Чертово

Павел Алексеев

Чертово

© Павел Алексеев, 2023

© Издание, оформление. Animedia Company, 2023

Белые кости

Глыбы диковинных форм, покрытые мхом, как малахитом, хранили в себе нечто большее, чем просто тайну. Птичьему глазу они виделись незыблемыми плитами, аккуратно сложенными в одном месте руками нечеловеческой силы. Ладонь так и тянулась погладить их, почувствовать влагу многовековой жизни, изученной, но далекой от человеческого сознания. Сокрытые тенью столетних сосен на вершине Шутовой горы, валуны смотрелись инородно, а потому и обросли пугающими легендами.

Безрадостный взгляд миновал урочище и устремился в немую глушь. Тяжелые подошвы кирзовых сапог вмялись в топкую почву. Лезвие ножа скользнуло по рослому стержню гриба. Подберезовик слегка наклонился, а через секунду упал на сырую землю, из которой пробивались травинки осоки. Мужчина средних лет в джинсовой куртке и черной кепке подобрал добычу и аккуратно положил в корзину, полную других грибов. После этого он посмотрел сквозь туманную дымку. В нескольких шагах от него виднелась маленькая зеленая полянка, встречающая гостя россыпью пышных коричневых шляпок на толстых ножках.

Растянув губы в азартной улыбке, грибник ступил вперед и мгновенно ощутил слабость в ногах. Тело обдало жаром, руки затряслись, желудок скрутило, но без боли, словно от нахлынувшего голода. Грудь обожгло, и грибник нервно бросил руку к золотому крестику на цепочке. Шипя от боли, он все же смог сорвать его с шеи и кинуть на землю. На ладони остались красные следы. Крестик испускал пар, обдавал холодом, и холод этот был несравним с самыми глубокими льдами Антарктиды.

На уши давила могильная тишина. Воздух не полнился птичьими трелями. Полнейшее молчание, не колеблемое даже ветром. Аромат лесной свежести сменился запахом серы. Над головой небо – не такое, как пару минут назад. Оно выглядело немного шершавым, как нарисованным на холсте.

«Что это?» – спросил себя грибник и устремил взор вдаль. Странные чувства одолевали разум, озноб колотил, а ноги едва не подкашивались при виде удивительной картины: густой до этого лес поредел, а грибная поляна и вовсе исчезла.

Грибник сделал шаг назад – к розовой пленке, к пересеченной им невидимой границе. Чувство страха тенью мелькнуло на тощем лице. Он двигался, но будто стоял на месте.

За спиной прозвучал стон, точно просящий о помощи, жалобный, но в то же время стылый, как сама смерть. Рука невольно ослабла. Корзина с грибами упала на землю. Нечеловеческий стон вновь расщепил острую тишину. Теперь он гремел тверже и ближе. Грибник обернулся. Перед ним стояло нечто, существо, не похожее ни на что на этой планете, как кусок необработанной глины. Оно едва переставляло тучное подобие ног и, казалось, явилось ниоткуда. Ни рук, ни головы. Склизкая кожа, покрытая шрамами, шевелилась, словно под ее толстым слоем кишели черви. Бледные рубцы расходились по мере приближения к жертве. Это были не шрамы – что-то похожее на присоски, как у пиявок. Из множества глубоких клыкастых отверстий доносились стоны, точно каждая душа, сожранная этим чудовищем, взывала о помощи, страдала, находясь внутри уродца. Оно испускало неприятный кисломолочный запах.

Мужчина отшатнулся, трясущейся рукой перекрестился. Губы шелестели, еле слышно читая молитву. Обреченный взгляд не сползал с монстра, приблизившегося почти вплотную. Острозубые пасти, как слизни, вытянулись и коснулись одежды несчастного. Тягучие кроваво-красные капли ползли по джинсовой куртке. Безумный крик – последнее, что разбудило глухую пустоту. Белые кости рассыпались по земле, а пропитанные кровью обрывки одежды покрыли их.

Имя мужчины в ближайшие недели будет с трагическим вздохом срываться с уст соседок по подъезду и мельтешить в газетах и на страницах социальных сетей в интернете. Когда группы поисковиков опустят руки, а траурный звон колоколов сольется с ревом убитой горем жены, имя пропавшего останется набором букв на надгробной плите. И будет оно вспоминаться лишь во время ночных посиделок у костра.

Пыльной дорогой

Под бархатистым светом осеннего солнца теснились безликие многоэтажки, отбрасывая тени на проезжую трассу, по одну сторону которой длинной полосой возвышались березы. Деревья ловили потоки ветра от мчащихся автомобилей, задыхались от гари выхлопных газов, примеряли очередную пыльную фату.

Неподалеку, под знаком автобусной остановки, в компании двух незнакомых людей стоял молодой человек, внешне похожий на байкера или на музыканта местечковой рок-группы. На вид не больше тридцати, лицо в грубой темной щетине, руки спрятаны в карманы кожаной косухи, а за плечом массивный рюкзак. Ростом он был чуть выше женщины, что позади него, но ниже стоящего рядом мужчины профессорского вида в костюме и с портфелем.

В три пары глаз они проводили отъезжающий от обочины автобус – должно быть, списанный Москвой лет десять назад, судя по механическому треску и черным клубам, вырывающимся из-под него.

Молодой человек достал из заднего кармана джинсов пачку сигарет, терпеливо посмотрел на нее и убрал обратно. «Черт меня дернул сюда приехать!» – подумал он, перебегая дорогу перед мчащимися автомобилями. Профессор и женщина скрылись за дверью ближайшего магазина, у крыльца которого на корточках сидели двое бойцов этиловых войск. Оба выглядели устало, как после ночной смены, едва не засыпали. Между их тщедушными телами стояла измятая полуторалитровая бутылка, где пива оставалось на два пальца от земли. Мужчина в косухе поправил рюкзак и прошел мимо караульных, но вдруг услышал за своей спиной грубый клич: «Есть курить?» Он обернулся, в растерянности помотал головой. Тот, что спрашивал, дурманно хмыкнул и вернулся к позе горгульи, охраняющей продуктовый.

Оказавшись во дворе длинной многоэтажки, которую местные жители называли Китайской Стеной, он достал телефон, чтобы посмотреть время. Без пятнадцати три. На экране высветились два пропущенных звонка от заказчиков и четыре от мамы. С погрубевшим лицом он спрятал телефон во внутренний карман куртки. Пройдя по тропинке через безлюдный двор, вышел к перекрестку центральной, как показалось, улицы. В глаза бросилась провинциальная беззаботность, присущая любому небольшому городу. Те же разбитые дороги с коваными заборами вдоль вытоптанных газонов; выкрашенные в розовый цвет торцы многоэтажек соседствовали с серыми кирпичными малосемейками; продуктовые магазинчики, выросшие из постсоветских палаток, в которых раньше продавали жвачки, дешевый портвейн и сигареты поштучно. От прогоняющих взглядов прохожих не скрыться. Каждый брал на себя роль судьи и бегло изучал незнакомца.

«Может, сделать хмурое лицо, чтобы стать похожим на них?» – подумал он и скинул с плеча рюкзак. Достав из него бутылку с водой, промочил глотку и пошел дальше. В спину сигналили автомобили. Он метался из стороны в сторону. Пешеходных дорожек нет, машины, едва не протирая пыльные бока, объезжали людей.

Впереди – местный рынок, собравший возле своих лотков, казалось, всех жителей города. Они, пихая друг друга, пытались протиснуться к коробкам с овощами и кричали: «Почем помидоры?», «Мне пару свеколин!», «Взвесьте килограмм яблок!». Вдоль лотков с одеждой с меланхоличными гримасами бродили люди, а торгаши кавказской внешности зазывали: «Дыня – сладкий, свежий, лучший!». Магазины с выцветшими рекламными вывесками и проржавелыми у порога дверьми радовали прохожих острым колбасным запахом вперемешку с вонью стирального порошка. Покупателей голодными глазами встречали исхудалые собаки, что носились друг за дружкой, огрызаясь, взвизгивая и лая на тех, кто им не приглянулся.

Мгновения хватило, чтобы насладиться всеми красками чудного, пропитанного духом ностальгии рынка. Должно быть, мужчина, сидящий на лавочке возле подъезда девятиэтажки, упивался этим каждый день. Он с умным видом читал газету и постоянно потирал руку о штанину – или гладил ногу, выставленную вперед. Скорее всего, второе, ведь именно возле нее лежала трость.

– Извините, не подскажете, как пройти в Чертово городище? – спросил молодой человек.

Мужчина у подъезда, судя по выражению его лица, не каждый день слышал такой вопрос. Отложив газету, он поправил очки и задрал нос.

– Рановато сошел, – хриплым голосом ответил он.

– С чего вы взяли, что я приезжий?

– Шош, я не отличу приезжего от нашенского? Я знаю всех в этом городе… Если не лично, так в лицо.

– Извините, что отвлек, – молодой человек собрался уходить.

– Тебе в другой конец города нужно, – остановил мужчина. – На вокзал.

– Ясно. Вы хотите, чтобы я уехал!

– Да нет же ж, – усмехнулся он. – Вот дуралей! От вокзала идет дорога на Пионерку, а там, на повороте, увидишь указатель.

– На какую еще Пионерку?

– Швейная фабрика была раньше. Сейчас там дачи. В общем, разберешься, – ответил мужчина и взялся за газету.

Молодой человек отступил на шаг, достал из кармана кожанки пачку визиток, собранных под резинкой, вынул одну и протянул мужчине. Тот с непониманием на морщинистом лице взял визитку, а затем с таким же непониманием посмотрел на незнакомца.

– Возьмите. Пригодится… не вам, так отдадите кому-нибудь.

Горожанин поправил очки на носу, вытянул руку и внимательно всмотрелся в красного цвета визитку.

– Мирон… Ушаков… – медленно читал он. – Коллекционер… город Архангельск, – с недоверием посмотрел на Мирона. – Что ж ты забыл в Сосенском, Мирон Ушаков, коллекционер из Архангельска?

– На Чертово городище приехал посмотреть. Разве не понятно?

– Из такой дали в эту глушь? Хех… Чудаками земля полнится!

– У меня там дело…

– Брось ты, Мирон, глупостями заниматься! – стал отговаривать горожанин. – Дела у него там. Нечего делать в этом Чертовом городище!

– Почему же?

– Люди там пропадают! Ай… – Махнул рукой и добавил: – Дело твое, но запомни мои слова.

– Хорошо. Вы звоните, если захотите… может, вещи старинные будут или еще что.

– Хех, – удивился. – Вещи, грит! – Вдруг зашипел и начал гладить ногу. – Делать мне нечего, звонить всяким коллекционерам из Архангельска! У меня, вон, Витька, сосед по гаражу, знашь, какой коллекционер? Вся грудь в орденах! Шо хошь за пузырь выменяет! А он мне: звони, вещи, грит, мне свои отдашь. Ни черта я тебе отдавать не собираюсь! Мне б кто шо отдал. Ай, и даром не нужно. Вот люди пошли. Дело, грит, у меня там. На чертей хочу посмотреть. Походи по городу – таких чертей насмотришься, шо мама не горюй!

Мирон понял, что задел странного мужчину за живое – у того и рот забыл, как закрываться. Даже через сто метров был слышен его недовольный бубнеж.

Пройдя еще несколько панельных высоток, Мирон оказался в старом городе. Местные жители называли его поселком. Дома здесь деревянные, одноэтажные, как в частном районе курортного городка. Эта позабытая роскошь пробирала до мурашек: резные заборы и ставни на окнах, наличники, крик петухов и лай собак, печной дым, тянувшийся к небу, хотя на дворе еще только начало осени. Разноцветные дома тянулись по обе стороны от дороги. Мирон не мог оторвать глаз от этой красоты и думал, почему в России так небрежно относятся к ценностям культуры, к традициям предков. Сегодня от всего этого остались лишь неверные отголоски, о которых через пару десятилетий никто и не вспомнит. История переписывается каждый год, а потому правды уже не узнать и при всем желании окунуться в прошлое не получится.

Вокзалом в Сосенском называлась широкая остановка под толстым слоем синей краски. Рядом стояла будка, через пыльное окно которой виднелась голова диспетчера. Никакой вывески со словом «вокзал» Мирон не обнаружил, но по стоящему там пригородному автобусу понял, что пришел верно. Он сразу увидел ту дорогу на Пионерку, о которой говорил мужчина. Трасса пролегала вдоль автомастерских и уходила вглубь леса.

Подойдя к билетной кассе, Мирон постучал в окошко и спросил:

– Скажите, когда следующий автобус до Пионерки?

– В четыре утра! – грубо ответила женщина, сидящая за компьютером.

– А туда что-то еще ходит?

– Нет! – гаркнула она и с хлопком закрыла окошко.

Мирон отошел от будки. Женщина показала ему, как здесь относятся к приезжим. Пусть ее устами не говорили все жители города, но билетерша на любой кассе вокзала в абсолютно каждом городе – это показатель гостеприимства.

Внезапно одиночество Мирона разбил высокий мужик, щелкающий семечки. Деловито подшагнув, он устремил взор вдаль и спросил:

– Тебе куда?

Его голос не внушал доверия, будто он пытался продать что-то незаконное.

– В Чертово городище, – ответил Мирон, искоса взглянув на него.

– Не-а, – сказал тот, продолжая противно щелкать семечками.

– Что «не-а»?

– Не поеду! – И мужик отошел.

– Я и не просил, – ответил Мирон.

Спустя несколько секунд таксист нашел очередную жертву своей ловли клиентов. Молодая девушка, обезоруженная его навязчивостью, кивнула, поставила свою спортивную сумку в багажник иномарки и села спереди. Через минуту машина с визгом тронулась и скрылась за поворотом.

Мирону ничего не оставалось, как пойти в Чертово городище пешком. Он не знал, сколько времени заберет дорога, но, судя по расстоянию на карте в мобильнике, идти нужно было порядка пяти километров. Он перебежал дорогу и последовал по пыльной обочине трассы в гору. Не успел прошагать и двухсот метров, как его обогнал старик. Тот шел бодро, никого не замечал, бормотал что-то себе под нос, изредка приглаживал седую бороду и подтягивал к горбу раздутый тюк.

– Извините, – окликнул Мирон.

Старик развернулся и, не сбавляя ходу, спросил:

– Чего тебе?

– До Чертова городища далеко?

– Очень! – сердито ответил тот.

– Странно, а телефон показывает, что нет.

– Вот и иди по своему телефону! Я-то тебе зачем?

– Подождите, – нагонял его Мирон.

– Ходят, ерундой занимаются! – ворчал старик. – Приключения на жопу ищут, а потом на жизнь жалуются!

– Почему вы так боитесь этого места? – спросил Мирон.

– Боимси? Хах, – усмехнулся старик. – Мы-то не боимси, а остерегаемси. Делать там нечего, только время зазря тратить! Да что там…

– Мне действительно нужно туда попасть, – просящим голосом уговаривал Мирон.

Старик остановился, испустил измученный выдох и пошел дальше.

– И какой черт вас тянет туда?! – негодовал седой.

– Посмотреть.

– Все идут посмотреть, – говорил старик, широким шагом двигаясь вперед и не сводя глаз с макушки асфальтированного холма. – А потом бледнющие возвращаетесь оттудова!

Мирон догнал деда, пристроился сбоку и молчаливо следовал каждому его шагу. Шли они только вперед, хотя было много троп, уводящих с обочины в лесную гущу. Они поднялись на гору. Мимо проносились машины, оставляя за собой неприятный выхлопной запах. Некоторые сворачивали налево, куда указывала табличка «Гранный холм». Мирон усмехнулся.

– Почему Гранный? – спросил он.

– Ты про деревню?

– Ну, наверное.

– С того же Чертова городища пошла легенда… Еще в далекие времена здесь ни черта не было: глухой лес кругом да сторожки редкие встречались. Дорога пролегала из Козельска до Лихвина, ныне Чекалина. Холм назвали Гранным, потому что там раньше было много огромных ограненных камней, будто крепость какая. Позже валуны растащили, а название осталось.

– Что там теперь?

– Дачи. Что человек может сделать на свободном участке? Только засрать его своими постройками! Сосенская земля вообще богата кощунством. Слышал об авиакатастрофе в восемьдесят восьмом году?

– Натыкался на статью, но не читал. А что случилось?

– Грузовой самолет рухнул. Пилоты увели его от города, иначе жертв было бы больше. Там, в сторону Гранного холма, есть памятник возле городской помойки. По мнению верховных, это нормально, когда помянуть спасителей города идешь на помойку! И никто за этим не следит, а если и делают вид, так отвечают: «Мы обо всем помним!» Ага, помнят они! Только долги по квартплате они помнят, а на спасителей и героев плевать хотели. На День шахтера устраивают цирк с ряжеными клоунами и пьяным сбродом и считают это нормальным. Своими хлопушками спать не дают! Двадцать первый век на дворе, а я каждый день хожу по семь километров на дачу, чтобы лишнюю копейку на морковку и капусту не тратить. Я уж молчу про картошку. Ай, тебе не понять. Зеленый! Небось, и дачи-то нет?!

– Пока отец был жив, то и дача была, а как помер, то…

– Понятно, – прервал старик.

Навстречу шел мужчина: на вид лет пятидесяти, сальные всклокоченные волосы, борода по грудь, одет как бездомный: грязный свитер с длинными рукавами и дырой во все пузо, если бы оно было, джинсы потерты в коленках, а ноги и вовсе босы. Он смотрел на Мирона так, будто знал его много лет. Мирон попытался спрятаться от сверлящего жадного взгляда. В это мгновение в кармане завибрировал телефон. Звонок от матери. Выключив телефон и не дав ответа, он обернулся и поймал на себе чуткое внимание уходящего вдаль бездомного, от чего по спине взметнулась дрожь.

– Что за болото? – спросил Мирон, указав направо.

Старик нахмурился, подтянул тюк и пробурчал:

– Сам ты болото!

– А что это?

– Озеро… чертово! – сказал он тоном, словно боялся его каждой клеткой своего организма.

– Вы даже не взглянули на него, – произнес Мирон. – В нем утонул кто-то из ваших близких?

– Здесь много кто утонул. Городок-то из шахты вырос. Там дальше первая шахта находилась.

– Сейчас не работает? – с интересом спросил Мирон.

– А сам как думаешь? – нахмурился старик. – Сорок лет уж прошло, как ее закрыли. С самого начала идея постройки города в этих местах была спорной. Уголь? Да, был здесь уголь и пользовался спросом, в Тулу отправляли. А как только поняли, что уголь наш плох, так прикрыли лавочку и всех распустили. Точнее, прикрыли-то раньше, а вот шахты продолжали работать. В восемьдесят первом случилось обрушение, два человека погибли. На шахте обрушение – привычное дело. Мы для тех, кто наверху, просто кроты, роющие ямы.

– Вы здесь работали?

– Да, в пятьдесят восьмом прислали из Донбасса, – с грустью в глазах рассказывал старик. – Так и остался жить, хотя было немало возможностей уехать. Черт его знает, зачем остался. Может, беременная жена остановила. Не знаю, – задумался он. – Что теперь ворошить прошлое? Остался и остался. Город живет, хотя здесь больше подойдет слово «существует». Завод, на котором поработал почти каждый житель Сосенского, – и тот загибается. Что говорить о перспективах?

– Ну, здесь не так плохо в сравнении с другими провинциями. Поверьте, я много где побывал.

– А что это меняет? Жить я от этого лучше не стал. Двадцать второй год на дворе, а с экрана телевизора льют те же помои, что и пятьдесят лет назад. Все говорят: «Эволюция, эволюция»… тьфу… плевал я на эту эволюцию, вы мне бесплатные похороны устройте и лекарства дайте, а не хвалитесь своим уровнем жизни. Разве я не прав?

– Все верно, – ответил Мирон и похлопал старика по плечу, как закадычного друга.

Дед расцвел в улыбке, остановился и ткнул Мирона в грудь пальцем. Дышал тяжело, прерывисто, но стоял твердо.

– И все же зря ты идешь в Чертово городище! Вернись на вокзал и езжай отсюдова!

– У меня дело, – Мирон настаивал на своем.

– Дело у него. У всех дела. А ты… да и х… с тобой! За поворотом иди вглубь леса, а там тебе сам черт укажет, как добраться до места. Здесь я больше не проводник.

Мирон поблагодарил старика и пошел по указанному пути. Спустя несколько секунд обернулся, но дед будто испарился, хоть дорога к дачам тянулась вдаль. Встряхнув головой и горько сглотнув, Мирон достал из кармана джинсов пачку сигарет и хищно посмотрел на нее, но открывать не решился. Рука тряслась, а верхняя губа нервно подергивалась. Он воспитывал в себе упорство. Сплюнув, Мирон спрятал пачку, подтянул рюкзак и неторопливо проследовал в глубь чащи.

Стук топора

Две колеи от автомобильных колес пролегали вдоль просеки. Грунтовая лента дороги виляла: то дыбилась хмурой горкой, то резко уходила вниз. Полные дождевой воды ямы выглядели как зеркала. В них отражалось глубокое небо и быстро плывущие облака. От ночного ливня в городе не осталось и следа, зато лес благоухал ароматом земли и сосновой свежести. Местами путь был едва проходим из-за подтопленной дороги, ухабы, один за другим, встречали путника, и так продолжалось на протяжении нескольких сотен метров.

От грустного завывания ветра Мирон оборачивался. Шорох доносился со всех сторон. Иной раз над головой звучали до боли пугающие скрипы склонившихся берез. Мирон застывал, не шевелился, чтобы убедиться, не идет ли кто за ним.

Дорога менялась: из хвойной рощи тропа выходила на песчаную делянку, а за ней снова пряталась в тени деревьев. Мягкая почва не давала ногам покоя, а топи со смолянистого цвета водой вдоль обочин и вовсе заставляли смотреть в оба. Провалиться в этих местах можно было в два счета.

Птичья разноголосица с каждым метром слышалась громче. Глухая перекличка всезнающих кукушек сменялась снотворным свистом соловья, а за ним удавалось расслышать трель рябчика. Лес не утихал ни на минуту.

Мирону казалось, что старик своим костлявым пальцем нарочно направил его по неверному пути. Слишком мало по дороге указателей, а заблудиться, зевнув лишний раз на неприметном повороте, проще простого. Так и думалось Мирону, пока он не встретил резное дерево с надписью «Чертово городище». Тут все сомнения рассыпались, и лицо Мирона налилось кровью. Поднявшись по деревянным ступеням, он очутился в зарослях, а позже уперся в холм, усыпанный множеством валунов огромных размеров. «Прибыл!» – промелькнула мысль в его голове. Он потратил почти сутки, чтобы добраться сюда.

Мирон скинул рюкзак и принялся изучать камни. Необъятные, истерзанные временем, они беспорядочно валялись по земле. Их будто черт оставил в злобе! Поросшие жизнью, как пышным слоем нефритовой пыли. От них веяло прохладой и сырью кладези тайн. Поражали ум затейливые формы, ступени и обнаженные грани. Капли воды катились по ним в неглубокие, будто вдавленные пальцами отверстия. Ни одно природное явление не способно было сотворить столь выразительные лунки шириной с наперсток. Одни громады пестрили мрачными норками, другие изумляли углублениями, точно сделанными под чаши и сосуды. Дождевая вода обтекала их стороной, оставляя широкие раковины пустыми и до удивления сухими. Наполнен был «чертов колодец» – выемка, обруганная так людьми за свою форму в виде копытца. В ней, вне зависимости от погоды, всегда сохранялась вода, и это порождало массу вопросов. Истрескавшиеся, местами расколотые под собственной тяжестью, валуны стали домом для редкого папоротника, чьи раскидистые, словно оперенные, листья свисали от них к земле, покачивались на струйках текущего из каменных щелей воздуха. Урочище жило, дышало, и в непробиваемой тиши это было заметно. Оно спало, как черепаха в панцире.

Мирон кинулся фотографировать все, что попадало под объектив его камеры. Щелчок за щелчком раздавался в хмурой тишине. Как ни странно, это место птицы будто облетали стороной.

Мирон уселся на один из валунов и начал просматривать фотографии. Внезапно женский голос погасил огонек в его глазах и украл всю увлеченность:

– В нашем полку прибыло?

Он не обернулся. Его лицо погрубело, брови сошлись к переносице, а скулы напряглись. Мирон знал этот голос и ожидал его услышать. Неторопливо положил фотоаппарат на камень. Среди ветвей стояла женская фигура.

– Я думал, что опередил тебя, – произнес Мирон и поднялся.

– И не надейся, – сказала девушка и легкой походкой вышла из липовых зарослей. – С утра уже здесь! – самовлюбленно добавила она.

Она разгладила на груди вязаный свитер и спрятала тоненькие ручки в задних карманах голубых джинсов. Улыбчиво посмотрела на Мирона, стоявшего в нескольких шагах сбоку от нее, и спросила:

– Даже не обнимешь?

– За пять лет наобнимался, – устало выдавил тот.

– До сих пор обижаешься, – отвернулась она. – Сколько можно?! – трепетал ее голос.

– Лесь, мы здесь не затем собрались, чтобы снова выяснять отношения. Прекрати строить из себя жертву.

– Хорошо! – отчеканила она. – Маме своей скажи спасибо! Из-за нее все случилось!

– Обязательно! – с издевкой сказал Мирон. – Как вернусь, так и передам ей твой пламенный привет!

– Знал бы ты, как я билась в истерике…

– А я не бился, по-твоему?!

Из глуби леса с шумом и треском вышли двое мужчин и одна девушка. В них сходу можно было признать туристов. Полноватый мужчина в неприметной черной ветровке боязливо посмотрел на Мирона, стоявшего поодаль от Леси. Хворост, лежавший в его руках, через секунду рассыпался у ног. Пухлячок поправил на голове кепку, из-под которой торчали русые кудри, перешагнул ветки и спросил: