Секретная бухта в Хорватии

Джули Кэплин

Секретная бухта в Хорватии

Julie Caplin

THE SECRET COVE IN CROATIA

© Янурова Л., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Посвящается Гордане Сикоре-Пресечки, которая открыла для меня Хорватию … и делилась вдохновляющими фото, когда нам стоило бы работать!

Глава 1. Нортамберленд

Ник спрятал подбородок в воротник пальто, радуясь, что плотная твидовая ткань защищает его от ненастной северной погоды с подветренной стороны скалистого холма. Когда он взглянул на двух моделей, что дрожали рядом друг с дружкой, словно нервные арабские кобылки, его губ коснулась кривая улыбка.

Сегодня девушки были одеты в яркие – ему сказали, что это стиль «Пуччи», хотя он понятия не имел, что это такое, – шерстяные пончо. Спроси кто-нибудь его мнение, он бы ответил, что кто-то пустился во все тяжкие в покрасочном цехе, но он все-таки не знаток моды. Венчали эти наряды шерстяные береты с помпонами, залихватски устроившиеся на их головах. На элегантных длинных шеях моделей красовались полосатые шарфы, что хлопали на ветру, словно гималайские молитвенные флаги. Бедные замерзшие девушки напоминали тропических птичек, что были здесь совсем не к месту. Они замерли и ждали, пока фотограф сделает следующий снимок.

Обычно в семь тридцать утра он наслаждался бы видом на вересковую пустошь в одиночестве. Если бы не предупреждающие взгляды за вчерашним ужином, брошенные его невестками в сторону его братьев-близнецов Дэна и Джонатана, может, тут было бы на пару человек больше.

– Тара, встань на камень, куда падает солнечный луч, – приказал фотограф, не отличающийся церемонностью. Его выражение лица пряталось за темными кустистыми бровями и грозной, лоснящейся черной бородой библейских размеров, которая создавала поразительный контраст с его лысой головой.

Тут Ник отдал ей должное: стоило Таре встать перед суровым объективом камеры, как она тут же перестала дрожать и приняла непринужденную эффектную позу, словно не чувствовала ледяного холода. Ее тонкое, надменное лицо казалось безразличным к долине, что простиралась за ней. Сочная зеленая трава смягчала угловатость склона холма, солнечный свет танцевал на поверхности моря в восьми километрах от них, у начала долины. Что-то стянулось узлом в желудке Ника, когда он посмотрел на девушку на камнях: одно колено согнуто, хрупкая, почти что фигурка феи, безупречный цвет лица, копна золотых волос с красными и золотыми прядями, подсвеченная весенним солнцем. Он отругал себя за то, что поддался влиянию момента – захотел укрыть ее от холода. Если сравнивать себя с нею, то он был ломовой лошадью, надежной и стабильной, ведомой непоколебимой судьбой. А она – изящное сказочное создание, недостижимое и далекое, словно звезды. Она пришла к ним из другого мира в миллионах километрах от этой фермы и сельской общины, в которой он знает всех и все знают его и каждый его шаг с тех пор, как он родился. Это его дом. Всегда был и всегда будет. Он скривил губы. Чем бы он занимался, если бы решил переехать? Это все, что он умеет.

– Ник, поставь барана сюда, на передний план, – приказным тоном заявил ассистент фотографа, указав пальцем на место для животного.

– Секунду. – Ник свистнул, подзывая свою собаку Рекса породы бордер-колли. Он даже не стал поправлять ассистента. Он пытался объяснить им разницу между баранами – это, кстати, овцы, а не бараны – и ягнятами, но всем было плевать. Им просто нужны милые и фотогеничные ягнята. Животным исполнилось всего шесть недель, и выглядели они куда привлекательнее, чем неряшливые, с приставшими комками грязи на шерсти овцы, которых вот-вот собирались остричь.

«Бритиш Вул» попросили Ника помочь с фотосессией на землях Хэдли, предложив почасовую оплату. Работа оказалась… увлекательной. Это слово подходит больше всего. Кто же знал, что несколько фотографий требуют такой масштабной подготовки? Пару дней назад прибыли два фургончика, битком набитые одеждой и фотографическим оборудованием, которого хватило бы на съемку всего населения Бауден Ригг. Потом приехали еще три такси со станции Карлайл с четырьмя моделями, двумя стилистами, двумя костюмершами, фотографом, его ассистентом, креативным директором, его ассистентом и двумя заказчиками из «Бритиш Вул».

Рекс погнал ягненка, и он забежал в кадр, отчаянно блея. Одна из моделей блеснула обворожительной улыбкой:

– Какой он милый!

– Был бы еще милее, стой он смирно, – проворчал фотограф, вглядываясь в объектив.

Короткий свист, пара ненавязчивых команд – и Рекс погнал пугливого ягненка обратно в кадр. Ник следил за Тарой, восхищаясь ее терпением; модель двигала головой, выгибаясь так, чтобы показать одежду. К его удивлению, ее сонные миндалевидные глаза встретились с его. Она томно улыбнулась и откровенно уставилась на его губы.

– Да, Тара, вот так. Отлично. Превосходно. Немного наклони голову вправо, не отрывай взгляда от Ника. Да, вот так. Ты его хочешь. Прекрасно.

В глазах модели сверкнули озорные огоньки, и Ник почувствовал, что краснеет до корней светлых волос. По телу прошла волна жара. Он сглотнул и подавил желание отвернуться. Вместо этого он ответил на ее чуть насмешливый взгляд своим, добавив ему пылкости и слегка вздернув бровь. Если он родился и вырос в деревне, это еще не значит, что он невежда. Ник Хэдли, к отчаянию своей матери, еще не нашел ту единственную, но опыт у него был.

В ответ Тара лишь усмехнулась и, следуя новым указаниям фотографа, положила руки на бедра и откинула голову назад, снова становясь далекой и недостижимой. Ник вдруг почувствовал себя третьим лишним. У него столько дел, которыми стоит заняться утром, а он бездельничает тут, словно какой-то… школьник-неряха.

– С тебя пока хватит! – крикнул фотограф Таре.

Ник пошел вперед, чтобы вернуть ягненка к стаду, и Тара подошла к краю камней.

– Лови меня, – сказала она и сделала шаг вперед.

Ник, удивленный ее поступком, без труда поймал девушку. Легкая, как пушинка, она радостно заверещала, словно он сделал что-то поистине невероятное. Ник почувствовал себя настоящим супергероем. Он осторожно поставил ее на землю и высвободился из ее пончо и шарфа. Он улыбнулся модели:

– Вот, в целости и сохранности.

– Настоящий мужчина, – выдохнула она, и Ник хотел рассмеяться, поскольку фраза была ну совсем заезженная, но Тара смотрела на него так многозначительно, что он передумал.

– Да, насколько мне известно, – уверенно сказал он, и теперь настала ее очередь краснеть. – Ты ночуешь в «Джордж Инн» в деревне, так ведь?

Она кивнула.

– Не дворец, но бывало и похуже.

– Ужин? – спросил Ник.

– Вопрос или утверждение? – поинтересовалась Тара. Взгляд робкий, а на губах играет легкая усмешка.

– В поместье неподалеку есть замечательный ресторан. Могу забрать тебя в семь тридцать.

– В восемь. Свидание, значит, – ответила Тара. Похоже, она привыкла все делать по-своему.

На часах – шесть часов. Ник закончил позже, чем рассчитывал. Фермерство никого не ждет – Нику пришлось наверстывать дела, которые он запустил, отправившись утром на фотосессию.

Кухня фермерского домика была залита теплым светом, из духовки доносился запах колбасок и йоркширского пудинга, звучали привычная болтовня и смех. Ника окутало все знакомое и по-простому приятное. Гейл, жена старшего брата-близнеца Дэна, накрывала на огромный кедровый стол в центре комнаты. Она посмотрела на него и тепло улыбнулась. Ник испытывал симпатию к обеим невесткам, хотя никак не мог взять в толк, как же близнецы Дэн и Джонатан убедили девушек, что они будут им отличными мужьями. С другой стороны, он с ними вырос.

– Привет, Ник! – крикнул ему Дэн, копаясь в ящике с зарядками для телефона и кабелями. – Тяжелый день?

Он кивнул.

Ему тридцать три года, а он, как и его братья-близнецы и их жены, по-прежнему ходит есть домой к маме. Отчасти ему просто лень готовить, но главная причина кроется в том, что эта теплая и шумная кухня – неотъемлемая часть его жизни уже очень и очень давно. Но, хоть он и любил всю свою семью, он был рад, что у него есть маленький домик на окраине фермы. Там можно было уединиться и наслаждаться холостяцкой жизнью, хотя его мама очень хотела, чтобы он остепенился.

– Мам, – Ник повернулся к ней, – извини, но я только-только закончил с работой, а у меня планы на вечер.

– Превосходно, – отозвался Джонатан, разглядывая жабу в норке[1], которую их мать доставала из духовки. – Мне больше колбасок достанется.

– Ты точно не успеешь закинуть что-нибудь? Я уже накрываю на стол. Покушаешь и побежишь. – Она улыбнулась ему. – Я-то не против.

– Или вали в паб и оставь колбаски нам, – сказал Джонатан. Он протиснулся мимо мамы и потянулся отщипнуть кусочек хрустящего йоркширского пудинга, но мама хлопнула его по ладони.

– Хорошая идея, пусть валит, – согласился Дэн, встав на сторону Джонатана.

– Тут всем хватит, – покачала головой Линда Хэдли и неодобрительно цокнула языком. – Вы будто еды никогда не видели, мальчики. Две минуты, я накрою на стол, и ваш папа вот-вот подойдет.

Вот блин. Ник-то надеялся быстренько отмазаться и убежать.

– Мам, у меня правда нет времени. Мне еще в душ надо.

– А как же поесть? Ты так рано встал, а на обед, наверное, бутербродами перекусывал.

– Я потом поужинаю, – сказал он, потихоньку отходя к двери.

Тут зашел отец, кинул ключи от машины на комод и притянул жену к себе, чтобы чмокнуть в щеку.

– Приветик. Я только из деревни. Ник, слышал, ты сегодня ужинаешь в поместье Боденброук. – Он вскинул брови с многозначительным видом.

Ник подавил желание застонать. Спасибо, пап. Очень вовремя.

– Поместье Боденброук? – оживился Джонатан. Он скрестил руки и оперся о заднюю дверь с озорной ухмылкой. – Роскошное место. Свидание, получается. И кто же счастливица на этой неделе? – Он нахмурился. – Я думал, ты уже распрощался с этой пестрой птичкой.

– Ее зовут Генриетта, – сдвинул брови Ник. – И мы больше не видимся.

– Недолго она продержалась, – заметила Гейл с хитрой улыбочкой.

Ник пожал плечами, продолжая подбираться к двери и надеясь, что Джонатан отойдет.

– Это было взаимное решение.

– И когда это ты назначил новую встречу? – присоединился к разговору Дэн. Он нашел нужный кабель и поставил телефон на зарядку. Его лицо выражало крайнюю степень заинтересованности.

– Сегодня, – ответил Ник. – Слушайте, если инквизиция может подождать, я бы пошел в душ и переоделся.

Он уже был совсем близко к двери и даже положил ладонь на дверную ручку, когда Дэн вдруг воскликнул:

– Это девушка из лондонской съемочной группы? Ты весь день торчал на Старбридж Фелл. Вот же хитрый лис! Ты позвал кого-то из них на свидание!

Джонатан рассмеялся и сделал шаг назад, чтобы закрыть собой дверь.

– Что? И она согласилась?

Ник замер.

– А почему нет? – спросил он, жалея, что в его голосе послышалась скованность.

– Прыгаешь выше собственной головы? – поддразнил Дэн. – Ну и кто это? Костюмерша? Блондинка, да? Как ее там… Джорджина?

Ник помотал головой.

– Темненькая, что ли?

– Ни та, ни другая, – ответил он, стараясь сохранять спокойное выражение лица.

– Тогда кто? – спросил Джонатан, озадаченно хмурясь. – Стилистка замужем, ассистентка тоже, как и креативный директор.

– Чтоб тебя, ты что, пригласил модель и она согласилась? – ахнул Дэн, в притворном изумлении пятясь и врезаясь в стул. Тот в знак протеста заскрипел ножками по плиточному полу.

Гейл и Кэт насмешливо покачали головами в ответ на театральное выступление Дэна.

– А что? Будем честны, из вас всех Ник самый привлекательный, – сказала Гейл.

Дэн схватился за грудь.

– Ты ранила меня в самое сердце, женушка. Я-то думал, это я.

– Ты самый привлекательный из моих мужей, – поддразнила она его, подмигнув Нику, благодарному за такой отвлекающий маневр. К сожалению, Джонатан менять тему не собирался.

– Серьезно? И какую из них ты подцепил?

Ник вздохнул, осознавая, что ему поможет только капитуляция, иначе он не успеет сходить в душ и переодеться.

– Я встречаюсь с Тарой. Мы разговорились, решили, что ужин – хорошая идея. Успокойтесь, я же не зову ее замуж или типа того. К концу недели ее уже здесь не будет. А я останусь тут. – Он повысил голос и осознал, что немного выставляет себя посмешищем. Он схватился за дверную ручку, распахнул дверь и вышел наружу, оставив после себя лишь хор удивленных вздохов и красноречивое молчание.

– Здесь довольно здорово, – сказала Тара, рассматривая дорогущие обои, которые, по общим догадкам, стоили не меньше двухсот фунтов за рулон, современную мебель и освещение в стиле ретро. – Почти как в Лондоне, – заговорщицким шепотом добавила она, прикрывшись рукой.

Ник поднял бокал вина и отпил глоток.

– Как видишь, мы не просто кучка каких-то варваров.

– Да, вижу. – Тара беззастенчиво оглядела его с ног до головы.

С тех пор как он забрал ее из отеля, Тара только и делала, что откровенно флиртовала с ним, существенно облегчив ему жизнь. В самую последнюю минуту, прежде чем заехать за ней, Ник вдруг запаниковал. О чем им говорить?

Волноваться не стоило. Когда он помог ей забраться в его грузовик, она, устраиваясь удобнее, промурлыкала: «Как мужественно. Никогда не встречала кого-то, кто водил бы грузовик», и гладила ладонями приборную панель, пока он заводил двигатель. Через пару миль ее рука перекочевала к нему на бедро, и Нику пришлось постараться, чтобы остаток пути не ерзать на сиденье, словно перевозбужденный подросток.

Тара надела на свидание легкий шифоновый комбинезон на тоненьких лямках, которые демонстрировали, что лифчика на девушке не было. Ноги, казавшиеся Нику бесконечно длинными, были обуты в туфли на высоких шпильках; наверное, чтобы ходить в них, требовался сертификат об охране труда. Сердце так колотилось в груди мужчины, что ему становилось больно. Она самая красивая девушка из всех, кого он когда-либо видел. Ее прекрасные волосы были собраны в небрежную высокую прическу, завитки спадали на белоснежную шею.

Бога ради, соберись! Она девушка из плоти и крови, а не пылающая статуя греческой богини.

– И давно ты работаешь моделью? – спросил он в надежде завязать связный разговор, вместо того чтобы пялиться на нее влюбленными щенячьими глазками.

– Десять лет как. – Она скривилась. – Я старая.

– Да ну, бред, – рассмеялся Ник. – Сколько тебе? Двадцать шесть, двадцать семь?

– Двадцать семь, – шепнула она, окидывая зал взглядом. – Только никому не говори. Для моделей это считается старостью. Знаешь, а я готова двинуться дальше и начать заниматься чем-то значимым. Было бы здорово стать амбассадором – спасать планету, перерабатывать пластик, что-нибудь в этом духе.

– Благородно, – поддразнил он Тару.

Ее ноздри раздулись, а мышцы шеи напряглись.

– Я серьезно. Я очень переживаю из-за экологических проблем. В морях столько пластика, ужас! Это большая проблема. Животные умирают. – Она сверлила его напряженным взглядом.

– Извини, я не это имел в виду. Я просто дразнился. Привык к такому общению с братьями.

Тара изящно кивнула, принимая его извинения.

– Нам нужно спасать планету.

– Точно, – согласился он, поняв, что эта тема ей важна. – Хотя я, наверное, обычно думаю о тех проблемах, что связаны непосредственно со мной.

Он виновато улыбнулся.

– Немного эгоистично с моей стороны. Мы-то уже замечаем изменения климата. – Прошлое жаркое и сухое лето ничего хорошего их пастбищам не принесло. – И что именно ты хочешь делать?

Тара пожала плечами:

– Буду амбассадором. Знаешь, буду устраивать фотосессии с важным посылом и освещением глобальных проблем. Стану лицом какой-нибудь компании. Нужно только дождаться подходящего предложения.

Ник кивнул, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Он понятия не имел, как устроен ее мир. Они ненадолго замолчали, пока к ним не подошел официант.

– Я буду медальон из говядины, – и, к удивлению Ника, Тара добавила: – А к нему можно взять картошку фри?

– Да, картофель фри мы готовим, – ответил официант с немного чопорным акцентом, и Ник чуть не рассмеялся. Они по четвергам вместе гоняют в мини-футбол, и чопорным его не назовешь.

– Превосходно, – ответила Тара.

Когда официант удалился, приняв заказ Ника – утиное конфи и сезонные овощи, – мужчина усмехнулся.

– Вот ты и разрушила стереотип о том, что модели едят только салаты да морковные палочки.

Тара перекинула волосы через плечо.

– У меня прекрасный обмен веществ. Могу есть все, что захочу, – заявила она чуть ли не с вызовом.

Ник улыбнулся.

– Вот и хорошо. Готовят тут – пальчики оближешь.

Тара кивнула, провела ноготком по зубцам вилки и поправила свои локоны.

– У тебя есть братья или сестры? – спросил Ник, чтобы заполнить тишину.

Она покачала головой, уголки ее рта поползли вниз:

– Нет, я одна-одинешенька. Я была очень поздним ребенком. Бедная мамочка чуть не умерла, и папа твердо решил, что больше она рожать не будет. Мама сказала, что я была таким красивым ребеночком, что она и не хотела других – вдруг они бы ее разочаровали. – Она звонко рассмеялась и склонила голову, рассматривая Ника. – Мило, да? Бред, конечно, полнейший, ведь все родители считают своих детей совершенством.

Ник рассмеялся.

– Поговори-ка с моей мамой. Она иллюзиями по поводу нас не питается, зато нарожала пятерых.

– Пятерых? Божечки! – Тара вытаращила глаза и положила ладонь себе на живот. – Это так много. Бедная твоя мама, как же она испортила себе фигуру!

Мама Ника сейчас бы рассмеялась на весь ресторан. Она обожала своих детей. Ник был уверен, что она нисколько не жалела.

– Она немного иначе на это смотрит.

– И они все такие же привлекательные, как ты? – Тара вдруг прикрыла рот рукой, словно комплимент вырвался против ее воли. Она опустила взгляд на столик.

Ник засмеялся, вспомнив похожий разговор между его братом и невесткой.

– У меня три брата и одна сестра. Мы все считаем, что наша сестренка самая красивая из нас.

– Оу, – произнесла Тара так, словно он сказал что-то очень странное. – И что ты делаешь, когда не занят разведением овец?

– Ну, работы у меня много, но если есть возможность, то люблю куда-нибудь выезжать. Моя сестра живет в Париже…

– О, я обожаю Париж! Я была там на неделе моды, участвовала в показе коллекции от «Диор». Обалденный город. Когда ты был там в последний раз?

Они обсуждали Париж, пока им не подали ужин, и Ник изо всех сил вспоминал все, что он успел увидеть за те две поездки.

У Тары и впрямь был прекрасный аппетит: она набросилась на еду так, словно умирала с голоду.

– Проголодалась, да? – спросил он, взглянув на ее пустую тарелку. Он доедал свою порцию.

– Я весь день провела на свежем воздухе, – снова принялась обороняться Тара.

– Я и не знал, что работать моделью так сложно, – сказал Ник. Девушка явно незнакома с манерой разговора, какая бытует у них в семье. Надо запомнить, что она не из многодетной семьи, как он.

– Эта работа не всем подходит. Мне кажется, люди даже не понимают, насколько это сложно. Думают, мы просто приходим на съемку, и раз – все готово.

Официант унес пустые тарелки и вернулся с десертным меню.

– Желаете что-нибудь еще? – спросил он.

– Мне, наверное, не стоит, – сказала Тара, изучая меню с очаровательно высунутым язычком. – Ты что-нибудь закажешь?

– Я не особо падок на сладкое.

Она погрустнела.

– Может, закажем что-нибудь на двоих? – предложил он.

– Давай профитроли, обожаю их!

Ник заказал десерт и попросил две ложки. Можно было и не утруждаться: стоило официанту поставить перед ними десерт, как Тара, быстрая, словно змея, снова и снова зачерпывала полную ложку заварного теста и крема. Она то и дело постанывала от удовольствия, отправляя содержимое ложки себе в рот.

– Сто лет не ела шоколад. Я уже и забыла, как это вкусно. Прямо чувственное наслаждение, да? – Тара собрала остатки шоколадного соуса и медленно облизала заднюю сторону ложки, не отводя взгляда от Ника. Она прерывисто вздохнула. – Такой шелковистый и насыщенный вкус…

Она провела язычком по ложке; потемневшие глаза, в которых читалась похоть, смотрели на него так многообещающе, что Ник заерзал в кресле, радуясь, что его прикрывает скатерть.

Когда официант подошел, чтобы забрать тарелку, Ник уже собирался отказаться от кофе и вернуться в отель вместе с Тарой. Учитывая, какие намеки она делала, он решил, что их намерения сходятся, но девушка вдруг встала и бросила салфетку с колен на стол.

– Милый, закажешь мне эспрессо? Хочу на минутку отлучиться в дамскую комнату.

– Хорошо, – сказал он, заказывая эспрессо ей, а себе – капучино. Он поудобнее устроился в кресле, чувствуя, как его разгоряченная кожа остывает. Он достал телефон, принялся листать ленту Фейсбука[2]. Увидев публикацию своей сестры Нины, он улыбнулся.

Она запостила фотографию восхитительного шоколадного эклера, за которым сформировала сердечко пальцами, и подписала: «Шоколадный рай».

Интересно, в какой восторг пришла бы Тара и что бы чувствовал Ник, наблюдая за ней?

Вкуснятина! – прокомментировал он и стал смотреть остальные фотографии. Нина переехала в Париж, открыла кондитерскую и съехалась со своим парнем Себастьяном, лучшим другом Ника. Сестра быстро стала королевой эклеров и прочих сладостей. Может, съездить к ней вместе с Тарой? Что-то подсказывает Нику, что ей там понравится.

Он оставил несколько комментариев, лайков и понял, что прошло целых пятнадцать минут. Где же Тара? Лишь бы не сбежала… Нет, она бы так не поступила. Хоть он и переживал по поводу свидания, все прошло хорошо. Ей было интересно. Ник, не задирая нос, мог с уверенностью сказать, что с девушками он ладил. Почти все его свидания венчались успехом, а иногда и чем поинтереснее. Хотя случилось разок такое, что он пошел на свидание с подругой Гейл, а она оказалась лучшей подружкой его бывшей. Вот это было поистине ужасно.

Он уже раздумывал отправить в уборную поисковой отряд, как Тара вернулась. Ее глаза сверкали, губы вовсю улыбались. Она откинулась на спинку кресла и глотнула эспрессо как ни в чем не бывало.

Может, это что-то женское, и ей стыдно рассказывать, что случилось.

– Фу, холодное, – Тара скривилась.

– Заказать другое? – невозмутимо поинтересовался Ник, умолчав о том, что ее не было довольно долго, чтобы не смущать девушку.

– Не стоит. Уже поздно, я потом уснуть не смогу. – Она взглянула на часы и улыбнулась ему своей красивой и печальной улыбкой. – Отвези меня обратно в отель. Мне нужно хорошенько выспаться, чтобы не заявляться завтра на фотосессию с мешками под глазами.

– Тогда я попрошу счет, – сказал Ник, задаваясь вопросом, почему вечер так внезапно закончился.

Глава 2. Лондон

Мэдди обхватила колени руками, надеясь, что они перестанут дрожать. Генри Комптон-Барнс с замшевыми заплатками на локтях пиджака и бабочкой на шее просматривал ее работу. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову и наконец заговорил:

– Профессор Грегори – мой хороший знакомый, и он лично тебя рекомендовал, посему я буду с тобой честен. – Его губы сжались в трагическую линию, словно кто-то потянул за нитки, закрепленные в уголках его губ. – Технически ты справилась хорошо. Прекрасное исполнение, внимание к деталям поразительное.

Мэдди догадывалась, что за этим последует огромное «но».

– Но нашей галерее нужны картины, в которых… – Он покачал головой. – В этих нет оригинальности, изюминки. Им не хватает je ne sais quoi, то, чего словами не опишешь, то, что выделяет произведение искусства среди остальных. Это может передать лишь художник. Когда смотришь на такую работу, понимаешь, что это могло выйти только из-под его кисти. Как с певцами, например. Уж прости меня, но я гораздо старше тебя, поэтому приведу в пример Карли Саймон. Ты слышишь ее голос и сразу понимаешь, что это она. Ее голос – это ее уникальность. Вот что я ищу в картинах.

Они, безусловно, очень красивы, но я не вижу твоей души. Я не вижу в них тебя. Мэдди, позволь дать тебе совет. Отправляйся в новое, неизведанное место. Забудь все, чему тебя учили, все, что знаешь. Нарушь правила, экспериментируй, и, самое главное, рисуй от всего сердца.

Рисуй от всего сердца. Мэдди закатила глаза, представляя картину в духе Сальвадора Дали: огромная кисть пронзает красное сердце, позади – пустынная равнина, алые капли падают на желтый песок. Рисуй от сердца. Ну и как это понимать? Кто-нибудь говорил такое Пикассо, Родену, Ван Гогу? Мэдди поморщилась. Не то чтобы она стояла с ними в одном ряду…