Две Веры Блаженной Екатерины

– Кать, какой столик? – изумленно переспросил муж. – Ты что, забыла?!

Катерина недоуменно уставилась на Пашку, не понимая, о чем она могла забыть. И вдруг на сердце потеплело – муж что-то придумал! Хочет как-то особенно ее поздравить! Наверное, предупреждал, чтоб она ничего не планировала, а у нее и вылетело из головы.

Наверняка что-то пафосное – Паша любил эффекты. Ей вспомнилось, как показывают поздравления с днем рождения в фильмах: героиня, которой никто не звонил целый день, грустно приходит домой, открывает дверь и вдруг зажигается свет и все ее друзья, которые собрались заранее, громко кричат «Happy birthday!», хлопают хлопушками и шампанским, обнимают и целуют. Короче, сюрприз. И Пашка вполне мог это устроить. «Вот только, – подумалось Катерине, – незадача. Она же взяла отгул, а если она будет дома, то как друзья незаметно проникнут в квартиру?».

Из приятной задумчивости Катерину вывел мужнин голос.

– Ты фто, – говорил он, дожевывая бутерброд, из-за чего слова звучали невнятно, – жабыла? Эх, ты, беспамятная, – проглотив хлеб с колбасой уже четко произнес Пашка, – сегодня ж Лехина дочь замуж выходит! Свадьба! Один раз, между прочим, бывает! Это тебе не день рождения – каждый год.

Муж клюнул Катерину в щеку и отправился собираться, чтобы ехать по делам.

– Как считаешь, тридцатки хватит на подарок? – кричал он из спальни, где стоял шкаф с одеждой и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Не, тридцать мало, подарю пятьдесят, все-таки лучший друг единственную дочь замуж выдает!

Выходя из дома, муж строго посмотрел на Катерину:

– Заеду за тобой в пять! Чтоб была готова, нам еще по пробкам ехать, а опаздывать нельзя! Это ж Леха, корефан мой! Запомнила? Ровно в семнадцать ноль-ноль! А то знаю я тебя, блаженную, никогда на часы не смотришь. Эх ты, сорок лет – бабий век! – уже из лифта почти прокричал он.

Ни на какую свадьбу Катерина, конечно, не поехала.

А пошла она к тете.

По дороге купила в модном кондитерском бутике «Свит Кисс» дорогущий меренговый рулет. Рулет был прекрасен и стоил целое состояние, но продавщица уговорила:

– Да вы что? Меренга – это трэнд! А у нас ручная работа, эксклюзив, – с гордостью объясняла работница сладкого прилавка, когда Катерина робко поинтересовалась, почему это, безусловно, красивое и необычное кулинарное изделие так много стоит.

Стыдно сказать, но еще пять минут назад на вопрос «а что же такое меренга?» Катерина с уверенностью бы ответила, что рыба, по ассоциации с миногой и муреной. Впрочем, ничего удивительного – из всех покупных лакомств Катерина любила только белковые трубочки и пряники, поэтому и название «меренга» до сего момента не слышала.

– Возьмите! Рулет очень вкусный, не пожалеете! У нас все берут, – продолжала нахваливать продавщица, а Екатерина подумала, что в этом месте, по всем законом торговли, нужно было бы добавить «Я и себе домой такой взяла, и свекровке».

Но кондитерша ничего такого не сказала, и Катерина решилась. Рулет действительно выглядел очень празднично, был украшен сочными яркими фруктами и ягодами, словом, достойный десерт на сороколетие.

Меренгу упаковали в роскошную коробку, обвязали кружевами и атласными разноцветными лентами, и это, как ни странно, подняло Катерине настроение и добавило самоуважения. Шагая с драгоценной сладостью в руках, она рассеянно улыбалась, чувствуя себя успешной и богатой. Чтобы закрепить состояние собственной значимости, в винном магазине Катерина купила бутылку настоящего итальянского шампанского, упаковку пармской ветчины и сыра с плесенью, и с этими изысканными продуктами отправилась к тете Вере.

Тети Веры дома не было, но Катерина не удивилась. Она давно ее предупредила, что свой день рождения отметит вдвоем с Пашкой, в ресторане. В сумочке у Катерины всегда лежали ключи от тетиной квартиры, поэтому, решив подождать тетю дома, она спокойно открыла дверь.

– С Днем Рождения! – встретил ее нестройный хор голосов, едва только Катерина переступила порог. – С Днем Рождения, дорогая!

Тетя, в фартуке и со скалкой в руках, быстро обняла Екатерину:

– Я там твои любимые пироги пеку, именинница! Поздравляю! Проходи скорей, – тут она заметила коробку и пакет с шампанским, которые держала Катерина, и скомандовала, – Дарий, ну помоги же! Чего встал столбом!

Из комнаты вышел Дарий с огромным букетом белых роз:

– Поздравляю, Кать! – он крепко обнял ее и вручил букет. – Давай свои пакеты.

– А я возьму торт, – подоспела Валентина Сергеевна. – С днем рождения, Катенька.

– Мы и Люську твою позвали, надеюсь, ты не против? – сказала тетя и с криком «ой, пироги!» убежала на кухню.

– Я только «за», – ответила ошеломленная Катерина и тихо, потому что голос вдруг сорвался, добавила, – хорошо, что я не пошла ни в какой ресторан. День рождения нужно встречать дома.

Примерно через час примчалась Люська: «а я так и знала, что твоя затея с рестораном – полная ерунда!», и все, наконец, уселись за стол, на котором стояло три огромных блюда с пирогами: с картошкой – любимые Катерининины, с капустой – любимые Дариевые и с яблоками – их любили все. Запивали пироги сначала шампанским, которое оказалось слишком сладким, а потом чаем.

– Откуда ты знала, что я приду? – изумлялась чуть захмелевшая от эмоций и вина Екатерина. – Я же сама не собиралась!

– Ну конечно ты бы пришла! – неопределенно отвечала тетя.

– Но почему? – не отставала Екатерина.

– Ты еще спрашиваешь! – вздыхая то ли от Катерининых вопросов, то ли от того, что брала очередной (пятый? шестой?) пирожок, вмешалась Люська. – Зная тебя и твоего Пашку – ничего удивительного!

– Паша, да… – грустно пыталась оправдать мужа Катерина. – У него свадьба.

– В смысле? – вытаращилась на нее Люська.

– Ну не у него, конечно, – улыбнулась Катерина. – У Лехи. То есть не у Лехи, а у Лехиной дочери.

– Поня-я-я-тно, – протянула Люська с издевкой. – Леха – это святое. А Лехина дочь – тем более. А ты подождешь, как всегда!

– Люсь, не начинай, – снова улыбнулась Катерина. – Так совпало, ничего страшного.

– Да ну тебя, – не стала слушать жалких оправданий Люська, – ты мое мнение знаешь!

– Люсь…

– А я с Люсей согласна! – энергично перебила Катерину тетя. – Сколько раз тебе говорю – уходи от него! Может, он и хороший человек, но вы – не пара! Сколько ты с ним лет? Почти двадцать? Это ж целая жизнь! И что толку? Ты еще замуж выйдешь и детей родишь!

– Тетя, ну каких детей? – почти взмолилась Екатерина. – Мне сорок лет сегодня!

– И что? Сидеть теперь всю оставшуюся жизнь возле него? Тебя что, судом к нему присудили или цепями приковали? Или ты с ним очень счастлива? – тетя говорила жестко, даже жестоко, как на допросе.

Катерина себя так и почувствовала – как на допросе. Словно ей нужно было доказать свою невиновность. Она лихорадочно отыскивала аргументы в пользу ее с Пашкой совместной жизни, пыталась сформулировать доводы, мотивы, обоснования.

Ведь и на самом деле у них все не так уж и плохо. Они столько лет вместе, вместе купили квартиру, обустроили ее, вместе объездили не одну страну и увидели не один город, она знает все о нем, он – о ней, у них похожие вкусы, они любят одну и ту же еду, смотрят одни и те же фильмы…

Ну, подумаешь, что все чаще свободное время проводят каждый по отдельности – просто не сложилось общей компании, у каждого свои друзья, бывает. Подумаешь, что давно нет романтики – какая романтика, они полжизни вместе, смешно даже говорить об этом! Да, квартиру Пашка сделал на свой вкус – сплошной хай-тэк, лофт и прочий модный дизайн, ну так он и оплачивал ремонтные работы и услуги, а Катерина сама не захотела в этом участвовать. А кино они давно вместе не смотрели, потому что у мужа дела, он крутится как может, зарабатывает, а Катерина – обычный специалист на госслужбе, работа по режиму с восьми до пяти, а у Пашки – круглые сутки, вот и не совпадают они по времени, бывает, что неделями видятся урывками. Но сейчас так все живут. Вот был бы ребенок…

Катерине казалось, что она убедительна и логична. И вдруг она увидела взгляд, которым смотрел на нее Дарий, и смолкла на полуслове.

Это был взгляд мужчины – успешного, красивого, уверенного. И этот мужчина смотрел на нее с жалостью и непониманием. Но одновременно это был взгляд ребенка – трех-, шести-, пятнадцатилетнего ребенка, внимательного, черноглазого, доверчивого. И этот ребенок смотрел на нее так, словно его обманули. Не оправдали. Обещали, но не сдержали слова. Этот ребенок был … разочарован.

И глядя в глаза этому ребенку, Катерина вдруг совершенно ясно поняла, как она будет жить дальше.

Ровно через месяц она ушла от мужа и поселилась у тети.

… А меренговый рулет, кстати, оказался самым обыкновенным безе, которое в их компании никто не ел. Хрусткое приторное изделие, прослоенное тягучим сливочным кремом, не спасли даже фрукты и ягоды. Выбросить сладость сразу тетя не решилась, но через несколько дней вынесла эту, украшенную лентами и кружевами, роскошь на ближайшую помойку.

***

Жизнь с Дарием началась так, как будто по-другому быть просто не могло. Когда Пашка привез диван и разразился дурацкой сценой ревности, со дня тетиной смерти прошло сорок дней: дата, традиционно предполагающая поминальный обед хотя бы для родственников. Никакого обеда Катерина, конечно, не приготовила, никого не пригласила – Пашка спутал все планы. Посидели с Дариевыми родителями да и все, кусок в горло не лез. Когда Валентина Сергеевна и Радий Рафаэлович ушли домой, Дарий остался с Катериной. И больше не уходил.

Никакого привыкания друг к другу, узнавания, неловких моментов, неизменно возникающих, когда люди начинают жить вместе, не было и не могло быть. Просто теперь они проводили вместе не только дни, но и ночи, не только разговаривали и смеялись, но и вместе ходили в магазины, вместе ели и вместе спали. Словом, жили так, словно они – семья.

Странно, но это нисколько не смущало Катерину, в конце концов, она не совратила малолетнего, все случилось как бы само собой, по молчаливому согласию обоих. Катерина, не особо искушенная в любовных похождениях, не чувствовала никакого стеснения. И она знала почему.

Все это несерьезно, считала она. Они оба как бы играли, зная, что у их отношений нет будущего, поэтому наслаждались настоящим. Катерина прекрасно понимала, что Дарий рано или поздно захочет того, что дать она ему никогда не сможет – ребенка. Да и разница в возрасте – это весомый довод, он молодой и красивый, у него все впереди, будет семья, жена и дети, как у всех.

Они никогда не говорили о своих чувствах, не клялись друг другу в любви, не требовали объяснений по поводу поздних приходов и чужих телефонных звонков. Катерина не стояла у окна, ожидая припозднившегося Дария, не особо переживала, если он не ночевал дома. Если бы она вдруг узнала, что у Дария есть девушка, то не удивилась, не стала бы ревновать, а только искренне бы порадовалась за него, как радуются за родного и дорогого человека.

Как-то Дарий полушутя-полусерьезно спросил ее, почему она не устраивает сцен и не выясняет отношений, на что она рассмеялась:

– Дарий, – пыталась объяснить ему Катерина, – Дарий, мне сорок лет, даже больше, у нас разница почти пятнадцать лет!

– Ну и что? – не отставал Дарий.

– Дарий, ну какие у нас могут быть отношения, какие сцены? – улыбалась она. – Еще немного и ты захочешь семью, ребенка, захочешь жить, как живут все парни твоего возраста.

– С чего это? – хмыкнул Дарий.

– А с того, что все этого хотят. Всем нужны дети и нормальная жена, желательно ровесница, а еще лучше – моложе, – и, дурашливо коверкая голос, она добавила со старческими интонациями. – Поверь мне, мальчик, я знаю, что говорю!

Но Дарий не поддержал ее шутку, а неожиданно жестко, как во время той давней и единственной их ссоры, ответил:

– И откуда это ТЫ знаешь, чего хочу Я?

Катерине стало неуютно от его реакции, как будто ляпнула что-то неправильное, глупое и некстати, поэтому она быстро свернула этот странный разговор и больше они к нему не возвращались.

– Да он просто тебя любит, причем уже давно, – установила опытная Люська, когда Катерина, не удержавшись, рассказала ей о той ситуации.

Катерина почему-то испугалась:

– Люсь, ты чего? Что значит – любит? Не надо мне этого! Нет-нет-нет!

– Ну, насчет «надо-не надо», это он у тебя не спросит, – с насмешкой ответила Люська и спросила, глядя на Катерину, – ты что, Кать, правда не видишь этого? Или кокетничаешь? Любит, причем давно, всю жизнь, наверное. Мне кажется, все это знают, и тетя твоя знала. А, впрочем, чего с тебя взять, под носом у себя не видишь и в мужиках не разбираешься, блаженная! – махнула рукой Люська и, перевернув над бокалом опустевшую бутылку вина, которую они распивали на Катерининой кухне, принялась считать капли, стекавшие по горлышку, – … два, три, четыре, пять…

– Люсь, ты вообще о чем? При чем тут «кокетничаешь»? – вспыхнула Катерина, которую задели слова подруги.

… шесть, семь, восемь… – на обращая внимания продолжала считать Люська.

– И потом, – выложила главный довод Катерина, – я старше его почти на пятнадцать лет!

– Ну, это еще никого не останавливало, – аргументировала подруга и выжидательно уставилась на бутылочное горлышко, где, переливаясь всеми оттенками красного, задержалась необходимая для непременного исполнения желания («ты что, не знаешь – это ж примета такая, действует сто процентов!») десятая капля вина. Наконец, не выдержав Люськиного гипнотического взгляда, вожделенная капля с легким всплеском булькнула в бокал.

– Десять! – удовлетворенно кивнула Люська и вопросительно посмотрела на подругу. – Кать, давай еще бутылку откроем?

Через три месяца

Катерина зашла домой. На кухне лилась вода, было слышно звяканье тарелок – Дарий мыл посуду и что-то напевал. Катя начала раздеваться, повесила на вешалку плащ и уже сняла один кроссовок, как он появился в прихожей, в фартуке, веселый и довольный.

– О, Кать! А я сегодня рано, вот, решил на кухне прибрать.

– Какой молодец, спасибо, – улыбнулась Катерина.

– Ну, давай, мой руки и будем обедать, – уже из кухни позвал Дарий.

– Да, кстати, – снова появляясь перед Катериной, проговорил он. – У меня тут белковый коктейль закончился, а покупать смысла нет, дома у родителей полно. Так я там у тебя в дальнем шкафу, в самом углу, нашел спортивную смесь, шоколадную. Слушай, сколько лет она у тебя уже стоит? На коробке дата затерлась, я попробовал – очень странный вкус. Как пыль что ли, или как пепел…

Екатерина, перестав снимать второй кроссовок, на секунду замерла и подняла на Дария ставшее неестественно-бледным лицо.

– Ч-ч-что ты сделал? – заикаясь, спросила она. – П-п-попробовал?

– Ну да, – охотно ответил Дарий. – Развел с молоком в шейкере. Но это фигня какая-то, Кать! Сколько лет-то этому составу?

– Шестьдесят шесть, – со стоном прошептала Катя.

– А? Что ты сказала? – переспросил Дарий.

– Я говорю, ты куда коробку дел? – чуть громче отозвалась Катерина.

– Да в мусорку выбросил, ну то есть в мусоропровод.

Как была, в одном кроссовке, Екатерина рванула из квартиры к лифту и в нетерпении начала давить кнопку вызова.

– Кать, ты чего? Ты куда? – выскочил вслед Дарий.

– Это не раствор для качков, Дар! Это тетя!

– В смысле тетя?

– В смысле прах!

Дарий непонимающе посмотрел на Катю, а потом, выпучив глаза и зажав рот ладонью, забежал обратно домой, не закрыв дверь.

Катерина, не дождавшись лифта, помчалась вниз по лестнице, а вслед ей из распахнутой настежь квартиры доносились сдавленные звуки – это Дария тошнило в туалете.

К счастью, коробка с полустертой надписью «… со вкусом шоколада, 100% изолят…» оказалась на самом верху заполненного до краев мусорного контейнера, на желтом пакете с картофельными очистками. Катерина, осторожно взяла ее, аккуратно отлепив ленту картофельной кожуры, и открыла крышку – сероватое пепельное содержимое преспокойно покоилось в картонном цилиндре.

Екатерина облегченно вздохнула и, прижав «питание» к груди, хотела было войти в подъезд, как услышала громкий стук по стеклу. Это стучала соседка с первого этажа, увидевшая Катеринины мусорные изыскания. Она крутила пальцем у виска и показывала куда-то вниз. Катя опустила глаза и только тут поняла, что стоит в одном кроссовке, а вторую ногу в наивном розовом носочке венчают грязные картофельные отходы. Катерина ойкнула, дернула тяжелую подъездную и юркнула внутрь.

…Хитрое логистическое решение по перевозке тетиного праха предложила Люська. Поднаторевшая в многочисленных сделках по купле-продаже недвижимого имущества, юридически подкованная подруга, узнав о последней воле покойной тети «развеяться у моря», первым делом поинтересовалась у несведущей Екатерины, есть ли у той специальные разрешительные документы для вывоза дорогого праха за границу. Катерина, понятное дело, ни о каких документах ничего не знала, считая, что врученная ей блеклым господином в сером костюме урна и есть то единственное, что положено забирать из скорбного места.

– Мне отдали только это, – оправдывалась Катерина, потрясая перед Люськиным носом емкостью из толстой пластмассы цвета хаки, похожей на большой патрон или уродливый кубок. – Только урну и никаких документов!

– И как ты собираешься перевозить это за границу? – стуча по урне, словно вызывая джинна, строго вопрошала Люська. – Как ты докажешь, что это прах, а не, например, взрывчатка? А если даже и прах, как ты докажешь, что это тетин прах, а не чей-нибудь еще?

– Чей? – испуганно поглядела на подругу Катерина, с ужасом осознавая возможные последствия своей юридической беспечности, и жалобно добавила, – Ну откуда мне было знать, Люсь? Я не думала ни о каких документах, я вообще тогда ни о чем не думала.

И, горестно вздохнув, Катерина замолчала.

– Хотя нет, думала, – вдруг вспомнила она. – Вернее, боялась.

– Чего? – подозрительно скосила глаза на подругу Люська.

– Я боялась, что там что-то есть, – Катерина осторожно дотронулась до урны.

– Что? – вытаращила глаза Люська. – Что там могло быть, Кать?

– Не знаю, – извинительно улыбнулась Екатерина и пожала плечами. – Ну, вдруг она не вся сгорела? Вдруг что-то осталось? Какая-нибудь косточка или зуб? Вдруг у нее был золотой зуб? Я ж не знаю! Я боялась, что встряхну, а там что-нибудь загремит!

Люська с жалостью посмотрела на Катерину. «Блаженная, как есть блаженная!» – почти с раздражением подумала она, а вслух произнесла:

– Ладно, Катька, не дрейфь. Найдем мы документы. А не найдем, я что-нибудь придумаю!

Через несколько дней вечером после работы Люська ворвалась к Катерине домой:

– Держи! – с торжествующим видом протянула она бело-коричневую цилиндрической формы коробку.

«Биологически активная добавка к пище. 100% изолят сывороточного протеина. Со вкусом шоколада. Без ГМО. Без сахара!», – прочитала Катерина несколько затертую надпись и недоуменно уставилась на довольную подругу:

– Это мне? Зачем? Я не хочу это есть. Да к тому же у Дария таких коробок навалом, я, если б захотела, у него взяла.

– Да причем здесь ты? Не тебе, конечно. Тете Вере! – объявила Люська и решительно прошла в комнату. – Доставай! Будем перемещать!

Люськин план был прост и гениален – пересыпать тетин прах в коробку из-под спортивного питания и таким образом вывезти его к морю.

– Коробку положишь в чемодан, да и все дела, – охотно объясняла Люська оторопевшей Екатерине, – вряд ли на таможне заинтересуются спортивным питанием, люди вон с собой хлеб везут и колбасу и ничего, никому дела нет!

– Зачем? – спросила Екатерина.

– Что – зачем? – не поняла Люська.

– Зачем хлеб везут? Они же не на необитаемый остров летят.

– Да какая разница! – досадуя, что ее прервали, поморщилась подруга. – Кто-то из экономии везет, например. Да и вообще – при чем здесь хлеб?

– Не знаю, – протянула Екатерина, – ты сама про хлеб начала.

– Ничего я не начинала. Это я так, для примера. Речь не о хлебе вовсе. Неси урну! – велела Люська и открыла спортивный цилиндр. – Хотя подожди, тут еще питание осталось, надо высыпать.

Пока Люська высыпала коричневый порошок в мусорное ведро на кухне, Катерина послушно принесла урну и осторожно поставила на стол.

– Открывай! – командовала Люська, сухой салфеткой убирая из упаковки последние крупицы белкового содержимого. – Давай, пересыпай!

Катерина трясущимися пальцами потянула крышку урны, но тут же отпустила:

– Я не могу, Люсь. Я боюсь. А вдруг там что-то есть?

– Эх ты, трусиха! Что б ты без меня делала? Ладно, сама пересыплю, – с этими словами, не церемонясь, подруга открыла крышку.

Катерина же, улыбнувшись всегдашней робкой улыбкой, пятясь отошла в комнату – смотреть не смогла.

Скоро из кухни раздался благодушный зов:

– Заходи, Кать, я все сделала! Ты только подальше убери, мало ли что, да не забудь куда, а то я тебя знаю, – вручила Катерине коробку Люська и добавила. – На шоколадный порошок это мало похоже, но, уверена, никто проверять и не будет.

Под пристальным Люськиным взглядом Катерина задвинула тубус в самый дальний угол верхней полки навесного шкафа, надежно упрятав его за давно неиспользуемой посудой и тетрадями, распухшими от газетных вырезок с рецептами блюд, которые никто никогда не готовил, но выбросить которые почему-то не поднималась рука.

– Ну, я и убрала коробку за пределы видимости, чтоб наверняка, и если бы ты не затеял уборку, она бы простояла там сто лет! – закончила рассказ о появлении «спортивного» питания Катерина бледному Дарию. – Кстати, хочешь чаю?

Дарий отрицательно помотал головой и схватился за горло – подступила тошнота.

– Ну, как хочешь, а я, пожалуй, себе налью, – потянулась за чашкой Катерина и улыбнулась.

И тут Дарий расхохотался. Так весело и заразительно, что Катерина не выдержала и тоже захохотала. Они смеялись и долго не могли остановиться.

– Катька, ты меня с ума сведешь, – и Дарий крепко обнял обессиленную от смеха Екатерину.

А утром Катерина, наконец, набралась смелости и призналась самой себе – никакие сто лет тетин прах не пробыл бы в шкафу, ведь этих ста лет у Екатерины попросту нет, потому что дела ее – плохи.

***

Сказать честно, чувствовать признаки приближающейся болезни она начала около месяца назад. Кратковременным приступам слабости, головокружениям, странной сонливости, когда по приходу домой с работы падала в постель и спала до завтрашнего утра без снов и пробуждений, поначалу не придавала большого значения. Ну, переутомилась, с кем не бывает!

Но скоро эти непонятные состояния стали постоянными и усугублялись. Сонливость была такая, что она чуть ли не спала на рабочем месте. Слабость – не поднять руки. Аппетит менялся диаметрально – то брала в столовой двойные порции, то совсем ничего не ела. Стала часто кружиться голова – во вторник чуть не свалилась в туалете, благо, успела схватиться за раковину. И почти все время – жуткая тошнота, накатывающая неожиданно и не зависящая ни от чего.

А самое страшное случилось вчера – утром она обнаружила, что ее руки до локтя покрылись зудящими расплывчатыми пятнами разного размера, особенно чесались ладони. Что послужило этому причиной, Катерина не представляла. Аллергия? Но Катерина не меняла ни рацион, ни средство для стирки, да и таблетки от аллергии не помогли. И на ум приходило лишь одно – именно так все начиналось у тети.

Всю ночь Катерина проворочалась – сон не шел, зато целыми табунами скакали мысли, за которыми было не угнаться. Она совершенно не сомневалась, что болезнь у нее та же, что у тети. Тетя была права – наследственность, да и Катерина последнее время ждала чего-то плохого, уж слишком все хорошо и ровно складывалось в жизни, а так не бывает. В то, что ей повезет – не верила, никогда ей особо не везло – ни в лотереях, ни, как оказалось с Пашкой, в любви. Не сказать, чтобы была она невезучая, нет. Просто везучей не была.

Сколько ей осталось – вот вопрос. Надо уволиться, надо что-то делать с квартирой. Впрочем, тут как раз понятно – квартиру продать, деньги отдать Дарию, в ней ему оставаться нельзя – многовато несчастий на одну стандартную двушку. Он купит себе другое жилье, Люська поможет, она ее попросит. Люську надо завтра позвать, все ей рассказать – пусть ищет варианты, у нее опыт.

Но самое главное – успеть слетать на море, развеять тетин прах. Вчерашнее происшествие с выброшенной Дарием коробкой – знак, скорее всего, от самой тети, все-таки не зря она была ведьмой. А для этого нужно понять стадию болезни. Значит, завтра – в клинику, по врачам. В районную поликлинику, конечно, не попасть, туда нужно записываться заранее, за две недели, но вот в коммерческую – легко. Благо, в соседнем доме уже много лет успешно работал центр здоровья.