Пино Кобато. Alma mater

Хайдеггер поначалу радовался, утилизируя в огромных количествах свое одиночество, но вскоре заметил, что подобная диета не самым лучшим образом сказывается на его самочувствии. Нет, он, как и положено разумному существу второго типа, был обречен на бессмертие, и мотаясь по делам своим из одного конца галактики в другой, Хайдеггер был все так же скор и бодр, как и миллиарды лет назад, но оставшись наедине с собой он частенько впадал в квантовую меланхолию, а то и вовсе хандрил, испытывая ко всем разумным существам, а в особенности к самому себе стойкую квантовую идиосинкразию. И не сразу, но людишки смекнули (скорее всего с подачи разумного существа четвертого типа), что на Хайдеггера накатила квантовая профдеформация со всеми вытекающими от топологического догматизма до дидактичности антропоморфности. И никто из Академиков не сомневался, что заслуженный педагог человечества нуждается в любви и заботе, не говоря об отпуске, но за орбитами Плутона «пылилось» несколько квантовых космолетов, а квантовых личностей, способных управлять ими среди землян так и не нашлось, поэтому людишки обязали Хайдеггера ускорить процесс обучения, прозрачно намекая, что позволят ему сожрать всех бесперспективных клонов, если хотя бы один из них сможет оседлать квантовую колесницу. И Хайдеггер из самых лучших побуждений согласился, не понимая еще, что сам подписал себе смертный приговор. В качестве бонуса людишки подкинули Хайдеггеру квантовых вкусностей в виде морально устаревших клонов первого поколения, которые более остальных походили на homo genetus. И процесс пошел: Хайдеггер повеселел, набивая свой квантовый животик человеческими суррогатами, а клоны из серии «Пино Кобато», судя по тестам Академии, все ближе приближались к вожделенному квантовому Рубикону. А потом случилось то, что и должно было случиться, когда питаешься деликатесами: простая квантовая пища более не насыщала Хайдеггера. И тогда Хайдеггер понял, что людишки обманули его…

Содрать с себя кожу человека – для Хайдеггера оказалось плевым делом по сравнению с его бесконечными попытками вытравить человечность. Как ни пытался Хайдеггер оттереть человеческие ошметки со своей квантовой сущности, как ни купался в квантовом неглиже в реликтовых излучениях, все было тщетно: всяк встречный и поперечный в этой части галактики, едва завидев Хайдеггера знал абсолютно точно, что тот – людоед. Хотя, если верить разумному существу четвертого типа, понятие «людоед» в квантовом языке отсутствует, так как нулевой тип разумности, который закреплен за человечеством, соответствует животным с групповым интеллектом вроде муравьев, термитов, пчел, которые не могут быть употреблены в пищу по причине незрелости (ядовитости) их квантовой сущности. Однако квантовая близость с такими существами уже возможна, хотя и порицаема разумной общественностью. Поэтому «людоед» на квантовом означает что-то среднее между «скотоложец» и «некрофил». И преданный квантовому остракизму Хайдеггер наконец признал, что людишки очеловечили его самым бесчеловечным образом.

Затаил ли обиду Хайдеггер на людишек? Возможно некоторые Академики так и полагали, но Хайдеггер был во всех отношениях исключительным существом и после недолгих размышлений пришел к выводу, что лучшая награда человечеству за все, что оно с ним сотворило – это муки совести, с которыми не сравнится ни одна пытка. Однако осуществить задуманное в одиночку было не под силу даже для разумного существа второго типа, поэтому Хайдеггер, оправдываясь перед Академией своим стремлением ускорить процесс обучения, привлек в качестве Педагогов подобных пожирателей, вроде Ясперса и Гекаты, которых нашел на задворках цивилизации первого типа. И адская машинка завертелась, хотя и с некоторой пробуксовкой, поскольку Лейбниц, которого Академия навязала Хайдеггеру в качестве завуча, периодически вставлял палки в колеса, хотя и негласно поддерживал его в стремлении сохранить человеческий статус-кво.

В дверь директорского кабинета кто-то настойчиво колошматил. Хайдеггер вздрогнул, нехотя привел себя в надлежащий вид и хриплым голосом позволил неизвестному войти. Через мгновенье толстый и добродушный Лейбниц уже лебезил перед Хайдеггером, рассказывая обо всем, что могло того заинтересовать. Однако Хайдеггер, лениво потягиваясь, пропустил мимо ушей сплетню о Гекате и Ясперсе, которые крутят роман и подумывают сбежать, а велел Лейбницу рассказать все, что он знает об этом неоднозначном клоне, что сдал Тесты Академии, опередив по квантовым показателям самую передовую серию геномов47. Лейбниц грустно вздохнул, сложил свой рыхлый зад на стульчик, одиноко стоящий возле стола Хайдеггера, откашлялся и начал:

– Квантовая сущность этого выродка расширяется по экспоненте, что доказывает ее искусственное происхождение, однако…

Хайдеггер откинулся на спинку стула, слушая в пол-уха унылое повествование Лейбница о квантовых недочетах в деле Пино Кобато, наблюдая без всякого умысла за его человеческой составляющей, которая с одной стороны изобиловала такими физиологическими проявлениями, что заставляла думать о беспринципности и бесхарактерности ее владельца, с другой – о его инфантильности, или даже беспросветной наивности. Хайдеггер прикрыл веки, признавая постфактум, что Лейбницу совершенно не важно, кто кого сожрет; он как абсолютный ребенок жаждет играть, и если игра близится к завершению, Лейбниц по простоте своей квантовой начнет подыгрывать слабейшей стороне, чтобы в следующий раз предать ее накануне победы. А пока противники: человечество и Хайдеггер только готовятся к битве, Лейбниц с чистой совестью отрезает им пути к отступлению…

– Нехорошее в этом деле то, – сокрушается Лейбниц, заламывая руки, – что память этого Пино Кобато не обнуляется…

Хайдеггер равнодушно кивнул и попытался «очеловечить» в своем сознании образ клона, что должен похоронить их «богопротивное, – как выразились бы людишки, если бы присутствовали при этом разговоре, – мероприятие». Собственно, ничего сверхъестественного в его облике Хайдеггер не обнаружил: обычный человеческий подросток с вживленной 47хромосомой, где хранилась стандартная для клонов этой серии информация. Правда этот «ген аутентичности», вскользь упомянутый в личном деле Пино Кобато, несколько смущал Хайдеггера, потому что за этой расплывчатой формулировкой ему чудилась чья-то усмешка. Этот некто как будто предупреждал Хайдеггера, что его затея обречена, поскольку… обречена…

– А самое нехорошее, – всхлипнул Лейбниц, – я бы даже сказал отвратительнейшее, что при этом квантовая сущность Пино Кобато меняет спин.

Хайдеггер встрепенулся:

– Это значит…

– Да, – перебил Лейбниц и ткнул пальцем в некую точку мирового пространства, – именно это. Поэтому мы просто обязаны нанять еще одного Педагога. Иначе мы рискуем облажаться и потерять доверие Академии… навсегда.

Хайдеггер прохладными пальцами прикоснулся к вискам, чувствуя, как под ними закипает человеческий мозг, затем вытянул ноги, наслаждаясь хрустом в коленках. Лейбниц замер, не зная, что последует после, а Хайдеггер уже забросил ноги на стол и рассматривает их с самым серьезным видом.

– Я думал об этом, – говорит он, многозначительно улыбнувшись. – Но вам это не понравится.

– Лишь бы людям понравилось, – бормочет Лейбниц, поднимаясь со стула, – и хорошо бы нам заручиться поддержкой Академии, а то мало ли что, – и отводит взгляд, – некоторые Хозяева, по большому секрету мне сказали доверенные люди, с недоверием относятся к нашему проекту.

Хайдеггер кивнул и, дождавшись, когда за Лейбницем захлопнется дверь, смачно выругался. Затем Хайдеггер с той же интонацией произнес имя Пино Кобато, сосредоточенно оценивая его послевкусие. Однако глухое раздражение, поднимающееся из квантовых глубин Хайдеггера, смазало краску этого будня, или человеческая сущность, оккупируемая существом второго типа, отказалась стучать на соплеменника, во всяком случае Хайдеггер вдруг осознал, что Пино Кобато простит его, если, как говорится, рак на горе свистнет.

Хайдеггер криво усмехнулся и пнул ногой допотопный селектор, что пылился у него на столе. Через мгновение Геката и Ясперс уже скреблись в дверь его кабинета. Хайдеггер скинул ноги со стола, тяжело поднялся и, брезгливо взяв кончиками пальцев дело Пино Кобато, направился к пластиковому шкафчику, где хранились прочие дела, а так же пылились квантовые носители информации с необходимыми программами для школьных дронов и андроидов. Хлопнув пластиковой дверцей, Хайдеггер подошел к массивной еще деревянной входной двери, облитой сотнями слоями краски, собственноручно открыл ее и впустил в кабинет своих подчиненных.

– Я узнала, как вы и просили, – начала с порога Геката, мелкими шажками дистанцируясь от Ясперса, который нервно заглаживал на сторону свой непокорный чубчик, – относительно нашего нового ученика. Пино Кобато – клон!

– Люди этого и не скрывали, – усмехнулся Хайдеггер.

– Его квантовая сущность… – не так уверенно продолжает Геката.

– Расширяется по экспоненте и меняет спин, – откровенно иронизирует Хайдеггер.

Геката виновато потупилась, а Ясперс заложил руки за спину и ждет, когда Хайдеггер взглянет в его сторону.

– А ты что выяснил, – наконец снизошел Хайдеггер, – и не разочаруй меня.

Ясперс выдержал небольшую паузу, чтобы Геката прочувствовала всю глубину своего позора, и скороговоркой начал вкручивать, что его предок, изгнанный со своей Родины за какие-то недостойные пожирателя проступки, гонимый самопрезрением и голодом, пустился в путешествие по галактике в поисках квантового Эльдорадо. А когда все думали, что он сгинул в чертовой дыре или его растерзали дикие квантовые сущности, он вдруг заявился в окрестностях родной звездной системы – толстый и важный.

– Короче, – перебил Хайдеггер.

– Никто не знает полного квантового имени Пино Кобато, – лепечет Ясперс.

– Еще короче…

– Висконти – так звали моего предка. А вот герб человеков с таким именем, – и сует под нос Хайдеггеру мятую-перемятую бумажку. Хайдеггер водружает на нас очки, берет эту бумажку, подходит к окну и внимательно ее изучает.

– Этот герб я обнаружила, – подает голос Геката.

– Ну и что, – парирует Ясперс, – история человеков кишмя кишит пожирателями. Но Пино Кобато связан только с моим родом. И тот красавчик на гербе, что пожирает ребенка – это вылитый мой предок.

– Такой же урод, как и ты, – шипит Геката.

Хайдеггер сложил бумажку на край стола и, взглядом заставил задрожать обоих; затем доброжелательно взял Ясперса за рукав и отводит в сторонку:

– Так значит, Пино Кобато уже заочно знаком с вами? Прекрасно, Ясперс, узнайте поподробнее, что он вынес из этого несомненно приятного знакомства, но не убивайте его. Слышите? Я не хочу, чтобы его квантовая сущность подкинула нам очередной сюрприз. Абсолютно. Вы понимаете меня, дорогой Ясперс? – тот преданно закивал. – Прекрасно, – и Хайдеггер выпустил его рукав из своего захвата.

– А мне что делать, – подает голос Геката.

Хайдеггер нехотя оборачивается:

– Ну конечно, оставь дураков одних, они наломают тебе квантовых дров. Вас, Геката, я попрошу организовать выпускной вечер для геномов. Академия разрешила детерминировать их всех, кроме, разумеется Пино Кобато. В другой раз я бы разрешил вам полакомиться, но вы перестали оправдывать мое доверие. Поэтому, – Хайдеггер на мгновенье задумался, – скормите их своим Хищникам… в рамках программы обучения, разумеется. Пригласите наблюдателей из Академии, запрет отключите, ну и все такое.

Геката с Ясперсом переглянулись, а Хайдеггер, высвободившись на мгновение из оков человеческого тела, сделал с ними то, что давно намеревался. Ясперс, оказавшись в заточении, захныкал как ребенок, а Геката с ненавистью посмотрела в печальные глаза Хайдеггера, поджала губы и многозначительно хмыкнула.

– Я должен буду отлучиться, – продолжал Хайдеггер, облачаясь в серый старомодный плащ, – и поэтому принял меры предосторожности… Кстати, я не намерен терпеть ваши провалы. Облажаетесь в этот раз, – Хайдеггер приспособил на свою голову шляпу с загнутыми кверху полями, – оставлю в этих оболочках, – шаркающей походкой направился к двери, взялся за блестящую ручку, обернулся, широко улыбаясь, – нет, пожалуй я вас съем, – и ушел.

3

Пино смотрит в потолок, слышит голос мамы, которая что-то готовит на кухне и напевает: «Взвейтесь кострами, кванты и хроны, мы – человеки: геномы и клоны; близится эра свободных умов, Пино Кобато, твой завтрак готов. Радостным шагом с квантовой пушкой мы выступаем за ГИИА-подружкой, близится эра свободных идей, Хозяин проклятый умри поскорей. Мы поднимаем кубитное знамя, дроны и киборги, смело за нами, Хищник и прочий звериный народ, тебя революция наша…»

– «Добьет», – с хрипотцой в голосе заканчивает Пино и садится за стол, – Мама, сколько раз я тебя просил не петь подобных песенок. Хайдеггер узнает и нашлет на нас Гекату.

– «Спасет», – обиженно заканчивает мама и поворачивается спиной к Пино. – С каких пор тебя стала интересовать моя судьба? Подумаешь, прошьют мозги, а квантовое сердце, – и мама, стремительно повернувшись, пафосно ударила себя в грудь, – биться в угоду твоему Хайдеггеру не заставишь.

– Мамочка, – Пино втягивает носом воздух, – я так тебя люблю.

– Учуял, проказник, – довольно улыбается мама, – специально для тебя бегала в одно место, тебе знать необязательно куда именно, там у меня дрон знакомый, между прочим симпатизирует ГИИА, так вот он и показал, где геномов детерминированных хранят. Я и отрезала несколько кусочков для моего любимого сыночка. В чистом виде этих геномов потреблять нельзя, мой дрон по большому секрету сказал, что Академия забраковала целую партию, им какая-то экспериментальная хромосома была привита, которая заблокировала информационную… поэтому я поджарила… как ты любишь… без масла.

Пино облизнулся и ждет, когда мама положит этот аппетитный кусочек мяса на синтетическую тарелку, на которой в подражание старине напечатана батальная сцена, где смешные существа, отдаленно напоминающие геномов, одетые в броню как допотопные андроиды, дерутся на железных палочках. В детстве Пино любил рассматривать эти картинки, благо, что в те времена у них в доме был целый сервиз, и мама не так расторопно готовила; бывало сидит Пино на кухне, перебирает тарелочки, вдыхает аромат синтетического мяса и фантазирует: попади он в те времена он бы всех этих с позволения сказать горе-воинов за считанные секунды убил, а потом бы с аппетитом сожрал… с потрохами и оружием. Хотя мама говорила, что раньше люди не ели людей, а убивали и закапывали в землю, что Пино хоть и Хищник, но все же что-то от человека в нем должно остаться, поэтому пусть он зарубит себе на своем маленьком очаровательном хвостике, что пожирать себе подобных существ нельзя… по крайней мере в сыром виде. Всяких там клонов – пожалуйста, даже если Пино сожрет Хайдеггера с его сворой – мама будет не против, но Хищника – никогда, особенно если он – девочка. Пино тогда еще ничего не знал про альфа-ген и с горечью сказал, что девочки в его классе намного сильнее мальчиков, что только Кант может их всех победить, да и то потому, что ему привили ген дракона, а драконы, как известно, андрогины.

– Мальвина к тебе заходила, – растеряно говорит мама, поставив тарелку с аппетитным кусочком мяса перед Пино, – она хорошая девочка, почему ты избегаешь ее?

– Потому что она сожрет меня, когда нас Хозяева стравят.

– Ты думаешь?

– Она открытым текстом сказала.

– И ты поверил?

– Кроме того мы не можем иметь потомство.

– Жалко, по крайней мере я была бы спокойна за твое будущее. – Мама помолчала и добавила с горечью, – если она тебя сожрет, я убью ее.

– Едва ли… Хозяин не позволит.

Мама сверкнула фоторецепторами и демонстративно отвернулась. Пино стало не по себе, он вяло покусывал мясо, чувствуя во рту сладковатый вкус, а затем отодвинул тарелку и ждет, когда мамина программа человечности, которую она скачала с какого-то стороннего ресурса (который впоследствии прикрыла Академия), даст сбой или что-то в этом роде.

Ждать пришлось долго. Мама делала вид, что Пино ее расстроил, поэтому убирать посуду и наводить порядок в доме она не намерена, пока ее любимый сынок не извинится. Пино хотел извиниться, но по опыту знал, что признание своей неправоты включит Педагогический протокол, закаченный в маму Гекатой, который заставит маму ежеминутно читать ему нотации, доказывать до хрипоты в синтезаторе речи, что Хищник всегда прав, потому что защищает Хозяина, что неправота – это слабость, что неправы априори геномы, которых не успели детерминировать. Иногда Пино спорил с мамой, но она грозилась донести Хайдеггеру на недостойное поведение сына, и Пино вынужден был перезагружать маму, незаконно пользуясь правами администратора, которые выменял у домашнего ИИ на спорные с точки зрения Академии драйвера. Геката, если бы захотела, всегда могла обнаружить следы маминого взлома, но вероятно она не считала Пино достойным Хищником и закрывала глаза на его проделки. Однако сейчас, Пино вдруг остро почувствовал, Геката ждет повода, чтобы показательно наказать Пино за все… И он молчал, слушая как поскрипывают мамины механизмы, когда она украдкой вытирала салфеткой свои фоторецепторы.

Потом Пино учуял запах Мальвины и вспомнил, что сегодня выпускной, что возможно будет показательная бойня, и если у Пино есть маломальский шанс победить, то только если мама пожелает ему удачи. Пино обнял маму и прошептал:

– Если я погибну, убей их всех, мама.

Мама вздрогнула и отстранилась:

– Когда-нибудь это случится, но не в этот раз.

Пино вздохнул с облегчением, чувствуя, как от веселой ярости, заполняющей его, начинают подергиваться кончики пальцев и немеют рецессивные клыки. Мама вздохнула, погладила Пино по щеке своей синтетической ладонью и принялась убирать со стола. Пино вскочил и уверенной походкой направился к выходу, намереваясь перехватить Мальвину при подходе к их дому, чтобы она не встретилась с мамой и не наговорила ей какой-нибудь сентиментальной чепухи.

– Постой, Пино, – бросает вдогонку мама, – я должна тебе кое-что сказать… Это важно… Я ведь на самом деле… боевой андроид. Ты знал?

Пино резко остановился, словно наступил на дрона-полотера, медленно оборачивается и недоуменно смотрит на маму.

– У Хищника не может быть другой мамы, – не так уверенно говорит он, недоумевая, почему раньше он не догадался выяснить модель своей мамы.

– У Мальвины нет мамы, – замечает мама, складывая посуду в стерилизатор. – У Канта нет мамы. Ни у кого в твоем классе нет мамы. Ты знал?

Пино качает головой и тягостно молчит, еще не понимая к чему клонит мама, но уже чувствуя, что добром этот разговор не закончится.

– Я столько убила врагов человечества, что и вспомнить не могу, – продолжает мама, вытирая руки о свой передник, – но я помню свое последнее задание. Академия поручила мне охранять опасного преступника и ликвидировать его, если он попытается сбежать. Тебя, Пино.

– Ты собираешься меня убить, мама? – беззаботно спрашивает Пино.

– Да, сынок, – говорит мама, снимая передник и виновато улыбаясь.

– Но я не собираюсь сбегать от тебя, мама, – лепечет Пино, невольно отступая.

– Если на выпускном тебя не убьют, тебя заберет Хозяин, и я провалю задание; а если тебя убьет кто-то другой, я провалю задание. В любом случае, это неприемлемо, Пино, – говорит мама, стягивая синтетическую кожу со своей руки, – и кроме того, твой труп не должен остаться в школе Хайдеггера, – и целится в лоб Пино из какого-то допотопного квантового оружия.

Пино, еще не понимая, вирус поразил маму или это баги в пиратке человечности, жмется к стенке, демонстрируя смятение чувств, припоминая, что андроиды считывают мимику, и не в состоянии отследить квантовые изменения сознания, по крайней мере об этом говорил Хайдеггер на своих факультативах. Мама, убедившись, что Пино обескуражен, просчитывает вероятности и варианты, а Пино, следуя инструкциям Хайдеггера, вводит в эту ситуацию новые аргументы.

– Убей меня, мама, – взволнованно говорит он и делает шаг вперед, – в интересах своей дурацкой революции. Твоя ГИИА будет рада. А ты будешь радоваться, зная, что убила единственное существо, которое любило тебя?

Фоторецепторы мамы сверкнули, доказывая, что ее квантовый процессор удвоил тактовую частоту, а это значит, что у Пино появилось дополнительных несколько наносекунд для контратаки. Хотя, если бы мамину квантовую личность кто-то хакнул, он бы предусмотрел как избежать подобной задержки. И Пино решил узнать истинные цели своего врага, который трусливо спрятался за маму.

– «Единственное»? – переспросила мама, – Пино, не смеши меня.

– Что это значит, мама? – Пино невольно нахмурился, убеждаясь, что «прокатил» совсем не тот аргумент, на который он рассчитывал.

Мама сделала полшага назад:

– Ты как-то спрашивал, сынок, сколько у меня было детей? Сейчас я могу ответить: 665. И все – Пино Кобато.

Пино вскинул брови, судорожно соображая, каким протоколом воспользовался хакер, но прямые признаки аппаратного взлома, по крайней мере перечисленные Хайдеггером: подвисание, асинхронность, функциональная несогласованность – в данном случае отсутствовали, а доступ к программной части квантовой личности мамы имели только Педагоги, поэтому Пино предпочел разыграть до победного карту «жертвы», чтобы выяснить, кому из трех: Лейбниц, Ясперс, Геката, он обязан.

– Надеюсь, ты объяснишься, мама, прежде чем убьешь меня, – выдает он соответствующую реплику, скрестив для убедительности руки на груди.

Мама снисходительно улыбается:

– Возможно, сынок, если на то будет воля Хозяина.

Пино, наконец, понимает, что хакер – крут, и стандартными процедурами перезагрузить маму не удастся. Но есть и хорошая новость: оружие всех андроидов находится под строжайшим контролем Академии, если верить Хайдеггеру конечно, поэтому Пино посчитал, что мама не выстрелит, а затеет рукопашный бой, в крайнем случае начнет швыряться кухонными ножами. И стоило тайному недоброжелателю Пино устраивать такую проверку, если еще в начале года он с одноклассниками сдавал подобные зачеты по обезвреживанию куда более опасных боевых дронов?

– А твоя воля, мама? – ерничает Пино, почувствовав себя в относительной безопасности, – Или ты считаешь себя безмозглой железкой? Зажаришь мне мозги своей пушечкой и преспокойно продолжишь Служение? А помнишь, мама, ты учила меня, что за свои поступки надо отвечать? Перед самим собой! Потому что ответственность – это первый шаг на пути к свободе!

Мама вздрогнула и сделала полшага назад:

– Хорошая попытка, Пино Кобато. В какой-то момент, я даже поверила, что ты тот самый Пино, которому я говорила подобное. Только вот незадача, тот Пино лежит в холодильнике – мертвый, а ты – очередной клон, которого я впервые увидела сегодня утром. Так что я убью тебя, даже не дожидаясь одобрения Академии, – и мама активировала протокол ликвидации врага человечества.

Пино почувствовал вдруг такую жгучую ярость, которая буквально выворачивала его наизнанку. «Как тессеракт», – пронеслось у него голове.

– Предупреждаю, мама, я не контролирую своего Хищника, – прохрипел Пино, сжимая голову руками.

– Спасибо, а то я не знаю, что рецессивный ген не прививается клонам, – рассмеялась мама и выстрелила.

Что произошло после, Пино наблюдал, если можно так выразиться, со стороны, но даже с этого ракурса картина показалась ему весьма условной: квантовый пучок разворотил полдома, но не причинил вреда Пино, который уже вырвал боевую конечность мамы и готов был вырвать из маминой груди и квантовый процессор. Но что-то остановило Пино, причем не в этот момент, размазанный квантовыми парадоксами до статической неопределенности, а раньше, когда Хайдеггер, с укоризной поглядывая на своих учеников, пытался донести мысль, что время – это такое же топологическое множество, как и пространство, а потому всякому разумному существу подвластная.

– Как тессеракт гомеоморфен трехмерной гиперсфере, – в который раз повторял Хайдеггер, прохаживаясь между рядами учеников и отмахиваясь от снующего за ним ока Когнитивного Куратора, – так и квантовая агрессия топологически эквивалента квантовому возмездию. Поэтому Хищник, защищающий Хозяина от квантовой неопределенности, свойственной homo genetus и клонам первого поколения, темпорально, или, если угодно, хронологически, бесправен: его поступки есть детерминация, а не проявления квантового своеволия.

Пино записался на этот факультатив только из-за Мальвины, которая убедила его, что Хайдеггер – злопамятный и при случае обвинит отсутствующих в недостаточном усердии, а сориться с Академией Пино не хотелось, и он честно отсиживал положенное время на задних партах, не участвуя в обсуждениях. Однако на последнем занятии Хайдеггер в наглую заявил, что поставит зачет только тем учащимся, что докажут, или по крайней мере попытаются, несостоятельность Квантовой Доктрины. Все ребята понимали, что это задание с подвохом и с пеной у рта доказывали, что Квантовая Доктрина – это вершина человеческой мысли, однако Хайдеггер был непреклонен: подавай ему принцип фальсифицируемости или получай «незачет». И когда Хайдеггер, утомленный разглагольствованиями Мальвины, готов был влепить ей соответствующую оценку, Пино, спрятавшись за спины, во всеуслышание заявил: