У меня нет имени

Даниил Азаров

У меня нет имени

У меня нет имени

1

Он брёл сквозь чернеющий зимний лес с остервенением обречённого. Проваливаясь по колено в снег, цепляясь за тонкие голые ветки, упрямо шёл вперёд. Спотыкался и падал, но снова вставал и шёл дальше. Его одежда давно промокла и совсем не грела. Джинсы ледяными струпьями облепили ноги, хрустели на каждом шагу, замерзая всё больше и больше. Про лёгкие кроссовки можно даже не вспоминать. Самой тёплой вещью была куртка, но толку от неё было немного. Сзади болтался большой походный рюкзак. Он явно мешал мужчине, становясь с каждым шагом всё тяжелее и тяжелее. К тому же, невероятно болела нога.

Он остановился, привалившись к дереву, глубоко вздохнул.

И без того худощавое скуластое лицо заострилось ещё больше. Глаза лихорадочно блестели, от усталости под ними появились тёмные круги. Мужчина был крайне измотан, и если бы не смуглая кожа, его могли бы принять за мертвеца. Или вампира. Хотя как раз мертвецом он мог стать очень скоро. Гораздо раньше, чем сам того хотел.

– Я выберусь, я обязательно выберусь. Чёрта с два меня поймают.

Эти слова он повторял себе, словно мантру, всю дорогу. Хотя сам уже не верил в то, что твердил сквозь зубы.

Усталость валила с ног. Он понимал, что если остановится, холод убьёт его. Нежно, неторопливо, утянет в сон и всё.

Но, может, всё-таки присесть? Просто на минутку присесть и перевести дух. В этом ведь нет ничего страшного? Опустится у этого ствола на землю, посидит и пойдёт дальше. Надо только чуть-чуть отдохнуть.

Он начал оседать на белый рыхлый снег. Такой гостеприимный снег.

Луна насмешливо скалилась сквозь бесконечные голые ветви деревьев.

Отдохни.

И потом пойдёшь дальше, обязательно.

Просто присядь вот тут, а я посторожу твоё коченеющее тело.

Отдохни.

Рука опустилась к бедру, нащупала на джинсах дырку с опалёнными краями. Кровь вокруг уже запеклась, но маленькая струйка всё ещё стекала, окрашивая снег под деревом в нежно-розовый цвет. Рука замерла на секунду, как бы раздумывая, а затем указательный палец с силой ткнул внутрь раны. Выбрасывая последние остатки адреналина в кровь, яркая вспышка боли почти ослепила его.

Мужчина заревел, как раненый бык, оттолкнулся от дерева и снова побрёл вперёд, раскидывая перед собой снег и припадая на раскалённую от боли ногу.

Он уже не понимал, куда идёт. Только инстинкт самосохранения гнал всё дальше и дальше, уводя от преследователей. Тот же инстинкт загонял вглубь чёрной зимней чащи. Но об этом у него не было сил беспокоиться, главное – идти вперёд. Оторваться от погони, а там что-нибудь придумается.

Главное – идти вперёд.

Вдруг споткнулся о дерево, заметённое снегом, нелепо раскинул руки, покатился кубарем вперёд – в небольшой овраг. Встать уже не было сил. Проклятый рюкзак давил к земле. Ухватившись за кустарник, с трудом вылез и увидел над оврагом поляну, а там…

Мужчина чертыхнулся и протёр лицо от снега, налипшего от падения в сугроб.

Это было удивительно.

Как мираж, посреди беспощадного белого безмолвия, посередине поляны, стоял небольшой деревянный храм с крестом на верхушке. И из его окон струился уютный тёплый свет.

2

Он даже не запомнил, как прошёл, хотя скорее прополз, последние десять метров до спасительного тепла. Мужчина молился, чтобы дверь оказалась открытой, потому что замёрзнуть на ступеньках храма – это ни в какие ворота.

С трудом поднявшись на крыльцо, замер и прислушался к звукам в храме. Затем дрожащими от холода руками достал из-за пазухи пистолет, еле-еле передёрнул затвор, толкнул дверь. Она отворилась неожиданно легко. Мужчина, не удержав равновесия, завалился внутрь.

В нос ударил сильный запах благовоний, корицы (откуда здесь могла быть корица?) и ещё чего-то – неуловимый сладковатый аромат. Может, от резкой перемены температуры, а может, от нахлынувших удушливых запахов закружилась голова. Перед глазами всё поплыло, он тяжело осел прямо в прихожей, беспомощно выставив перед собой оружие.

Внутри и впрямь было очень тепло, даже жарко. Большая комната отапливалась маленькой печкой, труба которой уходила в забитое фанерой окно. Рядом с ней стоял грубо сколоченный обеденный стол с парой керосиновых ламп. Только они освещали комнату, если не считать ещё с десяток плоских свечей в металлических бра. Рядом с печкой была собранная на скорую руку кухонька с маленькой газовой плиткой и парой шкафчиков.

На стенах храма висели иконы, а посередине стоял небольшой алтарь, около которого возился худощавый человек преклонных лет.

Хозяин обернулся на шум и всплеснул руками.

– Ох ты ж! Не ждали, не гадали, а к нам гости!

Он был совсем не похож на священнослужителя. Толстые шерстяные носки, тренировочные штаны, байковая рубашка и тёплая жилетка.

Как загнанный зверь, мужчина с пистолетом прижался к стене, огляделся. Остановился на иконах на секунду, увидел хозяина храма, попытался поднять пистолет.

– Ну-ну, тише, грозный какой, – ласково проговорил тот.

Старик аккуратно забрал оружие, положил рядом, подхватил под руку незнакомца и, крякнув, поднял его с пола.

– Ну и тяжёлый же ты, зараза!

Они прошли пару шагов, гость застонал, наступив на раненую ногу, начал снова оседать.

– Да ёшки матрёшки! – выругался старик.

Еле удерживая мужчину, посмотрел вниз и увидел штанину, насквозь пропитанную кровью.

– Час от часу не легче! И откуда ты только взялся на мою голову? – проворчал хозяин.

– Хотя, – он снова оглядел незнакомца, ехидно усмехнулся, – может, и будет от тебя толк. Поглядим.

Вдвоём они доковыляли до двери в задней части комнаты. За ней была маленькая тёмная спальня без окон с двуспальной кроватью и тумбочкой, на которой стояла ещё одна керосиновая лампа.

Старик помог гостю скинуть рюкзак и сесть на край кровати. Достал из кармана тренировочных штанов спички, снял стеклянную колбу, зажёг чёрный фитиль керосинки.

Когда снова повернулся к раненому, тот уже крепко спал, прислонившись к стене.

3

Мужчина проснулся. Открыл глаза, но ничего не изменилось: вокруг был по-прежнему лишь плотный мрак.

Испугавшись, начал вертеть головой, увидел тоненькую полоску света, скорее всего, из-под двери, немного успокоился. Ещё пара минут ему потребовалась, чтобы вспомнить, где он и что с ним случилось.

Поморщившись от зудящей боли в ноге, сел на кровати. Он обнаружил, что из одежды на нём остались только трусы, а правая нога крепко забинтована. Стараясь не ступать на больную ногу, прохромал к полоске света.

Старик возился у печки. Помешивая что-то в булькающей кастрюльке, напевал себе под нос и, услышав скрип двери, обернулся с широкой улыбкой.

– А ты горазд спать! Как нога? Я уж постарался, как мог.

Раненый не ответил на улыбку, проковылял к столу, снова поморщившись, медленно сел на лавку.

– И где же это ты научился пули вынимать, а?

– Ну, – развёл руками священник, – поживёшь тут с моё – не такое сможешь делать. Ужинать будешь?

Старик поставил на стол две тарелки с густой мясной похлёбкой. Достал из шкафчиков пару ложек, уселся напротив гостя.

Тот хмуро и подозрительно посмотрел на тарелку, тяжело вздохнул, протянул руку старику через стол.

– Миша.

– Анатолий Николаевич, то есть Анатолий, – снова улыбнулся старик.

– Толя, стало быть, – добавил раненый, взял ложку и осторожно, чтобы не обжечься, попробовал похлёбку.

– А вкусно! – удивлённо проговорил он.

– Это было проще, чем вытаскивать из тебя пулю, – довольно хмыкнул старик.

– Может, расскажешь, что с тобой случилось? Незваные гости у меня не часто бывают, чтоб ещё и такие, – Анатолий замолчал в ожидании.

– Знаешь, – ответил Михаил, – мой отец, старый козёл, любил говорить: «Задавая вопрос, будь готов к ответу». Так вот, ты уверен, что готов?

– Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – процитировал в ответ хозяин.

– Это ты к чему?

– Долго жил, много видел. Но ты можешь попробовать меня удивить.

– Затейно лепишь, дед. Инкассаторов мы кинули, только не тех, кого надо.

– В смысле?

– Ну, как тебе объяснить? Одна машина может сегодня ехать в обычный банк за деньгами, а завтра, – Михаил замялся на секунду, – к более серьёзным людям. А наш наводчик, дебил, перепутал дни…

– И вы взяли не те деньги, – закончил за него Анатолий.

– Быстро смекаешь, – усмехнулся Михаил.

Он доел похлёбку, оставил ложку в тарелке и отодвинул её от себя.

– В общем, нашли нас быстро, успел свалить только я. Да и то недалеко. Погоня, стрельба – всё как в кино, короче. А кстати, где мой....

– Там, в комнате, стоит, не переживай. Мне тут деньги ни к чему.

Священник тоже доел, собрал тарелки и отнёс их на кухню.

– Что думаешь дальше делать?

– Ну, раз меня до сих пор здесь не нашли, значит, можно отсидеться, ногу залечить хотя бы.

Гость быстро глянул на Анатолия.

– Если ты не против, конечно.

– Да боже упаси, оставайся, само собой. Скрасишь моё одиночество.

– А кстати, ты сам-то здесь что делаешь?

Михаил посмотрел на иконы вокруг, на алтарь и триптих впереди.

– По идейным соображениям? Или тоже спасаешься от чего-то?

Анатолий Николаевич вернулся к столу с двумя кружками.

– Держи, травяной чай. Успокаивает, тонизирует и всё такое. – Подул на свою, продолжил: – Наверное, больше по идейным. Утомил меня город, бесконечная суета. А здесь хорошо, тихо, спокойно. Летом так вообще красота.

– И что, сам себе молебны тут проводишь? – хмыкнул Михаил.

– Ну почему сам себе? Кто знает, тот приезжает ко мне иногда на службы, детей покрестить. Я тебе скажу, что нонче человек не особо доверяет городским церквям и священникам. Церковь себя в целом… Как же это слово… – Анатолий задумался.

– Дискредитировала, – подсказал ему Миша.

– Да! Именно. Все эти скандалы, слухи, дорогие машины… В общем, народ стал ездить за верой подальше от больших городов.

– Твоя правда. Так получается, люди у тебя всё-таки бывают?

Сначала Анатолий не понял, что имеет в виду его гость, но потом улыбнулся и покачал отрицательно головой.

– Не переживай, зимой почти никого. Сам же видел: дороги ко мне прямой нет, а по таким сугробам кому захочется тащиться?

– Ладно, – Михаил опёрся о стол и встал, стараясь не нагружать раненую ногу, – что-то я опять залипать начал, пойду прилягу.

Хромая, он пошёл обратно в комнатку. На полпути вдруг обернулся:

– Слушай, Толь, а если я там кровать занял, то ты…

– Всё нормально, – махнул рукой хозяин, – я раскладушку себе поставил у печки, пока там посплю. Поправишься – переедешь на моё место.

Михаил кивнул и поковылял дальше.

На этот раз он сам зажёг керосинку, проверил рюкзак, недоуменно покачал головой.

– Надо же, и правда, ничего не взял, даже ствол вернул, – пробормотал мужчина себе под нос. – Чудной дед.

Прилёг на жёсткую деревянную кровать и почти сразу уснул.

4

За ночь керосиновая лампа успела догореть. Он снова проснулся в полной темноте. Нога болела уже не так сильно, но всё ещё ощутимо.

Хромая, вышел из комнатки как раз, когда Анатолий Николаевич поставил на стол большую сковородку с яичницей. Увидел нового соседа и добродушно пожурил:

– Я уж подумал, помер ты там, что ль, всё спишь и спишь. Садись завтракать, пока не остыло.

– Не дождёшься, – хмыкнул в ответ Михаил.

Они позавтракали. Анатолий сварил кофе.

– Толь, а где шмотьё моё? – спросил Миша, прихлёбывая обжигающий напиток.

– Так вон же, у печки висит. Я джинсы-то почистил, но не обессудь. Уж как получилось.

– Да какой там, Толь? – замотал головой его гость, – и так мамкой за мной ухаживаешь.

Анатолий молча кивнул, начал собираться на улицу.

– Я пойду за дровами схожу, тут рядом. Ежели чё, кухня вся твоя. Вон, под окном, видишь шкафчик? Это ледник, с холодильником здесь беда, сам понимаешь. В общем, там продукты, бери, коли понадобятся. И не шали.

– Погоди, туалет где у тебя?

– А, это ты на улицу выйдешь, прям за домом стоит.

Анатолий Николаевич натянул валенки, махнул рукой и вышел в ослепительную белизну январского дня.

Михаил допил кофе, оставил кружку на столе, пошёл снимать вещи с натянутых над печкой верёвок.

Через полчаса он стоял на крыльце храма в раздумьях, как ему дойти до туалета. Ведь снега намело столько, что, казалось, сделай шаг – провалишься по пояс. И в этом его также убеждала цепочка глубоких следов, оставленных гостеприимным хозяином. Но тот был в валенках, а у Михаила лишь кроссовки, от которых мало толку.

Правда, особых вариантов не было. Конечно, по малой нужде он бы и с крылечка сходил, если бы хотел только по малой…

Чертыхнувшись про себя, сделал первый шаг, тут же провалившись почти по колено в снег. Ну, хоть не по пояс.

Продолжая ругать эту зиму и проклятый снег, обогнул дом, увидел небольшой туалет с остроугольной крышей, покрытой огромной шапкой снега.

– Не хватало ещё, чтоб меня в туалете крышей придавило, – пробурчал и пошёл (хотя, скорее, продолжил пробиваться сквозь снег) к своей цели.

Продрогнув, быстро сделал все свои дела и с ужасом понял, что такие походы теперь ему придётся совершать не меньше пары раз в день. А если дед напортачит со стряпнёй, то даже чаще.

Он вышел, в сердцах хлопнул хлипкой деревянной дверцей. С крыши, тихо хрустнув, поехал наст снега. Ухнул прямо рядом с мужчиной, разметав всё под собой.

– Сука! – вскрикнул от испуга, отскочив в сторону, насколько ему позволяла раненая нога. – Нервы ни к чёрту! – продолжил он диалог сам с собой, но вдруг осёкся на полуслове.

У туалета, как раз там, где упал снег, что-то чернело. Аккуратно, косясь на крышу, он подошёл поближе и остолбенел от вида находки.

Привалившись к стенке, явно от кого-то прячась, сидел замёрзший насмерть ребёнок. Девочка. Михаила замутило от увиденного, он опёрся рукой о туалет.

Может, тоже заблудилась? Не смогла дойти до крыльца?

Перевёл дух, подошёл к замёрзшей девочке поближе. Нет. Она точно здесь пряталась от кого-то или от чего-то. Сжимая в руках простенькую тряпичную куклу, словно украдкой пыталась выглянуть из-за угла. В сторону храма.

Но почему так и не вышла? Что её испугало? Что заставило сидеть тут и замерзать под непрерывным снегопадом?

Он вспомнил, как сам недавно чуть не остался лежать под деревом, укутанный белым холодным саваном.

Говорят, под снегом человеку становится тепло, он засыпает и замерзает. Вот как эта девочка. Только у неё глаза открыты.

Всё-таки его вырвало.

Спустя пару минут, когда более-менее оклемался, Михаил заставил себя подойти к ней вплотную. Лёгкая курточка, штаны и валенки. В одной руке она сжимала куклу, а в кулачке другой – конец цепочки, свисающей с шеи. «Крестик», —отрешённо подумал Михаил, не отрывая глаз от девочки.

Смутное и очень плохое предчувствие зашевелилось внутри.

Присел, пытаясь понять, куда она смотрела перед самой смертью. Вроде бы в сторону храма. Хотя нет, чуть дальше, скорее за него.

Он присмотрелся и увидел огромный сугроб у заднего фасада дома.

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, поспешил в ту сторону. Вблизи оказалось, что это был не сугроб, а здание, похожее на сарайчик или сильно занесённую снегом пристройку к дому.

Михаил пытался найти дверь, пока не наткнулся на большой амбарный замок. Поразмыслив пару секунд, достал из джинсов складной нож, выдвинул отвёртку. Недолго провозившись с замёрзшей железкой, всё-таки услышал долгожданный щелчок и скинул замок на землю.

Вошёл внутрь, потихоньку привыкая к мягкому полумраку после яркого дня снаружи. Вдоль стен стояли полки, уставленные бесчисленными банками с консервами и зимними заготовками. В дальнем углу он увидел три пары лыж.

Две – взрослых и одна – детских.

Внутри него что-то оборвалось.

Толя, Толик, Анатолий. Ну, держись, сука!

Рядом с лыжами стояли большие деревянные сани, накрытые огромным цветным одеялом. Повинуясь внезапному порыву, Михаил сделал пару шагов и скинул одеяло на дощатый пол.

Знай, что там увидит, он бы не сделал этого никогда в жизни.

Вообще. Совсем.

Там лежали два голых тела, порубленных на части. Мужчина и женщина. Хотя даже это можно было понять с трудом. Куски нарубленных рук и ног прикрывали выпотрошенные туловища. Две отсечённые головы венчали эту жуткую пирамиду из мяса и костей. Их рты были приоткрыты. Они смотрели друг на друга, словно застыв перед своим последним поцелуем.

– Ты знаешь, что любопытство сгубило кошку? – услышал знакомый голос Михаил.

Он дёрнулся было, но затем почувствовал удар по затылку и провалился в темноту.

5

Теперь у него болела не только нога, но и голова.

А ещё было чертовски холодно.

Он приоткрыл глаза и понял, что до сих пор находится в сарае.

Михаил попробовал пошевелиться, но смог лишь немного поболтать ногами, чиркнув пару раз о землю. Руки были привязаны к одной из несущих балок сарая.

Он несколько раз качнулся, услышал самый лучший звук в жизни. Слабое потрескивание старой древесины. Мужчина продолжил раскачиваться, радуясь, как ребёнок, каждому новому треску. Казалось, что весь сарай ходит ходуном вместе с ним.

Вдруг распахнулась дверь. Внутрь вошёл бывший радушный хозяин.

– Ну ты что это тут устроил? – почти ласково пожурил Михаила.

Под мышкой он держал складной столик, в руке – керосиновую лампу.

Его пленник перестал раскачиваться и злобно уставился на вошедшего.

– А ты, Толик, – гнида больная, оказывается, – презрительно процедил Михаил, кивнув на сани с порубленными телами.

– Отнюдь, – всё так же добродушно ответил Анатолий, – просто я был голоден, а без мяса я не могу.

– Без человеческого?!

– И что тут такого? Тебе тоже понравилось.

Он хохотнул, поставил столик, на него – керосинку. Зажёг её, сделал свет ярче. Затем старик вынул из-за пазухи скальпель, положил рядом с лампой.

Михаил вспомнил мясную похлёбку, и его накрыла волна тошноты.

– А как ты мне складно пел про людей, про их веру, – выдавил он из себя. – А меня что? Хотел попозже сожрать?

– Ну надо же было мне как-то поддержать беседу, вот я тебе и пересказал всё, чем меня успел достать этот святоша.

Он подошёл вплотную, и Михаил снова почувствовал слабый запах корицы.

– Что касается тебя, ты слишком ценен для меня. Я подарю тебе возможность, немыслимую для такого жалкого создания, как ты. Ты поучаствуешь в моём бесконечном цикле перерождения. Поэтому я тебя даже подлечил.

Черты лица Анатолия внезапно заострились, кожа обтянула выступающие скулы и прибрела цвет старого пергамента. За секунду он будто постарел лет на двадцать, не меньше.

– Твою мать! Да кто ты вообще такой? – отшатнулся от него Михаил.

– Я? Никто, – оскалился дед, – у меня нет имени.

Отошёл к столику и взял в руки скальпель.

– Я никто! И я всё!

Он истерично рассмеялся.

– Спроси меня, что будет дальше. Давай, спроси!

Не отрывая взгляда от Анатолия, Михаил ухватился покрепче за деревянную балку и снова начал на ней незаметно раскачиваться.

– И что же будет дальше?

– Забавно, что ты спросил.

Поигрывая лезвием, старик начал не спеша подходить к пленнику.

– Сначала я срежу твоё лицо, будет больно, – он снова хихикнул, – потом я срежу лицо себе. Могу утешить, что мне тоже будет не очень приятно. Но умереть ты не успеешь, потому что я отдам тебе своё и продолжу жить в новом теле! Здорово, правда?

– Да просто охренительно, – процедил Михаил.

Затем он снова качнулся, уже сильнее. Подтянул ноги к груди и, резко выпрямив их, ударил в грудь Анатолия, подходившего к нему. Тот отлетел обратно к столику. Упал, опрокидывая на себя горящую лампу.

Михаил навалился всем весом, рванул что есть силы. Балка затрещала, но устояла.

Горящий керосин моментально разлился по дощатому полу и по одежде Анатолия. Тот заверещал, вскочил на ноги, сбивая с себя пламя.

Михаил подтянулся, насколько смог. Несколько раз раскачался, резко отпустил руки. Доска лопнула громко, как выстрел, и он всей тяжестью рухнул на спину. Весь сарай ходил ходуном благодаря его упражнениям.

Он лежал, хватая ртом воздух, и видел, как под тяжестью снега на крыше выгнулась и треснула ещё одна доска. Затем ещё одна.

Анатолий наконец скинул горящую куртку. Удивлённо уставился на лежащего пленника. Старик шагнул к Михаилу, но в это мгновенье прямо над ним звонко лопнула очередная балка. Её конец, отскочивший вниз, превратил голову старика в кровавую кашу. Посыпались деревянная труха, шифер, и бесконечная лавина снега погребла его под собой.

Но сарай продолжало штормить. Рядом с Михаилом захрустела и обвалилась часть стены. Он кое-как поднялся. Втянув голову, рванул в сторону образовавшегося пролома. Едва мужчина успел выскочить, как строение сложилось, словно карточный домик.

6

Михаил лежал на снегу, переводя дух. Всё произошедшее казалось каким-то дурным сном. Мёртвая девочка, тела, порубленные в конструктор «Лего», психопат-каннибал. А как лицо старика изменилось за долю секунды? Но это точно было невозможно. Скорее всего, сумрак и игра света. Такого просто не могло быть.

Вообще, из-за дерьма, свалившегося на него за последние пару дней, ему точно стоило поставить свечку.

Мужчина сел, набрал полную горсть снега, растёр лицо до красноты. Но только он хотел встать, чтобы отправиться в дом, как заметил движение в развалинах сарая. Михаил замер и присмотрелся.

Обломки зашевелились. Оттуда поднялась очень длинная тонкая мохнатая паучья лапа. Потом к ней присоединилась вторая. Вместе они шарили вокруг себя, тыкая наугад и всё время проваливаясь в снег. Но затем нащупали что-то твёрдое, упёрлись, и снег под ними вздулся белым пузырём.

Сбрасывая с себя остатки сарая, поднялось тело Анатолия. Лапы росли у него прямо из спины, почти у лопаток. Мастерски балансируя на паре кусков шифера, лапы вытаскивали тело хозяина из обломков.

Михаил оцепенел от ужаса.

Вот старик уже весь появился из-под завала. Лапы чуть опустились, поставили его на слегка подгибающиеся ноги. Голова существа болталась и была неестественно вывернута набок. Один глаз почти вытек и висел на тоненькой струне нерва. Второй, багрово-красный, смотрел на Михаила.

На плечах существа под разодранной рубашкой что-то зашевелилось. Ткань натянулась, порвалась. Оттуда вылезли влажные хитиновые хелицеры, которые ощупали голову, затем с лёгким чавканьем проткнули виски, потянули голову вверх, возвращая ей привычное положение.

– А вот теперь, малыш, я тебя точно сожру… живьём, – просипела тварь, пуская кровавые пузыри.

Когда существо шагнуло к Михаилу, в его голове взревела сирена. Проваливаясь в снег, он побежал в сторону крыльца.

– Сука, бред. Ну не может быть. Да что за херня?! Да как так-то?

Повторяя без конца эту фразу, взлетел по ступенькам. Захлопнул дверь. Чем запереть? Щеколдой? Смешно.

Он услышал звон разбитого окна. В комнату пролезла одна из паучьих лап.

– Раз, два, три, четыре, пять, я ищу, кого сожрать, – пропело существо.

Михаил схватил табуретку. Со всей силы ударил по лапе. Снаружи раздался сиплый визг, и она убралась обратно.

Мысли лихорадочно метались в голове. Что же делать?

Пистолет!

Но чутьё подсказывало, что недаром дед оставил его в рюкзаке. Скорее всего, ствол бесполезен.

Он в панике крутился по комнате, ища хоть что-то. Можно подпереть дверь столом. Ненадолго, но это его задержит, а что дальше? Дальше эта тварь выломает дверь и сожрёт его. Адреналин бил фонтаном, заставляя мозг искать выход из ситуации.

Печка, кухня, алтарь… Стоп! Кухня! Газовая плита! Михаил метнулся к плитке. Оторвал шланг, швырнул баллон к двери. Затем открыл нижний шкафчик и расплылся в мрачной улыбке: там стояла ещё пара запасных.

Стук паучьих лап раздался на крыльце.

Мужчина кинул остальные баллоны как можно ближе к входу, рванул в комнату. Открыл рюкзак, достал чёрный короткий пистолет.

Дверь в храм распахнулась, немного подвинув один из баллонов. Вперёд протиснулись две длинные лапы, втаскивая за собой тело.

Михаил щёлкнул предохранителем, вскинул оружие. А что, если дед вытащил патроны? Волна ледяного ужаса прошлась по всему телу, заставляя кожу ощетиниться мурашками.

Существо остановилось у входа. Хелицеры чуть наклонили голову вперёд.

– Ты правда думаешь, что твоя игрушка тебе поможет, дурачок? – прокаркала тварь, роняя на пол кровавые слюни.

– Вот сейчас и узнаем, – ответил Михаил, прицелился и нажал на спусковой крючок.