bannerbanner
Такие разные миры
Такие разные миры

Полная версия

Такие разные миры

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

Меня чуть наизнанку не вывернуло от увиденного. Это было слаще, чем зефир, и я стремительно отвернулась, намереваясь наконец уйти. Но голос блондинки меня остановил:

– Подожди!

Я вновь повернулась и вопросительно приподняла бровь.

– Ты новенькая? Мы раньше тебя здесь не видели.

Мне вдруг стало интересно, заметно ли им искреннее удивление на моем лице? А удивлялась я тому, что эта парочка смотрела на меня без капли того надменного осуждения, с которым мне часто приходилось иметь дело. Они словно приняли меня за свою.

– Сегодня мой первый день, – ответила я, уже готовая к окончанию разговора.

– Здорово! – улыбнулась девушка и протянула руку. – Добро пожаловать! Я Руби. Будем знакомы?

Взглянув на протянутую руку, я не сразу, но все же ответила на рукопожатие. Я редко знакомилась с новыми людьми и потому каждый раз испытывала ужасную неловкость.

– Ламия, – ответила я.

– Какое необычное имя… Впервые такое слышу. – И словно неожиданно вспомнив о своем бойфренде, Руби быстро добавила: – А это мой парень Рэй.

Рэй тоже протянул мне руку, но на этот раз я не ответила: мусульманки не контактируют физически с незнакомыми представителями мужского пола.

Парень неловко и медленно убрал руку, и мне даже показалось, что он понял, почему я так себя повела, и не принял это за грубость с моей стороны. По крайней мере, я на это надеялась.

Коридор мигом заполнился звенящим шумом: прозвенел звонок.

– Что ж, мы пойдем, но, конечно же, еще увидимся, Ламия! – кажется, стараясь сгладить обстановку, произнесла Руби. Она потянула своего парня за руку в сторону коридора и, прежде чем исчезнуть в толпе, громко заявила: – И мне, кстати, нравится твой платок.

Это были первые слова за последние несколько месяцев, которые заставили меня искренне улыбнуться.

Я продолжила свой путь с неожиданно проявившейся уверенностью в себе. Хоть ее было и ничтожно мало, все же мне показалось, что теперь я нервничаю меньше, чем едва переступив порог школы.

Найдя дверь с небольшой табличкой с долгожданными цифрой и буквой, я не стала тратить время на стук и просто вошла в класс.

Небольшой светлый кабинет, обставленный растениями в горшках, излучал жизнь.

Мои новоиспеченные одноклассники позабыли о приличиях и проводили время, как им хотелось, хотя звонок уже прозвенел. Они болтались у доски или играли в настольные игры за двумя сдвинутыми партами. Кто-то включил музыку прямо на своем бумбоксе, и я распознала знакомые мотивы моей любимой группы Modern Talking. Кто-то сидел в наушниках и подпевал себе под нос, рисуя каракули ручкой в учебнике.

На меня никто не обратил внимания, и я, воспользовавшись этим, прошла дальше по классу, чтобы занять последнюю парту. Я кинула рюкзак на пол и села на стул, внимательно осматривая одноклассников. В классе было человек тридцать, не меньше. Все такие модные и смазливые, что меня затошнило. Несколько парней предпочли развлекаться вместе, заняв несколько парт поближе к окну, пара девушек нашли время вытащить косметику и начать малевать себе лица. Были в классе и парочки: например, сидящие у окна парень и девушка, которые неотрывно глазели друг на друга и хихикали, явно флиртуя.

Неожиданно дверь в класс резко открылась, прервав мои наблюдения, и шум, всего секунду назад стоявший в воздухе, прекратился, будто его и не было. Ученики сели на свои места и выпрямили спины. Музыку выключили, и кабинет отчасти погрузился в тишину.

– Здравствуйте, ребята, – тяжело дыша, произнесла женщина в разноцветном наряде, ворвавшись в кабинет. – Прошу прощения за опоздание, но мне срочно нужно отлучиться по кое-каким делам. Меня не будет минут двадцать. А может, я не появлюсь до конца урока.

Почти все присутствовавшие не сочли нужным промолчать и весело загудели.

– Так, тише, прошу. – Женщина поправила платье и свои пышные светлые волосы и вдруг взглянула на меня. Она смущенно скользнула взглядом по моему платку. – Но… Но, прежде чем я отлучусь, хочу вам представить нашу новую ученицу. – Она быстро посмотрела на листочек бумаги, который держала в руке, и прочла мое имя: – Мисс Ламия Уайт.

Будь у меня возможность, я бы обязательно перемотала время вперед, чтобы пропустить момент знакомства со своим классом. Но, к сожалению, подобное не представлялось возможным, ведь у меня не было машины времени доктора Брауна и я не была знакома с Марти Макфлаем[8], поэтому я лишь смиренно поднялась со стула, когда учительница попросила меня встать и представиться.

Взоры тут же устремились в мою сторону. Сидевшие спереди обернулись и, нарочито громко жуя жвачку, уставились на меня, только сейчас, вероятно, заметив мое присутствие.

– Меня зовут Ламия. Мои родители решили переехать в более тихий район. Вот почему я здесь.

Мне показалось, этих фактов предостаточно, так что я села на свое место. Пару мгновений в классе сохранялась тишина. Потом снова раздался голос женщины:

– Добро пожаловать, мисс Уайт, в наш дружный класс, – очень натянуто улыбаясь, произнесла учительница. Я видела, как она смотрит на меня: все с тем же недоверием и предубеждением. – Я миссис Норт. Со всеми своими проблемами в школе можете обращаться ко мне. – Взглянув на свои часы, она будто внезапно забыла о моем существовании и суетливо добавила: – Мне уже пора, ребята. Увидимся!

Она собрала в охапку несколько учебников со стола, какие-то бумаги и пару папок и вылетела из класса, хлопнув дверью. Как только мы остались одни, словно по команде, по кабинету снова пополз шум голосов.

Передо мной сидела девушка с короткострижеными черными волосами, одетая в яркий желтый свитер и короткую джинсовую юбку. Когда она медленно повернулась в мою сторону и устремила взгляд своих подкрашенных голубыми тенями глаз на меня, я поняла, что это именно ее рот издавал эти дурацкие чавкающие звуки, пока она жевала жвачку. Одноклассница принялась разглядывать меня настолько нагло, что раздражение переполнило меня всего за несколько секунд.

– Что-то не так? – вопросительно изогнув бровь, спросила я.

Как только она заговорила, гул вдруг прекратился, и все уже наблюдали за нами.

– Просто хочу понять, зачем ты напялила на свою башку эту тряпку, – произнесла Девчонка-Со-Жвачкой.

Многие в классе засмеялись, пытаясь, наверное, задеть меня этим. Но, как уже было сказано, я давно к этому привыкла, и каждое ее слово пролетело мимо моих ушей.

Опустив взгляд, я принялась рыться в своем рюкзаке, чтобы достать нужный учебник. И это очень не понравилось начавшей доставать меня девчонке спереди: она резко вырвала рюкзак у меня из рук и встала из-за стола, чтобы подбежать к окну. Одноклассники, затаив дыхание, ждали моей реакции.

– Крис! – крикнул кто-то. – Осторожно! Вдруг она потом пожалуется какому-нибудь Мустафе, а потом нас всех завербуют куда-нибудь в Ирак.

Потом все залились смехом, кто-то сел прямо на парту, принимаясь хлопать в ладоши, будто наблюдая за сценой в цирке. А это и был цирк, как иначе объяснить, что толпа, казалось бы, взрослых людей занималась подобной тупостью?

А я просто сидела. Да, сидела и молчала. Наверное, по большей части, потому что мне совсем не хотелось давать им повода продолжать. Очень часто намеренное безразличие спасает от возможных оскорблений и подколов.

Не было у меня времени все это выслушивать.

– Отдай рюкзак, – сказала я, наверное, выглядя не на шутку обозленной. А может, наоборот, казалась слишком послушной.

Кристина ухмыльнулась, и ухмылка эта заставила мою душу вспыхнуть ярчайшим пламенем.

Ненависть к ним, к каждому из них, загоралась в моей душе, испепеляя попытки понять. Никогда не пойму их. Никогда не прощу за все, что они делают со мной без причины.

– А то что? – спросила она. – Знаешь, у меня есть идея. – Кристина открыла окно и продолжила: – От греха подальше.

Мой рюкзак – совсем новенький рюкзак, на который я копила все лето, потея под жаром палящего солнца, – тут же полетел вниз с третьего этажа школы. Я не слышала звука падения: в большей степени потому, что уши мои заложило от злости.

– Упс, – состроив нарочную жалость на своем лице, протянула Кристина и посмотрела на меня, явно ожидая ответа. – Я случайно.

Я смотрела на нее долго, казалось, целую вечность. Разрастающаяся злость кипела внутри, как вода в гейзерах. Она могла бы и вырваться, чтобы обжечь лицо каждого, кто сидел и смеялся надо мной.

Терпение, терпение, терпение, Ламия, звучал внутренний голос. Терпение – это то, что спасет твою душу. Будь терпелива к тем, кто тебя не понимает, и, быть может, они станут снисходительны.

И в душе наступило спокойствие, ведь нечто подобное я слышала из уст читающей Коран матери однажды вечером.

Я продолжала смотреть на Кристину, в мыслях находясь далеко и от нее, и от всех остальных. Но она молчать не стала и издевательски, растягивая каждую буковку и наклоняясь к моему лицу, выплюнула:

– И что же ты мне сделаешь, вонючая эмигрантка?

И ведь действительно, я ничего ей не сделаю.

Глава 3

Когда звонок, оповещая о перемене, громко прозвенел в коридорах, я вылетела из класса со скоростью гоночной машины и вышла во двор школы. Поиски рюкзака заняли минут десять; он валялся под окном класса, успевшего стать для меня филиалом ада.

Сразу после этого я начала думать, где бы мне совершить обеденную молитву, ведь время уже подходило. Но одно дело успешно найти это самое место и помолиться (а наши молитвы сильно отличаются от знакомой всем молитвы христиан), и совсем другое – сделать это таким образом, чтобы никто из мерзких подростков этого не заметил. Вот какая задача стояла передо мной.

Детально осматривая довольно просторный двор школы, кипевший жизнью, я пришла к единственному выводу: намаз у меня получится совершить только здесь, на газоне, в отдалении от беседующих школьников, устроивших на перемене что-то вроде пикника. Во дворе деревьев было в изобилии, и они, как живые навесы, укрывали его. Снег уже давно начал таять, и из-под него проглядывала бледно-зеленая трава.

Вдали шумно ударялся об землю мяч: там находилась спортивная площадка, где старшеклассники, особенно пользующиеся популярностью у девочек, играли в баскетбол, при этом громко вопя.

Я посмотрела на огромные часы, висевшие на фасаде школы. Время на намаз у меня еще будет, а пока следовало бы выяснить, где расположен мой учебный шкафчик, ведь до начала первого урока я этого сделать не успела.

Номер я узнала, а ключик получила еще вчера вечером, когда папа вручил мне листок бумаги со всеми данными, которые понадобятся мне в новой школе. Конечно, туда меня устраивал именно отец, а не мама. При виде ее в кабинете администрации в черном одеянии, – а мама всегда носила исключительно темного оттенка свободные платья, висевшие на ней, словно просторные халаты, и такой же хиджаб, – директору наверняка пришлось бы бороться с весьма заманчивой идеей отказать в принятии ее дочурки. Я почти уверена, что именно мама настояла на том, чтобы в школу меня устроил папа, прекрасно осознавая возможные последствия своего здесь появления.

Вновь оказавшись в здании и игнорируя пялящиеся на меня любопытные глазенки, я быстро нашла свой шкафчик в длинном коридоре и с шумом его открыла. Учебники из рюкзака мигом заполнили его, и места осталось разве что для небольших вещей вроде расчески или косметического набора, если бы он у меня был, конечно. У меня не было никаких других побрякушек и всяких штучек, которыми подростки из американских молодежных фильмов обычно любят заполнять свои шкафчики. Не было и фотографий, на которых я бы улыбалась и махала рукой в камеру, как полная идиотка.

– Слушай, может, тебе наплевать уже на этот долбанный семейный ужин? – прозвучал мужской голос где-то рядом. – Возможно, это наш единственный шанс попасть на чертов концерт! Разве можно его упускать?

Мне совсем не хотелось обращать внимание на чьи-либо разговоры, и я, уверена, так бы и поступила, просто развернувшись и уйдя прочь, однако меня задели плечом, и человек, сделавший это, сам обратил на меня внимание.

– Упс, прошу прощения, – сказал незнакомец, когда я повернулась в его сторону.

Я не уловила в его голосе сарказма или насмешки, которую ожидала услышать. Наоборот. Он вполне искренне, с легкой иронией извинился.

– Чес, глянь-ка, – хлопнув внешней стороной ладони по ребру друга, произнес он.

А еще, кажется, он не удивился моему виду, будто каждый день видит девушек, облаченных в шарф.

– Чумовой прикид, цыпочка, – произнес его собеседник. Он внимательно рассматривал меня, явно потешаясь.

– Да уж, – отозвался первый. – Не каждый день такое тут видишь.

А я, наверное, раскраснелась. Но не от смущения, а из-за очевидного напряжения, которое стало моим верным спутником еще года два назад.

Двое парней, хорошо одетые, опасно привлекательные, кажущиеся старше меня, открывали свои шкафчики, и я ужаснулась тому, что соседствую с ними. Спросите, почему опасно? Да потому что так выглядят только «крутые ребята». Своего рода элита. А от таких ничего хорошего ожидать не приходится.

Парни почти сразу забыли обо мне и громко обсуждали какие-то матчи, концерты рок-групп, новости о последних автомобильных новинках и прочие мальчиковые темы, а я постаралась внимания на них не обращать и вновь вернулась к полкам.

Когда они собрались уходить, тот, что цыпочкой меня не называл, вдруг повернулся и напоследок сказал:

– Добро пожаловать, восточная красавица.

И улыбнулся.

Обычно люди награждают меня косыми взглядами или даже открытым возмущением, но я не думала, что одна-единственная улыбка незнакомца может поднять мне настроение.

Тот, имя которого было Чес, шутливо толкнул друга в грудь, выкрикнув какое-то безобидное ругательство, и, больше не взглянув в мою сторону, они ушли дальше по коридору, заставляя меня неотрывно пялиться на их отдаляющиеся фигуры.

Я была в недоумении: и что это значит?

* * *

Обеденную молитву в школе я так и не совершила. Из-за трусости и нежелания вновь услышать в свой адрес какие-нибудь колкости.

Сначала я пыталась называть это иначе, ведь трусость было не совсем подходящим в моем случае словом, но решила оставить все как есть.

Влетев домой, я тут же прочитала намаз зухр[9], но в тайне от мамы, потому что не хотела ее расстраивать. Кроме того, мне было за себя стыдно.

За ужином, состоявшим из традиционной арабской приправы в виде пасты из перца, сирийского печенья к чаю, салата табуле[10] и таваю[11] в качестве горячего блюда, собралась вся моя небольшая семья: папа во главе стола, справа от него мама, а остальные два места заняты мной и Кани. Мой младший брат по обычаю сметал все, что клали на его тарелку, запивая еду большим количеством воды. Несмотря на то что мама – весьма умная женщина, проводившая достаточно много времени за изучением книг о здоровом питании, – строго поглядывала в его сторону каждый раз, когда мальчишка хватал стакан, его совсем это не смущало, а будто даже наоборот, подзадоривало.

Я же не притронулась к своей порции. И все это, конечно, заметили.

– Как прошел твой день в новой школе, Ламия? – спросил папа, отложив вилку в сторону.

Я пожала плечами вместо ответа. Это означало «средне».

– Подружилась с кем-нибудь?

– Да, – вспомнив о Руби, выдала я.

– Здорово. – Папа улыбнулся и вернулся к еде: разговор по душам с дочерью можно считать завершенным. – Это очень хорошо.

А мне так не казалось.

Когда я все же заставила себя положить в рот немного салата, пришлось хорошенько постараться не обращать внимания на изучающий взгляд мамы. Так взволнованно она смотрела только в особых случаях, и обычно это предвещало серьезный разговор.

Поэтому, когда мама аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола, попросив меня пройти с ней во двор, я уже не была ни удивлена, ни встревожена.

– Кани, после ужина сразу ложись спать, – сказала она. – Завтра тебе рано вставать.

– Хорошо, умми[12], – с набитым ртом отозвался Кани. – Спокойной ночи.

Мама улыбнулась ему и вышла из кухни. Я последовала за ней.

Во дворе, уже накрытом простыней ночи, пахло весной. Цветы, которые наверняка сыграли большую роль, когда мама листала список наших потенциальных новых домов, уже начали выбираться из земли, готовясь засыпать собой весь двор к приближающемуся лету. А еще у нас имелась небольшая деревянная беседка, под которой можно было выпить чаю в какой-нибудь особенно теплый денек. Именно к этой беседке двинулась мама. На столе уже стояли две чашки, термос и тарелка с печеньем. Значит, мама готовилась к этому разговору заранее.

– Присядь, Ламия, – сказала она, и я послушалась. – Расскажи мне, что тебя тревожит в новой школе.

– Ничего, – быстро соврала я, не дав лжи зазвучать в моем голосе. – Все нормально.

– Я ведь твоя мать и пожила побольше твоего. Я прекрасно чувствую людей, и мне все-таки кажется, что твой день прошел не лучшим образом.

Это получилось само собой: я заерзала на стуле, и весьма заметно. Да и на что я могла рассчитывать, когда врала в лицо этой мудрой женщине? Хоть ей и был всего сорок один год, выглядела мама намного моложе, а вот умом всегда блистала и резко отличалась от своих сверстниц, мысля порой так, будто ей все восемьдесят, и прожила она действительно очень долгую жизнь.

– Ты ведь можешь мне все рассказать, Ламия.

Мама слабо улыбнулась и пододвинула чашку с чаем в мою сторону. Я обхватила ее пальцами и опустила взгляд вниз, не зная, что вообще должна ей рассказывать.

Честно признаться, наши отношения нельзя было назвать близкими. Я никогда не делилась с ней своими проблемами, не рассказывала о том, что меня беспокоит, не просила советов по каким-либо личным вопросам. И даже не задумывалась почему.

В общем, о сегодняшней ситуации с незнакомцем и его улыбкой я собиралась помалкивать до конца своей жизни.

– Все из-за хиджаба, верно? – спросила мама и все поняла по моему молчанию, после чего продолжила: – Ты должна понимать, что все это испытания. Чушь, мелочевка, пустяк по сравнению с тем, что ожидает нас в следующей жизни. Ты ведь знаешь, мы будем вознаграждены за терпение и стойкость.

Все это я, конечно, знала, да и вовсе не это меня беспокоило. Плевать, что мой шарф может оказаться темой для обсуждения в школе. Это я как-нибудь переживу. Меня тревожило совсем другое.

– Дело не в этом, – отважилась сказать я.

– Тогда в чем? – Мама отставила чашку в сторону. – Что произошло?

– Мне плохо оттого, что я вынуждена игнорировать нападки в свою сторону. Да, в школе действительно было не так красочно. Например, мой рюкзак выбросили в окно, а я ничего не сделала, потому что не хотела, чтобы из-за меня потом всех мусульманок посчитали… грубиянками.

Мама кивнула, будто очень хорошо поняла мои переживания. Но я сомневалась в этом, ведь она никогда не походила на меня характером. Всегда спокойная, расчетливая и скромная, она была идеальным образцом мусульманской женщины. В общем, такой, какой все ее представляют.

– Я думаю, тебе нужно всего лишь запастись терпением. – Это было единственным советом, который я получила от мамы. На большее я и не рассчитывала.

Мне пришлось, как и всегда, состроить такое выражение лица, будто я отлично поняла каждое ее слово и, конечно же, последую совету. В душе же показалось разочарование, но почти так же незаметно скрылось, в очередной раз напоминая мне, что я была готова к такой реакции.

– Хорошо, конечно, – кивнула я. – Я пойду спать. Завтра нужно уточнить даты АСТ[13].

Не дожидаясь ответа, я вновь оказалась в доме, миновала небольшую прихожую, поднялась по ступенькам на второй этаж и вошла в свою комнату, чтобы лечь на кровать, уткнуться носом в подушку и попытаться заснуть.

* * *

Утро – самое паршивое время дня.

Так я считала и буду считать всю жизнь.

Ночь – совсем другое дело. Обычно именно ночью ты способен оставаться со своими мыслями один на один, бесконечно размышлять о своем дурацком существовании, строить планы или посвятить время увлечениям. У меня были увлечения, но я никогда не делилась этим с родными, потому что… Ну, наверное, потому что считала, что никому не интересно, чем я занимаюсь и что мне нравится.

Очередным паршивым утром я встала, застелила кровать, расчесала волосы, собрала их в пучок и двинулась в ванную комнату. Обычно к семи она уже занята, но я встала на час раньше, так что дверь была открыта, а другие члены моей семьи либо только-только открывали глаза, либо еще спали.

Сегодня я решила пойти в школу пешком, а для этого пришлось встать немного пораньше. Мама моих прогулок в одиночку, конечно, совсем не одобряла. В исламе так не принято. Женщины обязательно должны ходить по своим делам в сопровождении мужчины-махрама[14]. Это может быть отец, брат, родной дядя, дедушка… В общем, близкий родственник мужского пола, перед которым нам можно ходить без хиджаба. И я совсем не против этого. Все это делается не для того, чтобы унизить женщину, в чем уверены многие самопровозглашенные специалисты, знающие об исламе лишь поверхностно, и те, кто называют себя мусульманами, но на самом деле ими не являются.

Все это лишь для защиты женщины, ведь в наше время (да и во все остальные времена) родиться девочкой действительно опасно.

Но сегодня мне хотелось прогуляться до школы одной, и некоторые правила в угоду своим желаниям я нарушала.

Уже к семи я была полностью готова. Я прошла на кухню, вырвала листок из блокнота, который всегда лежит на столешнице и в котором мама делает списки покупок, и написала записку родителям о том, что пошла в школу одна. Наверное, по возвращении меня будет ждать очередная лекция от мамы, но я проигнорировала предостережение, возникшее в голове всего на миг.

Итак, записка была прикреплена магнитиком к холодильнику, а я полностью одета, с наушниками в ушах и рюкзаком на плече. Я вышла из дома, закрыв за собой дверь очень тихо, чтобы не разбудить домочадцев.

И двинулась в путь.

В ушах играли любимые Boney M, а я шла вперед, шаркая ботинками по мокрому от растаявшего снега асфальту и размышляя о том, чем же хочу заняться.

Совсем скоро мне предстоит экзамен, который определит мое будущее, а я даже не уверена, смогу ли его сдать. Мои навыки в учебе никогда не вызывали восхищения ни у меня, ни у родителей, но и плохо я тоже не училась. Однако экзамен сдать нужно на отлично, ведь единственный мой вариант – поступить в государственный колледж на бюджет, поскольку у родителей нет больших денег.

С этими мыслями я завернула за угол и увидела нескольких школьников моего возраста. Олдридж была единственной ближайшей старшей школой, так что я сразу поняла, что они идут именно туда. А еще я узнала среди них одно лицо, которое только вчера показалось мне уродливым, как и душа его обладательницы.

Кристина.

Ну надо же было нам пересечься!

Я сделала звук в наушниках громче, нажав на кнопку своего старенького плеера, так что, если она меня заметит и решит вновь выдать какую-нибудь колкость, у меня будет прекрасная возможность ее не слышать.

Четверо подростков, смеясь и о чем-то болтая, шли впереди меня. Кристина была посередине. Высокий парень в светлых джинсах и рубашке, поверх которой была надета жилетка, приобнимал ее одной рукой. Двое других подростков то и дело их перебивали, добавляя деталей в общую беседу.

Несмотря на то что я изначально планировала их игнорировать, любопытство и интерес оказались сильнее. Я наблюдала за ними.

Очень часто, разглядывая американских детей и подростков, я ловила себя на мысли, что считаю их живущими в совершенно ином мире. Где нет запретов, почти отсутствует нравственность, зато есть то, что в исламе считается плохим, а для них – абсолютной нормой. Они могут вести разгульный образ жизни, а их родители на будут махать на это рукой и реагировать примерно так: «Они же дети. Я в свои шестнадцать, знаете, как отжигал!» Они спокойно целуются прямо у дома, не боясь, что их за это прибьют. Они могут делать кучу вещей, которые я даже представить себе не могу.

Все-таки мы живем в совершенно разных мирах.

Глава 4

Добравшись до школы, я не поспешила снимать наушники, предпочтя приглушить происходящее вокруг. Мой шкафчик был ближе остальных к входной двери, и я достала ключ, чтобы забрать необходимые учебники и тетради.

Я знала, чего ожидать от сегодняшнего дня – ничего хорошего. Однако я также была уверена: если кто-то попробует вновь съязвить в мой адрес, больше я молчать не стану. Люди часто распинаются о том, как «правильные» девочки должны себя вести. Нас учат быть тихими, скромными и никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах не показывать своего характера, а значит, не повышать голоса и быть милым добрым солнышком.

Вопреки этому я совсем не такой человек и не собираюсь лицемерить.

На страницу:
2 из 5