Алхимик из Леоса

Став невидимой, юная леди спустилась в овраг, нажала на рычаг, открыла каменную, покрытую зелёным мхом и плесенью дверь. За дверью Ласточку ждали мрачный подземный ход, огарок свечи и огниво. Сандрин зашла за дверь и нажала на второй рычаг на внутренней стене. Дверь закрылась за ней.

К полдню юная леди Сандрин вернулась в свою комнату. Она сидела, растрёпанная, на кровати и ждала, когда Габриэлла принесёт воды. Няня Мирабель суетилась вокруг девушки и пыталась её расчесать. Ласточка грустила, вспоминая вольнолюбивых фелисов. Кот Плюш, блаженствуя, грыз жирный виток кровяной колбасы у ног Сандрин.

Сонная Габриэлла принесла кувшин с водой.

– Почему холодная? – потрогав пальцем воду, спросила няня Мирабель. – Да будет тебе известно, что юная леди умывается только тёплой водой! Немедленно поменяй!

Габриэлла мотнула головой в знак согласия, заметалась по комнате и выплеснула воду в распахнутое окно. С улицы раздались крепкие мужские ругательства и злобный голос сенешаля Джека Матвина, который как раз проходил по дорожке под окнами. Ласточка злорадно улыбнулась.

Габриэлла покраснела и стыдливо опустила глаза, закатывая пальцами в трубочку край белого фартука.

Магиум № 2

Злой дух Сангиума

Пасс 1

На ходу поправляя причёску, молодая чародейка Мэг Лори спешила домой. Её соломенные волосы, забранные в пучок, разлохматились. Обветренное лицо с острым подбородком покрылось испариной. Вместе с ней бежал мальчишка и соученик Мэг Олив Стоэн. Он широко улыбался девушке и тряс склянку с жуками. Жуки шипели и звякали, ударяясь хитиновыми крылышками о стекло; банка подпрыгивала и скользила в пальцах мальчишки. Шипящие жуки водились на заливном лугу речки Звякуши, где росли белые цветы, называемые «Глазами единорога». Из жуков мастер белой магии Сенон Кябок готовил себе лекарство от зубной боли. На ногах Олива свободно болтались дырявые стоптанные ботинки, а штопанные-перештопанные чулки были сплошь покрыты грязью и сажей. Молодые люди миновали рощу шёлковых деревьев и вышли по пыльной тропинке к дороге, ведущей к городу Наве, где они проживали и учились волшебству.

В этом году стояло бархатное лето. Тёплое, солнечное, с переменными грибными дождями. В такие годы земля рождала богатые урожаи. Воздух насыщался дурманными ароматами трав, и насекомые целыми тучами носились над высокими сочными растениями, щедро опыляя их.

Солнечный свет наполнял пространство вокруг, проникал в самые потаённые уголки лесов и зарослей растений, окрашивая их нежную зелень разнообразием оттенков. В такие благодатные для природы времена часто происходили странные и неожиданные события.

Высокая и худая волшебница Мэг пыталась догнать чумазого мальчишку, чтобы выхватить банку с жуками:

– Оли, Оли, ты разобьёшь склянку – мастер рассердится!

Олив рассмеялся, прибавил шагу, вытянув руку с банкой и дразня Мэгги. Девушка хотела схватить его, но хитрец живо от неё ускользнул.

– Несносный мальчишка! – задорно крикнула чародейка.

Придерживая край платья, она помчалась вслед за Оливом. Мэгги расстраивалась вовсе не из-за шипящих жуков (их в этом году развелось очень много), а боялась, что Олив споткнётся и снова разобьёт в кровь колени. Сама волшебница ходила босиком, обувь надевала лишь осенью или зимой, стараясь избегать лишних трат на починку или покупку новой. Всё лето Мэг бегала босая, отчего ступни её ног почти не отмывались, и кожа на них стала грубой, как подошва кожаных башмаков.

Ученики чародея миновали светлую липовую рощу по вымощенной мелким камнем старой дороге.

– Какая же ты колдунья? Да у тебя сил не хватит со мной совладать! – дразнил юный ученик мага Олив подругу, размазывая рукавом серой туники грязь по лицу. Его руки несколько раз превращались в каменные глыбы, скрывая банку под коркой гранита. Мэгги с досадой посмотрела на новые дыры в чулках мальчишки, которые ей снова придётся штопать.

Три года назад отец Олива – каменотёс Грид – отдал сына мастеру магии Сенону Кябоку в обучение. Мальчик проживал своё двенадцатое лето и становился норовистым и хитрым. Чародейка Мэг полностью взяла заботу об Оливе на себя. По местным меркам Мэг Лори давно вышла из того возраста, когда девушек обычно выдавали замуж. Ей исполнилось двадцать три года.

– Ах, так? Держись, Олив! – предупредила она, извлекая из пальцев синие искорки.

Олив ударился в невидимую мягкую стену и чуть не упал. Мэгги подхватила его и прижала к себе.

– Вот видишь, я всё равно добьюсь своего, – радовалась чародейка.

– Когда я стану настоящим магом, убегу из этого города и возьму тебя в жёны, – прошептал мальчишка на ухо Мэгги.

– Глупый! – рассмеялась чародейка и поцеловала Олива в грязную щёку, – Когда ты станешь настоящим магом, я превращусь в дряхлую старуху!

Мальчишка вскочил на ноги с обиженной гримасой на лице и помчался дальше. Его русые спутанные волосы запрыгали по худым плечам.

– Вот увидишь, Мэгги, я словами не разбрасываюсь!

Наконец показалась стена небольшого городка Наве. Плотная, сложенная из мелкого камня, она опоясывала город в серое крепкое кольцо. Юные волшебники подошли к главным воротам города. У ворот Наве дежурила стража в каких-то дурацких старых доспехах. Усатый страж в шлеме с погнутым кривым забралом всегда игриво подтрунивал над Мэгги и дарил ей пучочки полевых цветов.

– Эй, кудесница, – кричал он вслед молодой чародейке, растягивая щербатую улыбку. – Не желаешь ли время вечерком скоротать?

Мэгги принимала букетики из его рук, загадочно улыбалась, но ничего не отвечала.

Стража внимательно следила за входом в город, тщательно расспрашивала прибывших путников, проверяла повозки, взымала проездную плату. Молодых магов, которые почти каждый день проходили мимо, всегда пропускали без лишних расспросов. К тому же ученики-чародеи носили медальоны со знаком своего мастера – перевёрнутый цветок оранжевого ириса, заключённый в середину пятиконечного белого пентакля. Нищий у ворот привстал, сонно посмотрел на ободранные одежды Мэгги и Олива и, поняв, что ему опять ничего не подадут, снова сел на землю.

В самом городе сегодня царило сонное спокойствие. Наве славился торговлей и ремеслом. Каждый пятый день недели он походил на шумный птичий базар, наполненный зловонным духом и криками. В такие дни торговцы, как стаи беспокойных весенних птиц, взывали во все стороны, привлекая покупателей и зевак. Вечером же город впадал в сонную негу.

– Уже темнеет, – заметил Олив, подняв голову к небу и рассмотрев там первую бледную звезду. – Нам стоит поспешить к ужину. Мэтр Кябок не любит ждать, когда дело касается еды.

Девушка услышала урчание в пустом животе Олива.

– О, да, кажется, кто-то тоже ждёт не дождется ужина.

На узких, тёмных даже днём улочках появились сторожа с колотушками, совсем не пугавшие наводивших страх на горожан воров, но успокаивающие своим треском вынужденных вечером выйти из дома по каким-либо делам простых законопослушных людей.

Башня главного мага города Сенона Кябока стояла неподалёку от ратуши и походила на старую, заросшую плющом покосившуюся развалину. У входа в башню заботливая Мэг посадила цветы. Они распускали розовые бутоны ранней весной, немного преображая своей нежной красотой унылые потрескавшиеся каменные стены.

Ученики мага подошли к плотно закрытой двери башни. Толстая дверь из чёрного дерева засияла.

– Кто это? – спросила дверь голосом мастера.

– Свои! – ответил Олив и пнул дверь со всего маху ногой.

– Милости просим! – лениво ответила дверь и со скрипом открылась, пропуская юных магов внутрь.

Изнутри башня Кябока выглядела так же уныло, как и снаружи: облупленные стены, обитые кривые ступени и вечно протекающая крыша не делали башню уютным домом. Чародеи поднялись в небольшую гостиную. Там пахло пригоревшей кашей, а под высоким потолком парили пять огненных сфер, тускло освещавших пространство.

Учитель сидел за столом. Выглядел маг так же, как и его башня – лысый, хромой, перекосившийся на правый бок. Кожа на лице волшебника обвисла складками и съёжилась. Старый чародей теперь часто дремал и неторопливо ходил по своей башне, шаркая ногами в дырявых туфлях. На столе учеников ждала довольно скромная пища в глиняных мисках с разбитыми краями. Олив разочарованно покосился на миски и погладил живот.

«Вот старый дурак! – думала с досадой Мэг. – Неужели так трудно найти заклинание для приготовления нормальной пищи?»

– Мэтр, – обратилась чародейка к мастеру, – Я очень люблю вас, но смею спросить: почему мы не можем поправить свои дела с помощью магии? Неужели мы не заслуживаем нормальной жизни?

– Разбазаривать Силу на мелочи недостойно мага, – ответил скрипучим голосом мастер магии, размахивая оловянной ложкой. Он приступил к трапезе, не дожидаясь учеников. – Способности даются Сциной – богиней науки и магии – не для личной наживы, а ради служения этому миру.

Получив одобрение мастера, ученики сели за стол и тоже взялись за оловянные ложки. Мэг мешала в миске липкую кашу.

– Какой смысл во всём этом волшебстве, если те, кому мы служим, не ценят нас и не желают давать достойную плату? Разве не мы, мэтр, следим в этих землях за осадками зимой и летом, разве не мы отводим от города Наве злые чары ведьм, посылающих чумные моры? – напомнила Мэг, при этом её нижняя губа задрожала от негодования.

– Потерпи немного, Мэгги, – успокоил старик ученицу. – Ты очень способна и старательна в обучении, ты узрела много тайн, но пока не приняла их истину в себе. Запомни: нельзя получить хлеб, не посеяв пшеницы. Нельзя получить что-то из пустоты. Ты знаешь об этом не хуже меня.

Мэг повесила голову, осознавая, что её жалобы напрасны. Что несёт этот старый маразматик, совсем выживший из ума?!

Сенон Кябок никогда не брался за решение мелких житейских проблем, считая ниже своего достоинства тратить Силу на лечение скотины или привороты женихов для старых дев. Горожане и крестьяне из окрестных селений не раз тщетно пытались подкупить мага щедрыми подарками взамен на его содействие в нужном им скользком деянии. Иные по ночам стучались в дверь, сулили немалые богатства за изведение ненавистного врага. Маг отвечал мудрым молчанием и затворял двери на засов. Мэгги считала упрямство старика глупостью. На приворотах, несложных бытовых заклятиях многие чародеи неплохо зарабатывали. Даже мелкие шарлатаны и бездари жили достойно исключительно за счёт таких деяний. Мастера вроде Сенона Кябока – с репутацией сильного и истинного чародея высшего ранга, – не брезговавшие мелкой волшбой, скапливали небольшие состояния. Наместник города Генри Толстый давно обманывал старика, задерживая плату за общественные волшебные услуги, ссылаясь на скудный городской бюджет и бедность местного населения. Сам при том богател, толстел и отстраивал новый дом. А Мэг Лори всё чаще латала дыры в мантии и на чулках мастера Сенона.

– Много лет я тружусь на вас, мэтр: стираю одежду, прибираю башню, зашиваю дыры на одежде. Чему вы научили меня? Что я могу? Разогнать тучи, извлечь огонь, выложить пирамиду из камней, смешать простенькое зелье от вашей головной боли… Разве об этом я мечтала? Вы не научили меня ничему полезному, сильному, стоящему. Теперь Олива ничему путному не учите. Вас обманывают все, кому не лень. Сколько ещё терпеть? Сколько ещё… – не успокаивалась Мэгги. Внутри у неё начинало вскипать негодование.

– Замолчи! – прошипел, не вытерпев упрёков ученицы, магистр Кябок, и голова его затряслась от волнения. – Как ты смеешь винить меня в своих бедах? В твоём возрасте я терпел худшую нужду, но не смел тратить Силу на низкие и недостойные дела! Как ты смеешь спорить с учителем? Вся округа знает меня как лучшего чародея!

– Знает, конечно знает: в последний раз какой-то оборванец у ратуши спросил меня между делом, жив ли ещё тот «старый пердун» из башни. Жаль, но имени вашего он не помнил! – девушка-маг сжала руку в кулак.

– Замолчи! – маг бросил ложку на пол и схватился за кольцо на пальце. – Заклинаю тебя: замолчи!

Мэг вскочила из-за стола:

– Из чародейки я превращаюсь в вашу сиделку! Последние годы вы заняты лишь своей персоной и совсем забываете об учениках и искусстве магии!

– Замолчи! – снова прошипел старый маг.

Над головой Мэгги забегали искры, её язык мгновенно опух. Она упала на колени и залилась горькими слезами.

Олив забыл о еде и с испугом смотрел на Мэгги. За то время, что они жили вместе в башне Сенона, он стал чувствовать её печали, как свои. Не зря старый маг узрел в них родственные души, связанные из одной нити бытия. Волшебники с родственными душами – явление редкое. Объединяя свою магическую Силу в единый поток, такие маги могли обрести немалую мощь. Мальчишка подошёл к Мэгги и уткнулся лицом ей в плечо.

– Помолчи пару дней и подумай, Мэг! Подумай хорошо. Если я стал обузой, а ты хочешь уйти, не буду возражать. Но помни: в таком случае ты никогда не станешь хорошей чародейкой. Ученики, меняющие учителей по своему капризу, среди нашего брата в не почёте. Дельный мастер и уважающий себя сильный маг не возьмёт такого перебежчика в обучение, – произнёс Сенон, перебивая рыдания бедной Мэгги и отодвигая миску с кашей в сторону. – Помолимся пресветлой Сцине и попросим прощения за скверные слова и мысли.

Мастер вознёс руки к потолку, произнося молитву: «Пресветлая Сцина, прости нашу корысть и страсти наши…»

Олив встал на колени рядом с онемевшей чародейкой, повторяя слова молитвы за мастером:

«…Да будут души наши смиренней и светлее, и поселится в них мудрость твоя…»

Половину ночи Мэгги ворочалась в постели и не могла уснуть. Она спала в маленькой каморке с низким потолком, недалеко от входа в башню. Под утро ей приснились самые счастливые дни, которые Мэг провела в красивом городе Леосе…

Пасс 2

…Маленькая Мэг ловила снежинки языком. В тот год наступила удивительная зима. Выпал первый снег – лёгкий, словно поцелуй девы. Свежий и холодный, как дыхание Севера. Столица Левсонии – многотысячный город Леос – преобразилась. Снег освежил улицы, украсил сверкающими снежинками сероватые унылые дома бедняков, а дома богачей сделал ещё наряднее. Осветлил переулки, припорошил мусор, лужи и навоз на улочках.

Мэгги любила снег, приятный задорный хруст под подошвами сапог. Она шла по Лютиковому проспекту. Вернее, передвигалась маленькими шажками, старясь не поскользнуться на куче подмёрзшего навоза или покрытой льдом и снегом луже, попутно играя облачками пара, выходившего из её рта: вдыхала морозный воздух, наполняя лёгкие до самого предела, потом выдыхала, выпуская пар и делая из него разные фигурки с помощью магии. Из пара появлялись смешные рожицы, невиданные животные и цветы.

Большой человеческий город Леос вырос из маленького лагеря первых переселенцев. Древние эльфы, свободолюбивые фелисы, сплочённые полурослики, гордые оборотни, прелестные нимфы, игривые феи, скупые тролли и ненасытные волколаки считали людей слабыми и ничтожными существами. «Они вымрут сами собой», – утверждали эльфы несколько веков подряд. Потом они мнение о людях резко изменили и последние двести лет твердили: «Люди уничтожат всё вокруг, в том числе сами себя!» Люди оказались хитрее, чем тролли, плодовитее, чем эльфы и ненасытнее самой большой стаи волколаков. А на месте первого маленького человеческого лагеря, обнесённого деревянным частоколом, вырос прекрасный каменный город Леос с королевским дворцом и большой каменной пристанью. Воздух города пропитался запахом навоза, рыбы, немытых людских тел, помоев, сырой кожи, тлена и гарью от дымящих труб. И только белый снег на время преображал суровый Леос, придавая ему свежее, холодное дыхание, делая чище и невиннее.

Девочка-маг не торопилась домой. Вернее сказать, собственного дома у неё уже давно не было. Жила маленькая волшебница в башне учителя белого мага Сенона Кябока на Чародейской улице. В руках восьмилетняя Мэг несла каравай серого хлеба, только что купленный в хлебной лавке, расположенной рядом с небольшой пекарней в начале Лютикового проспекта.

Она прекратила делать фигурки из пара и теперь, ёжась от холода, смотрела на высыпавшую из домов на Лютиковый проспект ребятню. Дети бегали, не замечая девочки в серой шерстяной шали, играли в снежки и строили снежных баб. Какой-то мальчишка в штопаном камзольчике тянул за верёвку еле скользившие по неглубокому влажному снегу деревянные маленькие санки. Целая стайка ребятни, звонко смеясь, пронеслась мимо Мэг, закидывая друг друга снежками. Дети с лёгкостью придавали подтаявшему в их тёплых пальцах снегу различные формы.

– Не попала, не попала! – кричал звонко мальчишка с красным острым носом. Девочка примерно того же возраста, что и Мэг, гонялась за сорванцом, держа в рукавичке белый снежный шарик и подметая подолом тёплого шерстяного платья белую поверхность улицы. Коричневые косички и ресницы девочки посеребрил снег.

Мэгги остановилась, глядя на девочку с косичками, забыв на время о хлебе и дороге домой. Она мечтала, представляя себе, как играет вместе с этими девочкой и мальчиком. Мечтала, что на время превратится в обычного ребёнка. Мэг даже попыталась прочесть мысли девочки – попробовала узнать, что та чувствовала, играя снежками. Девочка с косичками от этого неожиданно упала и забилась в судорогах. Мальчишка испугался и бросился звать на помощь людей. Маленькая волшебница напугалась не меньше мальчишки. Она прижала каравай хлеба к груди и, пока её не обличили в незаконном колдовстве, повернула в соседний Безымянный переулок.

В памяти маленькой волшебницы сразу всплыл список строгих запретов: нельзя дружить с детьми, нельзя играть с детьми, нельзя колдовать вне башни, нельзя говорить с людьми без надобности, нельзя рассказывать людям о магии и наносить им вред. Одни сплошные «нельзя»!

Ученица мага повесила голову и поплелась к перекрёстку. Пушистые снежинки медленно опускались на её серую, немного истёртую шаль. Девочка-волшебница жила на самой странной, загадочной улице Чародеев. Не только весь город Леос, но и вся Левсония знала эту улицу.

На более почётной, правой относительно центральной площади города, стороне улицы Чародеев жили исключительно маги. В начале улицы стоял дом некроманта Лаврентия Костоправа с маленькими квадратными окнами и украшениями в виде черепов различных животных по фасаду. Вдовушки, вдовцы, безутешные родственники, желающие пообщаться с умершими, приходили к дому кудесника и дёргали за шнурок, звоня в золотистый колокольчик. Двери им открывал вежливый скелет в женском платье. Скелет-дама развлекала скучающего хозяина и приносила много пользы: распугивала любопытных и праздных зевак, уменьшала поток надоевших Лаврентию до смерти нежеланных посетителей, пройдох, жандармов и уличных торговцев.

Рядом с домом некроманта вольготно раскинулись шикарный особняк чёрной колдуньи Роксы Морталин и её салон «Прелестница». Немного притемнённая светящаяся вывеска у входа оглашала список разрешённых жандармерией услуг: «Привороты, отвороты, заговор на счастливое замужество, снятие венца безбрачия». Но все, в том числе жандармы (видимо, получавшие неплохие взятки), догадывались о наличии списка услуг неофициальных. По ночам дом чёрной колдуньи Морталин охраняли два огромных филина. С самого утра у дверей салона «Прелестница» уже топтались молодые женщины, по самые глаза кутавшиеся в платки и нервно взирающие по сторонам. К концу улицы стояла ещё пара домиков магов среднего таланта и небольшого достатка. Имена этих наполовину кудесников, наполовину шарлатанов преднамеренно не поминались обитателями улицы и в приличном обществе, дабы отвести от себя всякие подозрения в связи или, упаси боги, в сговоре с этими кудесниками-шарлатанами. Именно среди этих домиков, как бельмо на глазу, стояла башня белого мага и магистра Сенона Кябока – учителя маленькой волшебницы Мэг.

На левой стороне улицы Чародеев жили алхимики, предсказатели судьбы, астрологи и целители. Мэг любила прогуливаться именно по левой стороне улицы Чародеев, мимо нарядной лавки волшебных эликсиров «Сколопендра». Лавка принадлежала алхимику и лекарю Бодану Змеелюбу. Утром солнечные лучи падали как раз на большое окно лавки, украшенное дорогим витражным стеклом с изображением нежно-зелёного плюща, переплетающегося с голубоватой стройной змеёй. Вывеска у входа перечисляла список эликсиров: «Эликсиры от головной, зубной, поясничной боли. Эликсиры от кашля и простуды. Успокаивающие и придающие тонус, укрепляющие мужскую силу и женское здоровье, эликсиры на все случаи жизни и любой, даже самый изысканный вкус и каприз».

Прямо напротив башни мага Сенона Кябока, в двухэтажном узком доме обитал ещё один известный алхимик по прозвищу Мартин Вонючка. Прыгучий и сутулый, как цапля, мэтр изготавливал в своей домашней лаборатории чудные духи и блестящие помады разных цветов и оттенков. Когда соседушка работал над новым рецептом, все обитатели улицы непременно узнавали об этом. Из длинной трубы его удивительно узкого розоватого каменного дома вырывался разноцветный дым с едкими и порой невыносимо гадкими запахами. Остальных жителей левой стороны улицы Мэгги почти не знала.

В башню к её учителю – мастеру и адепту белой магии Сенону Кябоку – посетители являлись редко, даже бедняки чаще предпочитали обращаться к шарлатанам, нежели к магу Сенону. С посетителями мастер Сенон Кябок, к своему несчастью, был слишком правдив, прямолинеен и строг. Людей правда отпугивала. К тому же учитель всегда придерживался строгих правил, установленных несколькими поколениями его рода. Правила эти одновременно и помогали, и делали положение мастера весьма бедственным. Никто не хотел знать горькой правды. Кредиторы посещали мастера чаще, чем желающие воспользоваться его волшебными услугами.

Обитатели правой относительно центральной площади города стороны улицы Чародеев считали себя «магиками». Все магики черпали магическую энергию из невидимых источников Вселенной, усиливая действие энергии артефактами и амулетами и считая свои способности божественным даром создателей мира. Маленькая волшебница Мэг тоже носила слабенький амулет в виде белого колечка с алым камушком. Сильнее этого амулета Сенон ученице пока не доверял. Более малочисленные алхимики, жившие традиционно на левой стороне улицы Чародеев, называли себя «мистиками», считали последователями различных серьёзных древних наук – алхимии, астрологии и астрономии, – основанных на знаниях о разных материях. И занимались исключительно преобразованием этих материй с помощью алхимических реакций. А также могли извлекать энергию всё из той же материи, используя как амулеты, так и составы для усиления алхимических реакций.

Магги не торопясь прошла мимо лавки «Сколопендра», любуясь витражом со змеёй и плющом, и, дойдя до угла узкого дома алхимика Мартина Вонючки, решила остановиться. Обычно оживлённая улица Чародеев в этот миг оказалась почти пустынной. Мэг надела ручку суконной сумки с караваем хлеба на плечо, запрокинула за спину, наклонилась, взяла в пальцы холодный белый снег, слепила три снежных маленьких колобка, увеличила их заклинанием в размерах и сложила славную снежную бабу.

– Что это? – услышала она восторженный голос за спиной, подпрыгнула и обернулась. Позади неё стоял некрасивый черноволосый и кареглазый мальчик, видимо, выскочивший из двери лавки эликсиров. Тёплая каракулевая куртка и сапожки из оленьей шкуры, вывернутой мехом наружу, указывали на то, что мальчик, скорее всего, из семьи весьма зажиточной. В длинных тонких пальцах мальчишка держал кулёк, наполненный лесными орехами. Он то и дело закидывал орех в большой рот, с хрустом разгрызал, выплёвывал скорлупу и пережёвывал, двигая губами, и с интересом рассматривал снежную бабу.

– Ничего, – Мэгги уставилась на кареглазого мальчика.

Он осмотрел снеговика и, похоже, пришёл в полный восторг:

– Сделай ещё!

– Отстань, мне нельзя разговаривать с незнакомыми! – покосилась на него маленькая волшебница.

– Меня зовут Леоноль, можно просто Лео, я теперь живу здесь, – ответил мальчишка, показывая на лавку «Сколопендра».

– Врёшь, у мэтра Бодана детей нет.

– А я и не ребёнок, а ученик, – ненадолго насупился Лео, – Как тебя зовут?

– Я Мэг Лори, ученица мэтра Сенона Кябока. – неожиданно для себя сообщила девочка и почему-то покраснела. Теперь мальчишка вряд ли с ней захочет играть. Но мальчик ничуть не смутился.

– Сделай ещё фигуру!

– Снеговика! – посмеявшись, уточнила Мэг. – Это снеговик, просто без лица. Что ты жуёшь?

Мальчишка улыбнулся во весь большой рот и насыпал маленькой волшебнице в ладони целую горсть орехов.

– У меня их много, – сообщил гордо мальчишка. – Родственники прислали.

Девочка приметила немного заострённые уши мальчишки и смекнула, что родственники его – не иначе как лесные эльфы. Мэг как можно скорее припрятала орехи в карман: вдруг мальчишка-полуэльф передумает её угощать и потребует орехи обратно? Если бы у неё были орехи, она бы делиться точно не стала.