунд было больно.

Женя отодвинула штору и выглянула в окно. Сердце ухнуло в пятки.

– Смотри, – шепнула она, тыча пальцем в стекло. Оддманд послушно подошёл ближе.

Из чащи, окружавшей Дом, медленно наплывала тьма. Фамильяр заметно побледнел.

– Чёрт… надо поторопиться, – пробормотал он и действительно ускорился. Но с каждой минутой надежды на то, что хотя бы один из артефактов найдётся, таяли всё сильнее.

Небо за окном медленно чернело, туман поглощал пространство и время. Голова Евгении запульсировала, а тело становилось всё более неповоротливым и слабым. В висках снова застучало.

Тук-тук. Тук-тук. Огромные часы, отсчитывающие секунды.

– Анна? Ты дома? – зазвучал приглушённый голос с первого этажа. Кажется, это был папенька. Женя и Оддманд переглянулись. Такого поворота события они не предусмотрели.

– Анна… А вы, чёрт возьми, кто такие?!

Глава 14. Неблагородные господа

Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти.

– Толстой Л. Н., «Война и мир»

Женя была бы рада ответить на вполне закономерный вопрос, но слова стали вдруг тяжёлыми и застревали в горле, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть. Она ойкнула и упёрлась рукой в стену, чтобы, чего доброго, не упасть посреди комнаты.

– Я требую объяснений! – кричал отец Анны-Есении, в замешательстве мельтеша руками. Он, однако, не торопился предпринимать каких-либо активных действий – видимо, чересчур удивился ситуации и пока не был уверен, как следует на неё реагировать.

– Спокойно, – зазвучал голос Оддманда, мягкий, глубокий, делавший его похожим больше на взрослого мужчину, чем на суматошного мальчишку-актёра. Одно единственное слово поплыло по комнате, разливаясь патокой по углам, залезая в щели пола и окутывая каждого на своём пути подобно пушистому одеялу. Папенька послушно затих и теперь непонимающе хлопал губами, как рыба, выброшенная на берег. Теперь он походил не на разъярённого родителя, а на героя мульфильма – усатый, толстенький, взгляд растерянный. Жене даже стало его жалко. На мгновение.

– Здесь ничего нет, – обратился Оддманд уже к ней. Только сейчас девушка заметила, как сильно стиснуты его челюсти; видимо, ему было не лучше, чем ей. – Нам надо уходить. Срочно!

Закинув руку Жени себе на плечо, фамильяр пронёсся мимо продолжающего осознавать происходящее мужчины в сторону лестницы. Спуск дался тяжело – ноги еле шевелились, и Женя чуть не перевернулась пару раз, однако Оддманд не дал ей так быстро распрощаться с жизнью.

– Фрейя! Фрейя!

В груди похолодело.

Анна – или, видимо, уже Герда – стояла в дверях гостиной, почти непохожая на ту девушку, которая сидела за рулём машины. Нет, волосы всё также были рыжими и растрёпанными, да и черты лица не изменились существенно, но… появилась в них некая острота. Словно контраст картинки выкрутили почти до максимума, и теперь отпечаток прошлого явно прослеживался в каждом движении, в каждой мимической морщинке. Герда стала собой – а значит, ощущала, как тьма пожирает эпоху, стремясь стереть все следы её (и не только) существования. Не позавидуешь человеку, который только-только вспомнил, кем он является, и уже вынужден готовиться к исчезновению.

– Герда?

Секунда – и девушки повалились друг к другу в объятия. Слёзы хлынули сами собой; Женю затрясло. Где-то поблизости Оддманд, видимо, пытался открыть лазейку к следующей эпохе. Он уже не читал нотаций о вреде сентиментальности – похоже, выдохся окончательно.

– Ты знаешь, где кольцо? – Женя всё же нашла в себе силы задать вопрос. Она заглянула Герде – назвать её Есенией язык уже не поворачивался – в глаза, но тут же снова буквально рухнула на подругу – держать голову было сложно.

– Я… Нет, не знаю, – пробормотала Герда, – но здесь его точно нет. Этот… этот мрак… он жрёт Лес, я чувствую, как он его давит, режет, он… – она задохнулась и зажмурилась крепко, пытаясь унять дрожь. В её голове творился маленький ад – мир вокруг горел и плавился, и его крики отдавались в висках так громко, что Герде хотелось оглохнуть – впервые за всю жизнь. Но она знала, что физическая глухота ничем не поможет – нужно было оглушить сердце, однако возможно ли это?

Слишком сильно она дорожила своей силой, слишком долго училась понимать монологи ветров, волчий вой и шелест листьев. Теперь, когда Лес кричал, ей хотелось закричать вместе с ним, броситься прямо в сердце мрака, чтобы остановить его хотя бы на пару мгновений. Но тьма была сильнее её, тьма надвигалась с ужасающей скоростью, и мир съёживался до размеров Дома, а следом до размеров комнаты и, в конце концов, превращался в мерцающую точку перед глазами.

– Всё будет хорошо, – сказала Женя, сама не веря своим словам.

Дом корчился от боли. Подобно кислоте, чернота разъедала его, начиная с крыши; вековая магия билась в истерике, алыми всполохами мечась от пола до потолка, и обжигала кожу. Но теперь Женя хотя бы была не единственной, кто это чувствовал.

– Ан-на-а-а-а… – усатый мужчина появился на лестнице, медленно сползая вниз по ступеням. Его лицо растекалось, подавляемое разрушительной силой, и, хотя он не мог ощущать всего в полной мере, ему тоже наверняка было больно.

– Оддманд! Срочно, уноси нас отсюда!

– Я пытаюсь! – прокричал в ответ фамильяр. Он был напряжён так сильно, что его лицо раскраснелось, а на шее забилась жилка; вены на руках вздулись, а сами руки почернели на кончиках пальцев. Оддманд сопротивлялся, как мог, но даже его силы были на пределе, хотя среди них всех он был, пожалуй, самым сильным магом.

Пол под ногами постепенно размывался и закручивался в водоворот. Проход между эпохами медленно, но открывался; Дом шёл навстречу, позволяя своим детям сбежать в целости и сохранности. Его последний подарок в этой жизни. Хаотичное колдовство покорялось воле фамильяра, послушно выстилая дорогу назад, в прошлое.

– Я обязательно всё исправлю, – зашептала Женя, сжимая ладони Герды в своих. – Прости меня, пожалуйста… Прости меня за всё это…

Герда молча кивала. Её облик, как и всё окружающее, потихоньку терял чёткость, превращаясь лишь в тень. Женя практически не ощущала её пальцев, но продолжала хвататься за них в слепой надежде на то, что это хоть как-то поможет.

– Уходим, госпожа, – голос Оддманда прозвучал где-то справа, и в следующую секунду фамильяр мягко подхватил девушку под руки, бросаясь вместе с ней в грохочущую бездну.

Они исчезли, и вслед за ними всё погрузилось во тьму.

* * *

– Я уже не уверена в том, что это хорошая идея, – буркнула Герда. Они сидели вместе с Фрейей на мосту, поджав ноги под себя. Река единым потоком убегала вдаль, переливаясь под солнечными лучами; вода была до того прозрачной, что можно было разглядеть все до единого камни на дне.

– Почему?

– Не знаю… Вот так брать и вмешиваться в естественный ход событий… – Герда цокнула языком. – Вдруг у нас ничего не получится?

– Если будешь так говорить, то точно ничего не выйдет, – ответила Фрейя, опуская голову. – Мы ведь уже всё решили. Даже подготовились.

– А что… что бы сказала Рогнеда? Как ты думаешь?

– Она бы нас поддержала.

Герда покачала головой, но ничего не ответила.

Лес тихо шептал ей что-то непонятное, но нежное. Его медовый голос успокаивал. Сегодня был хороший день – тёплый, практически безветренный и какой-то весь из себя ленивый. Прекрасное время для неспешных прогулок.

– Это кольцо… В нём так много магии, – задумчиво проговорила Герда, поднимая взгляд. Ей нравилось смотреть на солнце. Это было своеобразной игрой в гляделки. Глупо, конечно, пытаться победить небесное светило, но Герда не отчаивалась. Уж чего-чего, а соревновательного духа ей было не занимать. – Как ты думаешь, откуда оно вообще взялось здесь, в Лесу?

– Понятия не имею, – ответила Фрейя. – Валялось себе, как обычная потерянная безделушка. Может быть, это знак, – подмигнула она. – Мы бы ещё долго без него мучились.

Герда снова промолчала. Она думала о том, что именно из-за перстня всё и началось. Что влияние его гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Но никто, даже Ингрид, способная заглянуть в суть вещей, не разделяли её мнения. Кольцо стало символом приближающегося ритуала, и Герде пришлось смириться с ним, как смиряются с плохими соседями, которых невозможно прогнать. Она долго беседовала с Лесом по этому поводу, но Лес ничего не знал ни о каких перстнях, а потому мог только слушать.