Вернуться на «Титаник»

– Печальная история, – произнёс, немного помолчав, парень.

Экскурсия закончилась поздно. Старик проводил гостя к выходу и подождал, пока тот не вышел со двора. За стальными воротами послышался гул заводящегося двигателя. Машина тронулась с места. Гул становился всё тише и вскоре исчез совсем.

Старик продолжал стоять на пороге.

– Тебя что-то обеспокоило, папа? – подошла дочка.

– Да, дочка, – старик обернулся к ней, – позвони мистеру Гудвину. Скажи, что дело очень серьёзное. Он должен немедленно оставить всё и приехать сюда.

– Хорошо, – ответила дочка и вернулась в дом.

– Дочь, – остановил её старик, – звони только с моего смартфона, который в сейфе. С обычного телефона ты не дозвонишься…

После полудня, ближе ко второй половине дня, в дверь снова позвонили.

– Здравствуйте, – представился с порога высокий человек в старомодном кожаном пальто и шляпе, – вы мне ночью звонили и просили, чтобы я немедленно приехал. Моя фамилия Гудвин. И я так понимаю, что говорил с вами? – улыбнулся он дочери старика.

– Да, – удивилась она, – но папа сказал, что вы в Лондоне?

Гудвин говорил на прекрасном русском, без всякого акцента. Иностранца в нём было невозможно узнать, даже если очень этого захотеть. Манера держаться, говорить, лишь слегка выдавала человека из другой страны.

– Совершенно верно, – снял он шляпу и приветственно кивнул, – был, но как вы понимаете, миссис…

– Быстрицкая, – покраснев, ответила женщина.

– Миссис Быстрицкая, – кивнул он снова, – век научно-технического прогресса. Самолёт летит из Лондона всего шесть часов, с ожиданием в аэропорту. Как мне и было сказано, я бросил всё и немедленно ринулся к вам.

– Заходи, дружище! – показался старик.

– Здравствуйте, мой друг, – помахал в ответ рукой Гудвин.

– Заходи, – позвал его старик, – ты знаком с моей дочерью, Вероникой?

– Уже познакомились, – улыбнулся тот.

– Главное не шуми, внуки набегут и не дадут нам поговорить. Им в таком возрасте всё интересно, особенно гости в доме. А поговорить нам с тобой очень нужно, – сказал старик.

После чая, когда остались наедине, старик достал флешку и протянул её Гудвину.

– Вот, смотри. Остальное, я думаю, не стоит даже пояснять.

– Что здесь? – спросил Гудвин. – Это видеозапись с ночным посетителем нашего центра.

– И что в ней странного?

– Не в ней, а в нём. Тебе понравится, – ответил старик.

– Посмотрим. Гудвин достал планшет и вставил в него флешку. Посмотрев минуту, он остановил запись, приблизил изображение и обомлел.

– Но этого не может быть… Это бесспорно он! Шрам на щеке – это след от сорвавшегося с двигателя винта. Он заработал его второго апреля 1912 года в Фулеме. Но, он же погиб на «Титанике»!?

– Вот именно, мой мальчик, – указал старик на экран планшета, – всё было бы ничего, если бы это не был Эннис Гастингс Уотсон, задающий вопросы, которые для всех погибли вместе с ответами, на «Титанике» в 1912 году, и чудесно сохранившийся для своих 125 лет…

НАШИ ДНИ; САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Уильям Сейдж приехал в Россию по очень странному приглашению. Оно было странным само по себе, неожиданным, и в нём не было ничего конкретного. Обычно, на такие приглашения не отвечают, но почему-то Уильям Сейдж сразу же заказал билет и выехал в аэропорт. И уже через несколько часов сходил по трапу в аэропорту Санкт-Петербурга. Единственное, что он понял из письма, это то что его ждут и прибыть надо незамедлительно, что пригласившие его – друзья, а его личное присутствие крайне важно, просто необходимо. И всё это не требует отлагательства.

Кто его ожидал? Этого Уильям Сейдж не знал.

– Рад Вас видеть, мистер Сейдж, – подошёл к нему в аэропорту старик, хотя и достаточно пожилой, но довольно бравый, подтянутый и по-молодецки живой. В лице, осанке и взгляде старика Уильям Сейдж угадывал нечто до боли знакомое, но также и до боли далёкое. Он попытался вспомнить, но не смог где и при каких обстоятельствах он он раньше уже видел этого старика.

– Мы были знакомы с Вами раньше? – не вспомнив ничего, наконец, решился спросить Сейдж.

– Не трудитесь вспоминать, пожалейте свою память, – ответил ему, улыбнувшись, старик, – лично с Вами мы ни разу не встречались, никогда, хотя обо мне Вы много раз слышали. Здесь, в России, меня зовут Карл Быстрицкий. Я старый моряк и старый исследователь гибели лайнера «Титаник», и специалист по другим морским катастрофам, консультант тех кто занимается расследованиями в этой области. Но, пожалуй, нет на свете человека, которому бы «Титаник» был роднее чем мне.

Старик снова улыбнулся.

– В молодые годы мы были очень дружны с Вашим дедом, а после мы дружили с Вашим отцом, мистер Сейдж. И, в том числе поэтому, я рад Вас видеть.

– Я много раз слышал о Вас от своего отца, мистер Быстрицкий, – ответил Сейдж, – но я до сих пор не могу понять причины того, почему я должен был так внезапно бросить всё и приехать в Россию.

– Причина важная, мистер Сейдж, – сказал старик, – она любого из нас выдернет куда угодно, где бы мы не находились. Это «Титаник», а если быть более точным, это ночь с 14 на 15 апреля 1912 года.

– «Титаник»? – удивился Сейдж, – но… «Титаник» и Россия…

– Они больше связаны между собой, чем многим хотелось бы, – кивнул в ответ старик, – я пригласил Вас потому, что Ваши родственники были пассажирами во время того единственного рейса. И надеюсь, они не забыты Вами, мистер Сейдж?

– В нашей семье принято помнить всех, – ответил Сейдж, – там никто не выжил, – уточнил он.

– Я знаю, – кивнул старик, – нас всех связывает одна и та же трагедия. Я думаю, что лучше если мы поедем ко мне домой и дождёмся ещё одного человека.

– Благодарю Вас за приглашение, – кивнул Сейдж, – а кого мы, если не секрет, должны дождаться?

– Мистера Гарольда Виктора Гудвина, – ответил старик.

– Гудвина? – удивился Сейдж, – он родственник той самой погибшей семьи? Насколько мне известно, из них тоже никто не выжил и родственников, по крайней мере близких, у них не осталось.

– Это не совсем так, – улыбнулся старик, – эти слухи изначально были слегка преувеличены. Мистер Гудвин прибывает ближайшим рейсом из Лондона, но он не очень любит когда его встречают в портах. В том числе и в аэропортах.

– Человек с претензиями? – усмехнулся Сейдж.

– Тяжёлые воспоминания из детства, – улыбнулся старик…

…Уильям Сейдж был исследователем, как и его отец. И пытался докопаться до истины, чтобы восстановить справедливость, как и его дед. Он продолжал расследование начатое 106 лет назад и продолжающееся по сей день. Но шли годы. И истина отдалялась всё дальше и дальше, а вопросов становилось всё больше и больше. Благородный порыв призвать виновных к ответу, со временем превратился в семейную традицию. И Уильяму Сейджу начинало казаться, что ни он, ни его дети, ни его внуки ещё не родившиеся, никогда не увидят торжества той самой справедливости, за которую начинал бороться ещё прадед. Сейдж начинал понимать, что имена виновников гибели его родных никогда не будут названы.

Со временем, ему стало ясно, что он превратился в обыкновенного коллекционера. И разочаровавшись в том, что он делал, Сейдж начинал подумывать, что из него вышел бы неплохой писатель. Этим он и планировал заняться остаток своей жизни.

Уильям Сейдж грустно взирал на тысячи фотографий в альбомах и на стенах своего дома, полки, на которых были сложены папки и ящики с документами, и молча перелистывал страницы томов исписанные мелким почерком: свидетельства, показания, снова рассказы очевидцев… Может быть поэтому, письмо из Петербурга, от этого старика, показалось Уильяму Сейджу проблеском последней надежды в мрачном туннеле безысходности, лабиринте без выхода.

Старик был прав. Название «Титаник» это было единственное, что могло заставить Сейджа нырнуть даже в могилу самого «Титаника», на дно Северной Атлантики, туда где нет ничего живого, а не только умчаться на край света, в чужую страну в которой никогда раньше не был…

В этом Сейдж был похож на очень немногих, кто за столетие не сложил рук.

– Я думаю, Вам понравится наше предложение, мистер Сейдж, – вёл машину по заснеженной трассе и одновременно говорил старик, не глядя на Сейджа, – пожалуй, очень многие хотели бы иметь такую возможность.

– Возможность? – удивлённо посмотрел на старика Сейдж, – то есть речь идёт не просто о какой-то находке?

– Не просто, – кивнул старик, – нам в этом здорово помог оригинал дневника Эдгардо Эндрю. Я думаю, он Вас тоже заинтересует.

– Как он у Вас оказался? – спросил Сейдж.

– Мой друг! – рассмеялся старик, – Вас, может, и не поразит мой музей, но многое в нём может удивить!

Старик улыбнулся и, первый раз за всё время в машине, глянул на Сейджа.

– Мистер Гудвин расскажет и покажет гораздо больше.

– Почему я никогда не слышал о нём? – спросил Сейдж, переведя взгляд на дорогу.

– Думаю, что он сам этого не хотел, – ответил старик так же сосредоточившись на дороге, – хотя он постоянно посещает встречи потомков тех кто выжил, и родственников тех кто не выжил, и не пропустил ни одного мероприятия посвящённого «Титанику», он никогда не представлялся своим именем. Лишние вопросы, лишние ответы, лишнее внимание, знаете ли. А особенно лишнего внимания – он очень не любит. Он больше слушает, наблюдает. Он это не я, который даже в советское время, как тут в России называют эпоху СССР, много раз ездил в США, Великобританию, Канаду, встречался с Фрэнком Голдсмитом и провожал в последний путь старину Джозефа Боксхолла. С ними я был очень дружен!

– Искренне завидую Вам, – улыбнулся, посмотрев на старика, и кивнул в ответ Сейдж, – а я о них только слышал от отца.

– Ну, не так уж и только! – рассмеялся старик, – на Вашем первом в жизни причастии Вас держал на руках Фрэнк Голдсмит, если мне не изменяет память? Правда, тогда Вы были совсем маленький. И получается, что от семьи Гудвинов, и от всех Ваших двоюродных дедушек и бабушек, которые так и не стали ни чьими отцами, матерями, дедушками и бабушками, от их родителей, Вас отделяет всего лишь одно единственное рукопожатие. И от «Титаника» Вы находитесь всего лишь в одном единственном шаге. И ответы на все вопросы находятся совсем рядом, даже ближе чем Вы думаете. Просто не все видят эти ответы. А некоторые и не хотят, чтобы их видели. Ведь если внимательнее присмотреться к тому, что нас окружает, то можно увидеть целый мир зовущий нас, даже по именам. Этот мир мы несправедливо считаем исчезнувшим. Ведь большинство из нас просто не готовы понять, что он живой, такой же реальный как и мы с Вами. И даже более того. Многие просто не хотят его принять и хотели бы, чтобы все верили в то, что он действительно «исчез».

Машина остановилась около высоких железных ворот. Ворота открылись и старик загнал её во двор.

– Добро пожаловать ко мне в гости, мистер Сейдж, – остановил старик машину, заглушил двигатель и посмотрел на Сейджа…

…Гудвин появился меньше чем через час. Едва войдя в зал музея, он улыбнулся Сейджу, подошёл и подал ему руку.

– Моё почтение, мистер Сейдж, – кивнул он, – Гарольд Гудвин.

– Очень приятно познакомится с Вами, мистер Гудвин, – пожал ему руку Сейдж, – я так понимаю, Вы Гарольд Гудвин – второй? – переспросил он.

– Нет, – ответил Гудвин, – на сегодняшний день первый, и единственный.

– Понимаю Вас, – кивнул Сейдж, – очевидно утрата для нас всех незабываема даже черед столетие, что Вас назвали этим именем?

– Верно, мистер Сейдж, – сказал Гудвин, – есть те, о ком нельзя забывать.

– Джентльмены, – прервал их беседу старик, – мне кажется, нам уже можно пройти к доктору Симховичу, чтобы не терять понапрасну время и успеть к вечернему чаю. Ты готов, Гарри? – положил он руку на плечо Гудвину.

– Всегда, старина, – ответил Гудвин усмехнувшись и снова посмотрел на Сейджа, – успеем пообщаться, мистер Сейдж. В начале, лучше займёмся делом. Нам многое предстоит решить.

– А кто такой доктор Симхович? – спросил Гудвина Сейдж, но ему ответил старик.

– Доктор Симхович – физик, учёный, раввин, и просто хороший человек. Он ждёт нас в лаборатории музея…

…Лаборатория находилась на заднем дворе. Это была двухэтажная постройка напоминающая бетонную коробку, первый этаж которой уходил в землю и поэтому она казалась меньше дома.

Старик провёл всех вниз и Сейдж увидел, что первый этаж был на самом деле огромным ангаром, светлым и просторным, с белыми стенами. Из-за белого пластика стен, ангар казался не просто светлым. Тут было ярко, что даже утомляло глаза.

– Гарри, привет! – махнул Гудвину рукой человек лет тридцати, в белом халате, вышедший навстречу из глубины ангара.

– Здорово, Михаэль, – поравнявшись с ним обнял его Гудвин.

– Я вижу, ты совсем местным стал? – улыбнулся Гудвин Симховичу.

– Да ну брось, Гарри, – протёр запотевшие очки Симхович, – я всю жизнь мечтал заниматься своим делом, без перерыва на молитвы и шаббат, и не сравнивать результаты своих исследований с теилим.

– Слышал бы это наш дедушка! – усмехнулся ему Гудвин.

– Наш дедушка и благословил нас на то, чем мы тут с тобой занимаемся, – ответил, так же улыбнувшись, Симхович, – и кстати, как его здоровье?

– Дедушка передавал тебе привет и просил сообщить ему как пройдут испытания, – сказал Гудвин, – он очень хотел бы своими глазами увидеть то, о чём он только слышал всю свою жизнь.

– Скажешь ему, что это будет очень скоро, – Симхович улыбнулся, кивнул и посмотрел на Сейджа.

– Мистер Сейдж, я так полагаю? Я доктор Михаэль Симхович, и надобно сказать, что это именно я настоял, чтобы Вы приехали в Россию и приняли участие во всём, что тут произойдёт.

– Польщён вниманием, – пожал руку Симховичу Сейдж, – а чем вызвано это внимание ко мне?

– Это долго рассказывать, поэтому я предлагаю пройти к машине, чтобы вы всё увидели своими глазами, – ответил ему Симхович и пригласил всех в глубину ангара.

Машина, о которой сказал Симхович, оказалась небольшой камерой стоявшей у стены. Внутри камеры находились несколько капсул. Они напоминали капсулы для сна. Внутри камеры горел очень яркий свет, а сама она была заперта и открывалась только снаружи.

– Вот наша совместная работа, джентльмены, – восхищённо указал на камеру Симхович, – мы собрали её и она работает! Это гениальное изобретение для… – посмотрел он на Гудвина, – для начала ХХ века, не правда ли?

– Вы хотели сказать ХХI-го? – поправил его Сейдж.

– Нет, – ответил Симхович, так же восхищённо улыбаясь, – именно ХХ-го!

Он глянул на камеры, затем снова посмотрел на всех.

– Комплектующие и дизайн, джентльмены, несомненно современные, – Симхович поправил очки, – но все разработки принадлежат началу прошлого века. Интересно другое, что собрать её можно было исключительно в нынешних условиях. И остаётся загадкой как и откуда им, жившим тогда, стали известны некоторые открытия наших дней. Но оставим этот вопрос на потом. Работа над этой машиной, и её первые ходовые испытания были завершены в начале 1912 года, уважаемым доктором Фредериком Джозефом Гудвином, – посмотрел он на Гудвина, а затем на Сейджа.

– Я не ослышался? – удивился Сейдж глянув на Гудвина, – вашим родственником погибшим на «Титанике»? Но он же был простым электриком!?

– Нет, – вмешался в разговор старик, – доктор Гудвин был ещё и гениальный учёный, и успешный коммерсант. Он ремонтировал электроприборы, машины, принимал заказы как простой электрик и даже принимал участие в строительстве «Титаника». Освещением судна ведь занимался именно он. На «Титанике» была испытана система плавких предохранителей, которая используется сейчас повсеместно. Это изобретение гения Фредерика Гудвина. Другое дело, что происхождение и религиозная принадлежность не давали ему возможности работать в Британии легально, заниматься физикой, а не поломанными велосипедами. Потому он и покинул Англию и погиб, вместе со своей супругой и почти всеми детьми. И то что перед Вами сейчас, мистер Сейдж, есть ни что-иное, как самое великое изобретение доктора Фредерика Гудвина. Правда, Михаэль и Гарри всё-таки внесли некоторые коррективы, – уточнил он, – наука ушла вперёд и нам сейчас известно многое из того, чего не было известно доктору Гудвину в начале прошлого века.

– Почти всеми детьми? – удивился Сейдж, – но ведь все его дети погибли!

– Нет, – покрутил головой старик, – выжил один из его сыновей, а именно Гарольд. Больной, ослабевший, с тяжелейшей душевной травмой и заново учившийся ходить, но выжил и стал человеком.

Старик подумал.

– Я полагаю так, что нам лучше обсудить это за чашкой чая. Доктор Симхович нас пригласил не для того, чтобы мы вспоминали прошлое, а для того чтобы мы его увидели воочию. Так что, Вам слово, доктор Симхович, – кивнул старик Симховичу.

– Спасибо, – улыбнулся Симхович, – я предлагаю Вам, мистер Сейдж, испытать эту машину. Нет никакой опасности для здоровья и жизни, я Вас уверяю. Она работает по принципу томографа в клинике и в случае неудачи Вы просто полежите пятнадцать минут в одной из этих капсул, – указал он на камеру.

– А в случае удачи? – спросил Сейдж.

– Это в начале будет как сеанс гипноза, – улыбнулся Симхович, – Вы впадёте в состояние напоминающее гипнотический сон. Тут пройдёт не более пятнадцати минут, а там…

– Там? – перебил его Сейдж.

– Да, там, – кивнул в ответ Симхович, – в том промежутке пространства-времени, в той реальности частью которой Вы станете, может пройти вся Ваша жизнь. Вы там можете состариться, увидеть своих внуков, правнуков и… – Симхович подумал, – второго себя. Точкой возвращения является смерть в том времени.

– Времени? – подошёл к камере Сейдж и заглянул в неё, – или, всё же, гипнотранса?

– Времени, – уточнил Симхович, – это не гипнотранс и не гипнотический сон. В состоянии гипноза невозможно видеть обычные сны, когда засыпаешь, так сказать, «там». Засыпание в состоянии гипноза является сигналом к просыпанию, возвращению в реальность. В нашем случае, как пишет доктор Гудвин, описывая принципы работы машины, точкой возврата сон, или кодовое слово, не являются. Но эту точку можно установить заранее.

– Так что это за машина? – спросил Сейдж.

– Это одна из моделей машины времени, о которой знают спецслужбы, но к которой они лишь мечтают получить доступ, – ответил Симхович, – и только одна из спецслужб смогла создать прототип её другой модели. Это РСХА, в гитлеровской Германии. Но их эксперимент, если это был, конечно, эксперимент, очень удачно провалился не без участия Гарольда, сына доктора Гудвина. В 1937 году он лишил их всего архива мадам Марии Кюри. А ведь именно в нём и находились ключевые разработки доктора Гудвина! Их лишились нацисты – и их получили мы!

– Одна из моделей? Их несколько? – не понял, удивившись, Сейдж.

– Да, именно, несколько! – кивнул Симхович, – и я обещаю посвятить Вас в подробности своей работы, если не будет возражать мистер Лайтоллер.

Симхович посмотрел на Сейджа сквозь очки.

– Лайтоллер? – удивлённо глянул на старика Сейдж, начиная понимать почему старик показался ему настолько знакомым, – Вы удивительно похожи на Второго Офицера Лайтоллера. Вы его родственник? Судя по возрасту – племянник?

– Родственник, – ответил старик, – но давайте мы ответим на эти вопросы после дела, если Вы не против?

Он подошёл к камере и положил руку на дверь.

– Первое, что нужно знать, мистер Сейдж, – сказал Лайтоллер, – что происходящее будет не сон, а реальность. Порежете палец – будет больно. Просто Вы будете видеть всё глазами Энтони Уильяма Сейджа, несчастного мальчика погибшего на «Титанике» в ту ночь. Вы хотите спросить почему Вы, и почему он? На это есть две причины. Первая, потому что он Ваш родственник, очень близкий. И я думаю, что так было бы лучше для Вас, и удобнее. И во-вторых, потому что ничего нельзя менять. По крайней мере нельзя менять до тех пор, пока мы не найдём ответы на все интересующие нас вопросы. И на самый главный вопрос: кто и зачем это сделал? Ну, и в конце-концов, насколько мы обладаем информацией, на «Титанике» Энтони был как-то связан с семьёй Гудвинов. Правда, мы не знаем как именно, но это Вы и выясните и для нас, и для себя.

Лайтоллер отошёл от машины и подошёл к Сейджу.

– В двенадцатилетнем возрасте Вы ничего не сможете изменить. И хотя Вы будете всё осознавать, помнить всё что связано с Вашей жизнью здесь, знать будущее, двенадцатилетнему мальчику будет невозможно вмешаться в ход истории. Есть ещё один момент который Вы должны знать. Вы будете помнить всю жизнь Энтони Сейджа которую он прожил до момента вашего перемещения. Вам добавится память Энтони. Поначалу будет очень тяжело. Но потом Вы привыкнете. Страх, боль, радость, в общем всё что связано с ним, с Энтони Уильямом Сейджем, всё передастся Вам. С этим багажом памяти Вы и вернётесь сюда. Можно, конечно, сказать, что с Вами вместе сюда придёт Энтони, и продолжит свою жизнь уже в Вашем теле. Только здесь главным будете Вы. Далее: там, как я уже сказал, личность Энтони будет подавлять Вашу. Вы инстинктивно начнёте вести себя как ребёнок, хотя осознание событий будет как у взрослого человека. Ваша память останется вместе с Вами. Но всё равно, там, в том времени, главный он, а не Вы. Ну, и самое главное, учитывая то что Вы будете знать всё наперёд, не надо пытаться предотвратить катастрофу. Вам это не удастся. Невозможно изменить то, что должно произойти. Мы это уже проверяли, поверьте. Это лишнее. Сосредоточьтесь на том, как вытащить оттуда Энтони и, по возможности, всю его семью. У Вас будет шанс. Результат будет зависеть только от Вас.

– Я не хотел бы погибать, – подумал Сейдж, – я думаю, история не сильно изменится если я выберусь с «Титаника» и помогу вытащить хоть кого-то из своей семьи? Или кого-то другого?

– Как знать, как знать, – покачал головой Лайтоллер, – если бы было всё так просто, то я бы вернулся туда и заставил бы Мёрдока и Уайлда сбавить ход до десяти узлов, чтобы мы могли тогда сманеврировать. Потом бы раздавили с ними бутылку крепкого рома и успокоили нервы, – посмотрел он на Сейджа.

– Почему? – спросил Сейдж, – почему Вы не исправите ошибку Вашего родственника?

– Историю не изменить, – ответил Лайтоллер, – как не пытаться её менять, она не изменится. И время заберёт своё. Если в дверь должен войти один человек – то войдёт только один человек. Если из неё должны выйти двое – то выйдут только двое. И если суждено умереть одному, то и умрёт только один.

– А если полутора тысячам, то… – посмотрел Сейдж на Лайтоллера.

– Время заберёт полторы тысячи, – кивнул Лайтоллер, – если Вы избавите от мучительной смерти в ледяной воде Энтони, то время заберёт другого, взрослого, ребёнка, старика. И неизвестно кто это будет. Просто вы решите теперь, будет это Энтони или кто-то другой, неизвестный вам человек.

– Ладно, – положил руку Сейджу на плечо Гудвин, – встретимся на «Титанике».

– А как я узнаю Вас, мистер Гудвин? – спросил, посмотрев на него, Сейдж.

– Я сам Вас найду и не думаю, что будет ошибка, – усмехнулся Гудвин, – на «Титанике» был только один Энтони Сейдж и только один Гарольд Гудвин.

– Пора, джентльмены, – поторопил их Лайтоллер, – и да поможет нам Бог…

Глава 2

АНГЛИЯ; МЕЛКШАМ; ЛЕТО 1911 ГОДА

– Нет! Не хочу! – плакал Гарольд, стоя на мостке старой водокачки, который возвышался над водой аж на два метра.

– Прыгай! Давай! Ну! – звал его из реки старший брат Чарли, а Уильям, второй старший брат, только удивлённо смотрел как Гарольд то подступает к краю, то отходит назад дрожа и губами, и коленками и вообще весь, от страха.

– Ты чего боишься? – закричал Чарли.

– Я боюсь… я ударюсь… я не хочу… – начал перечислять все причины, чтобы не прыгать в воду Гарольд, глядя вниз.

– Тут же не высоко!

– Нет… высоко… – дрожа в голосе ответил мальчик.

– Ой ты… – поплыл Чарли к берегу.

– Я утону… – чуть слышно прокричал Гарольд ему вслед.

– Что??? – рассмеялся Чарли и встал. Воды было меньше чем по пояс, – тут даже кошка не утонет!

– Мыыыыы… – заплакал Гарольд, представив как тонет кошка.

Он развернулся и потопал на берег.

Чарли вылез из воды и начал собирать разбросанную на берегу одежду.

– Ты воды боишься как огня, – одеваясь смеялся Чарли над стоящим рядом Гарольдом, который то тупо смотрел в землю, то отворачивался, чтобы не глядеть в глаза братьям.

Вылез Уильям и ехидно улыбнувшись заглянул в лицо Гарольду.

Мальчик отвернулся, но Уильям словно преследовал его лицо.

– Ой, девочка Гарри! – смеялся Уильям, – вы только посмотрите! Мы боимся водички! Нам страшно прыгать с мостика! Мы можем ударится и будем плакать!

– Сам ты! Ты..! Ты сам девочка! – закричал обиженно Гарри, схватил свою одежду и гордо направился в ближайший лесок.