Полная версия
На стыке миров. Том второй. Этимология славянского мистицизма
И только многим позже, приняв более открытую и даже повседневную форму, и само занятие, и само понятие врач уже из разряда сакрального перешло в привычное нам наименование человека, призванного врачевать – лечить, пользовать, помогать снадобьями в недугах; а так же врачебствовать – заниматься врачебными науками, изучать врачебнословие, во всем объеме; ибо под словом врач стал уже подразумеваться «лекарь, ученый врачеватель, получивший на это разрешение»; а под словом врачея – лекарка, т. е. врачевательница по навыку (сравните с валлийским wrach – ведьма, колдунья, чародейка, волшебница), кстати, она же ворожея, и вот почему.
Древнерусское существительное ворок – это изначальное определение целого ряда действ: ворковать, ворчать, ворочать; соответственно, враки – от вракать, врачевать; следовательно, слова ворог иже враг издревле понимались на Руси совершенно не так, как мы считываем их сегодня, а от действа ворожить или вражить, что равносильно старославянским глаголам волошить, либо влакать, то бишь, волховать, влачить – влечь, привлекать. И наши доводы абсолютно согласуются с Далем: вражить – ворожить, колдовать, знахарить; ворожба – ворожея, вражба – колдун, знающийся со врагом, вражный, вражина – знахарь.
А теперь сравните русские словообразования близнецы: ворожба и волошба – ворожейство, волшебство, с румынскими vrăjitor – волшебник, и vrăjitoare – волшебница. Тем самым, мы ещё раз убеждаемся в том, что: во-первых, всякое русское слово не является, ни «плохим», ни «хорошим» в своём истоке, зато, глубоким по смыслу, ёмким и многогранным; во-вторых, определения варак-врак-врач-врачея-ворог-враг-вражина-ворожея являются полновесными понятиями особого магического говора, а также равносильными наименованиями посвящённого или посвящённой в тайны врачевания души и тела.
Реснотный разбор корневой платформы ВА (О) РА (О) К (Ч):
Матричная основа В-Р-К (Ч; Ж; Г) – носитель условно-обобщённого значения «ворчать-ворочать-врачевать». Примеры:
древнерусский веръжен – поврежден, вретище – рубище; ворганъ – музыкальная «зубная булавка»;
голландское Wrak или wraken с англо-саксонского древнего языка переводится как «ломать», «повреждать», «остатки от сломанного»;
английский veracious [vəˈreɪʃəs] – верный; veracity [vəˈræsətɪ] – достоверность; verge [vɜːdʒ] – берег; work [wɜːk] – совершать; wreak [riːk] – причинять вред; wreck [rɛk] – повреждать; wrench [rɛn (t) ʃ] – вывёртывать, вырывать, вывернуть; wrong [rɒŋ] – вред;
санскрит вайраджья – бесстрастие, отсутствие влеченияк каким-либо объектам; вайрочана – сияющий, варака – жених, варанга – голова, варша – жизнь, врдж – внимание, врка – волк;
фарси вараъ – воздержание от запретного, благочестие, набожность; варкок – гриф (птица); вароъ – снаружи, вне, по другую сторону; вергул – запятая, вораҳидан – спасаться, избавляться, освобождаться; воруща – опрокинутый, перевернутый, свергнутый, несчастный, злополучный.
В – матрика «вехи», посему все слова с корневой матрицей, возглавляемой этой согласной, в той или иной степени, всегда будут говорить о векторе движения, и сопровождаться специфическим воем, подражающим всякому веянию, наподобие вуу-воо-вээ, как то: сВет, вода, ветер, весть, визг, ведение, вид, волк, ветвь, вадить, вежа, вять, вилы, вал, велеть, воля, и далее (ср. с анг. voice [vɔɪs] – звук, wail [weɪl] – вопль, вой, week [wiːk] – визг, whack [(h) wæk] – звук (удара), wheeze [(h) wiːz] — присвистом, whiff [(h) wɪf] — веять, whine [(h) waɪn] — вой, выть, завывание, whisper [ˈ (h) wɪspə] – шелест ветра, whistle [ˈ (h) wɪsl] – свист, свисток, свистулька, whiz [wɪz] – свист, whizz [(h) wɪz] – просвистеть, whoop [(h) wuːp, huːp] – вопль, winnow [ˈwɪnəʊ] – веять, отвеивать, woof [wu: f] — гавканье, write [raɪt] – выражать, wry [raɪ] – выражающий отвращение, vortex [ˈvɔːtɛks] – вихрь, whirl [(h) wɜːl] – вихрь, weather [ˈwɛðə] – выветривать).
Р – матрика «рвения», в зачатке своём имеющая природный аудиоген [РР], вербально озвученный обычным рыком-рявканьем-рокотом-изреканием, психологически всегда воспринимается нами как некий поРЫВ, РЕТивость и РЕЗкость, поэтому ассоциативно визуализируется с расходящимися концентрическими кругами, поскольку физически это обусловлено часто повторяющимися ритмическими колебаниями времени и материи, что в совокупности и произвело когда-то в нашей РОДной РЕЧи такие понятия как: рот, рука, река, ров, ругань, ревность, радость, радуга, рада, радение, рок, руда, орудие, рыжий, рожь, русич, рыскать, рыть, рог, решение, и великое множество слов с корневым ядром Р, любое из которых не будет лишним в этом РЯДу (ср. с анг. racket [ˈrækɪt] – грохот, rag [ræɡ] – дразнить, raid [reɪd] – решительно, rake [reɪk] – рыхлить, рыться, rasp [rɑːsp] – резкий, резать, rave [reɪv] – реветь, ravel [ˈræv (ə) l] — разрывать, ray [reɪ] – радость, raze [reɪz] – разрушать, reach [riːtʃ] – река, поражать, read [rɛd] – речь, reave [riːv] – рвать, recite [rɪˈsaɪt] – читать, reckon [ˈrɛk (ə) n] — решать, retch [rɛtʃ] – рыгать, ribbon [ˈrɪb (ə) n] – обрывки, rift [rɪft] – разрыв, rig [rɪɡ] – наряжать, рядок, резв, rigour [ˈrɪɡə] – строгость, riot [ˈraɪət] – нарушение, rip [rɪp] — рвать, rive [raɪv] – разрываться, river [ˈrɪvə] – река, рубеж, roar [rɔː] – рёв, рокот, robust [rəˈbʌst] — работа,, roll [rəʊl] – рокотать, root [ruːt] – прародитель, rotate [rəʊˈteɪt] – вращать, rotation [rəˈteɪʃ (ə) n] – круговорот, rough [rʌf] – резкий, режущий, рябить, rout [raʊt] — рыть, row [rəʊ] – ругань, rubble [ˈrʌbl] – рваный, rude [ruːd] – резкий, ruffle [ˈrʌfl] – рябь, ругаться, ruin [ˈruːɪn] – рухнуть, rule [ruːl] – рулить, run [rʌn] – равняться, rupture [ˈrʌptʃə] – прорыв, обрыв, рвать, rush [rʌʃ] – брошен, порыв, rustle [ˈrʌsl] – хрустеть).
А – АЧЕ же – а если; АЩЕ ли не/и – а если нет; АБО, АЛЬБО – и, иначе, а также, ли, либо, или, АЛЬ, разве, не́жто, АБО-ще, вот еще, что еще, как бы не так, будто, АБО-що, что-нибудь, АБО-как, как-нибудь, как попало; АБЫ – лишь бы, только бы, чтобы, то же; АЖЕ – если, так как, потому что, чтобы, что, который, тем более, а именно; АЖ – даже, так что, что даже; АЛЕ – а, но; АН – все-таки, но; АВОСЬ – а вот и; АНЕВОЖ – неужели, неужто, будто бы, может ли быть, АКИ — как, так как, как бы, подобно.
Ч – матрика «чёса», отчего множество слов с этим корневым ядром одним только своим произношением напоминают звукоподражание, ему предшествовавшее, чувство – от «чу!», очерк – от «чирк!», чокнутый – от «чок!», чеканка – от «чик-чик!», и далее по списку любых родственных им словообразований, исходящих при воспроизведении звука [Ч (Щ)] от удара или движения по касательной, что спустя тысячелетия позволило нам сегодня пользоваться определениями, равными следующим: час, часто, чистота, причёска, чихать, чухать, чахнуть, чур, чоботы, чапать, чума, чертёж, чёрный, чадо, чадить, читать, считать, почесть, честный, черевики, чрево, червь, чары, чуждо, чудеса, чуб, чавкать, человек, через, очередь, и остальные (ср. с анг. chaff [tʃɑːf] – чесание, чешуя, champ [tʃæmp] — чавкать, chap [tʃæp] – челюсть, chaplet [ˈtʃæplɪt] – чётки, charm [tʃɑːm] – чары, чара, очарованный, chart [tʃɑːt] – чертёж, chase [tʃeɪs] – чеканить, chaste [tʃeɪst] – чистый, chasten [ˈtʃeɪs (ə) n] – очищать, chastity [ˈtʃæstətɪ] – чистота, chat [tʃæt] – общаться, чекан, chaw [tʃɔː] – чавкать, child [tʃaɪld] – чадо, chirp [tʃɜːp] – чирикать, chirrup [ˈtʃɪrəp] – чирикать, chisel [ˈtʃɪz (ə) l] – чекан, chit [tʃɪt] – счёт, chock [tʃɒk] – чека, чурка, chuck [tʃʌk] – чурбан, chump [tʃʌmp] – чурбан, chunk [tʃʌŋk] – чурбан, churl [tʃɜːl] – человек).
Вывод: объёмный аудиоген [ВРЧ] являет собой отголосок (звукоимитацию) определённого первородного действа: «Воет Рыком Чаяния», с последующим идейным наполнением «Веды Рока Читает», что характеризует не только речевые навыки первобытного врача, но и владение словом, вообще, всякого священника древности.
Глава 10
Лекарь
В противовес понятию врач, рассмотренному в предыдущей главе, определение лекарь, с точностью до наоборот, изначально было обозначением целителя, как такового, а затем стало обретать уже характерные черты наименования «человека заговаривающего», и только относительно недавно вернувшегося в родное медицинское лоно. Вот лишь несколько примеров вариаций, по-сути, одного и того же исходного образования, но с разным произношением, толкованием, и значением, получившего в разных краях, говорах и временах Руси свой конечный смысл, не совпадающий со своим современным собратом лекарем: лявзарь, ляжжарь, лязжарь, лязгарь, лящарь, лещарь, ляскарь, лескарь, что во всех случаях обозначает почти всегда одного и того же человека, обладающего искусством заговора и умением лечить словом (ср. с бретон. luskellat [lysˈkɛlat] – баюкать), а именно – баять, болтать, беседовать, говорить, рассказывать (отсюда и жаргонное «Чё ты меня лечишь?», либо «Не лечи меня!», сленговый оборот «лечить» – то же, что «заговаривать зубы» – темнить, «вешать лапшу на уши» – обманывать, а также поучать с излишними и ненужными наставлениями). И занималась этим ляса – прелестница, обольстительница (не путать с соблазнительницей!), или занимался тем же лясарь, лясник или льстец (ср. с фин. ylistys – хвала), то есть рассказчик (ср. с лат. lector – рассказчик, дьяк, дьячо́к, приче́тник, чтец).
Обратите внимание, как именуется лекарь в разных языках мира: датский læge, исландский læknir, норвежский lege, польский lekarz, словацкий lekár, украинский лікар, финский lääkäri, хорватский liječnik, чешский lékař, шведский läkare. А теперь посмотрите, насколько это близко по смысловому созвучию к значениям в экзотических языках: сесото leselamose – маг, волхв, чародей, прорицатель, волшебник; хмонг laus – старец, старейшина; йоруба Alàgbà – старец, старейшина; индонезийский lebih tua – старец, старейшина; чева aulosi – пророк, вещий; зулу laphezulu – набожный; сесото lenģosa – вестник, вещатель.
Перевод слова «лекарь» на датский læge и норвежский lege, невольно вызывает ассоциацию с русским именем Олег, и не зря! Вот выдержка из моей книги «Как тебя зовут»:
«Не знаю, насколько это вас впечатлит, но для меня явилось полной неожиданностью обнаружение этимологических связей имени Лёша с другим не менее широко распространённым в России званием… Олег! И это не смотря на то, что официально, также и в народной среде всегда считали Лёшу производным от имени Алексе́й (ɐlʲɪkˈsʲej), греческого происхождения, восходящего к древнегреческому Αλέξιος, образованного от ἀλέξω – «защищать», «отражать», «предотвращать», а на самом деле, ничего общеисторического и общекультурного с ним не имеющего. А пришёл я к такому заключению, благодаря одной находке в «Википедии», больше напоминающей разведданные из досье:
«Олег
древнескандинавское (??? – Прим. авт.)
Род: муж.
Этимологическое значение: «святой»
Отчество: Олегович; Олеговна.
Женское парное имя: Ольга
Производные формы: Олегушка, Олежка, Олеся, Оля, Олюся, Аля, Лега, Лёка, (и внимание!) Лёша;
Иноязычные аналоги:
арм. Աղեկ (Алек); белор. Алег; болг. Олег; нем. Helge, Helgo; укр. Олег; чеш. Oleg; дат. Helge; серб. Олег; швед. Helge».
А вот, что «всем известно» об Олеге:
«Оле́г – русское личное имя, предположительно, восходящее к скандинавскому Hélgi (от др.-сканд. heilagr – „святой“, „священный“)».
Так вот, это самое «предположительно», на мой взгляд, даёт нам полное право усомниться в производности древнерусского имени Оль́гъ от скандинавского Helge, хотя бы только в силу исторической реальности, а она такова: никаких «викингов» из числа «древних» шведов, норвежцев и датчан новгородцы к себе «княжить» не приглашали – по тем временам это всё равно, что добровольно сдать себя в плен и рабство! Трудно себе представить, что такой сильный и талантливый народ как славяне, строившие города-крепости, в отличие от викингов-селян, могли быть настолько бесхребетными, безвольными и бестолковыми, чтобы сдать себя «с потрохами» ни за что. Одно только это обстоятельство показывает абсурдным называть своего верховного предводителя иноземным прозвищем Хельге, пусть даже и в русифицированном до неузнаваемости варианте Олег. На самом деле, новгородские словене предложили своим западнославянским сородичам – южно-балтийским русам поработать в «наряде» – то есть, как бы сейчас сказали, «дружинниками по охране общественного порядка». Видимо, для самих коренных, зажиточных граждан была «эта служба и опасна, и трудна…», но не престижна.
Таким образом, ещё не успев отойти от скандинавского следа в имени Олег, мы тут же натыкаемся на чистую копию его женской формы Ольга в древнерусском словообразовании ольга – топкое болото. Как?! Неужели подобным понятием наши Славные Предки могли наделить имя для своих детей? И вот тут вовремя всплывает подсказка:
во-первых, Вольга́ Святославич (также Волх Всеславьевич) – этот герой русских былин, богатырь, основными отличительными чертами которого являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц и зверей, почему-то подозрительно напоминает историческую фигуру Ве́щего Оле́га – князя новгородского с 879 года и великого князя киевского с 882, тоже обладавшего экстрасенсорными способностями;
во-вторых, имя Вольга сливается своим звучанием с названием реки Во́лга. А этимология этого слова, по словам Фасмера, ведёт к праславянскому Vьlga, ср. во́лглый, польск. wilgoć «влажность», с другой ступенью чередования: русск. воло́га, ст.-слав. влага. Того же происхождения и Вологда.
Каким же образом в одном имени Олег иже Ольга могут быть увязаны такие несовместимые понятия? Не будем пока «гнать лошадей», и спокойно продолжим изыскания. Следующие созвучные образования, хотя и никак не касаются смысловой базы изучаемых имён, зато невольно подталкивают к нужному направлению следования: вольха – вольховник, дерево ольха, ольшаник, ольшняк; и, соответственно: ольха – вильха, вольха, елоха, елха, елшина, лешинник, олешник, олех, ольшняк. Не имеет смысла разбирать преемственность последних производных от ель, ёлка, по наличию схожих плодов – шишек (ср. рус. леши́на – ольха, с др.-рус лѣший – лесной, поросший лесом). Тут ведь пока не важно конечное значение приводимых определений. Главное, уловить едва заметные нити причинно-следственных связей с первичными признаками. К примеру, упомянутое олешник, наверняка, легло в основу малоросской фамилии Олешко, в то время как однокоренное лешинник, могло иметь отношение к возникновению другой украинской фамилии Ляшко, причём, опосредованно:
первое – через корнеслов «леха́ „грядка, борозда“, укр. лiха́ „ток, грядка“, блр. леха́ „межа, борозда“, ст.-слав. лѣха, болг. леха́ „гряда, мера площади“, сербохорв. лиjѐха „грядка“, словен. lẹha, чеш. lícha „поле, дол; мера площади“, польск. lесhа, в.-луж., н.-луж. lěcha. Из праславянского loisā; ср. лит. lýsia, lysvė, др.-прусск. lyso „клумба“, д.-в.-н. wagan-leisa ж. „колея от повозки“, ср.-в.-н. geleis „проторенная дорога“, лат. līrа „борозда на пашне“ (leisā), далее – гот. laists „след“, д.-в.-н. leist „след, (сапожная) колодка“, гот. laistjan „преследовать“»;
а второе – через однородный корнеслов «лях [стар.] „поляк“, др.-русск. ляси, вин. п. мн. ч. ляхы „поляки“ (часто в Пов. врем. лет), отсюда польск. lасh; первонач. др.-польск. *lęch „поляк“, представленное в лит. lénkas „поляк“. Полная форма этнонима была в праславянском lęděninъ – от lędо (см. ляда́) „обитатели пустоши, нови“, что подтверждается формой др.-русск. лядьскыи „польский“, лядьская земля „Польша“, лятский – то же; ср. фам. Ля́цкий, далее др.-русск. полядитися „ополячиться“, укр. лядува́ти „придерживаться польского образа мыслей“; венг. lеngуеl „поляк“ – из проторусского lęděninъ».
И та, и другая выдержки из Этимологического словаря русского языка сходятся в одном – что лех «гряда», что лях «поляк» (буквально «живущий ПО/ЛЯХу»), оба словообразования родственны однокоренному русскому лог – дол, ложбина, овраг, луг, что как раз и имеет связь, не только с рекой (ср. с тат. елга – река), но и с её названиями, где чётко прослеживается древний пракорень, а точнее корневая матрица Л-Г, посмотрите внимательно: ВО/ЛОГ/ДА – ВО/ЛГ/А – В/ЛАГ/А (ср. др.-рус. лагвица – чаша, с перс. лаган – таз, лохань, поднос). Ещё одно ответвление этой корневой матрицы – корень ЛЕГ (ср. греч. λεκάνη [лэкани] – миска, таз, с белор. легчы – лечь), либо его сжатая форма ЛЬГ (ср. тюрк. legin – сосуд, укр. лягти – лечь), собственно, и составляет костяк имён: О/ЛЕГ или О/ЛЬГ/А, где явно усматривается слоговой «атавизм» в первой гласной О, как след от изначально полной приставочной формы ВО- (В-). А с учётом пометки Фасмера о том, что «… полная форма этнонима (лях) была lęděninъ – от lędо (см. ляда́) „обитатели пустоши, нови“», приходим к логическому выводу о косвенном родстве по древнейшей корневой основе двух независимых имён: мужских ВО/ЛЕГ – В/ЛАД, и женских ВО/ЛЬГ/А – В/ЛАД/А.
Тем не менее, нельзя категорично заявлять, что последние имена совершенно идентичны в своём значении, однако, с достаточной уверенностью можно говорить о вендском (западнославянском) происхождении имени Лёша, с его всевозможными вариациями, которые, при грамотном расположении, выстраиваются в показательную градацию: ВО/ЛЕГ – О/ЛЕГ – О/ЛЕХ – ЛЕХ – ЛЁХ/А – ЛЯХ – ЛЯШ/КО – О/ЛЕШ/КО – А/ЛЁШ/КА – О/ЛЕЖ/КА.
Не лишним будет сопоставить собственные выводы с довольно распространённым именем «Лех, Леш, Лешек – имя славянского происхождения, значение не ясно; возможно, от глагола со значением „хитрить, лукавить“, родственного совр. русскому „льстить“. Польский (Polski) м. Lech (Лех), Lesz (Леш), уменьшительные – Lesio (Лещо, Лесьо), Leszek (Лешек), Leszko (Лешко). Чешский (Čeština) м. Lešek (Лешек), уменьшительные – Leša (Леша), Leška (Лешка), Lešík (Лешик). Имя происх. от польск. Leszek – уменьшительной формы имени Lech».
Теперь о смысловом наполнении столь разнообразного по форме имени. Помня о том, что корневая матрица Л-Г является носителем условно-обобщённого значения «лог-лёг-лаг», мы с абсолютной очевидностью находим ЛОГическое объяснение буквального сходства древнего исконно русского имени Олег с латинским словообразованием lego (legi, lectum) – завещать, набирать, поручать, собирать, читать, в чём сразу видится прямое соответствие эпитету княжеского имени исторического лица – Вещий (ср. с эст. lugija – проповедник)! С производными латинского слова увязываются и остальные титулы вождя: английский legate, испанский и португальский legar, французский léguer, которые в точности отображают качества и свойства, как самого князя, так и первородного значения его имени. То бишь: Олег – это буквально «приЛЕЖный», «поЛОЖительный», «скЛАДный», а потому и «сЛОЖный» «изЛАГатель», по-сути, «вещун», что согласуется с определением слагатель – народный певец, сочинитель народных песен и былин (ср. с лит. lasioti – собирать). Изящное владение словом сочетается в этом имени и с необходимыми способностями государя – «почитатель» (предков) и «собиратель» (земель). Неслучайным в этом ряду становится и латинское legenda – история, от глагола legere – читать, собирать, а также однокоренное ему legion – отборное войско, числом от 3—6 до 10 тысяч, от латинского legiō – сбор, счёт.