Аспиды добра

Мария Цура

Аспиды добра

Моей сестре Рите с любовью

«Произнеси мое имя, и я буду жить»

(Папирус Ани, «Книга мертвых»)

Всадник в черном плаще остановил коня у высокого холма со зловещими деревянными фигурами на вершине. Он спешился и провалился в снег почти по колено, однако не выразил ни удивления, ни недовольства и решительно зашагал вверх по склону, к ветхой маленькой хижине без окон. Дверь отворилась со скрипом, у очага грелся старик – седой, как сама зима, закутанный в медвежью шкуру.

– Зачем ты здесь? – спросил он, не поворачивая головы к гостю.

Незнакомец уселся напротив, достал из складок плаща красный шелковый сверток, благоговейно развернул его и показал золотую коробочку.

– Я хочу вернуть эту женщину в мир живых.

– Почему? Она предала тебя, вы воевали друг против друга. Или ты придумал план какой-нибудь гнусной мести? Увы, ничего нельзя поделать, ее земной путь окончен.

– Я… – на красивом и бездушном лице молодого мужчины появилось выражение легкого смятения. – Я люблю ее.

– Ты? – старик расхохотался громко и заливисто. – Влюбился? Расскажи сказку кому-нибудь другому, а мой рассудок пока слишком здравый для таких историй.

– Я долго искал способ оживить ее и нашел в египетских книгах.

– И зачем, в таком случае, ты приехал ко мне?

– Она была из твоего народа, – ответил гость. – Вы сжигаете мертвецов, а египтяне сохраняют тела – я подумал, что твой совет окажется полезным.

Старик повнимательнее взглянул на собеседника и даже слегка привстал.

– Да, – наконец вынес он вердикт. – Что-то в тебе изменилось. Ты отдал свое имя?

– Имя – это память. Так написано в «Книге мертвых». Пришлось от него избавиться.

– Вижу. Тогда слушай: прах обратится в плоть, но нужно принести жертву.

– Я знаю! – рявкнул в нетерпении незнакомец и ударил кулаком по столу. – Но это не работает!

– Тогда почему ты решил, что я могу помочь, если сам такой умный?

– Потому что не я, а ты называешь себя «разумом Запада и душой Востока», – издевательски заметил гость.

– Ладно. Поезжай обратно до Бессапары, найди местечко под названием Ладоль – там и совершишь жертвоприношение.

– И что дальше?

– Увидишь, – старик махнул рукой и уставился на огонь, потеряв к гостю всяческий интерес.

***

Черный, как смоль, конь остановился у пожарища и тревожно всхрапнул. Огонь почти погас, но от сгоревших домов валил густой сизый дым.

– Тише, Демолитор, – успокоил его всадник. – Кажется, мы опоздали – кто-то побывал здесь до нас и всех убил.

Мужчина спешился и неторопливо прошелся по улице, равнодушно отпихивая ногами человеческие останки. Он не нашел ни одной живой души и с досады швырнул камень в перевернутую телегу. Внезапно из-под нее раздался детский крик. Мужчина поднял деревянный каркас и обнаружил под ним младенца, завернутого в ободранное шерстяное одеяло. Ребенок, почувствовав присутствие другого человека, перестал вопить и уставился в лицо незнакомца большими голубыми глазами.

– Так это тебя я должен принести в жертву? Чертов старик – никогда не выражается ясно. Обещаю, больно не будет.

Он выхватил из ножен меч и замахнулся. Младенец улыбнулся и приветливо агукнул.

Пропавшая жена

«Делись с женой тем, что выпадает на твою долю –

это надолго сохранит ее в твоем доме».

(Поучения Птахотепа)

Солнце почти село, и с юго-запада потянуло прохладой. Заметив, что гости плотнее кутаются в плащи и вид сада уже не доставляет им прежнего удовольствия, пожилая хозяйка позвала всех в дом. Помимо изысканных блюд у нее припасен поистине невероятный сюрприз – путешественники, только что вернувшиеся из таинственной Индии. Какая удача, что она, Лидия, успела заполучить их раньше, чем стратег Диофан. Уж ему-то теперь ни за что не перещеголять ее обед!

Лидия едва заметно улыбнулась. Это была невысокая женщина шестидесяти лет с благородными чертами лица, каштановыми, с проседью, волосами и мягкими карими глазами. Покойный муж оставил ей целое состояние, виноградники и мануфактуру по производству тканей. Даже после уплаты непомерного налога в казну оставалось достаточно денег, чтобы считать себя богатой и счастливой.

– Бабушка, твоя накидка, – довольно сухо обратилась к Лидии девушка лет шестнадцати, почтительно протягивая кусок синего полотна, расшитого бисером.

– Почему так долго, Глафира? – нахмурилась женщина, но тут же с нежностью погладила ее по голове. – Знаю, ты предпочла бы удрать к Никандру и рассматривать мерзкие трупы.

Лидия испытывала к внучке двоякие чувства: с одной стороны любовь, а с другой – страх и неловкость. Глафира была единственным ребенком ее старшего сына Лисимаха. Он выполнял какие-то тайные поручения для Птолемея XII и постоянно находился в разъездах, пока не исчез навсегда. Один из городских стражников отдал Лидии пищащий сверток с младенцем, объяснив, что Лисимах погиб, а малышка – его дочь от неизвестной женщины. Девочка явно походила на мать, потому что резко отличалась от всех членов семьи: рыжая, голубоглазая, со светлой кожей. Зато характер она унаследовала отцовский: жажду приключений, любопытство и тягу к знаниям.

Лидия полагала, что женщине все это ни к чему, но препятствовать внучке не могла. Та умела писать и читать, разбиралась в философии и астрономии, а два года назад и вовсе напросилась в ученицы к врачу, да не к какому-нибудь благородному жрецу, а к чиновнику, который описывает трупы при полиции нома1.

Пока хозяйка предавалась воспоминаниям, гости сгрудились вокруг стола и застыли в нерешительности, не зная, кому какое место предназначено. Младший сын Лидии Соген бестолково метался от одного к другому, приговаривая:

– Вот сюда, справа от меня… Или нет, лучше слева… Ах, уважаемый Диофан, какой же я рассеянный, ведь справа сидишь ты.

Кончилось тем, что стратег столкнулся лбом с почтенным математиком, и они оба свалились на пол, опрокинув длинную скамью. Лидия поморщилась от досады и поспешила навести порядок, мимоходом поймав за руку сына и недовольно пробурчав:

– Пойди и переоденься. Сколько раз я говорила: на обеде доспехи неуместны, ты не на службе.

Соген вспыхнул и сощурил маленькие злые глаза, но подчинился. Его всю жизнь сопровождали неудачи и нелепые происшествия. Отец, смирившись с выбором Лисимаха, попытался приспособить к семейному делу второго наследника, но вскоре понял, что ничего не выйдет. Соген, которому поручили всего лишь доставить ткани на корабль, перепутал суда, и бесценные полотна уплыли в неизвестном направлении. Потом он нанял совершенно не подходящего человека для присмотра за виноградниками и потерял урожай. В итоге после смерти отца имущество и деньги достались матери, а Согену купили должность начальника полиции Арсиноитского нома. На службе он слыл подхалимом и особенными талантами не отличался, но стратег Диофан ценил его, как исполнительного сотрудника.

Следующие два часа Лидия с наслаждением наблюдала, как ее гости постепенно расслабляются от вина и приобретают благодушное настроение от великолепных блюд. Ей нравилось быть хозяйкой большого дома и собирать раз в месяц компании интересных и влиятельных людей. Вся Арсиноя2 знала, что у нее можно завязать полезные знакомства, найти богатого жениха для дочери или продемонстрировать навыки рассказчика. Вечной соперницей Лидии слыла жена стратега – юная Тетос. Она тоже знала толк и в приготовлении кушаний, и в подборе собеседников, но к ней не очень охотно шли знатные греки, считавшие себя выше «какой-то египтянки-полукровки».

Рабы в последний раз обошли стол с тазами для омовения рук, и Лидия уже собралась предоставить слово путешественникам, как вдруг в зал вошел Соген, переодетый в хитон3 и гиматий4. С абсолютно счастливым видом он продемонстрировал всем маленькую мумию и сказал:

– Пейте и веселитесь, ведь однажды вы станете такими же, как она.

С лиц гостей стали медленно сползать улыбки. Меньше всего на свете им хотелось думать о смерти после сытной трапезы. Лидия с беспокойством смотрела по сторонам, соображая, как выйти из неловкой ситуации. Ей на помощь пришел один из путешественников по имени Агаклей. Он пригладил свою седую бороду и произнес:

– Осмелюсь предложить вам, почтенные, небольшую загадку. История произошла в действительности, причем, здесь, в Египте, но продолжение мы случайно узнали уже на пути в Индию. Итак, от некоего Серена ушла жена – просто вышла из дома и не вернулась. Сначала он ее искал, а потом получил письмо, в котором сообщалось о наличии другого мужчины. Вот, прошу, прочтите сами.

Агаклей вытащил из складок пояса потрепанные папирусные свитки. Лидия нерешительно коснулась одного из них. Поняв мысли хозяйки, путешественник поспешил объясниться:

– О, поверьте, я получил их из рук самого Серена и не совершаю ничего плохого, придавая этот случай огласке.

Ободренные последним замечанием присутствующие сгрудились вокруг свитков и принялись вразнобой декламировать: «Я встретила хорошего человека и бросаю тебя. Хотела сказать прямо, но не хватило решимости. Ты бы меня отговорил, я знаю, как сильно ты влюблен. Прости. Исидора».

– Хладнокровно и непорядочно, – покачал головой старый математик.

– Дальше еще хуже, – отметил стратег и разгладил второй свиток. – «К сожалению, я не взяла с собой ни денег, ни украшений. Буду благодарна, если ты передашь все, что принадлежит мне, посыльному, принесшему письмо. Я ему полностью доверяю, а встречаться нам незачем. Исидора».

– А что за приписки коричневыми чернилами? – прищурился близорукий философ. – Черные буквы я разобрал, а эти не вижу.

– Всего лишь даты, – отмахнулся Соген. – 12 число месяца панемос5.

– А расплывчатые пятна? – не успокаивался старик.

– Следы слез, наверное, – пожал плечами сын Лидии. – Вот лучше послушайте, какова наглость! «Исидора шлет любимому мужу привет и пожелания здоровья. О, как я была глупа! Колоб оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Он собирается продать меня в рабство и не позволяет вернуться к тебе. Он требует 1000 драхм! Если ты все еще любишь меня, передай деньги с посыльным».

– И он передал? – с сомнением спросил стратег.

– Да, – просто ответил Агаклей. – Но жена так и не вернулась. Что вы обо всем этом думаете?

– Она его обманула! – вскинул голову Соген. – Уж я навидался подобных дел. Выманила деньги и отбыла с любовником в Грецию или в Рим, а то и в Каппадокию.

– Или письма писала не она, – неуверенно предположил Диофан, слегка досадуя, что самое правдоподобное объяснение озвучил его подчиненный.

– Она, – влез в разговор второй путешественник, которого так и распирало поскорее выдать финал. – Серен узнал ее руку.

– Хм… – нахмурилась Лидия. – А что, если Исидора действительно не лгала, просто брошенный любовник отказался с ней расставаться и удерживает ее помимо воли? Она ведь могла вернуться домой, описать его внешность и обратиться с жалобой к стратегу.

– Но этот самый Колоб не так уж рискнул бы, отпуская ее, – влез пожилой математик. – Кто мешал ему сесть на любой корабль и уплыть с купцами? Или, например, покинуть пределы нома? Убежать в Александрию? В пустыню?

– В Египте мы бы его нашли, не сомневайся! – с жаром заявил Соген.

– Лично меня больше всего возмущает падение общественных нравов, – оживился философ. – И вслед за Катоном Старшим и Цицероном я вопрошаю: «О tempora, o mores6»! Что будет с нашими внуками, если сейчас они наблюдают, как жены бросают мужей, а потом возвращаются? Как мужчины напиваются в капелеях7 и проигрывают последние деньги в мехен8!

Гости дружно вздохнули, а Лидия пожалела, что пригласила ученого зануду, которого хлебом не корми – дай только изложить какую-нибудь скучную теорию об улучшении и исправлении человечества.

– Исидору убили, – внезапно сказала Глафира, вставая со своей скамеечки.

Все уставились на нее, словно впервые увидели. Соген насмешливо фыркнул, математик горько покачал головой, философ незаметно оттянул уголок века, чтобы сфокусировать зрение, Лидия укоризненно приподняла бровь, а Диофан презрительно наморщил нос. Только путешественники переглянулись и хором спросили:

– Как ты узнала?

Девушка, ничуть не смутившись, принялась загибать пальцы:

– Во-первых, она, покидая мужа, почему-то не берет с собой никаких вещей. Разве не странно? Во-вторых, два первых письма составлены с редкостным хладнокровием и деловитостью, с какой же стати на папирусе остались следы слез? В-третьих, основной текст написан черными чернилами, а даты – коричневыми.

– И что все это значит? – не поняла Лидия.

– Исидора вышла из дома по каким-то делам, – пояснила Глафира. – Некий человек (будем называть его Колоб, хотя имя наверняка вымышленное) похитил ее и потребовал у несчастного супруга сначала украшения, потом деньги. Женщину он заставил написать все письма сразу, а потом убил. Но у него кончились чернила из сажи, и потому даты проставлены охрой. Однако взволнованный Серен ничего не заметил и продолжал ждать жену, подарив преступнику уйму времени для побега.

– Абсолютная правда! – выдохнул Агаклей. – Мы с другом сели на корабль до арабских земель, чтобы затем отправиться в Индию. С нами плыл толстый пройдоха со злыми глазками. Вначале он представился торговцем медом, но быстро выдал себя, так как понятия не имел об отличии финикийского стандарта драхмы от аттического. Ночью он напился, как свинья, и выболтал историю с убийством Исидоры. Ну, мы и выбросили его за борт.

– А потом пришлось рассказать все Серену, – печально добавил второй путешественник. – Как он плакал! Как бил себя в грудь! А затем отдал нам письма и попросил предупредить всех, кого мы встретим, о похищениях такого рода. Колоб мертв, но его подельник на свободе, и только боги знают, где в следующий раз произойдет что-то подобное.

– А ты молодец, Глафира, – признал стратег. – Будь ты мужчиной, я бы пристроил тебя на службу вместо дядюшки.

И он противно захихикал, заставив Согена покраснеть от злости.

– Будь я мужчиной, моя голова была бы забита всякой чепухой, – высокомерно заявила девушка, и Лидия незаметно ущипнула ее за локоть.

***

– Ты вела себя невежливо, – выговаривала бабушка, расчесывая волосы внучки перед сном. – Тебе не хватает мягкости и мудрости, которая так ценится в женщинах. Ты слишком похожа на своего отца!

– Расскажи, как я оказалась здесь, – попросила Глафира, игнорируя замечания.

– Ты слышала это тысячу раз, – вздохнула Лидия. – Я сидела в саду у бассейна, когда кто-то постучал в ворота. Раб доложил, что со мной желает говорить стражник и называет имя Лисимаха. Я не видела сына уже давно, и поспешила навстречу посланнику.

– Как он выглядел? – внезапно спросила девушка.

Лидия задумалась:

– Высокий (насколько я могу судить, ведь он был верхом на лошади), в плаще, закрывающем доспехи, с мечом на боку… Красивый… Да, очень красивый, с черными волосами и аккуратной бородой.

– Как его звали?

– Не знаю, – развела руками Лидия. – Когда он сообщил, что Лисимах погиб, меня словно ударили по голове чем-то тяжелым. Я перестала понимать речь и различать звуки. Удивительно, что не уронила тебя, пока несла в дом. Вот странно: немного позже я успокоилась и попросила Согена найти того всадника, чтобы поблагодарить его…

– И что? – нетерпеливо заерзала Глафира.

– Он исчез, – покачала головой бабушка. – Такого человека нет, и никто никогда о нем не слышал. Скорее всего, он тоже состоял на тайной службе у царя.

Девушка с любопытством подалась вперед:

– Нужна какая-то особая примета: татуировка, шрам, необычная форма носа – что угодно.

– У него была серьга в левом ухе, – вспомнила Лидия. – То ли анх9, то ли змейка. А теперь ложись спать, моя дорогая.

Лидия поцеловала внучку в макушку, потушила светильник и тихо вышла из комнаты.

Злобный призрак

«Пусть их ножи никогда не получат власти надо мной,

Пусть я никогда не паду под их орудиями жестокости,

Ибо я знаю их имена и знаю сущность».

(Папирус Ани, «Книга мертвых»)

Глафира проснулась среди ночи от странного шума. Хлопали двери, топали ноги, билась посуда, откуда-то доносился истерический визг и сдавленные рыдания. Испугавшись, девушка наскоро оделась, схватила масляную лампу и поспешила на звук. Навстречу ей, почти потеряв разум, мчалась рабыня.

– Что происходит? – остановила ее девушка.

– Господин Соген расстроен, – пояснила нубийка, понизив голос. – Госпожа Лидия послала меня за лечебным бальзамом.

Глафира отпустила ее и, миновав коридор, осторожно выглянула из-за колонны в большой зал, где обычно принимали гостей. Зрелище было поистине впечатляющим: глава полиции нома валялся на лавке, стучал по ней кулаком, причитая на все лады, словно плакальщица на похоронах, и периодически дергал себя за волосы. Мать суетилась вокруг, не зная, чем помочь. Любимая кошка Согена какое-то время недоуменно таращилась на него, потом тронула лапкой за руку и прогорланила жалобно:

– Мау-у!

– Ах ты моя дорогая! – умилился мужчина, подхватывая ее и целуя в мордочку. – Все, конец пришел твоему хозяину!

Глафира испугалась не на шутку: таким она дядюшку никогда не видела. С подчиненными и людьми более низкого происхождения он вел себя властно и нагло, а к начальству умел подольститься и обратить любую неприятность в свою пользу. Бесчисленные промахи, которые он допускал в делах, закалили его и научили не отчаиваться.

– Что случилось? – тихо спросила девушка, ожидая, что Соген сейчас закричит и прогонит ее. Но он неожиданно сел и, судорожно вздохнув, вполне связно ответил:

– Меня уволят с позором.

– За что?

– В наш город неделю назад приехал богатый грек Аммоний. Он гулял по рынку, свернул на какую-то улочку, а из окна высунулась женщина-египтянка и облила его грязной водой. Потом она спустилась к нему, плюнула в лицо, оскорбила и разорвала плащ. Аммоний написал жалобу самому царю, требуя правосудия. Диофан послал меня разбираться и… и…

Соген вновь залился слезами.

– Не мучай его, – укорила Лидия внучку. – Лучше поторопи рабыню, которую я послала за бальзамом, или принеси вина из кладовой.

– Он и так напился сверх меры, – заметила Глафира и легонько толкнула дядю в бок. – Ну, и дальше что было?

– Я не нашел ту женщину, – губы начальника полиции задрожали.

– Значит, отыщешь позже, – оптимистично заявила Лидия. – Стоит ли так убиваться?

– Можно посмотреть текст жалобы? – заинтересовалась девушка.

Соген похлопал себя по бокам, вынул свиток папируса и трагическим жестом протянул племяннице:

– Писец снял копию.

Глафира прочла вслух, пропуская ничего не значащие фразы:

– Царю Птолемею желает здравствовать… Так… Вот… Меня оскорбила Псенобастис, которая живет в Арсиное, позади рынка. 21 числа месяца ксандикос10 53 года11 я проходил мимо одного дома по личному делу. Какая-то египетская женщина высунулась из окна и вылила на меня грязную воду. Я принялся бранить ее, а она выскочила из дома, разорвала на мне плащ, плюнула в лицо и скрылась из виду. Это могут подтвердить прохожие – их имена и адреса я напишу ниже… Я прошу тебя о правосудии, господин мой. Я грек, иностранец, а египтянка посмела нанести мне оскорбление. Прикажи стратегу Диофану написать главе полиции Согену, чтобы Псенобастис привели к нему и допросили по поводу моей жалобы, а потом применили наказание, какое присудит стратег. Да будь благословен… и так далее…

Соген еще раз всхлипнул и зарылся лицом в кошку, словно обвиняли его самого.

– Чепуха какая-то, – пробормотала девушка, разглядывая папирус. – Псенобастис – мужское имя, может, поэтому ты ее не нашел? Надо было спрашивать о Тсенобастис.

– Думаешь, я идиот? – взвился дядюшка. – Я сразу заметил ошибку! Приехал к дому, поговорил с соседями – нет там никакой женщины. Комнаты сдаются торговцам, прибывающим из других городов, 21 числа ее занимал Калепус из Гераклеополя.

– А что же свидетели?

– Все, как один, твердят, что Тсенобастис существует и действительно оскорбила Аммония прямо на их глазах! Как теперь я оправдаюсь перед Диофаном? Ему ведь придется объясняться с царем!

– Ну-ну, – Лидия нежно похлопала сына по плечу. – Флейтист12 не станет сам разбирать жалобы каких-то иностранцев.

– О, ты не понимаешь! – горячо возразил Соген. – Это не просто богатый путешественник, у него связи в Риме. Ходят слухи, что он оказывал какие-то услуги Марку Крассу13. Как ты думаешь, какая участь меня ждет, если я стану причиной ссоры с республикой, меч которой постоянно болтается над нашим царством?

– Позволь мне все разузнать, – предложила Глафира. – Вдруг я сумею тебе помочь?

Вопреки обыкновению дядюшка не заявил с презрительной усмешкой, что она «лишь глупая девчонка, возомнившая о себе невесть что», а сказал устало:

– Да, попробуй. Ты ловко разобралась в этой истории с неверной женой, может, тебе снова повезет. Возьми мой кошелек с монетами, здесь около ста тетрадрахм на расходы, завтра забери у Никандра документ, подтверждающий, что ты действуешь в интересах полиции нома.

– Спасибо! – Глафира впервые в жизни бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки.

– Но прилично ли для девушки… – начала Лидия и осеклась под тяжелыми взглядами сына и внучки. – Поступайте, как знаете.

Соген слегка успокоился, поднялся на ноги и нетвердой походкой отправился в свою комнату, прихватив кошку. Глафира тоже ушла досыпать, но так и не сомкнула глаз до самого рассвета. Ее ждет настоящее приключение!

С утра она критическим взглядом окинула свой гардероб: дорогие ткани, бросающиеся в глаза фибулы14, мягкие кожаные сандалии – ничего подходящего. Девушка планировала заглянуть в бедный квартал под безобидным предлогом, не вызывая подозрений. Придется найти что-то у Никандра, а к нему предстоит добираться пешком. Лидия обычно пользовалась носилками, Соген разъезжал на своем рыжем сирийском скакуне, Глафира же пока только мечтала о лошади. Однажды она видела на площади представление по пьесе нового автора: о мужчине, которого возлюбленная заставила перепрыгнуть пропасть, чтобы проверить искренность его чувств. Он выжил, а прекрасный белый конь погиб. Публике трагедия очень понравилась, потом ее давали в городском театре, а после даже в Риме. Девушка решила накопить денег и купить себе точно такую же лошадь. Она станет ее лучшим другом, и уж конечно, Глафира не будет совершать безумные поступки ради какой-то там любви.

– Уже уходишь? В такую рань? – спросила Лидия, раздавая приказания рабам. – Съешь что-нибудь.

– Потом, – нетерпеливо отмахнулась внучка. – Ты не против, я возьму маленький кувшинчик оливкового масла?

– Зачем?

– Очень нужно.

– Бери, – вздохнула бабушка. – Соген не в своем уме, если думает, что ты поможешь ему в таком странном деле.

– Посмотрим, – Глафира едва заметно улыбнулась, сунула за пазуху яблоко, кошелек, заглянула в кладовую и поспешила к Никандру.

Это был чудной старик: суетливый, с большой блестящей лысиной и короткой седой бородой. Он постоянно чему-то радовался и проявлял безграничное жизнелюбие, хотя служил лекарем при полиции и разглядывал трупы, чтобы описать повреждения и объяснить, от чего наступила смерть. Для работы ему выделили просторное помещение с полками, уставленными снадобьями, подставкой для осмотра тел и отдельной комнатой для бальзамирования. Последним обычно занимались родственники умершего, но иногда расследование гибели затягивалось, и чтобы избежать гниения, приходилось обрабатывать труп настоем кассии, а потом хранить в селитре.

Когда Глафира открыла двери в его «мастерскую» (так лекарь почему-то именовал свое рабочее место), Никандр ходил вокруг длинного каменного стола, обвязав лицо куском ткани, и рассматривал безвольно повисшие руки какого-то мужчины, напевая:

– Айхи, Мерт, Хатхор и Тот закружили хоровод15… Н-да, нелепая смерть в пьяной драке. Асоп, запиши: «на запястьях синяки – следы от пальцев».

Юноша с кислым выражением лица, сидевший в углу, важно кивнул и заскрипел каламосом16 по свитку.

– Никандр! – позвала Глафира. – Здравствуй! У меня столько новостей!

– А я уже знаю, – просиял врач. – Соген оставил для тебя папирус, сказал, ты кое-что выясняешь для него, поздравляю! Теперь ты сможешь проверить свое умение рассуждать. Но я в тебе не сомневаюсь, ты ведь моя ученица.

– Спасибо! А еще мне нужна одежда, чтобы я выглядела, как горожанка среднего достатка, даже немножко на грани бедности.

– Имеется кое-что снятое с трупов, наденешь? – подмигнул Никандр.

– А у меня есть выбор? – фыркнула Глафира.

– Шучу-шучу, – он замахал пухлыми ладошками. – Принесу что-нибудь со склада утерянных и украденных вещей, когда закончу с этим красавчиком.