Рассказики-4. Криминальные истории

– Какое несчастье! —посочувствовал Бальмонт, поддержанный окружающими.

– Однако Пуаро, который оказался каким-то знаменитым сыщиком, считал, будто произошло убийство. Убийство в запертой изнутри комнате.

– Убийство в запертой изнутри комнате! —воскликнул вдруг заинтересовавшийся Блок: -Почему?

– Его заинтриговал клочок бумаги на столе. Ведь так приносят, например, таблетку. А стакан с водой послужил для запивки. Хотя сестра покойного и утверждала, что брат был совершенно здоров, но вполне мог почувствовать недомогание. Никаких лекарств в каюте не нашли, значит, он мог попросить у кого-нибудь таблетку. Вот только таблетка оказалась смертельной.

– Ужасная версия, -пробормотала Анна: -Когда Пуаро ее высказал, у меня случился обморок.

– Но какая же таблетка могла вызвать смерть? —удивился Бунин.

– А вот об этом расскажет наш замечательный доктор – Антон Павлович Чехов! Кстати, где он? Почему я его не вижу?

Бунин слегка сконфузился: -Он на месте жены. Ольга внезапно выписалась из больнички и приехала с мужем в театр. А там три сестры давали…

– Безобразие! -возмутилась Анна: -Проститутки в театре!

– Но это же питерские проститутки, элита! —возразил Бунин: -Где же им и быть как не в театре.

– Сейчас везде бардак, -посетовал Блок: -Куда не сунься…

– Хватит о политике, господа! -Прервал его Гумилев: -Уже любая кухарка знает, как управлять государством! Сплошная болтовня! (И царь на портрете согласно вздохнул) Кстати, что известно про Антона Павловича?

– Из окна больнички он увидел замерзшие деревья и нынче пишет пьесу про вишневый сад, -Пояснил Бальмонт: -Комедию, конечно…

Повисла неловкая пауза, которую прервал Блок: -Продолжайте про убийство!

– Через день после происшествия в адрес Пуаро пришла телеграмма с результатами вскрытия покойника. Оказалось, он был отравлен пентобарбиталом натрия. Это яд для тараканов. Убийство!

– Но кто ему подсунул таблетку? —спросил Бальмонт. Но ответа не дождался.

– Капитан немедленно приказал обыскать каюты, но яда не нашли.

Блок усмехнулся: -Облатку давно выкинули за борт.

– И встал вопрос – кому понадобилось отравить банкира? —продолжал Гумилев: -Несомненно, это был кто-то из пассажиров. Но до конца плавания вопрос не разрешился. Пуаро по своим каналам тщательно всех исследовал, но ничего подозрительного не обнаружил.

– Так и не нашли главного – мотива, -Добавила Анна: -Даже великий Пуаро оказался бессилен.

– Нераскрытое убийство! —Воскликнул Блок: -В этом есть нечто загадочное, мистическое! —Уж такой он романтик, создавший классический стих —«Вот встретились случайно две души среди миров и тысяч километров. —Ты о себе мне коротко скажи. —И он сказал: -17 сантиметров.

Бальмонт успокаивающе похлопал Блока по плечу: -Всему всегда найдется объяснение.

А Гумилев предложил: -У кого-нибудь из окружающих есть версии?

– Несомненно, виновна сестра покойного! —выкрикнули из группы слушателей: -И мотив налицо – наследство!

– Ну, да, ну, да, -согласно кивнул Гумилев: -Но почему именно в этот вечер, на пароходе?

– Что-то могло подтолкнуть ее на быстрое преступление, -подсказали слушатели.

Гумилев опять кивнул: -Но ведь ничего не случилось в тот вечер…

– А как же телеграмма, из-за которой Джон ушел к себе? —вспомнила Анна.

– Вот! —Блок хлопнул по ручкам кресла: -Он проверял чьи-то счета! Телеграмму нашли?

– К сожалению, нет.

– Ее забрал убийца! Ловкий, сметливый, принимающий быстрые решения и умеющий тщательно скрывать улики! А также финансовый махинатор. Не работает, но деньги имеет. Кто из пассажиров подходит под это описание? И как он подсунул таблетку? Кто отлучался вечером, когда вы сидели на баке?

– Никто не отлучался, ушли все вместе, расходились по каютам, видя друг друга.

– Значит, убийца имел очень мало времени для принятия рокового решения. Сначала он не ожидал встретить банкира на пароходике. Забеспокоился и купил где-то ядовитые таблетки. Знал их действие, а это характеристика личности. Но убедился, что Джон его не узнал, и успокоился до получения телеграммы, -Блок опять хлопнул по ручкам кресла.

– Получается, убийца действовал сразу после расхождения пассажиров по каютам, -высказал- ся Бальмонт: -Но как?

– Видимо, под каким-то предлогом явился к Бендеру, разговорился с ним о разных недомоганиях, пожаловался на свои болячки, предложил свои лекарства. Психологически, человек, слушающий о болезнях, как-то примеряет их к себе. И убийца уговорил банкира попробовать его таблетку, которую принес с собой, после чего приветливо пожелал спокойной ночи. Банкир запер дверь на задвижку, принял таблетку да лег в постель. Получилось идеальное убийство.

– Вот это да! —восхитился Гумилев: -И кто же убийца? Кто подходит под ваши характеристики?

– Сестра явно не подходит. Вас с Анной я сразу отвергаю, поскольку преклоняюсь перед вашими талантами совсем в другой области.

– Спасибо, Саша, -ласково улыбнулась Анна.

Блок слегка поклонился в ответ и продолжил: -Молодая итальянка тоже не подходит. Вряд ли у нее столько криминальных способностей. Конечно, она могла соблазнить Бендера, а муж из ревности его прикончить. Но откуда у пары могли возникнуть финансовые трудности? И, самое главное, – куда делась телеграмма?

– Вот, вот! -Послышалось со всех сторон: -Самый важный вопрос!

– А убрать ее мог только тот, кто заходил в каюту при обыске. Помощник капитана не в счет.

– Неужели Пуаро? —ахнул Бунин.

– Ни в коем случае! —воскликнула Анна: -Мне он показался честнейшим человеком!

– Остался лишь один пассажир, -вздохнул Гумилев: -Я правильно понял, кто это?

– Последний довод, как последний гвоздь в заднице, -почему-то проговорил Бальмонт. А Гумилев торжествующим взором оглядел окружающих. Он любил чувствовать восторг и преклонение толпы. Особенно, когда повествовал о своих многочисленных сафари – «Слышу, сзади кто-то скребется. Оглянулся – капец подкрадывается!».

Окружающие молчали. Анна поцеловала мужа: -Мы сейчас уже ничего не можем доказать. Пойдем лучше танцевать, -и увлекла его в зал, где вновь заиграл оркестр. За ними в мир веселья и музыки отправились другие. Остался грустный Блок с немым вопросом в глазах: -«Куда девать чемоданы?».

Воскресенье

Прямо с утра на Дворцовой площади начались пивные гулянья. Производители пива представляли свою продукцию. В шатрах стояли бочки с ароматным напитком, а на площади понаставили длинные столы со скамьями. Каждый желающий мог получить одну кружку пива бесплатно в любом шатре. Но за остальные полагалось платить, хотя и со скидкой. Кроме того, в шатрах продавались вобла, красная икра, соленые огурцы и сухарики. Сотворили праздник назло немецкому «Октобер фест». Народ повалил валом.

Поэтому Литературный клуб пустовал. Лишь у камина восседали ярые противники пива – Бунин, Куприн и Горький. Лакей потушил свет в зале, но раздвинул шторы на окнах. Ветерок мелодично посвистывал сквозь щели. Курили, тихо, мирно беседовали о падении нравственности в современной литературе. Полутьма способствовала спокойному настроению.

Дверь с треском распахнулась, впуская воняющего пивом Есенина, который с порога начал громко декламировать: -И когда меня спросят однажды – «Почему же вы стали поэт?», я отвечу им чинно и важно – «Ну, а хули бы, собственно, нет?», -но увидел, что зал пуст, замолчал и пошел на огонек камина, спросив по пути встрепенувшегося от дремы лакея: -Где Толстой?

– Их высочество, Лев Николаевич, соизволят валяться под забором на заброшенной станции.

– Пьяный или мертвый?

– Вечно живой…

Есенин плюхнулся в свободное кресло: -Все злей и жестче возраста влияние. И я уже не в силах превозмочь, что утром просыпаюсь в состоянии, как будто меня пиздили всю ночь…

– Сережа, ты зачем пьешь с утра? —поинтересовался Горький.

– Есть повод. Поминаю знакомую девицу Машу. Она хоть и проституткой была, но такой доброй, ласковой. А ей перерезали горло в темном закоулке! Этой ночью…

– Вот же несчастье! —Бунин погладил золотые кудри Сергея: -Мы тебе соболезнуем.

Есенин поник головой: -А ранее еще трех девиц так же убили. Всех в ночь с субботы на воскресенье за этот месяц.

Максим Горький

– Получается, у нас появился Джек потрошитель! —воскликнул Бунин.

После недолгого молчания Горький поинтересовался: -Значит, четырех девиц убили ночью в одном районе?

Есенин кивнул, и Горький предположил: -Убийца живет или работает рядом с местами преступлений, но свободен только ночью. Надеюсь, Кошко догадался выставить засады?

– Ничего не вышло, -вздохнул Есенин: -Убийца сделал свое грязное дело и ускользнул.

– Неуловимый преступник? —засомневался Горький: -Почему? А как вам понравится такая версия – убийца не мужчина, а женщина? Ведь сыщики ищут, а свидетели вспоминают только мужчин. Женщины ускользают от их внимания. Но я знаю, что женщины не хуже мужчин могут ловко перерезать горло. Только старухи для этого не годятся.

– Ну-у, как-то притянуто за уши, -засомневался Куприн.

– И еще довод, -настойчиво продолжал Горький: -Девицы ведут клиентов в кабинеты. Никто из них не пойдет в темный закоулок, забоятся. Но женщина вполне может под каким-то предлогом заманить знакомую в удобное место. Например, продать кокаин по дешевке.

Сам он много побродил по злачным местам, но мог бы претендовать лишь на роль импотента, как отрицательного героя в порнофильме.

– Получаем молодую женщину, которая знает девиц, работающих в этом районе, что-то им продает и свободна только по ночам с субботы на воскресенье, -догадался Бунин.

– Но я бы не сбрасывал со счетов убийцу мужчину, -хмыкнул Куприн.

– А кто бы мог быть приходящим ночью клиентом? Служивый, который имеет увольнение лишь по выходным? Не подходит, ведь ему надо явиться в часть до полуночи. Или сумасшедший, вылезающий из норы при ослаблении охраны по выходным? Нет, слишком далеко находится дурдом от места преступления. Следовательно, склоняемся к версии с женщиной.

– Но кем может быть эта женщина?

– Сережа, вопрос к тебе. Ты у нас знаток темных сторон жизни.

– Я, право, теряюсь в догадках… Предлагаю подумать совместно.

Помолчали. Паузу прервал Горький: -А какие заведения, кроме номеров борделя, имеются в этом районе? Кабаки, фабрички, пекарни? Что там есть такое, где работают круглосуточно с одним выходным? Подумай, Сережа…

– Кроме перечисленного вроде и нет ничего…

– А женский монастырь! —вспомнил Бунин.

– Вот мы теперь монашку в убийцы запишем! Ты спятил, Ваня? —вскипел Куприн.

Горький махнул на него рукой: -Спокойней! Мысль ведь интересная. Какой распорядок у монахинь? День и ночь бдения, труды да молитвы. Но в ночь на воскресенье наступает перерыв. Сторож, сволочь, обязательно пьет, и тогда можно незаметно выйти из монастыря, а потом вернуться. Закутанная в черную рясу монашка незаметна в ночи. Вот!

– Категорически не согласен! Божья невеста после молитвы идет убивать? Зачем? Сошла с ума? И каков мотив? Даже говорить об этом не желаю!

– Мотив невозможно представить, -согласился Бунин.

– Почему невозможно? —воспротивился Горький: -Как ты считаешь, Сережа?

– Единственное, что приходит в голову, – конкуренция.

– Конкуренция девиц и монахинь?! Да ты совсем мозги пропил, Сережа!

Есенин пригладил кудри: -Знаю я их. И не вижу ничего странного в том, что монашка может в свободное от молитв время подработать на стороне, если занималась этим ранее.

– А девицы как раз в это время ей мешали, -добавил Горький.

Куприн схватился за голову: -Вы извращенцы! Побойтесь Бога!

– Бога бояться – на грех не ходить, -усмехнулся Есенин.

Горький придержал за плечо попытавшегося вскочить Куприна: -Остынь же, наконец! И подведем итоги. Сложился образ убийцы – молодая монахиня или послушница, сильная, ловкая, с опытом проституции, убирающая конкуренток в районе, где подрабатывала. А если сыщики найдут клиентов, то отыщут и улики.

– У меня странный вопрос, -вмешался Бунин: -Почему она, если это все же монахиня, начала убивать? И вдруг совсем недавно…

– Любишь ты, Иван, задать вопрос с подковыркой, -погрозил ему пальцем Куприн.

Горький прокашлялся: -Вариантов немного. Она могла принять постриг месяца два назад, а если это послушница, то прийти туда. Может, и находилась в монастыре долго, но понадобились деньги. Скорее, на ребенка, чем на любовника. Я прав? Или она случайно встретила ту – первую жертву, которая ее узнала по прежним делам и стала шантажировать. Что оставалось делать? Заманить в темный закоулок. А продолжила, чтобы первое убийство замаскировать.

– Создала серию! —обрадовался Есенин: -Я всегда говорил, что проститутки – умные и хитрые!

– Александр Иванович, будь любезен, позвони своему другу Кошко, -попросил Бунин.

Куприн отправился в прихожую к телефону. Горький гордо поглаживал усы. Бунин рассеянно шевелил кочергой в камине. Есенин встал: -Скучно с вами, господа! Какие-то криминальные кроссворды разгадываете… Поеду в офицерское собрание. Там меня почитают, -и удалился.

– Добросовестную работу проделали, -констатировал Бунин: -Помню, Пушкин так написал по сему поводу – «О, сколько нам видений чудных готовит русской водки дух! Коньяк – источник мыслей мудрых, и пиво – лучший водки друг!».

– Ай, да Пушкин! Ай, да рифмозвон! —захлопал Горький.

Вернулся повеселевший Куприн: -Алексей Максимович, как вы смотрите на то, чтобы выпить?

– Пристально…

А царь на портрете одобрительно кивнул.

Вечерело, праздник на площади завершился, но облака над городом, подсвечиваемые солнышком, еще напоминали пену на пивном бокале, а воздух пронизывали ароматы воблы и соленых огурцов.

Понедельник

Нынче в клубе собрались с утра молодые поэты – себя показать, почитать на публике свои опусы да предложить их спонсорам для опубликования. Любителей новой поэзии набралось много, и Грише пришлось принести дополнительные стулья. Гости устраивались группами по интересам к своим кумирам и внимали. А поэты, встряхивая кудрями, пронзали их рифмами. Парочка издателей фланировала между группами с деланным равнодушием.

Солнышко щедро поливало зал своими лучами во все четыре окна, наполняя его теплом. Поэтому камин еле тлел, но мэтры согревались, протянув ноги к уголькам и тихонько смакуя портвейн. Сегодня пришли лишь двое – Лев Николаевич и Антон Павлович. Они молча прислушивались к раздававшимся в зале звукам поэзии, поощрительно кивая или недовольно хмурясь. В чеховском пенсне иногда сверкали искорки от камина, а Толстой часто вытирал рукавом толстовки вспотевшую плешь.

В клуб вошел хорошо одетый красивый молодой человек, остановился, рассматривая зал, заметил Толстого и направился к камину. Лев Николаевич встал навстречу подошедшему, обнял, расцеловал, усадил в кресло: -Как хорошо, что ты пришел! Знакомься, Антон Павлович, – мой какой-то там, хрен знает какой, дальний родственник Алексей Толстой. Такой молодой, а уже граф.

Алексей Николаевич Толстой

– Очень приятно познакомиться, -Чехов пожал руку молодому человеку: -Портвейн будете?

– Будет, будет! —вскричал Лев Николаевич: -Гриша, принеси, будь добр, бокал!

– А заодно еще бутылочку! —добавил Алексей.

Лев Николаевич приобнял его: -Вот молодец! Сразу видно будущего коллегу. Он ведь, Антон Павлович, тоже пописывает. И талантливо!

Алексей засмущался: -Да будет вам, Лев Николаевич… Я только начинаю…

– И о чем начали писать? —поинтересовался Чехов.

– Пытаюсь рассказать о начале династии Романовых, этакую смутно вспоминаемую историю.

Царь на портрете заинтересованно встрепенулся.

– Похвально! Давненько в России не было повестей о былом, -И Чехов сноровисто принялся разливать принесенное Гришей вино.

Царь на портрете разочарованно зевнул и уставился туда, где далеко за горизонтом весело плескалось теплое Черное море.

Долго смаковали приятный вкус портвейна, нюхали его аромат, сладко вздыхали. Паузу прервал Лев Николаевич: -Ты откуда, Алеша, такой нарядный?

С похорон, -горестно покивал головой Алексей: -Убили мою знакомую молодую совсем актрису. Убили дома, чуть ли не в семейном кругу. И нет ни мотива ни убийцы… Даже сам Кошко не разобрался.

– Вот так так, -дернул себя за бороду Лев Николаевич: -Даже сам Кошко? —он внезапно быстро наполнил бокалы: -А давайте-ка выпьем, и ты нам расскажешь все, что знаешь про убийство. Оно меня заинтересовало. Ну, за помин души убиенной рабы божией…

Выпили, и Алексей начал рассказ: -Ее звали Бэла Азария. Она горянка откуда-то из семейства черкесских бедных дворян. Родители еле наскребли денег, чтобы послать ее учиться в Питер. Она и выучилась – на актрису в студии самого Станиславского. Принята была в Александринский театр. Сначала к ней присматривались, а потом даже крупные роли стали давать. Весьма талантливой оказалась. Появились знакомства, деньги, поклонники. Она сняла хорошую большую квартиру близ театра и пригласила к себе жить родителей. Красивая стройная девушка…, -Он вздохнул, налил себе вина и выпил залпом.

– И как ее убили? —Лев Николаевич налил всем вина.

– Праздновали день рождения батюшки у нее на квартире. Кроме родителей присутствовали специально приехавшие с Родины сестра матери, ее сын 20 лет, двоюродный брат отца, его сын 25 лет и его дочь 16 лет. Много пили, вели разговоры о женитьбе Бэлы с кем-то из кузенов, сидели тихо, мирно. В какой-то момент мужчины пошли курить, а Бэла отправилась на кухню проследить за десертом. Там ее и нашли с ножом в сердце.

Долго молчали, рассматривая сквозь бокалы блестки огня. Казалось, даже шумы зала смолкли. Тучи закрыли солнце, и теплые лучики пропали. Гриша включил электрический свет.

– Версии есть? —вдруг спросил Лев Николаевич: -Кто что думает?

Чехов протер платочком пенсне: -Ясно, что убийца – кто-то из присутствующих. Ведь никто более в квартиру не являлся?

– Не являлся, -вздохнул Алексей.

– А ссоры не было? —пригладил бороду Лев Николаевич.

– Не было, -снова вздохнул Алексей.

Чехов закурил: -Но ведь кавказцы, народ горячий… Свои законы, кровавые обычаи… Лев Николаевич, ты же был на Кавказе…

– Нет, нет, увольте меня! Я был на Кавказе, но совсем не для этнографических исследований.

Чехов стряхнул пепел в камин: -Тогда надо позвать эксперта. И я даже знаю, кого, -он развернулся к залу: -Видите, в том дальнем углу высокого красавца?

– А-а, узнаю его, -вгляделся в зал Лев Николаевич: -Сочиняет лирические стихи про флейты водосточных труб. Фамилии не помню.

– Маяковский его фамилия, -подсказал Чехов: -Владимир Маяковский. И думаю, он еще станет классиком повыше нас. Талант!

– И зачем он нам? —удивился Алексей.

– Он родом с Кавказа и, конечно, знает местные обычаи. Я его позову? Володя! Маяковский! – Чехов призывно замахал рукой: -Иди к нам!

Маяковский прервал исполнение стиха и, к зависти других поэтов, направился к мэтрам: -Добрый день, господа! Чем могу служить?

– Добрый день, Володя. Садись рядом с нами в кресло, -пригласил поэта Чехов.

– Да я недостоин еще, -засмущался Маяковский.

– Ничего, ничего, -доброжелательно улыбнулся Лев Николаевич: -Еще будешь классиком, а пока грей местечко.

Маяковский сел в кресло, ему налили вина и рассказали историю убийства.

– Подскажи, Володя, может, здесь замешаны какие-то национальные обычаи?

Маяковский отпил вина: -Здесь много вариантов, -он еще отпил вина: -Во-первых, возможна кровная месть – самый распространенный на Кавказе обычай. Но кто и кому мог бы мстить? Собрались близкие родственники, не враги. Делить нечего. Да и какие враги у молодой девушки? Ее за что убивать? Не подходит такой вариант.