Очерки. Том первый

В Саратовском УВД нас сразу проинструктировали. Про нашу миссию никому ни-ни. У преступников могут быть сообщники, которые при возможности попытаются освободить С-ова и Н-ка. Сами они чувствуют себя в СИЗО уверенно, бодро, каждый день в камерах (каждый у себя) поддерживают физическую форму, качаются. Нам показали фотографии, я ахнул – таких шей я в своей жизни ещё не видел. Шеи, что у С-ова, что у Н-ка как таковой не было: была низко посаженная голова и сразу шли мощные покатые плечи. У них по две табуретки на спинах умещаются, – так описал их один оперативник. А такие физиономии, какие были у наших подопечных, я видел только в детективах. Оба спортсмены. Один титулованный борец, другой чемпион СССР по рукопашному бою. Рассказывали, что С-ов сказал, что если бы не внезапный захват, то он бы положил всю 7-ю роту (так в Саратове называли спецназ), и не просто бы положил, а поубивал бы.

– Если вы их по дороге застрелите, – наставлял нас один саратовский чин, – то правильно сделаете. Таких гадов земля не должна носить.

Вот таких зверюг нам надо было отконвоировать в Читу.

Пока мы были в Саратове, нас то и дело информировали: сначала у оперов была информация, что преступников попытаются отбить при вывозе из СИЗО сообщники, потом стали говорить, что их вообще попытаются уничтожить вместе с конвоем, так как оба задержанных слишком много знают. Мы на такие слова только переглядывались и были уверены, что без перестрелки не обойдётся. Из вооружения, кстати, у нас были у всех четверых только пистолеты ПМ и наручники.

Сначала нас хотели отправить рейсовым пассажирским самолётом. Но это было опасно и для нас, и для пассажиров. Поэтому тогдашний министр МВД Бакатин договорился с министром обороны Язовым, чтобы отправить нас военным бортом с военного аэродрома. Вот отправление этого борта мы и ждали в Саратове две недели.

Квартет «Большой секрет»

Все мы (Андрей Сокольников, Саша Занин, Олег Банщиков и я) крепко дружили. Андрей Сокольников являлся для меня идеалом советского милиционера – «беспартийным коммунистом». Я про него так писал:

Я много книжек умных прочиталПро самых выдающихся чекистов,Но только беспартийных коммунистов,Таких, как ты, я в книжках не встречал.

Сашу Занина я знаю как весельчака и очень скромного человека. Когда у него кончились командировочные, он просто не пошёл на ужин, а утром на завтрак. Не стал никому говорить о своих проблемах, не пошёл и всё. Потом нам выдали в местном УВД аванс по 50 рублей, и мы это дело отметили хересом.

Олег Банщиков – не только отчаянный, но и очень начитанный. За ним закрепилось прозвище Интеллигент за любовь к книгам. Он занимался боксом, и его бывшие коллеги по рингу ушли в криминал, а он пошёл в милицию. Он гордился коронным ударом – резким, незаметным, но мощным. Я сам как-то оказался свидетелем, как он вступил в словесную перепалку с хулиганом. Дерзкий парень сказал в адрес Олега что-то скорбительное. Раздался щелчок, похожий на удар бича – и я только увидел ноги несчастного, подлетевшие кверху, и всё… Нокаут.

Поселились мы в Саратове на проспекте Кирова, в гостинице «Волга». Старинное здание в центре, с ковровыми дорожками, деревянной отделкой, лифтом. В номерах все удобства. Правда, мне пришлось спать на раскладушке. Было даже кабельное телевидение, 2 рубля в сутки стоило. За эти 2 рубля показывали вечером два фильма. Видеосалоны тогда-только входили в моду, так что для нас «видики» считались неописуемой роскошью.

Первый раз отобедали в кафе «Волга». Цены там оказались кусачие. Заплатили 11 рублей, а командировочных у нас было по 30 рублей на человека. Деньги, вся складчина, находились на сохранении у Андрея. Он посмотрел, что первый ужин нам больно дал по карману и сказал:

– Завтра пойдём искать дешёвую столовку!

И такую столовку мы нашли. Подсказала её нам одна бабуля на улице. Идите, говорит, в консерваторию, там дёшево кормят. И мы отправились туда.

Консерватория им. Собинова была недалеко, в начале проспекта Кирова. Консерватория – это визитная карточка Саратова. Здание напоминает по стилю западноевропейское из-за башен, шпилей, стрельчатых окон и кованых решёток. Внутри она показалось мне мрачной, серой и пустынной. На вахте нас никто не остановил, да и прошли мы туда решительно, как «свои». Это в первый раз. А во второй и последующие раза нас уже там и вахтёры и повара воспринимали как студентов. Готовили там вкусно, но главное еда была нам по карману.

– Нас, наверное, принимают за студентов-заочников, – сказал однажды Андрей.

– Ну да! – подхватил я. – У нас квартет!

– «Большой секрет»! – закончил шутку Саша Занин.

Идя в столовую, мы всякий раз слышали голоса певцов, звуки фортепиано, скрипки. Однажды видели в коридоре студента с тромбоном, другого с контрабасом. Они, видимо, перед экзаменом что-то музицировали…

За две недели мы исходили весь Саратов. Два раза были на спектаклях драмтеатра им. К. Маркса – «Оркестр» и «Наш Декамерон», два раза в цирке, в кино, ездили на Соколову гору, где расположен мемориал павшим в Великой Отечественной войне, в Энгельс, что на другом берегу Волги…

Ездили мы везде всем «квартетом». Были всякие смешные случаи. Возвращались с Соколовой горы, а в салоне таксиста (туда иначе доехать было нельзя, кроме как на такси) играла какая-то «блатная» музыка. Остановившись, Андрюша наклонился к водителю и заговорщицки тихо ему прошептал на ухо:

– Слушай, братан, продай нам эту кассетку!

Водитель, видимо, решил, что мы связаны с криминалом и говорит:

– Да берите, ребята, так…

Ещё мы ходили в музее им. Радищева на выставку эротического искусства (помню, Андрюша, зашёл, стушевался и сразу дал задний ход) – в общем, развлекались и росли культурно, времени не теряли. Посетили и в единственный на весь 900-тысячный город Троицкий собор.

В гостинице единственным развлечением оставались «видики» да херес. Мы каждый вечер брали по бутылочке за 3 рубля и закусывали его мороженым в вафельных стаканчиках. Сердобольный Андрюша говорил, расчувствовавшись:

– А я вот подумал: судьба, наверное, даёт нам последнюю возможность насладиться жизнью: тут тебе и театр, и кино, и «видики». Я в Чите только два «видика» и видел. А мороженое! Я за всю жизнь его столько не съел.

Я же там познакомился с девушкой Радой, которая работала в кассе драмтеатра (касса была на ул. Кирова) и её мамой. Часами простаивал у окошка кассы и вёл разговоры. Меня даже чаем там поили. Подавали прямо в окошечко кассы стакан. С Радой я даже умудрился поссориться через окошко. Билеты стоили 3 рубля. Я купил как-то два билета, а Рада с меня взяла 7 рублей (1 рубль якобы за «задержку»), а потом спросил её маму, что за такая услуга – «задержка»? Мама устроила дочке разнос (прямо при мне), в итоге помню, как из окошечка кассы, где сидела Рада, вылетел старенький замызганный жёлтенький рубль.

Бандитов везли с завязанными глазами

Наконец наступил день отъезда. Мы приехали под вечер в саратовский СИЗО. Следственный изолятор у них – это старинная тюрьма со сводчатыми потолками, мощными стенами. Уже ночью при тусклом жёлтом свете фонарей во внутренний дворик тюрьмы, где было полно людей в штатском, вывели сначала одного бандита с плотно завязанными глазами. Потом второго, тоже с повязкой на глазах. Оба были в наручниках. Первого посадили в «Жигули», второго в «Ниву». С-ова пристегнули за правую руку к Андрею, они сели на заднее сидение, я тоже там еле втиснулся. Как сейчас помню, толстую как бревно ногу С-ова и рядом моя тоненькая ножка в джинсах. Старшим сел оперативник с автоматом на коленях, а водитель достал свой ПМ и дослал патрон в патронник.

– Саша,  – говорит тихо Андрей. – Достань мой пистолет и тоже передёрни мне затвор.

– Зачем? – спрашиваю я.

– На всякий случай, – говорит друг с интонацией Семён Семёныча из «Бриллиантовой руки».

– Не надо! – отвечаю я с интонацией из того же фильма.

Даже в такие моменты мы умудрялись шутить.

Самый драматический момент был, когда стали открываться ворота тюрьмы, и мы стали подъезжать к воротам. Вот тут могло произойти то, чего мы так опасались – расстрела нашего кортежа. Но, меры безопасности, видимо, были предусмотрены, и всё прошло хорошо. Мы долго петляли по городу, будто прощаясь с полюбившимся нам Саратовом, наконец, нас привезли на военный аэродром. Там мы пересели в военный самолёт (кажется, ТУ-134), который перевозил какие-то ящики. Там было только четыре кресла с обеих сторон, в них сели Саша Занин и Андрюша со своими подопечными, а мы с Олегом неподалёку на ящиках, накрытых брезентом. Так и летели без посадок до Иркутска. Помню ослепительно-белые облака внизу. Пролетел встречный самолёт, оставляя за собой серый шлейф, и Саша Занин сказал: «Будто по снегу мотонарты пронеслись…» И я подумал тогда, что Саша тоже в душе поэт.

В Иркутске мы пересели на вертолёт. Причём, вертолёт, не приспособленный вообще для перевозки пассажиров, мы там просто сидели на голом металлическом полу. В Чите в Черёмушках нас встречали автоматчики – «чёрные береты», куча людей в штатском. Когда мы увидели своих, сразу гора с плеч свалилась – всё, доехали, можно расслабиться…

Всё это описано в моём рукописном дневнике. Сейчас перечитываю, вспоминаю годы службы – много чего ещё было, при случае расскажу…

P.S. Саша Занин, не знаю, где сейчас. Андрей работает судебным приставом. А вот Олег Банщиков пропал без вести. Его долго разыскивали, но так он и не обнаружился…

10 ноября, 2013

Моя служба в УФСИН

С 1996 по 2012 год я служил во ФСИН – Федеральной службе исполнения наказаний. Её ещё называют уголовно-исполнительной или пенитенциарной системой. Мне повезло, я оказался на творческой работе – в редакции газеты для осуждённых «Резонанс». Много приходилось ездить по колониям и, конечно, писать, писать, писать… Мой школьный друг Костя Бизяев так охарактеризовал мою деятельность: «Ты повышаешь престиж тюрьмы!».

Один день в колонии

Ещё не успела высохнуть типографская краска на буклете, выпущенном к 15-летию учреждения ЯГ-14/3 по инициативе начальника колонии полковника внутренней службы С. Ж. Базарова, как у него появилась новая идея – начать выпуск периодического издания, газеты для сотрудников уголовно-исполнительной системы Читинской области. Сергей Жамсоевич обратился в редакцию «Резонанса» с просьбой помочь воплотить задуманное, и мы с готовностью принялись за дело. Выпустить первый номер – это, согласитесь, и интересно, и ответственно, и почётно.

Выехать в колонию решили всей редакцией, не откладывая дело в долгий ящик. И вот утро 18 декабря. На башне вокзальных часов высвечиваются цифры 7.05, которые периодически меняются на —16°С – довольно сносная температура для декабря. Громада возводящегося храма на территории бывшего стадиона еле заметна в утреннем мраке. На остановке стоит, пуская белые дымные облачка, пазик.

– В «тройку»? – интересуемся на всякий случай и, получив утвердительный ответ, входим в салон.

Сотрудников пока немного, человек семь-восемь. Сидят молча, некоторые дремлют: путь до колонии не близок, за 40—45 минут езды можно досмотреть прерванный домашний сон.

– Что-то корреспонденты к нам зачастили!

Замечаем знакомого по совместной службе в УИН, а ныне начальника медицинской части ИК-3 майора внутренней службы Андрея Борисовича Нардина. Объясняем причину нашей очередной «командировки», интересуемся как дела у колонийских медиков.

– Очень много работы, – отвечает Андрей Борисович. – Годовой отчёт.

Понимающе киваем, в автобусе воцаряется тишина.

На подъезде к учреждению народу в салон набивается почти под завязку. Ну, да в тесноте да не в обиде. Главное – автобус ходит стабильно, каждый день, а есть ещё ЛАЗ, который собирает людей по другому маршруту. Налаживание бесперебойного движения транспорта – это первое, что было сделано новым начальником. Что говорить, колония расположена очень неудобно, на отшибе, и ни на чем сюда больше не добраться. Если доехать до места службы и обратно труда не составляет, то в каких-то экстренных случаях это большая проблема. Зуб заболел, утюг дома остался включённым, да мало ли что может случиться – как сотруднику доехать до города? Не говоря уже о родственниках осуждённых, которые приезжают в колонию передать посылку и на свидания. Есть у начальника задумка запустить собственную маршрутку, и если все вопросы, связанные с этим, положительно решатся, то и людям будет хорошо, и в казну учреждения упадёт «лишняя» копеечка.

Колония среди степной пустоши как островок цивилизации. Светятся окна штаба, освещается прожекторами периметр – люди на посту день и ночь. Дружно (второй автобус подошёл одновременно) поднимаются сотрудники в здание штаба и расходятся по кабинетам. Мы – в кабинет заместителя начальника по воспитательной работе подполковника внутренней службы Сергея Васильевича Корытина. Здесь так прохладно, что не хочется снимать бушлат. Панели под окнами разобраны, щупаю обнажённые батареи – чуть тёплые. Что ж, отопление штаба – ещё одна животрепещущая проблема учреждения: здание расположено далеко от котельной, по пути тепло теряется, да и давление недостаточное. Этим озабочен вместе с начальником заместитель по тыловому обеспечению подполковник Сергей Иннокентьевич Осокин. Вся зима ещё впереди, и поэтому создание благоприятных условий для несения службы личным составом сейчас – главная задача.

– Вот так, как вы, надо всем одеваться! – шутим, обращая внимание на старшего прапорщика отдела безопасности Галину Алексеевну Гайфулину. На ней валенки и тёплый солдатский полушубок.

– Мы же на улице службу несём, – отвечает она. – За осуждёнными присматриваем, нам положено.

Шутки шутками, а в беседах с сотрудниками многие часто жаловались на холод в помещениях. Ну, да дело, думаем, скоро поправится. Пока сотрудники вышли на развод, садимся за стол и прикидываем план дальнейших действий.

– Ты, Баир, возьми интервью у Сергея Жамсоевича, – говорю своему собрату по перу Жамбалнимбуеву. – Что сделано, планы… Кто лучший сотрудник, а кому бы стоило пересмотреть своё отношение к службе? Потом встреться с одним из спортсменов…

Пока обсуждали свой рабочий день в колонии, вернулись с развода С. В. Корытин и начальник отдела воспитательной работы с осуждёнными капитан внутренней службы Геннадий Худойбердыевич Аннамамедов. Сразу садятся за бумаги, дают распоряжения начальникам отрядов – работа завертелась. Замечаю на столе любопытный документ и задаю вопрос:

– Что за такой адаптационный отряд?

– А это как раз наше нововведение, – поясняет Сергей Васильевич Корытин. – Создаётся этот отряд на базе девятого отряда улучшенных условий содержания. В него будут поступать вновь прибывшие для отбывания наказания осуждённые, и после прохождения карантина, который, кстати, будет намного короче, чем обычно, будут находиться в этом отряде от одного до нескольких месяцев. Здесь с ними будет проводиться интенсивная разъяснительная и воспитательная работа, цель которой привлечь осуждённых к участию в самодеятельных организациях. В общем, чтобы люди здесь проходили необходимую адаптацию, привыкали, присматривались друг к другу и не попадали с первых дней под влияние отрицательно настроенных осуждённых.

Делаю пометки в блокноте и иду в оперативный отдел. Ведь председатель женсовета, с которой я наметил встретиться, оперуполномоченный. Прохожу несколько дверей, и попадаю под перекрёстный огонь острых, оценивающих оперских взглядов. Сам когда-то начинал с оперов в СИЗО и знаю, что работники оперативного отдела – элита подразделения и важности им не занимать. Правда, всегда веселило меня одно обстоятельство. Какое бы ЧП ни случилось, узнавал я о его подробностях от кого угодно, только не от своих товарищей по оперотделу: секретность здесь самая что ни на есть абсолютная. Конечно, мой включённый диктофон тут же вызывает некоторое замешательство. Ах, да! Я же не объяснил, откуда я такой свалился.

Серьёзное лицо капитана внутренней службы Лидии Васильевны Егоровой, председателя женсовета колонии, сменяется доброй улыбкой: из оперуполномоченного она мгновенно превратилась в милую женщину:

– Так вот вы зачем пожаловали!

Вскоре узнал, что Лидия Васильевна возглавляет столь немаловажное общественное формирование почти два года. Не раз мы писали о мероприятиях, которые организуются в колонии к разным праздникам. И всё больше в своих рассказах называли отдел кадрово-воспитательной службы, а о роли женсовета непреднамеренно умалчивали. Да и сам женсовет никак себя раньше не афишировал. Сказывалось, видимо, что его председатель оперативный работник. Восполняем своё упущение и теперь можем с уверенностью на все сто сказать, что все прошедшие конкурсы, праздничные мероприятия, выезды на природу проводились при непосредственном участии совета женщин колонии. Вот же доля женская: и на службе не уйти от дополнительной нагрузки. Правда, эта нагрузка, как призналась Л. В. Егорова, не в тягость, а в радость. Особенно, когда задуманное имеет успех у сотрудников учреждения. И уж, конечно, бывает обидно, когда среди членов коллектива колонии нет активности, заинтересованности в том, чтобы организуемое для них же мероприятие прошло успешно. А то получается, женщины суетятся, что-то придумывают, отрываются от работы, а люди проявляют в конечном итоге пассивность, а значит и неуважение к женщинам. Традиционными стали чаепития по случаю дней рождения. Всех именинников приглашают раз в месяц в столовую, где за чаем с тортом можно посидеть, расслабиться, поздравить друг друга. Но и в такие дни приходится тащить некоторых чуть не силком. Есть у женсовета и более серьёзная миссия – участие в воспитании сотрудников. Практикуется такая форма работы как выезды в семью для беседы с родными сотрудников, у которых возникают определённые сложности по службе. Из активистов «женского движения» Лидия Васильевна отметила Наташу Кузнецову и Легостаеву Елену. А ещё председатель женсовета попросила сотрудников ОРЛС УИН откликнуться на предложение организовать встречу с представителями женсоветов других колоний для обмена опытом. Думаю, такой женский «съезд» будет скоро организован, а уж польза от его проведения будет несомненная.

Прощаюсь с Лидией Васильевной и в сопровождении заместителя начальника по охране подполковника Константина Георгиевича Пронина иду в караульное помещение. В небольшом теплом кабинете знакомлюсь с начальником отдела охраны старшим лейтенантом внутренней службы Олегом Викторовичем Кмитом. Человек он молодой, но с большим опытом службы в подразделении охраны. Начинал в 98-ом младшим инспектором отдела безопасности, в 99-ом перешёл на службу в охрану и вот теперь возглавил отдел. В отделе служит в основном молодёжь, поэтому коллектив сложился весёлый, дружный, спортивный.

– За время существования отдела, – говорит Кмит, – не было допущено ни одного побега. Это самый главный показатель в нашей службе. Установлена новая охранная система «Сова», расширяем службу кинологов – работаем. Полностью укомплектовались. А ещё: все наши сотрудники сходили в отпуска. Раньше с этим были большие проблемы: не хватало людей, не могли отпускать сотрудников в отпуска по графику. Теперь всё нормализовалось.

Следующий наш пункт посещения – сердце колонии, её дежурная часть. Она возвышается над обширной «палубой» территории, как капитанская рубка. «За штурвалом» сегодня оперативный дежурный отдела безопасности майор внутренней службы Н. Д. Самсараймаев. То и дело звонят телефоны, Намдак Доржижапович отдаёт чёткие распоряжения. В дежурке чистота и порядок, впрочем, как в других ИК. Хотя нет, эта дежурная часть довольно просторная, а ещё в ней полно солнечного света – к обеду распогодилось. Что может быть интересного, новаторского в организации дежурной смены? На всякий случай задаю этот вопрос.

– С 1 декабря приступили к внедрению у себя в колонии опыта Красноярского ГУИН, – охотно вступил в разговор начальник отдела безопасности подполковник внутренней службы Сергей Павлович Малов, – Эксперимент заключается в организации службы по системе объектового надзора «Сектор – рубеж». Суть его такова: территория охраняемого объекта разделена на пять секторов. В каждом секторе назначается ответственный, для оказания помощи дежурному наряду привлекаются сотрудники всех служб. В специальных журналах отражаются результаты несения службы по секторам: нарушения режима, движения автотранспорта, режимные мероприятия и т. д.

Близится обед, и мы спешим в столовую. О столовой тоже писали не раз: уютное, светлое помещение, со вкусом и по-современному оформлено. Занимаем очередь. На раздаче работает всего одна женщина, но очередь движется быстро. Смотрим цены в меню. Они колеблются от 3 рублей с копейками за салат из свежей капусты до 19 рублей за две позы. В общем, мне обед из салата, рассольника, колбасы с рожками и чая обошёлся в 22 рубля. По-моему, цены по сегодняшним меркам смешные.

Мы не могли уехать из учреждения, не посмотрев бар-магазин для осуждённых «Тройка». Вряд ли это сможет удивить, думал я, ведь слава о кафе в «четвёрке» со звучным названием «Вдали от жён» разнеслась с помощью СМИ на всю область. Однако ох как я ошибался: пред нами предстал оборудованное по последнему слову дизайна просторное помещение с пластиковыми столами и стульями, с панно и кашпо на стенах. Непривычно, конечно, смотрится зарешеченная стойка бара. Но какая это решётка! А ведь есть ещё большое фойе, складские помещения, кухня, умывальник и всё сделано основательно, со вкусом, одним словом, по-базаровски. Продавец Любовь Николаевна Энкуева с сожалением говорит:

– Даже на пенсию уходить не хочется. Посмотрите, какая здесь красота!

Мы задавали много вопросов сотрудникам учреждения, в том числе и такой: какой они видят колонию через десять лет. И часто слышали: образцовой, красивой, современной. Значит, верят в учреждении в своего начальника, в его планы, его дела. А мы говорим «до свидания» гостеприимным хозяевам. Ждите новую газету. Газету о вас. Счастливо!

Гости из Германии

Знакомство в трапезной

Их четырнадцать. За три дня, что мы с майором Олегом Поповым, заместителем начальника отдела по воспитательной работе, сопровождали иностранных гостей в поездке по исправительным колониям, познакомиться довелось со всеми.

Перед выездом в ИК-3 (было часов одиннадцать) нас с Олегом Ивановичем пригласили за стол в трапезную читинской баптисткой церкви «Антиохия». Когда-то в этом здании располагалась военная комендатура и гауптвахта, и вот уже не один год здесь идёт реконструкция. Кирпич за кирпичом силами членов церкви возводится Дом молитвы. Строгие архитектурные формы, остроконечная готическая башенка, увенчанная крестом – таким сейчас могут видеть жители Читы это строение, преобразившее ещё один уголок родного города.

Место это в столице Забайкалья, надо сказать, уникальное. Неподалёку, зажатая между пятиэтажных хрущёвок, стоит Михайло-Архангельская православная церковь, древние своды которой занял музей декабристов. А чуть выше – мечеть, с её минарета утрами можно слышать призыв к мусульманам совершить намаз. Так под одним небом мирно уживаются три различные Божьи обители.

Гостей потчевал пастор «Антиохии» Валерий Сенотрусов (кстати, древний город Антиохия в 1 в. н. э. стал местом крещения апостола Павла, в нем образовалась первая влиятельная христианская община). Нам разложили по тарелкам рисовую кашу, к чаю поставили конфеты и печенье. Немцы только что приехали с вокзала, трапезная была завалена дорожными сумками. Среди гостей выделялся пожилой мужчина с большой седой, как у Фридриха Энгельса, бородой. Он и был чем-то похож на соратника Карла Маркса, даже имя его было похожим – Фридель. Истинного немца в нем я увидел, когда он, нечаянно пролив минеральной воды, когда открывал бутылку, достал из кармана носовой платок и стал вытирать им пол.

Самым активным за столом был Ойген. Сначала я принял его за русского (так как здесь были и наши соотечественники, и было трудно понять, кто есть кто). Он хорошо говорил по-русски, много шутил и смеялся. Русская кровь в нем, наверное, всё-таки была, потому что предки его жили в России, сам он родился в Душанбе и в три года оказался с родителями на исторической родине.

Я познакомился с Ойгеном, которого скоро стал называть Женей (по паспорту он Евгений), он представил мне сидящих рядом: молчаливого Ёахима, неулыбчивого Матиаса, весёлого Эдмунда. Почти все немцы были молодыми людьми, отличались по возрасту лишь Фридель Пфайффер и Ахим Хальфман. С Ахимом, лысым, с профессорской бородкой и приятным голосом импозантным господином мы успели немного поговорить перед ланчем. Я рассказал на плохом немецком, что не так давно был в Берлине, поднимался под купол рейхстага…

Ахим оказался руководителем группы, Фридель же был вроде почётного представителя и основателя общества помощи «Шайдевег».