Полная версия
Филфак
– Ну тебя и шибануло! – Петухов тут же отскакивает от меня, испуганно выставляя перед собой раскрытые ладони.
– А ты ручонки свои похотливые не распускай! – наступаю на рыжего, и тот пятится, пока не упирается спиной в косяк. Хлопает глазками-щелочками, а потом как давай ржать!
– Сокол, ты идиот? – булькает сквозь смех Миша. – Ты что, подумал, что я с другого берега? Поверь, с ориентацией у меня проблем нет.
– Тогда какого лешего мы живем вместе?
– Вот ты лопух, Илюха! Мы просто соседи, – никак не угомонится Петухов. – Совсем мозги перегорели? Это общага, а не отель пять звезд! Здесь все так живут.
– Так мы… так я… – Растерянно отхожу от пацана, с небывалым облегчением вдыхая кислород полной грудью.
– Сокол, пошли лучше пельмени жрать. – Конопатая физиономия Миши расплывается в улыбке. – Не бойся, приставать не буду, даже если начнешь умолять! У меня невеста есть.
Рыжий открывает дверь, и в нос с новой силой ударяет запах еды. Но если поначалу этот запах казался аппетитным, то сейчас он побуждает желудок вывернуться наизнанку.
– Вот черт! – орет Мишаня, широченными шагами подходит к захламленному столу возле небольшого окна и выдергивает из розетки провод электрического чайника, из носика которого клубится пар с едким привкусом тухлого лука. Правда, Петухова запах нисколько не смущает. Он суетливо ищет ложку и зачем-то лезет с ней внутрь прибора.
– Сокол, твоя койка слева, – орет он, не глядя на меня. – Сейчас пельмени достану и экскурсию по комнате проведу.
– Откуда достанешь? – настороженно уточняю, хотя ответ и так лежит на поверхности, просто никак не находит места в моей голове. – Почему ты пельмени в чайнике варишь?
– Потому что на кухню идти влом, – пожимает плечами Миша. – Тут, пока они варятся, я кучу дел успеваю переделать. А там стоять над ними надо, чтобы не убежали.
– Куда не убежали?
– Да хоть куда, – хмыкает Петухов и с гордым видом достает из чайника нечто бесформенное и склизкое. И это меня Шестаков хотел в психушку отправить. Видел бы доктор, что за стенами больницы творится!
– Тут же как, – на полном серьезе продолжает Петухов, – чуть недосмотришь за харчами, и их обязательно кто-нибудь слопает. Недоваренное, сырое, пересоленное – не важно, главное, что на халяву. И самое обидное: никто даже спасибо не скажет.
С нескрываемым отвращением наблюдаю, как Миша перекладывает в тарелку жалкое подобие пельменей. Ладно, их внешний вид пострадал от неправильного приготовления, но что с запахом? Почему пельмени из мяса воняют просроченной рыбой?
– А чай ты как пьешь?
Не в силах больше смотреть, как из чайника выныривает еда, начинаю изучать комнату. Маленькая, с засаленными обоями и грязно-кирпичным линолеумом, она забита небрежно брошенными вещами: не первой свежести одеждой, горой потрепанных учебников и таких же конспектов; на стене висит гитара советских времен, а дверца обшарпанного шкафа держится на честном слове и вот-вот отпадет.
– Для чая есть кипятильник, да и чайник можно ополоснуть. – Петухов на мгновение оборачивается и смотрит на меня как на дурака. – Тоже проблему нашел! В крайнем случае всегда можно в гости к кому-нибудь зайти и под шумок не только чайком обзавестись, но и чем-нибудь более сытным.
– Ладно, – отмахиваюсь от соседа и иду к отведенной для меня кровати, узкой и какой-то хлипкой на первый взгляд. Серое узорчатое покрывало аккуратно прикрывает неровный матрас, усердно продавленный посередине, а тонкие металлические ножки, проеденные рыжими пятнами ржавчины, немного косят, словно отговаривают меня даже близко подходить к шаткой конструкции. И как на этом можно спать?
– Забавный ты парень, Илюха! – бросает мне в спину Петухов, продолжая громыхать ложкой по металлической поверхности чайника. – Вот вроде память потерял, а на кровать все так же с недоверием смотришь.
– Спать на этом опасно для жизни.
– Ты потому и сбежал?
– Сбежал? – Не рискнув сесть на это ржавое недоразумение, подхожу к столу: лучше задохнуться от пельменного амбре, чем ненароком сломать спину.
– Ну да! – Стараниями Петухова перед моим носом вырастает тарелка с переваренным тестом. – Ты ж заехал сюда в конце августа, вещи раскидал и исчез.
– А ты? – Стараюсь не смотреть на еду, если это вообще позволительно так назвать.
– Я? – Выловив еще дюжину пельменей, Петухов берет чайник и заливает содержимое своей тарелки бульоном. – Так я в этой комнате третий год живу. До тебя здесь Косолапый спал, с математического. Парень он крупный был, вот кровать и наджабилась. Этим летом Стасян диплом защитил и свалил, а на его место тебя заселили.
– Ясно. – Разочарованно тру лоб: получается, Мишаня ни черта обо мне не знает и не сможет развеять туман в голове, а жаль.
– Да ты садись. – Петухов выдвигает стул, а сам, схватив тарелку и алюминиевую ложку, наваливается пятой точкой на подоконник и начинает со зверским аппетитом уминать пельмени.
– Ты прости, что я тебя принял за этого… ну…
Вступать в новую жизнь с обидами не хочу, да и чувствую себя неуютно. Беспорядок, пыль, пельменная вонь – хаос вокруг не по-детски напрягает.
– Да пучком все! – чавкает Петухов. – Я ж понимаю, что ты малость не в себе.
– В точку! – обреченно ухмыляюсь. – «Не в себе» – верно сказано. Ощущение, что все это дурной сон. Забавно даже: я наизусть помню Конституцию, но понятия не имею, что делаю здесь, в этой общаге, как вообще дошел до жизни такой, что поступил на филфак.
– О, Сокол! – Мишаня чуть не давится пельменем. – Запоздалое прозрение? Я, честно говоря, тоже не въезжаю, как тебя на филфак занесло. Там же одни девчонки да ботаники-очкарики с прыщавыми мордами, а ты вроде вполне себе ничего.
– Загадка, – усмехаюсь, потирая подбородок.
– Не переживай, все наладится. – Петухов брякает пустой тарелкой и, пуская слюни, смотрит на мою, все еще доверху набитую пельменями. – Ты, Илюх, ешь давай, пока не остыло.
– Я не голоден. – Под предательское урчание в желудке отодвигаю от себя неудавшееся блюдо дня и решаю сменить тему: – А что ты там про Румянцеву говорил?
– В каком смысле?
– Ну, мол, она не для таких, как мы…
– А, это! – Рыжик переливает остатки бульона из чайника в тарелку и залпом ее опустошает. – Не бери в голову.
– И все же…
– Просто шансов у тебя нет, хоть и рожа смазливая.
– Это еще почему? – Внутри разгорается чисто спортивный интерес.
– Ты, может, и нормальный пацан. – Явно не наевшись, Миша гипнотизирует голодным взглядом мою порцию пельменей. – Но, если на Румянцеву плотоядно смотреть не перестанешь, Царев все нормальности твои отобьет.
– Какой еще Царев? – будто случайно подталкиваю свою тарелку к Мише.
– Местный мажорчик с моего курса. – Петухов облизывается и все же решается спросить: – Точно не будешь?
– Не буду! – С превеликой радостью отдаю обед соседу. – Расскажи мне об этом Цареве.
– Да что там рассказывать? – Рыжий с тарелкой в руках возвращается к окну. – Обычный папенькин сынок, разучившийся считать деньги. Надо Артурчику квартиру в центре – папа подгоняет. Хочет мальчонка новый седан – отец не думая дарит. Прогулы ему сходят с рук, девки липнут, как мухи на варенье, ну а набедокурит – сухой из воды всегда выходит.
– А Аня?
– Что «Аня»?
– Она вроде не такая.
– Ну да, все они не такие, – усмехается сосед.
– Полагаешь, она с Царевым ради денег?
– В душу я к ней не заглядывал, не знаю. Может, и любит Артура. Они вроде с первого курса вместе. В любом случае ты, Сокол, в пролете. Нищий общажный первокурсник с пробелами в голове против упакованного, перспективного Царева – заведомо проигрышное дело.
– Понятно. – Как зеленый юнец, отвожу взгляд. Хотя я есть зеленый, да и до Румянцевой мне дела особого нет: чувствую, что сердце давно занято другой, которую, увы, не помню. – Слушай, Миш, а где здесь душ можно принять?
– Из комнаты выходишь и налево. Душевая рядом с кухней. – Петухов озадаченно смотрит на меня. – А ты не сейчас ли туда собрался?
– Да, а что? – уверенно отрезаю и встаю из-за стола. – Запах этот больничный с ума сводит, да и одежду Аня выбрала маломерную какую-то. Все тянет.
– Слушай, и правда, ты на больничных харчах возмужал, что ли, – елозит по мне взглядом Петухов. – Это тебе не шустрики раз в день лопать, да?
– Шустрики? – Меня корежит от дебильного слова.
– Ну, там, лапша всякая, – поясняет Петухов, – которую кипятком залил, и готово. Или пельмени эти из соевого белка. В больнице небось первое, второе и десерт?
– Да тоже не фонтан. – Размяв шею, подхожу к шкафу. – Мои вещи здесь?
– Ага, – кивает с набитым ртом сосед. – Твои три полки снизу, мои верхние.
– Негусто.
На нижней замечаю стопку постельного белья, чуть выше – пару полотенец, а на самой верхней – еще одни джинсы, кучку нижнего белья и вязаный свитер морковного цвета. Пожалуй, мои ненавистные кеды – лучшее из всего гардероба.
– Негусто, – соглашается Миша. – Слушай, Сокол, ты бы с душем обождал немного.
– Почему?
Впрочем, какая разница, если даже переодеться не во что. Отрешенно плюхаюсь на продавленную неким Стасом кровать и, прикрыв глаза, стараюсь не обращать внимания на предсмертный скрип матраса.
– Горячую воду дают по расписанию, – сетует Петухов. – Экономия! А под холодной, сам понимаешь, долго не помоешься. Хотя…
– Что?
– Если невтерпеж, возьми на кухне тазик. Он там как раз для таких случаев.
– Стоп. – Распахнув глаза, вскидываю руки. – Какой еще тазик?
– Желтый, эмалированный. Наберешь в него воды, на газу подогреешь – и вуаля! Это, конечно, не джакузи, но освежиться хватит.
– Я, пожалуй, до вечера потерплю. – Бьюсь затылком о стену. Соседи, тазики, пельмени – да когда это все закончится?!
– Вот и правильно! – горланит Миша и падает на многострадальный матрас рядом со мной. – Вечером нормально помоешься, а пока пошли в двести вторую, чайком угостимся, может, даже с пряниками. Нинель нынче именинница!
Не успеваю оглянуться, как уже тащусь по серому коридору за Петуховым. Мне не столько хочется чая или знакомства с некой Нинелью, сколько просто отвлечься, перестать думать, хотя бы на мгновение снова обо всем забыть.
– Сокол, – бросает на ходу Миша. – Нинка девчонка добрая, но обидчивая. Ты с ней поосторожнее, ладно?
– Нинка?
– Нинель, она же Нина Комарова.
– Твоя девушка?
– Упаси бог! – в шутку крестится Петухов, остановившись у потертой двери с покосившимся номером 202. – Сам все увидишь.
– Слушай, Миша, а это нормально, что мы с пустыми руками? У девчонки днюха как-никак.
– Я не с пустыми, – подмигивая, гогочет Петухов и без стука врывается в чужую комнату. – Нинель, с днем рожденья! А я к тебе с подарком. Смотри, кого привел!
Рыжик театрально указывает на меня пальцем.
– Если это шутка, то неудачная! – шиплю, на автомате все же заваливаясь в комнату.
– Ладно тебе! – толкает меня плечом Петухов, как закадычного друга, а затем отходит в сторону, являя моему взору именинницу.
– Нинель, – не теряясь, тянет девушка… или не девушка… короче, я не знаю. Но единственное, чего хочу сейчас – это бежать со всех ног. Прямо передо мной то ли на стуле, то ли на табуретке сидит нечто с тройным подбородком и стрижкой, как у меня, и что-то монотонно пережевывает.
– А это Илья, – отвечает за меня Петухов.
– Немой? – басит чудище в ядрено-розовой футболке и леопардовых бриджах.
– Скромный! – находится с ответом Миша.
– Все, как я люблю! Чаю хотите, мальчики?
Медленно, со скоростью дохлой улитки, Нина начинает подниматься, а я только сейчас замечаю в ее руках ноутбук, который все это время удачно маскировался под очередную складку на животе хозяйки.
– Да! Нет! – одновременно голосим с Петуховым. Придурку весело! Ну конечно, не он принесен в жертву сумасшедшей толстухе.
– Тогда располагайтесь, – игриво шепчет Комарова и, как заправская обольстительница, закусывает нижнюю губу. Боже, какое счастье, что в моем желудке пусто!
– Расслабься, Сокол. – Миша подталкивает меня к аккуратно заправленной кровати. – Чаю попьем и уйдем.
– Что-то мне уже не хочется, – морщусь, наблюдая, как неуклюже передвигается по комнате Нинель.
– Зря ты, Илюх, нос воротишь, – откровенно издевается надо мной Рыжик, находя что-то смешное в этой ситуации. – Присмотрись!
– Да пошел ты! – отмахиваюсь от него, твердо намереваясь уйти.
– Куда это мой подарочек собрался? – Комарова перекрывает единственный путь к отступлению широкой и до ужаса объемной грудью. – Я еще не успела тобой насладиться, мой пупсик!
– Петухов меня заменит, – плачу Мишане той же монетой.
– Так не пойдет, – грозит пухлым пальчиком Нинель. – Я рыжих не люблю, а ты милый.
Комарова проводит ноготком по моей футболке в районе груди, медленно, но весьма ощутимо. Уверен, она находит этот жест интимным и интригующим, однако мурашки по моей коже разбегаются сейчас скорее от страха, чем от желания.
– Такой напряженный, – шепчет Нина, влажным дыханием касаясь моей шеи. Брр! – Ну ничего, я помогу тебе расслабиться!
– Н-не н-надо, – умоляюще выдыхаю. Черт, как же не хочется прослыть хамом, но и терпеть домогательства малознакомой пышки тяжко!
– Новенький? – На мгновение потеряв ко мне интерес, Комарова оборачивается к Мише. – Почему я его раньше не видела?
– Ага. – Вечно голодный Рыжик уже стащил пряник и жадно сунул его в рот. – С филфака.
– М-м-м, – томно мычит Нинель. – Забираю мальчика себе.
– Что значит «забираю»? – Я не оставляю попыток вежливо протиснуться мимо хозяйки комнаты и незаметно испариться. Хрен с ним, с чаем! Но мимо Комаровой даже муха не пролетит, куда уж гордой птице соколу!
– А что? Не хочешь под мое крылышко? – нараспев предлагает себя Нинель.
– Соглашайся, Сокол, – насмешливо пыхтит Миша, поглощая пряники. – С Нинель всегда будешь сыт, одет и счастлив.
– И раздавлен, – бурчу под нос.
– Раздавлен? Мной? – хмурится Комарова, будто не догадывается, что отнюдь не балерина.
– Прости, – снова порываюсь уйти. – Мне пора.
– Стоять! – приказывает дама и придерживает меня за плечо, ясно давая понять, что не шутит. – Я всегда получаю то, что хочу. И сейчас я хочу тебя, красавчик.
Задыхаюсь от близости безобразно огромного тела и приторного запаха дешевых духов Комаровой. В поисках спасения кручу головой, но все, что вижу – это сытую улыбку соседа. Вот урод!
– Дай пройти! – Веду плечом и с силой отталкиваю от себя местную Мата Хари. – Ты не в моем вкусе!
– Пожалеешь, Илюша! – язвительно цедит в спину Нинель, но на сей раз позволяет сбежать.
Как ошпаренный выскакиваю из комнаты номер 202 и под смешки местных несусь к себе.
– Зря ты так с Нинкой. – Спустя пару часов в комнату возвращается Мишаня. – Она девушка злопамятная.
– Плевать!
Разговаривать об озабоченной Нинели – тратить впустую время, а я все еще мечтаю о душе.
– Проверь лучше, свое ли я взял, – киваю на аккуратную стопку мыльно-рыльных принадлежностей.
– Вроде да. – Бегло осмотрев мои пожитки, Петухов разваливается в своей кровати. – И все же, Илюх, будь осторожен: Нинель – внучка нашей комендантши.
– А сразу сказать? – раздражаюсь на пустом месте и, схватив шампунь и бритву, перекидываю полотенце через плечо.
– Я намекал.
– Хреново намекал! – Отворачиваюсь от рыжей морды и несусь в душ.
– Виноват, – доносится мне в спину, но я делаю вид, что не слышу.
Душевую нахожу по мокрым следам на полу и беспрерывному журчанию воды. Внутри ничего необычного: ряд белых умывальников, кафель на стенах, чуть поодаль – отдельные раздевалки для мальчиков и девочек, душевые кабинки, разделенные между собой тонкими перегородками, и чужие голые задницы, спешащие насладиться горячей водой. Общественная баня, не иначе! Интересно, к такому вообще реально привыкнуть?
Чтобы не толпиться среди намыленных тел, решаю еще немного подождать и возвращаюсь к душевой в районе десяти вечера, все это время бесцельно шатаясь по гудящим коридорам общежития.
На мое счастье, ряды желающих освежиться резко поредели, а в мужском отделении и вовсе никого не осталось. Довольный своей находчивостью, резво раздеваюсь и, повесив одежду на крючок, спешу в душевую кабинку.
Пожалуй, вот оно, счастье: теплая вода струится по коже, больничный аромат сменяется терпкой отдушкой мужского шампуня, глаза закрыты, а в мыслях наконец покой и умиротворение. Неспешно, наслаждаясь каждым мгновением, наношу на тело гель для душа и тщательно массирую голову кончиками пальцев, взбивая на волосах воздушную пену, но вдруг вместо живительной влаги из труб начинает доноситься утробное рычание, и душ, несколько раз дернувшись напоследок, засыпает вечным сном.
Отгоняя панику, на ощупь кручу краны, но воды как не было, так и нет. Мыльными руками пытаюсь протереть глаза, но выходит только хуже: к бешеной тревоге добавляется жгучая резь и временная слепота. Самое поганое, что в мужском отделении я совершенно один, даже попросить полотенце не у кого.
Глубоко дышу, медленно, по стенке продвигаюсь в сторону раздевалки, но даже не уверен, что иду в нужном направлении. А когда натыкаюсь на очередную перегородку, отчаянно вою: да провались оно все!
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – истошно ору, сходя с ума от разъедающей глаза боли. – Ау!
Заслышав вдалеке шаги, забываю, что голый, и снова кричу:
– Помогите! Пожалуйста!
В ответ улавливаю лишь глухое покашливание, но не теряю надежды, вовремя вспомнив о тазике на кухне.
– Прошу, принесите с кухни воды! Можно холодной. Любой!
– Ладно, – доносится смутно знакомый голос, вот только кому он принадлежит, я понимаю слишком поздно.
Что-то холодное и вонючее окатывает меня с головы до ног спустя пару минут, а рядом на кафельный пол с грохотом приземляется тот самый эмалированный тазик.
– Мы в расчете, пупсик, – заливается Нинель и, пока нечто тягучее, напоминающее протухший гороховый суп медленно струится по намыленной коже, уходит.
– Сука! – рву горло и через силу продираю глаза. Подобно зомби, плетусь к раздевалке. Спотыкаюсь, шатаюсь, толком ни черта не вижу и даже не удивляюсь, когда не нахожу на крючке своей одежды. Долбаный Винни-Пух!
Голый, под срабатывающие вспышки мобильных и истеричный смех собравшихся зевак, задрав нос, я плетусь в комнату. И пока Петухов ошарашенно пялится, хватаю его смартфон, небрежно брошенный на столе.
– Мне нужно позвонить! Срочно!
– З-з-в-вони, конечно! – заикается Миша, но, тут же сообразив, подскакивает к шкафу и достает полотенце. – Прикройся, Сокол, а?
Вытираю лицо и руки и, продолжая пребывать в костюме Аполлона, звоню по единственному номеру, отпечатавшемуся в голове.
– Алло, Аня? Это Илья. Ты мне нужна прямо сейчас!
Глава 7. Далекие звезды
АняЗа окном иномарки уже минут двадцать мелькают яркие огни ночного города. По левую руку, степенно развалившись в кресле водителя, сидит Артур. Я рядом. Плавно, как огромный лайнер по морским просторам, автомобиль Царева плывет по пустому проспекту в сторону моего дома. Нежный голос Тейлор Свифт наполняет салон осязаемой романтикой, а огромный букет белых роз на коленях, подаренный Артуром просто так, пьянящим ароматом кружит голову. Царев постарался на славу, оставляя мне все меньше и меньше причин для отказа. Чертово колесо, сладкая вата, ужин в итальянском ресторанчике и цветы – Артур точно знает, как растопить девичье сердце.
– Когда ты ко мне переедешь, – в такт песне он постукивает указательным пальцем по рулю, – нам не придется колесить через весь город.
– Если.
Задумчиво смотрю, как на внушительной скорости мы пролетаем мимо кустов шиповника, аккуратно обрамляющих опустевшие тротуары, и буквально на миг вспоминаю о Соколове. Интересно, как он там?
– Что «если», Анька?
– А? – оборачиваюсь на голос. – Что ты спросил?
– И о чем ты так старательно думаешь? – интересуется Артур, на мгновение столкнувшись со мной взглядом. Впрочем, знать об Илье ему не обязательно, правда? – Ты сказала «если».
– Не когда перееду, а если, – пожимаю плечами я, утопая в чарующем аромате роз.
– Хм… Мне казалось, мы обо всем договорились. Разве нет?
Царев нервно потирает нос, а я кусаю губы, никак не решаясь произнести «нет». Обычное слово, всего три буквы, но как же неловко отказывать Артуру именно сейчас! Черт меня дернул с этим «если»! Испортить такой чудесный вечер одним махом – верх идиотизма.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.