2582

– А как здесь оказалась ваша община? И что это такое? – не сдержался от вопроса Лёшка.

– Община – это форма социального общества. Мы все делаем сообща, и каждый получает столько, сколько община может ему дать. Жильё, одежду, еду, медицину… Все поровну. А вот как мы здесь оказались? Это для нас тоже вопрос. Почти все, кто живёт здесь, здесь и родились. За редким исключением. Вроде вас, Алексей. Насколько я помню, то в последний раз люди с Большой Земли сюда попали лет двести назад. Так написано в Книге Общины. Это были четыре рыбака, которые попали в шторм, и их лодка едва держалась на плаву.

*************************************

– Получается, что я здесь чужой? – Лёшка недовольно сжал губы.

– Почему вы так считаете? – Белов чуть наклонился.

– У вас же община. Я здесь лишний.

– Почему лишний? – удивился Лаврентий. – Вы тоже человек. К тому же нам помогли. Никто не будет требовать с вас большего, чем вы можете. Живите… работайте…

Он прислонился к спинке стула, улыбаясь.

Лёшка всё равно ничего не понял. Что за община в подземелье? Странно всё!

– А что вы от меня хотите сейчас? – спросил он, понимая, что не только за объяснением слова «община» его сюда привели.

– Вы быстро соображаете, молодой человек, – восхищенно кивнул Белов и вынул уже знакомый Лёшке коммуникатор. – Не возражаете, если я запишу нашу беседу?

– Нет, – Алексей оглянулся на тихий стук двери. Это Оля принесла два высоких стакана и тарелочку, накрытую куском ткани.

– Присядете с нами? – спросил её Лаврентий Михайлович.

– Если вы надолго, то у меня есть дела в спортзале. Тренировку никто не отменял.

– А, да, конечно, – отпустил её Белов взмахом ладони.

Лёшка не переставал удивляться: спортзал, тренировка. Как живут все эти люди? Хотя да, Оля не была похожа на тех мягкотелых надутых кукол, ищущих свою удачу в борделях. Он был там всего один раз и ему страшно не понравилось.

Тогда в Сети он выловил ролик какого-то дипломированного врача с ужимками гендера из пятой строчки – бородатое лицо с накрашенными губами, глазами и волосами. Тонким голосом врач вещал, что последнему по списку гендеру, в целях лечения неких болезней, необходимо захаживать в бордель хотя бы раз в месяц и выполнять процедуру.

Показанная затем в деталях, процедура Лёшке не приглянулась – испуганный молодой парень, раскачиваясь, толкал что-то в надутые ягодицы кукле, похожей на туроду. Кукла почему-то стонала, а потом стала орать так, будто её резали. Лёшка тогда чуть с вышки ретранслятора не свалился. Ролик выглядел жутковато и противно, но поскольку собрал немалое количество денег, то Алексей решил сходить в бордель – полечиться. Деньги у него были.

В Североморске, где он работал, было единственное заведение на весь город, зато большое, четырёхэтажное. На первом этаже за администраторской стойкой сидели представители всех восьмидесяти узаконенных гендеров. Лёшка долго стоял столбом посредине холла и читал их названия, высвеченные на огромном настенном экране.

– Ты что, так и не определился? Ты же уже взрослый! – сказало ему существо в обтягивающем платье с большим вырезом на груди. Из выреза торчали клочки кудрявых черных волос. – Тогда тебе в пятое окошко.

Лёшка нашёл окошко с этим номером. Того, кто сидел по ту сторону стойки, на взгляд Алексея, было трудно назвать человеком – к голому черепу были пришиты рога какого-то животного. Причем, нарочито грубыми стежками и толстыми нитками. Вместо левой руки – протез натурального копыта, а вместо носа… ничего – уродливая впадина. Лёшку чуть не стошнило, когда нечто взглянуло на него белыми зрачками.

Он выскочил из борделя на улицу и согнулся у стены в спазмах.

– Молодой человек, вам плохо? – вывел Лешку из воспоминаний голос Белова. – Как вы себя чувствуете?!

– Нормально, – поспешил ответить Алексей, опасаясь, что его снова запрут в медблоке. – Так, вспомнил кое-что…

– Видимо, не слишком приятные воспоминания. Хотите, мы отложим беседу?

– Нет, нет, – Алексей торопливо глотнул из стакана и убрал материю с тарелки. Пахнуло чем-то остро сладким, а по горлу опустилась приятная горечь. – Спрашивайте.

Он с любопытством понюхал маленькие пухлые квадратики на тарелке.

– Это сладкое сдобное печенье. Мы печём его сами, – кивнул Белов. – Попробуйте. И запивайте чаем, пока горячий.

Лёшка надкусил квадратик и зажмурился. Чёрт! Как вкусно! И приятно! Без синтетических добавок, явно. Это что – натурально?! Так это стоит баснословных денег!

Он вытаращил глаза, в испуге глядя на Белова. Тот вопросительно сдвинул брови:

– Что-то не так?

– Да всё не так! – прорвало Алексея. – Подземелье! Люди в черной одежде! Натуральная еда! Котельная! Община! Я здесь видел только представителей двух гендеров!..

Лаврентий Михайлович резко поднялся, что заставило Лёшку вздрогнуть и замолчать. На лице Белова странно задвигались шишечки за скулами.

– Успокойтесь, Лёша, – спокойно сказал Лаврентий, слегка раскачиваясь. – Поймите, наконец. Здесь никто не причинит вам зла.

Алексей сжал голову – в ней бились мысли так, что, казалось, разорвут на части. Что-то сильно зашевелилось в груди и подступило к горлу, образовав ком, через который было невозможно вздохнуть.

– Мммм! – замычал он, будто это могло бы помочь. И да! Ком разбился. Растворился по гортани щемящим спазмом. Из глаз брызнули слёзы.

– Я ничего не понимаю, – признался Лёшка. – Это всё с какой-то другой стороны. Люди не могут так поступать. Это неправильно!

Его крик разнёсся под потолком учительской, выскочил через щель в двери в зал с колоннами, и затух в длинных каменных коридорах.

***************************************

– Мы не сможем его адаптировать, – печально покачала головой женщина с короткой стрижкой на светлых волосах. – Это опасно.

– Для кого? – взглянув на неё, спросил Белов.

– Для него, Лаврентий. Он сойдёт с ума…

– Поясни, Тоня.

Женщина глубоко вдохнула, поправила лацканы куртки.

– Лаврентий, этот молодой человек вырос совершенно в другом мире. Ему вбили в голову совсем другие правила поведения. Одиночество, индивидуализм… Никаких моральных и нравственных ценностей для него не существует. Он просто биологический робот-эгоист.

– Ты ошибаешься, Тоня, – решительно возразил Белов. – Тогда почему он нам помог в котельной?

Она пожала плечами.

– Возможно… Повторяю, Лаврентий, возможно, у мальчишки в разуме остались крохотные генетические связи от дальних предков. Плюс невероятная для него способность к аналитике. Он умеет, а самое главное, хочет сравнивать.

– Тогда, почему?..

– Не перебивай, Лаврентий! – она сделала жест, будто рубила что-то. Властный, требовательный. – Да, он может сравнить, но не сможет вынести решение. Разумное решение. Он будет поступать в соответствии с теми правилами, что вдолблены ему в голову. Только если мы изменим их, то мальчик будет задумываться, прежде чем как-то поступить. Что ты хочешь? У него четыре класса начальной школы. У него развитие уровня десятилетнего ребёнка. Не спорь! – женщина снова размашисто разрубила воздух, увидев, что Белов хочет что-то сказать. – Да, у него есть какой-то жизненный опыт, парню, все-таки, двадцать лет. Но даже наши двадцатилетние ребята ещё не всё понимают! В них ещё есть эта подростковая блажь – я хочу, я не хочу…

– Ты себя вспомни, – усмехнулся Белов.

– Не хочу, – насупилась она, как ребёнок.

– А, вот видишь! – восторженно вскрикнул Лаврентий.

– Ладно, ладно, – улыбнулась она, понимая, что повела себя, как двадцатилетняя девчонка. – Решение по Алексею всё равно будет приниматься Советом Общины. Ты выскажешь свои доводы, а я выскажу свои.

– Всё-таки, Тоня, несмотря на его странности, я за то, чтобы оставить парня на базе, – серьёзно сказал Белов. – Под присмотром, конечно.

– Хорошо, Лавр, – женщина поправила челку. – Давай выключим милосердие, и включим рациональность. Выловленный из моря Алексей Измайлов – человек из другого мира. Пока он будет, если будет, менять своё мировоззрение, сколько людей с базы с ним соприкоснуться? Как минимум, то пятая часть. Что они почерпнут от него, так сказать, ментально? Его эгоизм, индивидуализм и непонимание наших общинных ценностей. А как это на них скажется?

– Хм… Оля за день никак не изменилась. Наоборот, она постаралась уделить ему как можно больше внимания. Она понимает, что Алексей нуждается в этом, несмотря на его некие способности. Измайлов не может быть местечковым лидером в нашей Общине.

Лаврентий Михайлович встал и в задумчивости прошёлся по залу Совещаний Совета.

– Тут ты ошибаешься, Тоня. Коллективизм Общины выстаивался не одну сотню лет, если судить по записям в Книге. И ни разу не практиковался насильственный переход управления. А парень, я считаю, нашей Общине очень нужен.

– И в чём? – вопросительно развела руками Антонина, тряхнув волосами.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько ещё просуществует наша Община? У нас всего три тысячи человек, и из года в год население сокращается. Мы, Тоня, духовно иссякли. У нас нет цели! Мы тупо выживаем на базе подводных крейсеров, построенной более пятисот лет назад. Вот скажи, как идеолог, к чему мы стремимся? Да, наши предки поначалу стремились сохранить некие идеалы – никуда не стремились, а только прятались. Но сейчас-то что?

– А что? – не поняла она.

– Вот! Ответ на этот вопрос может дать Алексей Измайлов. Он с «Большой земли». Он молод и умеет соображать. Он понимает сегодняшние технологии на «Большой земле» и …

Лаврентий включил свой коммуникатор.

– Послушай, что он говорит.

В кубе голоэкрана появилось изображение Белова и Лёшки, мирно разговаривающих в учительской.

– … не то, чтобы все люди тупые, нет, – говорил Алексей, прихлебывая чай. – Они замкнуты в себе. По закону общение нужно только для того, чтобы получить ответ от чиновника. Более? А зачем общаться? Вы коротко спросили, я коротко вам ответил. Хочешь работать – иди. Не примут – ищи. Хочешь развлекаться – нет проблем, развлекайся, если есть деньги. Нет денег – не развлекайся. Другой человек? Для чего?! Дружба?! А что это такое? Семья?! Да я не знаю, что это! Зачем всё это?! Работа? Получаешь задание, и делаешь. Не можешь? Так это твои проблемы. Найди текст в Сети и изучай. Разберёшься – сделаешь, не разберёшься – не сделаешь.

Лёшка откусил печенье и с удовольствием зачавкал.

– Государство? Границы? Так это… Всё поделено между крупными компаниями. Я работал в компании, которая обслуживает всю Мировую Сеть. Полиция? Не знаю… Больше за «свободными» охотятся. «Свободные»? Люди без места проживания, без работы. Ходят везде, ищут еду и одежду. Резкие. За еду убить могут.

Он допил чай из стакана, вытер рукавом губы.

– Да я не был в разных странах. Вот в Ненецкую республику… и то не доплыл. «Свободные» в Сети иногда ролики выкладывают о своих путешествиях. Везде одно и то же, только количество узаконенных гендеров разное. Вот у вас в Общине сколько гендеров? Два?! Да не может быть?!

Лаврентий Михайлович поставил запись на паузу.

– Слышала, Тоня?

Женщина медленно кивнула, и задумчиво поднесла палец к носу, будто нюхала.

– И что из этого? – убрала палец и усмехнулась. – Мы добываем сведения и без Измайлова. Аналитики над ними работают…

– Как работают?! – возмутился Белов. – Они рассматривают только техническую и политическую стороны. Мы не знаем, как живут на «Большой земле», согласись! Мы только предполагаем. А ты знаешь, например, что в России, на территории которой наша Община, узаконено восемьдесят гендеров!

– Сколько?! – не поверила она.

– Вот так, Тоня, – мрачно резюмировал Лаврентий Михайлович. – А ведь это как-то произошло! Не в одночасье же?! Вот ещё послушай.

Он включил запись.

– … дети? Да кому они нужны?! Вот обо мне родаван заботился как-то… как мог. Да, есть закон, что до четырнадцати лет опекают родители. А дальше – как хочешь. Наверное, только у богатых есть дети. У «свободных» их точно нет. У бедных нет – точно. Может быть, кто-то может купить себе суррогатного родителя. Со мной история другая, – тут Алексей засмеялся. – Родаван Туроде как-то своё семя передал. Мы не говорили об этом. Ну, о способе передачи. Родаван обычно краснел, и прекращал говорить. Как зовут родавана? А я не знаю. Родаван, и родаван. Да, меня он иногда называл по имени. Вообще, странный!

– Слышишь, Тоня! – Белов опять поставил запись на паузу. – Народ обезличенный. Называть по имени – это странно! Родителей покупают! Как ты думаешь, есть у этого будущее?!

Женщина сильно задумалась. Ей не очень верилось в то, что говорил Алексей. Вернее, она не хотела в это верить. И будет ли будущее – она не знала.

– Так вот, Тоня, – продолжал рассуждать Белов. – Я, думаю, что мы с Алексеем схожи. Он один в своём, как-бы, коконе индивидуальности. А у нас целая община из трех тысяч человек. Есть у нас будущее?

– Ты прав, Лаврентий, – она не сразу согласилась, а ещё некоторое время думала. – Надо перекроить аналитику. Мы слишком замкнуты на базе, чтобы на это не обращать внимания. Соглашусь. Пусть Измайлов живёт в Общине, но под присмотром. И ним необходимо работать плотнее, как с источником информации.

– И кого мы можем предложить Совету в качестве опекуна Алексея?

Она хитро и даже, как показалась Белову, хищно растянула губы в улыбке.

– Предложим Ольгу Борей. Мне кажется, что мальчишка ей понравился. Ну и… это шанс на некое будущее. Два представителя разных миров хорошо разбавят кровь нашего, по твоему выражению, кокона.

– То есть?!

– Не делай вид, что не понял, Лаврентий, – засмеялась она. – Пусть детишек наклепают, если найдут что-то общее между собой. А вот за этой парой, заметь, я буду настаивать, уже присмотришь лично ты. Как инициатор…

– Мы ещё не спросили мнение самой Ольги, – пытался возразить Белов.

– Так спроси, Лавр! Коммуникатор на столе, – продолжала смеяться женщина.

Лаврентий Михайлович убрал запись разговора, и вызвал на связь девушку, в это время занимавшуюся в спортзале.

Она появилась на изображении в облегающем фигуру костюме. Полная, но крепкая грудь Ольги чуть колыхалась в такт движениям, упругие ягодицы эротично оттопыривались при наклонах. Девушка заметила вызов, и прекратила занятия, накинув на обнаженные плечи полотенце.

– Лаврентий Михайлович?

– Да, Оля. Прости, что отвлекаю от занятий. Тут такое дело…

– Что-то с Лёшей?!

Белов сначала удивленно взглянул на Антонину, потом его брови радостно полезли вверх, будто говоря – вот видишь?!

– Нет, Оля. С Алексеем всё нормально, – улыбнулся он. – Мы хотели перед собранием Совета Общины кое-что обсудить с тобой. Мы с Антониной Игоревной посовещались и решили предложить тебе взять кураторство над молодым человеком. Как ты на это смотришь?

Ольга вытерла полотенцем лицо.

– Если Совет решит, что так надо, то я согласна.

– Дело не в решении Совета, девочка, – влезла в разговор Антонина. – Как ты сама к этому относишься? Что ты чувствуешь?

Девушка явно смутилась от такого вопроса.

– Оля, говори, не стесняйся, – поторопил её Белов.

– Нуу… я… не знаю. Он, конечно, странный, но… интересный. Не такой, как все.

– В каком смысле? – насторожилась Антонина Игоревна.

– Не знаю, как сказать, – Ольга выдохнула. – С ним интересно. Интересно узнать его, как человека.

– Ты смогла бы с ним жить? – перебила мысли девушки Антонина.

– Что?! Как жить?!

– В одном кубрике. Места для него пока нет.

Потом Антонина сказала фразу, заставившую вздрогнуть и Лаврентия Павловича, и Ольгу.

– Если откажешься, то нам придётся с ним расстаться.

Ольга выронила полотенце, открыв рот.

– Каким образом?!

– Ничего страшного. Вколем ему усыпляющее и отвезём на «Большую землю». Он ведь с неё к нам попал.

Белов понял, к чему клонит идеолог Общины. Она ставит девушку перед выбором. Жестко, резко, на грани. Заставляя принимать решение, от которого зависит, возможно, жизнь человека, каким-бы он не был.

Ольга присела на стул и схватилась за голову. Что твориться в ней, ведала только сама девушка. Но Лаврентий с Антониной видели на её лице растерянность, злость, боль, сострадание и ещё много чего. Белов даже пожалел Олю, правда, не выдав это.

Девушка сидела долго. То смотрела на Белова, то отворачивалась, вытирая лицо и вздыхая. Наконец, твердо сказала, глядя в глаза Лаврентию:

– Да, я буду куратором Алексея. Я решила.

– Хорошо, – мягко кивнула Антонина Игоревна. – Думаю, Совет одобрит твоё решение. Готовься. Прочитай инструкцию. А завтра приводи Алексея ко мне на урок истории.

Глава 5

– История России – это взлёт и падение уникального многонационального государства…

Лёшка смотрел на преподавателя и не мог собрать в кучу бегающие мысли. Внешность преподавателя как-то не укладывалась в его представление о современной женщине. Ладно, Ольга, она ещё молода и её тело и лицо не нуждаются в коррекции, да и пластическое вмешательство по закону разрешено только с двадцати одного года, но когда женщине явно за сорок… Впрочем, может быть, одинаковая повседневная одежда обитателей подземелья и отсутствие косметики на лице делали преподавателя такой непривлекательной и серой?

– Измайлов! Вы меня не слушаете?

Лёшка не часто слышал свою фамилию из уст других людей. Он вздрогнул.

– Слушаю.

– Тогда поднимитесь, когда разговариваете с преподавателем в классе.

– Зачем?

– Хотя бы в знак уважения того, что я трачу на вас время, вместо того, чтобы тратить его на всех.

Голос преподавателя – властный, с легкой хрипотцой, будто поднял Алексея со стула.

– А теперь задавайте вопрос, который вас мучает. Я отвечу, и мы больше не будем возвращаться к нему.

Лёшка почувствовал на себе заинтересованный взгляд всех ребят в классе.

– Я хотел спросить – а зачем мне изучать историю? Чем это мне поможет в будущем?

Педагог улыбнулась и жестом позволила Алексею присесть.

– Хороший вопрос, Измайлов.

Она медленно пошла между двумя рядами парт. Ученики на первых партах разворачивались ей вслед.

– А, правда, Антонина Игоревна, зачем нам изучать историю? – спросил парнишка с первой парты.

Педагог остановилась возле Алексея.

– Позвольте, я присяду с вами, Измайлов.

Он торопливо подвинулся, и Антонина Игоревна, грациозным движением руки проведя сзади по брюкам, опустилась на скамью. Алексей присмотрелся и был вынужден признаться самому себе, что был неправ по поводу внешности педагога. От неё, едва уловимо, исходил приятно сладкий запах, короткие светлые волосы лежали в простой прическе волосок к волоску, а не шее не было морщин. Она была привлекательной и зрелой женщиной, несмотря на полное отсутствие на лице косметики. Даже длинные ресницы на кончиках были белёсые, что отнюдь не портило её живые карие глаза.

– Историю стоит изучать, Алексей, для того, чтобы понять – кто ты есть в настоящем, – хрипловатый голос педагога зазвучал в тишине класса. – Изучение исторических событий подобно путешествию на машине времени в прошлое. Туда, где загадки, пугающие и интригующие, перестают быть такими, поскольку мы изучаем причины и события, к ним приведшие. Мы оборачиваемся назад и видим войны, революции, великие открытия и великие заблуждения. Мы обдумываем всё это, анализируем, оценивая сложную паутину причин, и делаем вывод.

Антонина Игоревна поднялась и медленно пошла назад к доске.

– История учит навыкам аналитики, критического мышления и логическому анализу ситуации; тренирует память и учит грамотно обрабатывать поступающую информацию. Зачем нужна история, спрашиваете вы? Да чтобы мы знали, какими идеалами жили наши предки, чтобы понимали, как их жизнь повлияла на наше настоящее. Знакомство с нашим прошлым есть путь к самосознанию и знакомство с историей помогает понять истоки современных социальных и политических проблем.

Она остановилась у своего стола, повернулась к ученикам.

– Историческая знание – это тщательно выстроенная коллективная память, а история – одна из самых политизированных наук. Народ без знания своей истории становится очень легко управляемым. Я ответила на ваши вопросы, Алексей?

Он поднялся:

– Да.

Антонина Игоревна улыбнулась.

– Продолжим наш урок. Присаживайтесь.

Ребята в классе развернули свои гаджеты. Лёшка смотрел на приборы, напоминающие маленькие чемоданчики разных расцветок и в недоумении открыл рот – Ольга такой чемоданчик ему не дала. Преподаватель взяла в руки небольшой черный пульт и активировала широкий экран на стене перед партами. На экране появилась картинка – карта земель обозначенных «Древняя Русь».

– Начало русской государственности идет от конца восьмого века…

Алексей смотрел на экран, слушал хрипловатый голос педагога и думал. В начальной школе ему говорили что-то об истории, но он хитрил – на камеру делал вид, что вникает, а сам над учебным экраном в комнате смотрел мультфильмы на пространственном кубе. Учительница вообще не задавала никаких вопросов, только монотонным голосом что-то говорила, смешно растягивая накрашенные, толстые от пластической коррекции, губы. В конце урока на экране появлялись тестовые вопросы с вариантами ответов, и Лёшка, тыкая невпопад, убегал на кухню.

Здесь всё было иначе – учительница старалась привлечь к себе внимание учеников, вернее не к себе, а к предмету, который она преподавала. Он видел, как ребята поднимали руки и задавали вопросы, и педагог отвечала. Причём, не просто отвечала, а старалась выяснить – понял ли ученик объяснения.

Час прошёл, будто одна минута.

– Домашнее задание я отправила. Урок окончен.

Ребята захлопали крышками «чемоданчиков» и, тихо переговариваясь, выходили из класса. Лёшка сидел за партой, глядя на изображение карты.

– Алексей, а где ваш учебный инвентарь? – вопрос педагога застал его врасплох.

– Что?

– Где ваша переносная ученическая панель? – терпеливо повторила Антонина Игоревна.

– Я… Я не знаю. Мне никто не давал… Я не знаю где взять…

– Понятно, – сухо проговорила педагог и резким движением достала из внутреннего кармана черной куртки небольшой гаджет. Секунда – и он расцвел прозрачно-голубым трилистником.

– Диспетчер, найдите Ольгу Борей. Пусть срочно зайдет в учительскую.

И свернув трилистник, Антонина Игоревна кивнула на дверь.

– Пройдемте со мной, Алексей.

В зале яруса царила суматоха. Ученики младших классов гонялись друг за другом и шумели. Старшие чинно стояли по стене, наблюдая, как учащиеся средних классов устроили игру вокруг колонн. Антонина Игоревна прошла сквозь эту суматоху, как ледокол, поглядывая на семенившего за ней Алексея, и остановилась у знакомой ему широкой двухстворчатой двери с висевшей над ней табличкой «Учительская».

– Подождешь здесь Ольгу и пригласишь её внутрь, – строго приказала педагог и плотно прикрыла за собой дверь.

Ольга не заставила себя ждать. Запыхавшаяся, смахивая со лба чёлку, девушка грозно зашептала:

– Ты что натворил, Лёша?!

Он пожал плечами.

– Ничего. Антонина Игоревна спросила меня про какое-то ученическое устройство…

Ольга вдруг нахмурилась:

– Чёрт! Я забыла… Ладно… Жди здесь!

И решительно шагнула в учительскую.

Дверь не закрылась до конца и Алексей не смог сдержать любопытство, чуть склонившись к щёлке.

– Оля, вы ведь настояли, чтобы Измайлов остался на базе, – голос Антонины Игоревны звенел. – Совет базы пошёл вам на встречу, определив куратором к Алексею. Так извольте немедленно снабдить вашего подопечного всем необходимым для учёбы. Вы не настолько занятый работник, чтобы забыть об этом. Вам будет наложено взыскание. Идите.

Алексей еле успел отскочить от двери, как из учительской вылетела раскрасневшаяся Ольга.

– Лёша, за мной, – уже на бегу куда-то внутрь яруса скомандовала она.

Вместе, лавируя между колоннами, они добежали до другой двери, на которой было написано – Завхоз учебного яруса. Оля суетливо постучалась.

– Заходите! – послышался мужской голос.

Они вошли.

За широким столом, сбитым из досок, сидел плотный мужчина и смотрел на экран портативной панели. Увидев Ольгу, улыбнулся:

– А, молодой куратор! Что же вы, голубушка, не следите за своим мальцом?!

– А вы, Сидор Федорович, могли бы сами позвать Алексея!

– Так я звал, – мужчина широко улыбнулся, при этом его кустистые брови смешно оттопырились в разные стороны. – Так у него даже персонального коммуникатора нет. Ты его хоть на довольствие поставила?

Оля прикрыла глаза и подняла подбородок, закусив губу.

– Вот я растяпа!

– Ладно, – махнул рукой завхоз, продолжая улыбаться, – выдам всё твоему пацану. А ты, давай, беги, а то он голодным останется.