Ангел «Большого Порога»

Ангел «Большого Порога»

Валерий Чернявский

Графика и рисунок Геннадий Белошапкин

© Валерий Чернявский, 2024

ISBN 978-5-0060-1050-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Таймырский писатель, автор рисунков и графики – Геннадий Белошапкин:

Прочитал, Паряблямба!

Понравилось, – интересно, написано сочным сибирским языком, с юмором. Описание тайги, реки, местных злодеев, рыбалки, охоты достойно похвал -точные, образные, яркие с сибирским колоритом. Для истории жизни в Саянах, на Енисее твои сочинения будут многим интересны и полезны. Поздравляю с почином на твердую четверку! Мои рисунки можешь использовать.

ОТ АВТОРА

Я не думаю, что будет много желающих прочесть эту книгу: действующие лица ушли в мир иной, кому было бы интересно вспомнить все происходящее. Их дети, раздавленные Ельцинским переворотом, опустились в нищету, безработицу, кто в пьянку, кто в разборки девяностых, – не осталось людей знавших Большой порог, заболевших его красотой, величием и местом в истории развития отношений двух государств – Китая и Хакасии. Т. к. Тува, это кусочек Китайской империи, оторванной российским олигархом Сафьяновым. В 1921 году. Сафьянов сговаривается с могущественным родом Монгуш, и проводят «Учредительный хурал», на котором объявляют о создании государства Тина – Тыва! Статусом отдельного государства и «Большим» порогом на Енисее, отгородив свои капиталы и капиталы своей могущественной семьи от экспроприаторов-большевиков. Они держали в Хакасии аал Сафьянов и базар торговли своими породистыми скакунами, который скоро будет названа – деревня Буденовка, где сам Михаил Буденный приезжал и покупал лошадей для Первой Конной Армии, но большую часть капитала прятали в Туве. Одна из караванных троп великого Китайского Шелкового Пути пересекая горную, дикую реку Кантегир, в районе Кантегирской Заставы, выходила в долину речки Джой. Из нее можно выехать на лошадях в д. Богословка, Буденовка, Табат, Бондарево, Моноки, Таштып, в Аскиз и через Кузнецкий Алатау в Междуречинск, и далее – в Томск, Омск и Екатеринбург, объезжая стороной опасные земли воинственных, живущих набегами и разбоем, племен Джунгар (ныне – Алтай, Горная Шория) Рассказываю про «свой» Большой порог. О том, что он был! И сыграл свою роль в истории развития человечества.

ДЕЛА ТАЕЖНЫЕ

ГЛАВА 1

Начиная с весны 1969 года, когда Вовке, моему однокласснику, другу и напарнику по охоте в тайге купили двигатель «Вихрь», на его не очень длинную лодку «Акулу», наши ангелы хранители, видимо, крутились, как волчки, чтобы сберечь нас в постоянных походах через Енисейские пороги и дебри Саянской тайги.

Вовкина «Акула»

Куда только нас черти не носили! Двигатель на лодку его отец покупал, конечно, для себя. Но! Начальник Управления Строительства Саянской ГЭС, Александр Иванович Карякин, возглавивший в начале 1968 года Управление, видимо предвидел, (или уже тогда гуляли мысли в верхах, чтобы «По решению партии и правительства», был намечен пуск Саяно-Шушенской ГЭС – по временной схеме.») С временных отметок уровня воды, временными рабочими колесами, временными генераторами, чтобы начать вырабатывать электроэнергию ещё в процессе строительства ГЭС). И все руководители, всех подразделений ордена Ленина «Красноярск ГЭС Строя» забыли про отдых и поездки в тайгу. Вовкин отец, руководитель «СанТехМонтажа», не был исключением.

Мы были предоставлены сами себе, с мощным двигателем, бесплатным социалистическим бензином, с родителями, занятыми на стройке, мотались по порогам, по горным рекам, по отдаленным уголкам там, где нет егерей! Где можно было спокойно ходить с ружьём, стрелять рябчиков, и ловить рыбу, собирать дары Саянской тайги. Три года школы и два года института мы прожили, как братья- близнецы, носимые «нелегкой» и поддерживаемые своими ангелами-хранителями.

Енисей

ЖИЗНЬ СТУДЕНЧЕСКАЯ

ГЛАВА 1

Когда мы с Вовкой окончили второй курс электротехнического факультета, сдали экзамены, – наши пути резко разошлись. Начали расходиться они еще прошлым летом: я поехал в Енисейский стройотряд «Энергия» электрифицировать деревню Абалакова, а Вовка, по каким-то причинам, летом не смог, и поехал с басмачом, (такой позывной получил парень из далекого Казахстана, приехавший поступать в Красноярск), на осенний трудовой семестр убирать урожай с полей Даурского отделения, Балахтинского совхоза. Даурск уже подтопило, водохранилище Красноярской ГЭС и деревню подняли на гору, назвав её Приморск. Там он встретил простую деревенскую красавицу, которая сразила его наповал. Но с созданием семьи возникли какие-то проблемы, и он решил пойти года на два в армию. Мы учились сразу в двух высших учебных заведениях: Красноярский политехнический институт, на электротехническом факультете, и Красноярское высшее командное училище радиоэлектроники. По окончании получали звание офицера отдельного рода войск КГБ СССР, особого назначения. И шли в армию, отдавать долг Родине. Он решил сначала отслужить в армии, а потом, не получать офицерского звания и не ходить отдавать долг, когда надо будет работать и растить детей.

Мы с Вовкой в общежитии

А передо мной встал вопрос: – куда поехать летом в стройотряд, зарабатывать большие деньги. Понятно, что в Енисейском строй отряде поясной коэффициент выше, зарплата там будет больше. Но – нюанс! Мест свободных в этом отряде осталось только для вокально-инструментальной группы, веселить людей в деревне! Я нашел себе коллегу по образу мышления, Ваню Филиппова, с которым мы в прошлогоднем стройотряде очаровывали бабушек и ребятишек в деревенских кинозалах на двух простых гитарах, бардовскими песенками. Потому что другой культуры для масс у нас в отряде не было. А взрослому населению летом в деревне, от зори до темна, ходить в кинозал без электричества – «мест не хватает».

Мы уже знали по первому стройотряду, что в наших отрядах нет электромузыкальных инструментов, нет времени ни на репетиции, ни на концерты, работать надо световой день. А в гнилых северных деревеньках отключают электричество, когда мы приезжаем строить новые ЛЭП. Но ректорат и деканат считают, что студенты должны нести культуру местным аборигенам. Наверно они не знают, что мы выходцы из этих глухих деревенек севера и юга Красноярского края? Попасть в хороший строй отряд было проблемой, а мы хотели эту проблему преодолеть!

Чтобы изобразить себя вокально-инструментальной группой, нам не хватало соло гитариста.

Пошли договариваться с группой, которая играла на танцах, в нашем общежитии. Договорились с Хетом, – (такой позывной был у руководителя этой группы), что Ваня на «ритмушке», с ними побрякает. А я спою пару песен на танцах, у нас в общежитии, и этим мы продемонстрируем, что у нас есть группа вокально-инструментальная, что бы нас записали в стройотряд. Так мы и сделали, и – нас записали.

ДЕЛА ТАЕЖНЫЕ

ГЛАВА 2

Списанный из стройотряда по состоянию здоровья, о чем расскажу дальше, я отдыхал на диване в квартире родителей. Желудок болел постоянно. До смешного: ни острый, ни тупой, а «подостренный» гастрит. Смех на палочке. А житья не дает. Можно Но-шпой на полдня обезболить, но это же не жизнь, и не лечение. И меня осенило – нужна диета, надо питаться рыбной ухой из свежего «харюза», пить свежий рыбий жир, а не тот прогорклый, что в детсадах давали, и может быть – полегчает? Надо плыть в Тайгу! Все грамотные специалисты кинуться поправлять меня: не плавать, а ходить! Плавает по морю дерьмо… а мы в Сибири тут, далеко от моря, нам как-то всё равно, что там делают моряки на корабле, ходят или летают над мачтами, мы тут плаваем по рекам. В книгах пишется хариус, а у нас он – харюз, и мушки харюзовые на удочках. И рыба делится: не плотва и чебак, а елец и сорога. Многое у нас не так, как у специалистов и знатоков. Напарника моего – Вовки, рядом не было. Я не помню, как узнал, что Натальин дядюшка, Григорий Никифорович Соколов, тоже усталый, от болезни горла, плывет в верховья. Он, не очень давно, был Григорий Никифорович. Работал главным энергетиком какого-то не крупного подразделения. Но потом стал Григорием, с должностью пониже, – мастером. А потом опустился до Гришки Соколова, которого электриком и то вот-вот выгонят с работы. Его жена – преподаватель русского языка и литературы, нашла слова, убедила его, что пора поехать в тайгу недели на три, подлечить горло. Мы друг другу очень, оказались, – два сапога – пара. Вовремя. Ему одному идти было за сто двадцать километров вверх, по дикому безлюдью, хоть привычно, но не очень удобно. Он согласился взять меня с собой на Большой порог, «попроведовать» паряблямбу (таежная погремуха1) На Большом пороге не только «стоял», а буквально жил круглый год профессиональный охотник, насквозь таёжник. Рождённый в тайге, на золотоносном прииске. На горной, бурной, не проходимой для простого смертного, реке – Кантегир была небольшая таежная заимка. Где в древние времена, еще до окончания сороковых годов двадцатого века, мыли золото. Приток Кантегира – ручей Приисковый, в разложье гор. Вот там Сашка Сухомятов и родился. Вся его жизнь связана с тайгой и водой. Его жена – депутат поссовета, штукатур-маляр, уважаемый человек на стройке, живет в пятиэтажке, а он – охотник промысловик. Ему в 1973 году было 60 лет. Ростом метр шестьдесят, наверное, на лице остался след медвежьей лапы, когти которого вырвали ему один глаз, в юности. Они с братом затеяли игру, кто щелкнет медведя в петле палочкой по носу. Палочку обрезали, передавая другому.

У Григория Соколова плоская, широкая «Тюменка». Неповоротливая, с низким бортом, под вихрем, двадцаткой. Чуть грузанешь – на глиссирование не выходит. В режиме плавания – как утюг, бороздит тяжелую Енисейскую воду, против течения. До порога идти – литров сто пятьдесят надо бензина загрузить, продукты на три недели, вещи… Лодка битком, брезентом накрытая. Управление дистанционное. Сидим рядышком, крутим руль, управляем двигателем, спрятавшись от пронизывающего ветра, за лобовым стеклом. Григорий всю жизнь в тайге, рыбак знатный. Все пороги вверх по Енисею знает наизусть. Пропадает там и летом, и осенью и весной каждый выходной и каждый отпуск. Образ жизни – тайга. Прямо от Майна, вверх по течению, начинаются скалки, стоящие в воде и посередине и сбоку и возле берега. В районе мраморных ворот, – Каменная деревня называется. Вообще, много скалок стоит посередине Енисея. Наверно, на море это называется банками. На Енисее это называется – не повезло, когда винтом наедешь на скалу под водой, срежешь шпонку. Где течение сильное, там видно, что камни стоят под водой. А где течение слабое, в затонах, не видно, что там под водой, сколько ты по этой воде не плавай. Она – то выше, то ниже. Разный уровень воды. То скроет камни так, что проходишь над ними. То сядет, шпонки летят. Мы дошли до ГЭС, тридцать километров. Гришка приткнулся к берегу, сказал: – Подожди, я сейчас сбегаю, – стал подниматься вверх, на отсыпку – котлована. Через полчаса примерно, вернулся, принёс две бутылки портвейна. Я просто поражён! На стройке есть рабочие столовые и у меня мама работала часто в Дивногорске в таких столовых. Рабочая! На ГЭС! Я с первого класса ездил на рыбалку на ГЭС, в Дивногорске. На рабочих автобусах. Всегда ел в рабочих столовых. Но что бы там было вино или водка, я вообще поражён. Ну как в рабочей столовой, в котловане, вдруг нашел две бутылки портвейна?! и двинулись дальше. Я спиртное почти не употреблял, не любил употреблять, и не любил тех, кто употребляет. Прошли часа два. Мы уже прошли Джойский порог и катушку, видимо, где-то в районе Абдыра ещё пристали. Ещё принял. И так продолжались каждые один, два часа, где-то притыкались, он принимал понемножку, и мы плыли дальше. Конечно, страшно плыть с капитаном, который не очень адекватно воспринимает окружающее. Для нормального человека пол стакана портвейна, наверно, – к аппетиту. А человеку с хронически больным горлом, который год не просыхал, стопарик на старые дрожжи, и он, как мокрая промокашка, съежится, повиснет на руле дистанционного управления, – плывем. Перед Березовым порогом встретилась, знакомая ему, лодка, деревяшка. Возвращаются люди из тайги. Встали к берегу. Григорий достал вторую бутылку, разлил на всех, и бутылку выбросили в реку, внизу поймают, сдадут. Я поражен такой жертвенностью. Один мог пить целый день! Разделил на знакомых, которые соскучились по алкоголю в тайге.

ЖИЗНЬ СТУДЕНТЧЕСКАЯ

ГЛАВА 2

Вскоре мы на теплоходе «Ракета» ехали всем стройотрядом своим вниз по Енисею, до деревни Галанино, и оттуда, на автобусах и грузовых машинах нас развозили по выделенным для работы деревням, то есть, разные бригады ехали в разные населённые пункты. Нас, человек девять, еще с какой-то большой бригадой, на пароме переплавили через Енисей, да и повезли на запад, всего километров тридцать. Там большую бригаду высадили, поселив их в домике смотрителя кладбища, прямо на входе на кладбище. А в отряде пацаны были, и девчонок было много, человек пять, мне кажется. Как они там, на кладбище, будут жить и работать, по ночам ходить в туалет, – не знаю!

Нарукавная нашивка формы всесоюзного стройотряда «Энергия»

Ещё километров через десять, на запад, и нас выгрузили на какой-то пятак на болоте, отсыпанный гравием. Поднятый метра на три над уровнем болота и размером метров триста на пятьсот. Название этой деревни я уже и не помню. Оказалась, деревня каких-то ссыльных чувашей. У меня в родной деревне, в Балахте, за речкой, жили ссыльные чуваши. Я сколько знал в жизни чувашей, они были людьми мягкими, заторможенными, как-бы без стержня, без злобы на судьбу. За что их могли сослать, я не знаю. Потому, что там, в чуваши, войны не было, и быть какими-то предателями они не могли… Вот и здесь тоже, посреди болота пятак, на нем домов пятнадцать или двадцать. Покосившихся не домов, а домиков! И всё! И они что-то где-то сеяли, пахали на болотах. Я не знаю. Чуваши раньше активно принимали участия в движении «молокане». «Это верование преследовалось Христианской церковью и правительством России, как и староверы, как и староскопеческое движение, считалось сектой. Молокане пропагандировали идеи духовного христианства. Это движение вызвало озабоченность царской власти и православной церкви, с ним повели беспощадную борьбу, проповедников ссылали и казнили. 1830 года, октября двадцатого, высочайше утверждённое мнение государственного Собрания о духоборцах-молоканах, иконоборцах молоканах, иудействующих молоканах, и других, признанных особенно вредными ересях.

Один из нас.

Наверно, прабабушки и прадедушки этих чувашей, как и старообрядцы или бежали от властей, или были сосланы сюда, на севера и болота. А эти потомки не имеют ни денег, ни воли, уехать в Сыктывкар. Но я этого не успел ни чего у них разузнать. Нас поселили в столярке, в деревенской колхозной столярке. Кровати и постели мы привезли с собой. А у местного столяра мы сразу же взяли в аренду бензопилу «Урал». Новая разработка советской техники. Он нам показал чулан с замком, куда можно было на ночь спрятать эту бензопилу, потому, что «оставлять её не спрятанной нельзя, местное население быстренько найдёт ей хозяина». Переночевали первую ночь в этой деревне, пока обустроились, кровати расставили, матрасы растащили и прочее…. Себе и девчонкам. В каждом строй отряде давали врача из меда института: студентку третьего или четвертого курса отправляли, в качестве врача, в стройотряды, и «поварёшку», чтобы готовила еду. «Поварешками» ездили наши девчонки. Жили «поварёшка» и медсестра вместе, отдельно от мужиков. Итого: первый день ушел на заселение и обустройство. Утром мы, как проснулись, первым делом пошли узнать, как переночевала бензопила, хотели попробовать, как её заводить, как с ней работать, потому что мы после школы, пацаны. Год-два отучились в институте, нам по восемнадцать-девятнадцать лет. Как правило никто с бензопилами не работал. В данном случае, надо всё осваивать самостоятельно. И, к своему удивлению, увидели, что слова столяра сбылись! Открытый замок висит на месте, бензопилы нет.

Мы срочно к столяру – не забирал ли он ее? Нет, не забирал, «а он теперь будет, как без рук, и мы должны отдать ему деньги за пилу в тройном размере, как договаривались»…

Пошли мы в контору, искать телефон, вызывать милицию из Галанино, наверное, или из Казанцева, точно не помню. Милиционер приехал к обеду. Посмотрел, что, как произошло, место преступления, и первым вызвал на допрос столяра. Столяр колхозный рассказал, что деревня вся жуликов. Не успеешь оглянуться, что-нибудь сопрут и пропьют! Что у каждого в бане, в огороде стоит самогонный аппарат (а тогда это было запрещено, подсудное дело!) Ну, в общем, люди плохие!

Милиционер попросил столяра пойти с ним по деревне, поинтересовался, где живёт столяр. Зашли к нему в дом, пошли в баню, там стоял самогонный аппарат! Милиционер предложил этому столяру, что если он вернёт пилу, то самогонный аппарат он заберёт, но оформлять не будет. Под суд не будет отдавать этого вора и самогонщика. Повел нас хозяин в огород, в копне какого-то прошлогоднего сена откопал бензопилу, и отдал нам. Вот так начиналась наша работа в этой деревне.

Это был второй день. До темноты ещё осталось часов пять или шесть, нужно было работать. Меня отправили вязать анкера: две или три электроопоры, связанные головами и раздвинутые ногами. Потому что я в Абалаково занимался строительством, вязкой анкеров прошлым летом, и знал, как это делается. В данном населённом пункте в качестве электроопор были не креозотные* с завода, а самодельные, вырубленные листвяжные столбы, метров по девять-десять. Они были тяжеленные, сырые, не ошкуренные. Мне нужно было их тащить, два столба – головы вместе хвосты врозь, на четыре-пять метров разнести, отпилить полстолба, четыре с половиной метра на траверсу поперечную, всё это сложить и подготовить к сверлению, чтобы потом шпильками стянуть. Я корячился с этими столбами, таскал их, перетаскивал, поднимал перекладину на два этих столба, в общем, поработал я в этот день на поднятие тяжести.

Это был второй день, как я уже говорил, в деревне, и оба дня поварешка нас кормила, брала в колхозе по ведру молока! Молоко было вкуснейшее, жирное, настоящее! Коровье, и в неограниченном количестве – ведро на 10 человек! Ну, пей, сколько влезет! Мне голодному студенту было как за счастье! Я отрывался молоком, хотя и подозревал, что этого делать не стоит.

На следующий день, то есть, это уже будет третий день в деревне, и мы разглядели, что старые сгнившие опоры электрической линии стоят на бетонных пасынках и спилить их бензопилой, свалить, не получится. Это было для нас неприятным сюрпризом.

Решили попросить в колхозе трактор и попробовать свалить крайнюю опору, не снимая проводов, чтобы завалить все столбы по деревне. Меня отправили искать трактор в колхозе, договариваться. Нашёл управляющего этим отделением, и он разрешил мне взять трактор. А их в деревне было два штуки ДТ-75. Оба бордового цвета, красивые. И в данный момент они стояли возле домов трактористов, на полях не работали. Пошёл искать тракториста. У кого-то спросил, где можно найти тракториста? Мне показали третий дом от края,

– Скорее всего – он там.

Дом невысокий, маленький, слегка подопревшие брёвна. Дверь выходила на улицу, без палисадника, без забора. Постучался. Несколько голосов разнобой что-то сказали. Я открыл дверь в темноте избушки с одним оконцем, ступеньки опускались вниз сантиметров на 50—60. Пол был земляной. Дощатого пола не было! Пол был засыпан окурками самокруток, какими-то костями, плевками; по полу бегали несколько щенков, несколько поросят и несколько ребятишек. У оконца, как в наших охотничьих избушках, стояла из досок сколоченная столешница. За столом сидело человек пять, сбоку мостились не влезшие еще двое, и два или три стояли в темноте за их спинами. Мужского и женского рода. На столе стояли четыре или пять стаканов с жирными отпечатками грязных рук. Свет шел от оконца через четкие отпечатки и беловатую мутноватую самогонку, налитую в эти стаканы. Ошарашенный всем увиденным, я сбивчиво объяснял, что стройотряд, что…

– Пей, – протянули мне грязный стакан с мутной, вонючей жижей!

Я судорожно передергивал в голове мысли «пить не могу», я вообще не пил спиртного в том возрасте, и в отряде – сухой закон, и из этого грязного стакана…, и …. Если не выпить, скажут: «брезгуешь, сучара» – и не пойдет тракторист, – подведу всю бригаду. Что делать то, как «отмазаться»? Взял в руки грязный стакан, поднёс ко рту, отвернулся от стола, сделал вид, что сделал пару глотков, и поставил стакан на стол. Сказал:

– Спасибо мужики, – и объяснил, что мне надо.

Тракторист парень молодой, года двадцать два, встал, пошёл со мной. Завёл свой красивый трактор, шмыргалкой из кармана, подъехал к столбу, на углу поворота линии, который, казалось мне, быстрее свалится под тяжестью двух пролетов проводов и радиатором кинулся на бетонный пасынок. С первого раза опора устояла! Уехал назад метров на пять, поехал опять «мордой» на столб! Я просто одурел от подобного! Ну каким надо быть идиотом, чтобы радиатором машины наезжать на бетонные препятствия? Или быть очень умным, специально это делать? С третьего раза облицовка продавила радиатор, и тот наехал на вентилятор. Ударил столб пара, из-под капота. Тракторист заглушил двигатель, не отъезжая от опоры, спокойно вылез, и пошёл в третий дом от поворота, допивать свою самогонку. Ошарашенный, раздавленный произошедшим, я пошёл к управляющему. Объяснил, что произошло. Он отправил меня ко второму трактористу. К моему ужасу, второй тракторист сделал тоже самое! Спросил, какую опору надо свалить, сходу, как ехал, ударился «мордой» оранжевого, красивого трактора об указанную мной опору. Пошёл пар из-под капота, затрещало -затарахтело! Он заглушил трактор, пошёл куда-то, по своим делам. А других тракторов в этой деревне не было. В этот день, значит, работа закончилась. После обеда приехали врачи санэпидемстанции, из районного центра читать нам лекцию. То, что они прочитали, у нас в головах не укладывалось. Они объяснили, что восемьдесят процентов людей в данной деревне болеет хроническим сифилисом! Мы тогда считали, что сифилис вообще смертельная болезнь, неизлечимая. Наверно, в то время, так и было?

И сорок процентов жителей этой деревни болеют хронической дизентерией! Неизлечимо. Зачитали по фамильно, с кем не надо вступать ни в какую связь! Нас шокировало и то, что эти врачи не считают за людей жителей этой деревни: по фамильно, поименно, с номерами домов, выдавая медицинскую тайну, и не лечат этих людей. В то же время, меня передёрнуло от того, что я пил из грязного, заразного стакана или хотя бы брал в руки этот стакан, а может быть, даже коснулся губами этого стакана с самогоном, в такой эпедемичной ситуации. И с этой мыслью у меня, наверное, что-то в психике повернулось слегка! К вечеру я стал посещать наш туалет регулярно и на всю ночь. Утром пошёл врачу отрядному, рассказал, что со мной происходит: что начались боли в животе, что ночь просидел в туалете, что брал в руки стакан вместе с местным населением. Она мне дала какие-то таблетки. Вечером поинтересовалась, как у меня дела. Дела не пошли на лад. А к утру у меня началось покрываться тело волдырями и неистово чесаться. Врач без анализов ничего не может сказать. Она меня выписывает из стройотряда и отправляет в город, в студенческий городок, нашу поликлинику, студенческую.

ДЕЛА ТАЕЖНЫЕ

ГЛАВА 3

Пошли в березовый порог. Я люблю березовый. Без ума от зеркальной глади Березовой ямы, которая зеленым, глубоким омутом, будто застывшая, стоит выше порога.

Березовая яма, по названию речки. Большая Березовая впадает здесь.