bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Лесь, все в порядке?

– Познакомьтесь, – отвлеченно сказала Леся. – Это Мирон, – она указала на него, а после перекинула взгляд на пришедших: – Это Толик, за ним Кирилл и Юля.

Кирилл выглядел самым старшим. Острые черты лица, волчий взгляд и аккуратно выбритая борода намекали на то, что он владелец небольшого предприятия или сын его директора, однако по высокому росту и олимпийке, подчеркивающей гибкое телосложение, можно было предположить, что он спортсмен.

Юля смущенно прижимала к груди несколько сухих веточек и не торопилась выпускать их. Она махнула головой, спрятав за плечом светловолосый хвостик, и задергала носом, словно пыталась поправить сползшие очки. Полноватый Толик подшагнул к ней, заботливо подтолкнул их пальцем к переносице, а затем поцеловал Юлю в щечку. Она странно захихикала и вывалила на землю свои немногочисленные ветки в кучу к остальному хворосту.

После пары крепких рукопожатий и одной неловкой улыбки между Юлей и Мироном компания принялась разводить костер. Близился вечер, солнце стремительно скрывалось за деревьями, окрашивая своим уходом небо в огненный цвет.

– Значит, тоже черный копатель? – заговорил Кирилл, изучая Мирона, ковыряющегося в своем рюкзаке. Мирон достал пакет, расправил и вынул бутерброд. Обдув еду, он откусил и посмотрел на Кирилла.

– Коллекционер, – ответил с набитым ртом. – Так благороднее звучит.

– Леся говорила, вы раньше работали вместе.

– Что еще она рассказывала про меня?

– Ничего особенного. Дальше этого разговор не заходил.

– Ты тоже из наших? – с прищуром спросил Мирон.

– Коллекционер? – усмехнулся тот. – Нет, какой из меня коллекционер. Я краевед, увлекаюсь фольклором…

– Ушаков, хватит приставать! – грубо оборвала Леся и присела рядом с Кириллом. Она нежно прижалась к нему и добавила: – Ты вечно такой приставучий, все тебе знать надо.

Мирон нахмурился и отвернулся, чтобы не наблюдать ее кислую физиономию.

– Когда начнем поиски? – внезапно спросил Толик.

– Да! – подхватила Юля. – Мы так и не решили.

Мирон вскочил, подошел к Лесе, но глаз на нее не опустил, смотрел в темноту леса.

– Можно тебя на минутку? – сухо спросил он.

Леся нервно улыбнулась, поднялась и пошла за Мироном, скрывшимся за могучей сосной.

– Зачем звал? – сложив на груди руки, спросила она.

– Объясни, что это за черти?!

– Это так важно?

– Да!

– Хорошо, – Леся недовольно закатила глаза, – Толик бывал здесь раньше и знает эти места.

– Что с того? Мало ли кто здесь бывал?!

Леся раздраженно сняла с шеи цепочку, на которой висел перстень, и показала ее Мирону. Тот непонимающе посмотрел на нее.

– Что это? – спросил он.

– Толик нашел его здесь. Помнишь, я тебе писала про то, что драгоценности в Чертовом городище покрываются льдом?

– Я не читал твои сообщения, – безвкусным голосом ответил Мирон.

– Ага, ну конечно! Только за дуру меня не держи. Все ты читал! – негодовала она.

– И что там с твоим ледяным золотом?

– Думаю, если мы будем на верном пути, я почувствую это!

– А с чего это Толик тебе перстни всякие дарит? – с прищуром спросил Мирон.

– Успокойся, они с Юлей помолвлены!

– Я не заметил на его пальце кольца, – с подозрением произнес Мирон.

– Толик сказал, оно жмет, поэтому и не носит!

– Хорошо, а каким тогда боком с нами этот нарцисс Кирилл?

– Ну… – замялась Леся. – Они с Толиком, типа, лучшие друзья.

Мирон схватился за голову и прижался к смолянистому стволу сосны. Он натужно выдохнул и сказал:

– В общем, с ними я делиться не намерен!

– Брось! – взвыла Леся. – Толик нам работу облегчил. До чего же ты жадный!

– Тебе надо, ты и делись. Я ни одному из этих ни рубля не отдам.

– Хорошо, – всплеснула Леся руками. – Великолепно! Наступит утро, и проваливай к чертовой матери! Я сама буду искать. Благо не одна. А ты… – Она захлюпала. – Какая же ты мразь! – отвернулась, спрятав лицо за ладонью.

– Сколько они просят? – размяк Мирон.

– Какая разница?!

– Скажи, сколько?

– Тебе тридцать, остальное нам!

– Ну уж нет! – возмутился Мирон.

– Как хочешь! – выпалила Леся и собралась уходить, но Мирон схватил ее за руку.

– Тридцать пять… – сказал он.

– Тридцать, и точка!

Мирон отпустил ее руку, не желая идти у нее на поводу. Одолевало желание бросить затею и уехать из этого места. Мирон достал из кармана куртки телефон и, взглянув на яркий экран, еще больше разочаровался в жизни.

«Связи нет, – подумал он. – Чертово… городище! Даже такси не вызвать!»

Ночь укрыла лес. Ледяные нити луны просачивались меж ветвей, но их отвергало жаркое свечение костра, вокруг которого расположилась компания во главе с Лесей. Мирон присоединился к ним, но уселся немного отстраненно, будто был не ее частью, а скорее наблюдателем.

– Утром начнем, – прозвучал голос Леси. – Я распечатала карту возможного местонахождения клада. Пойдем в ту сторону, – указала пальцем на лес и посмотрела на Толика. – Там ты нашел перстень?

– Да, но я не уверен, что это…

– Плевать! – обрубила Леся. – Пустыми мы отсюда не уйдем!

Раздался щелчок, и пенистое шипение наполнило воздух. Кирилл открыл банку с пивом. Он проплыл взглядом по всем и остановился на Мироне, чье лицо в мерцающем свете костра выглядывало из темноты.

– Пива? – спросил Кирилл. Тот помотал головой, изобразив недовольство.

– Так что за клад мы ищем? – спросила Юля, прижимаясь к Толику.

– В стародавние времена неподалеку отсюда пролегала дорога Козельск – Лихвин, – рассказывала Леся. – По ней ездили купцы. Возможно, это и породило массу легенд, одна из которых связана с этим местом. – Все заинтересованно смотрели на Лесю. – Здесь жил разбойник Кудеяр. Он многим известен как младший брат Ивана Грозного, но я считаю, что это уже выдумки, хоть Кудеяр и жил в ту эпоху. Он со своей шайкой грабил купцов и караваны, что ездили мимо этого места. В его подчинении была дюжина разбойников, среди них Болдарь и Аннушка, самые преданные товарищи. Смотровая вышка находилась у них здесь. А вот где прятали награбленное, нам и предстоит выяснить.

– А почему Чертово, а не Кудеярово городище? – спросила Юля.

– Сейчас расскажу, – подхватила Леся. – Другая легенда более распространена среди жителей Сосенского. У Кудеяра была дочь Любаша, – задумчиво продолжила Леся. – Красавица до одурения. Заморские цари хотели видеть ее своей женой, но Кудеяр всем отказывал, запрещал им и на метр к ней приближаться. Грозился отрубить голову каждому, кто Любаши пальцем коснется. Цари предлагали несметные богатства, а он отвечал, что у него столько золота, что лошадей кормить можно. Однажды сам черт явился к нему и приказал отдать ему Любашу, не то он наложит на него проклятье вечных мучений. Кудеяр долго думал, не хотел отдавать черту самое дорогое, что у него есть. Черт наведывался снова и снова, пока не добился согласия от разбойника. Но согласие было непростое, Кудеяр выставил условие: черт должен построить огромный замок со стенами, каких ни в одном королевстве не сыщешь, с высокими колоннами, длинными коридорами и глубокими сокровищницами, но стройку нужно завершить до первого крика петуха. А если черт не успеет, то оставит Любашу в покое. Тот собрал все бесье братство, и начали они возводить стены будущего замка. Летали над лесом, приносили огромные глыбы со всех краев света. Любаша в смятении наблюдала за происходящим. Ее душу разрывала печаль, она не желала становиться женой страшного существа.

И вот замок почти готов, а рассвет еще далек. Любаша в слезах убежала в свою хижину. Она упала на колени перед иконой Богоматери, что стояла в углу, освещенном одинокой свечой. Рыдала Любаша до той поры, пока в голову ей не пришла мысль. Она посмотрела на икону, схватила свечку и помчалась в курятник. Подойдя к петухам, спавшим на насесте, она убрала ладонь от свечи, и свет озарил небольшое мрачное помещение. Из-за этого петухи проснулись, и один из них звонко прокукарекал. Черти закружились в вихре, закричали, зашипели и пороняли камни на землю, разрушив тем самым замок. Тот бес, что хотел Любашу охомутать, разъярился, не потерпел обмана людского и наложил на всех жителей леса проклятье вечных мучений. Так образовались руины, которые теперь называются Чертовым городищем, а страшные голоса в нем и плач Любаши местные жители до сих пор слышат.

– Больше похоже на сказку, – сказал Толик, прижимая к себе Юлю.

– И нам это на руку, – раздался голос Мирона. Леся посмотрела на него с огоньком в глазах. По его реплике она поняла, что Мирон согласился с ее условиями.

– Эти сказки отпугивают людей, – продолжил он. – Потому и место не так посещаемо.

– Оно любимо сатанистами, – вставила Леся.

– Российский Стоунхендж, – заявил Мирон. – Еще во времена балтов это место являлось чем-то вроде святилища. Примерно с первого по седьмой века они жили здесь. После балтов эту землю занимали вятичи. Я думаю, здесь проходили ритуалы.

– Что за ритуалы? – спросила Юля.

– Понятия не имею, – ответил Мирон. – Всего знать невозможно. Точно лишь то, что они здесь совершались. Найденные орудия и предметы быта тому доказательство. Монахи считают это место проклятым. Сколько крестов ни вкапывали, ни один не устоял, проваливались под землю, как утверждают сами священники.

– Кстати, да, – оживился Кирилл. – Вот вам еще одна история.

– О сатанистах? – с ропотом в голосе спросила Юля.

– Почти, – произнес Кирилл. – Но она реальна.

Все затаили дыхание, готовясь слушать Кирилла – убедительный и проникновенный голос был его изюминкой благодаря твердому произношению и нотке хрипотцы. Кирилл закурил сигарету. Мятный аромат на миг затмил запах костра.

– Это случилось недалеко отсюда, в монастыре Оптина пустынь, в пасхальную ночь 18 апреля 1993 года. После торжественного богослужения двое иноков, Трофим и Ферапонт, отправились в звонницу, чтобы начать колокольную песнь. Едва языки обоих колоколов дернулись и прозвучал божественный звон, к монахам поднялся странный мужчина. При медном свете зари он ударом кинжала убил сначала одного инока, а после хладнокровно расправился со вторым. В угасающем звоне никто и не услышал криков мучеников. Убийца на этом не остановился. Он догнал еще одного священника, иеромонаха Василия, и напал на него со спины. Несколько глубоких ран не дали тому шансов на жизнь. Убийца бросил длинный самодельный кинжал с вырезанным на деревянной рукояти числом зверя и сбежал в лес…

В это мгновение раздались щелчки пальцами, накалявшие обстановку вокруг костра.

– Тебе страшно? – спросила Юля, смотря Толику в глаза.

– С чего бы? – его голос трепетал.

– Ты всегда щелкаешь пальцами, когда тебе страшно.

– Неправда, – отнекивался Толик.

– Убийцу поймали? – спросила Леся.

– Я слышал, что его долго искали, – подхватил Мирон. – Псих скрывался в лесах… Вроде бы в этой местности.

Снова щелчки, и на этот раз более громкие.

– Поймали, – обнадежил Кирилл. – Не сразу, но точно поймали.

– Ну, не знаю, все источники пишут по-разному, – заметил Мирон. – В одном говорится так, в другой статье писали, что он сбежал из психушки.

Над головами нависла неловкая пауза, изредка разбавляемая щелчками пальцев и треском костра. Леся посмотрела на всех и развеяла смуту:

– На сегодня историй хватит. Ложимся спать, а с утра за дело.

Мирон расправил спальный мешок и залез в него. Повернувшись спиной к костру, он попытался уснуть, но мешали голоса Толика и Юли, бесконечно желающие друг другу спокойных снов.

Вскоре, когда наступила полная тишина и даже сверчки перестали пиликать, Мирон все же смог успокоиться. Он почувствовал себя одиноким среди деревьев и таинственных камней, укрытых звездным небом. Молчание. Ни единого шороха. Даже сопения спящих неподалеку компаньонов не слышно. Мирон перевернулся на бок.

Громкий удар топора заставил его замереть. Ужас окутал тело влагой, обдал морозом, от которого все волоски на теле зашевелились, запрыгало сердце. Пронзительный грохот в ночи раздался вновь. Он доносился из леса, казался не близким, но и не далеким. Мирон приподнялся. Чувство беззащитности щекотало в груди.

– Вы слышите? – спросил он.

– Что? – недовольно отозвалась Леся.

– Кто-то деревья рубит.

– Я ничего не слышу, – ответила она и закопошилась. – Кирилл, ты слышишь?

– Нет, – произнес он. – Мирон, ложись спать. Тебе послышалось.

Мирон лег. Он широко открытыми глазами смотрел на шевелящиеся от легкого ветра деревья. Стук топора продолжал беспокоить его сознание.

Козье молоко и свечи

Леся разбирала свой рюкзак, когда к ней сзади подошел Кирилл. Он положил ей на плечи руки, склонился и потянулся к губам, но она отвернулась, подавляя в себе влечение. Кирилл был настойчив и на робкий отказ возбудился еще сильнее. Жалобно постанывая, массировал плечи Леси, пробуждая в ней вожделение. Внезапно ее лицо растаяло в сочувствии, она поднялась и обвила его талию тонкими руками. Что-то изменилось внутри, растворило сухость, заставило примкнуть к его губам. Волна страсти накрыла обоих. Леся вдыхала сладковатый аромат его одеколона, касалась пальцами шеи, наслаждалась каждой секундой нахождения в крепких мужских объятьях.

За любовными утехами со стороны наблюдал Мирон. Он стал невольным зрителем горячего рассвета, ощутил на душе острый камень. Рука потянулась к заднему карману джинсов, в котором лежала смятая сигаретная пачка. Достав ее, Мирон некоторое время не отводил от нее измученного взгляда. В горле пересохло, и слюна не могла его промочить. Дыхание погрубело, сдерживать хрипы не было сил. Вырвался кашель. Леся, как обожженная, отскочила от Кирилла. Она завертела головой, а через миг упала на колени к своему рюкзаку и едва не нырнула в него по пояс.

– Как спалось? – бодрым голосом спросил Мирон. Проходя мимо Кирилла, он даже не повернул голову в его сторону.

– Отлично, – произнес Кирилл и состроил удивленное лицо. – Комары только зажрали.

– Ах, комары, – усмехнулся Мирон. – В лесу и не такое может зажрать, – он посмотрел на Толика и Юлю, жмурившихся от утреннего света. – Доброго вам утречка! – язвительно проскрипел он.

– Доброго, – в один голос ответили те.

На плече Мирона висело полотенце, а из кармана куртки торчала зубная щетка. Он шел уверенной походкой, отводя в стороны сосновые ветви. Поднявшись на холм к валунам, отыскал камень с выемкой в виде копытца. Подойдя к нему, скинул полотенце и набрал в ладони воду из углубления. Нос защекотало от запаха жженого воска. Мирон умылся, вытер лицо и встал, чтобы осмотреться. Он пытался найти источник запаха. Чуть видные струйки дыма тянулись от соседнего камня. Обойдя его, Мирон обнаружил пять свечек, вставленных в отверстия в нем. «Чертовы пальцы» – так в народе прозвали примечательные лунки. Неглубокая пазуха рядом была наполнена белой жидкостью, похожей на молоко. На ее поверхности дрейфовали пять голубоватых восковых клякс.

– Очень смешно! – прокричал Мирон. Возмущенные слова эхом разлетелись над холмом.

Минуту спустя появился Кирилл и с умным видом начал осматривать камни. Он чесал подбородок и выпячивал губы всякий раз, когда находил что-то подозрительное для себя: неестественные углубления в валунах, крестовидные царапины на них и пентаграммы. Кирилл стоял поодаль от Мирона и будто бы не замечал его. Мирон не спускал с него недовольного взора и пытался привлечь внимание более громким сопением, которое вскоре переросло в нарочитый кашель. Кирилл обошел глыбу и застыл при виде тающих под лепестками огоньков свечей. Он задержал дыхание, простоял в таком положении несколько секунд, а затем спросил:

– Что это?

– Я хотел у тебя спросить! – проскрежетал Мирон. – По-твоему, это смешно?

– Это не я, – прозвучал возбужденный голос Кирилла.

Внезапный порыв ветра ударил в грудь обоих. Погасли и свечи, но не все: та, что стояла ближе к Мирону, горела.

Из леса вышла Леся. Она с невозмутимым лицом поднялась к мужчинам, но продолжала прятать глаза перед Мироном.

– Что тут у вас?

Кирилл кивнул на погасшие свечи. Леся равнодушно посмотрела на них, затем нагнулась к жидкости и понюхала ее.

– Козье молоко. Сатанисты дурачатся.

– По-твоему, это нормально?! – грубым тоном спросил Мирон.

– Ты что, испугался? – осмелела она. – Обычное пацанье, занимаются чепухой от нечего делать! Я видела серьезные ритуалы и знаю, что это такое. Козье молоко и свечи… Пф, – закатила глаза. – Даже перьев голубиных нет. Я уж молчу про птичьи и козьи головы.

– Что они хотели сделать? – спросил Кирилл.

– Напугать, – ответила Леся. – Разве не ясно?

– Странно это, – протянул Мирон.

– Хватит удивляться. В таких местах это норма. Давайте за дело!

Они вернулись к лагерю. Он находился чуть ниже холма, в небольшой рощице с сухой и твердой почвой, отличной от остальной болотистой местности.

Толик и Юля завтракали. Мирон прошел к своему рюкзаку и раскрыл его. Достав части металлоискателя, принялся собирать аппарат: расправил самодельную телескопическую алюминиевую штангу, к которой прикрепил поисковую катушку; затем он размотал провод блока и подключил его к старому индикатору с треснувшим в углу экраном. Простой в сборе и использовании самодельный металлоискатель давал фору дорогим аналогам и не раз помогал Мирону отыскивать редкие вещицы. Катушка из оргстекла с намотанной на ней медной проволокой высокого качества справлялась с нахождением предметов на глубине до пяти метров под землей.

– Вы останетесь здесь, – сказала Леся, смотря на Толика и Юлю.

– Это еще почему? – возразила Юля.

– Охраняйте вещи, – добавил Кирилл.

– Есть от кого? – спросил Толик.

– Возможно…

– Тут кто-то есть? – испугалась Юля.

– Пусть и он останется с ними! – произнес Мирон, указав на Кирилла.

Леся занервничала. Кончики ее пальцев похолодели. Она принялась растирать их о кофту.

– Нет! – выпалила она, отвернувшись от Мирона. – Он пойдет с нами!

– Как знаешь! – ответил Мирон, поднял с земли металлоискатель и скрылся за густыми ветвями.

На другом берегу

Троицу встречал мрачный лес, где свет казался позабытым, словно заря только близилась. С восхода солнца прошло уже два часа. Песнопения птиц, навеянные сырым воздухом, немели в бурчании топи. Почва под ногами чувствовалась влажной губкой, сжимая которую, видишь, как выделяется вода. Серая дымка пуховым одеялом укрывала землю, опоясывала бороздчатые стволы деревьев и плыла к болоту, застеленному ковром пожухлой листвы, среди которой, подобно фосфору, светились зеленые островки мха.

Мирон оценивал каждый свой шаг, внимательно смотрел под ноги, неторопливо водя перед собой металлоискателем. Через большие наушники передавался монотонный шум, а треск, периодически разбавляющий его, не позволял забыться.

За Мироном по вмятинам в земле следовали Кирилл и Леся. Чтобы не заблудиться, они оставляли ножами глубокие зарубы на деревьях, стараясь делать это бесшумно. Молчание сопровождало весь путь компании. Каждая попытка Кирилла заговорить вмиг пресекалась шипением со стороны Леси. Любой лишний звук мог помешать Мирону поймать сигнал или, наоборот, принять его за неверный.

Вскоре Мирон вышел на более светлый пролесок. Путь ему перерезала река, хотя таковой этот ручей назвать было сложно – в два шага пересечь. Вода в ней имела темно-ржавый цвет, а у обвалистых берегов собиралась пена.

– Река Чертовская, – сказала Леся, глядя на карту.

По ту сторону свет казался розовым, преломленным, сочился меж сосен.

Мирон не думая перешагнул через реку. Им овладело странное чувство: неимоверный голод будто испытывал его на прочность несколько часов, а теперь решил удвоить ставки. Желудок скрутило, как мокрую тряпку. Удары сердца отдавались в горле. Мирон обернулся, но Леси и Кирилла не увидел.

– Крысы! – прошипел он.

Надев наушники, он выставил перед собой металлоискатель, положил палец на блок включения и щелкнул тумблером. Вмиг в уши врезался нечеловеческий визг. Это нельзя было назвать свистом или искаженным звуком и с рыком животного не сравнить, но он был страшно живой, одушевленный! Мирон в панике скинул наушники. Пугающая немота… Небо синее, облака застыли на месте или так созерцалось. Мирон закричал, услышал свой крик и больше ничего: ни эха, ни отзвука. Тело залихорадило, ноги подкосились, и он упал на колени. Попытался нащупать в кармане пачку сигарет, но только коснулся ее, как ладонь обожгло. И ожог был не огненным, а ледяным. Глаза заслезились от сухого воздуха.

Страх заставил Мирона подняться и пойти обратно. Он двигался, как прежде, но ощущалось, что стоял на месте. Глаза не поспевали за ногами. Мирон бродил по однообразным прогалинам и не мог найти дорогу назад. В стороне лежал металлоискатель, а рядом с ним наушники, из которых рвался дикий нечеловеческий визг. Осмотревшись, Мирон разглядел множество разбросанных по округе предметов: корзины, плейер, части одежды, зонты и даже вросший в почву велосипед.

«Что за чертовщина? – спрашивал себя Мирон. – Я точно помню, что здесь была река!»

Он шел назад, но оказывался на прежнем месте. Раз за разом проходил мимо металлоискателя и вновь слышал визг, доносившийся из наушников. Мирона трясло, знобило, на лбу и шее выступила испарина.

– Вы меня слышите? – крикнул он, но слова улетели в пустоту.

Решение пойти вперед назрело не сразу. Пришлось выбросить из головы попытку вернуться. Идея оказалась удачной, как думалось Мирону. Теперь он не натыкался снова и снова на металлоискатель, и местность выглядела чуждой.

Потерянное лицо озарилось, когда перед ним предстала светлая поляна с одинокой бревенчатой хижиной в центре. Она выглядела заброшенной. Раскосые ослабшие стены держали двухскатную громоздкую крышу, из-под которой торчали пучки сена. Два окна, как два черных глаза, смотрели на Мирона, выбредшего из кустов малины. Он подошел ближе и окликнул:

– Здесь кто-нибудь есть?

В ответ ни звука. Мирон прокрался к хижине и заглянул в пустое незастекленное окно. Никого. Он поднялся на крыльцо, вошел. Внутри дом пуст, на земле разложено сено, сквозь толстые щели прогнивших стен закрадывались ленточки тусклого света, но ни одна не дотягивалась до дальнего левого угла, во тьме которого мерцал одинокий свечной лепесток.

«Вдруг кто-то вернется, а я здесь! – с тревогой в душе подумал Мирон. – Должно быть, это хижина лесника. Стук его топора я слышал прошлой ночью».

Мирон приблизился к свече, что одиноко горела в углу дома. Огонек был непоколебим. В мерцающем свете блистала икона Богоматери. Капля пота скатилась по виску, сорвалась со щеки и упала на изображение. Мирон взял дощатую икону и вгляделся в лик Божьей Матери. Истертая в широких полях, местами выцветшая до черноты, она пугала и в то же время завораживала. Контуры на холсте были прорисованы четко, что виделось даже под истрескавшейся краской. Святой лик выглядел живо, смотрел в глаза и будто бы выискивал за душой всю грязь. Должно быть, иконописец, работавший над этим творением, был щедро вознагражден.

Позолотная пыль осталась на подушечках пальцев. Мирон удивленно растер ее.

«Восемнадцатый век, если не старше, – подумал он. – Я однажды видел что-то похожее. Та икона хорошо стоила!»

В это мгновение из леса донесся протяжный стон, напоминающий предсмертный. Деревья зашелестели листвой. Что-то или кто-то приближался к хижине. Мирон замельтешил зрачками. Голова как сито – ни единой мысли. Древесный треск становился громче, но и он казался шорохом в сравнении с бездушным мычанием, давящим на сознание.

Мирон схватил икону и ринулся из жуткой обители. Он мчался без оглядки, спотыкался, падал, вставал и снова бежал. И пусть не знал, куда ноги его приведут, – он был уверен, что эти места чертовски опасны.

Преодолев несколько сотен метров, он ощутил легкое жжение в груди. Перед глазами стояла пелена. Мирон оперся о дерево и обернулся. Река Чертовская – та самая, которую минутами ранее найти не удавалось! Впереди знакомая тропа и зарубы на деревьях. Он пошел по ним и через час уже был на месте, в Чертовом городище. Леся и Кирилл бросились к нему. Через белизну их взволнованных лиц пробивался румянец. Юля рыдала, сидя на камне, а Толик рядом с ней без устали щелкал пальцами.

– Где ты пропадал?! – с гневом в голосе спросила Леся.

Мирон двух слов связать не мог, язык точно онемел. Ноги выли от усталости, а руки тряслись.

– Мы тебя всю ночь искали, дружище, – обеспокоенно сказал Кирилл и протянул бутылку водки. – Выпей, полегчает.

Над лесом поднималось солнце. Мирона, казалось, не было несколько минут, но в реальности – намного дольше.

Закрытое сообщество

Между двух пресных пятиэтажек стоял примечательный ступенчатый дом, построенный в конце восемнадцатого века, о чем говорила гравировка на медной табличке слева от входа. Бордовые стены в неказистом районе Подмосковья выделялись на фоне архитектурной импотенции, высокие белые колонны держали массивный козырек, шесть арочных окон на втором этаже отражали оранжевый свет вечерних фонарей, утопающих в февральских сугробах, стянутых к фасаду здания, казалось, со всей улицы. Четыре широкие ступени вели к двустворчатой деревянной двери с волнистыми бронзовыми ручками и вырезанными на филенках изображениями всадников. На первом этаже были еще шесть окон по три с каждой стороны от входа. За ними теплилась жизнь, если судить по теням, бродящим за шторами из неплотной ткани.

На страницу:
2 из 3