Покажи истинную сторону

Ашиль дал ему дом, уют и тепло. Он был для него родителем и наставником, и лишь затем лучшим другом. Ашиль был ангелом для Тэя и того мальчика.

По его щеке медленно стекает слеза, и он сжимает веки. Ему трудно принять гибель того, кто его вырастил. Он не верит в то, что перед ним рассыпался прах Ашиля, он не верит в то, что всему виной он сам.

Тэй старается как-то облегчённо выдохнуть, глотая подступившую кровь к горлу, и ждёт выстрел в голову от Аделаиды. Однако не дожидается его. Она стреляет в землю и опускает арбалет.

– Когда-то я присягнула Кристиану и короне, – говорит она, не смея поднять глаз на Тэя. – Сейчас я присягаю тебе, Тэй.

Аделаида склоняет голову, прикладывает кулак к сердцу и встаёт перед ним на одно колено. Тэй слегка отшатывается в сторону. Сильвер спускается с коня и присягает Тэю так же, как и Аделаида. Следом за ними весь народ и все освободившиеся ангелы, жнецы и ранее подчинённые Дункана присягают ему, склоняя свои головы. Тэй нервно сглатывает и часто моргает, ощущая, давление в груди. Его переполняет удивление.

– Ты избавил всё Царство Духов от угрозы, нависающей над ним многие столетия. Ты убил Дункана – убийцу и монстра, – продолжает говорить Аделаида, прикрыв глаза. – Ты наш истинный король. Ты наше истинное Божество. Лишь тебе решать, что делать со всеми силами, данными тебе от Дункана.

В его катане находится сила, равная могуществу Богов. Тэй опускает взгляд на светящуюся рукоятку и крепче сжимает её. Поднимает своё оружие над головой и с силой сжимает лезвие в ладонях, разрезая их до костей. По его кистям стекают чёрные сгустки крови, она капает на его лицо и одежду. Сейчас он чем-то напоминает того Тэя с запретной картины в его доме. Он весь в крови, а его глаза разных цветов.

Безумная боль глушит разум окончательно, он вопит от сильнейших мучений и шатается из стороны в сторону. С глаз уходит чёрная кровь. Голубые зрачки ярко светятся под темнотой грозовых туч, и катана разлетается на мельчайшие осколки. Тэй падает на раскисшую землю не в силах устоять.

Всё могущество, когда-либо забранное у ангелов, жнецов и других существ, обладающих магией, возвращается к истинным хозяевам. Он отказывается от власти Божества, предпочитая для себя свою ангельскую силу, коя у него была раньше.

Тэй выдыхает пар из своего рта. Тучи над головой быстро рассеиваются, озаряя тёмное ночное небо. Впервые за несколько столетий полная луна ярко освещает долину белоснежным магическим светом. Всё возвращается на круги своя. На огромном поле под таинственным светом, как в ту ночь рядом с Амели, распускаются яркие голубые цветы. Их лепестки светятся, отдаваясь луне, и они расцветают по всему полю. Иссохшие деревья покрываются белоснежными листьями, похожими на звёзды, в лесах появляются первые волшебные звери.

Мечи и броня воинов за долгое время начинает светиться от света луны. Где-то там, вдали на окраине холста неба, виднеются мириады звёзд. Твари, оставленные Дунканом, рассыпаются прахом, а демоны возвращаются в Ад, откуда пришли. Все леса расчищаются от злобных духов и существ, теперь они будут жить там, где им всегда было место – в местах, далёких отсюда.

Царство Духов постепенно вернётся в ту сказку, в которой жители существовали на протяжении многих тысячелетий.

Тэй рассматривает луну над своей головой, затем болезненно хрипит, вжимая ладонь в грудь, чтобы остановить кровь. Он недолго смотрит на звёзды, на ночную гладь и практически забывает об ужасающей боли внутри. Его глаза постепенно закрываются, и вот уже он не может ни о чём думать. Он откидывает голову на землю, засыпая вечным сном.

По его щеке стекает крохотная слеза.

Глава 22

Амели

Беспросветная тьма режет глаза, а вдали слышится звук кардиографа. Собственный пульс отдаётся в висках, это пиканье туманит голову. Ощущение головокружения заставляет раскрыть веки. Над моей головой белый потолок. Веки невыносимо тяжёлые, трудно перевернуться или пошевелиться. Продолжаю мазать глазами по всей комнате. Что-либо разглядеть при тусклом освещении даётся с трудом. Рядом со мной капельница, кардиограф с зелёной полосой пульса и параметрами давления и свежие фрукты на тумбе. Больничная палата. В голове пусто, не могу вспомнить предыдущие дни. Как я сюда попала и что произошло? Мои вопросы остаются без ответа.

Тело не слушается, хочу приподняться, но не получается. Продолжаю щуриться во тьму и замечаю в углу небольшой силуэт человека в кресле. Кажется, он спит. Нужно разбудить его, подать какие-либо сигналы, но не могу издать звуков. Я парализована целиком и полностью.

Дверь с небольшим скрипом открывается, впуская мягкий свет в комнату. Кто-то пришёл. Медсестра везёт мешочки для капельниц и подходит ближе ко мне. Я пытаюсь подать ей знаки, но она не замечает и меняет старый мешочек по привычке. Из всех стараний и усилий получается пошевелить лишь кончиком указательного пальца.

Мой взгляд и взгляд женщины в больничной одежде сталкиваются, и она мрачнеет. Медсестра подбегает к силуэту на том кресле и тихонько трясёт, а затем выбегает из палаты.

Кто-то подходит ко мне, его лицо остаётся словно в тени. Всё размыто. Не слышу голоса, не вижу лица и никак не реагирую. Сплошной туман. Могу различить лишь какое-то неразборчивое эхо.

− Амели! – сквозь шум разбираю я. Остальное не понимаю.

Меня крепко обнимают, укладываясь поверх груди, а затем целуют в щёки. Веки тяжелеют всё сильнее. Я ощущаю лишь чьи-то тонкие пальцы на своей щеке. Глаза закрываются, и я мгновенно впадаю в сон. Сон, длящийся неизвестно сколько.

В голове вновь темнота. Не вижу ни снов, ни мысленных размышлений, ничего. Мне кажется, что я умираю. Возможно, я уже умерла? Сквозь сон ощущаю лишь собственное сердцебиение. Пульс отдаётся в виски, он достаточно громкий и сильный, словно сердце впервые начинает качать кровь.

Проходит какое-то время, и я просыпаюсь. Та же койка, та же палата. Ничего не изменилось. Сквозь тюль на окне пробиваются лучи яркого солнца. Утро или день, не могу сказать точно. Глаза бегают из одного угла комнаты в другой. Мир кажется более разборчивым, чем в тот раз. Сейчас я вижу определённые детали обстановки. Перевожу взгляд в тот самый угол с креслом, где спала та тень, однако замечаю девушку, лежащую головой на моих ногах. Странно, что не смогла почувствовать её раньше. Ощущение, что не чувствую ног.

Прилагаю больше усилий и еле-еле шевелю лишь губами, но звуков так и не могу издать. Это в некотором роде начинает раздражать. Моя беспомощность похожа на слабость, которой я страдаю.

Девушка в ногах начинает шевелиться и просыпается. Она слегка вытягивает руки вперёд, потягиваясь, затем заразно зевает. Мне хотелось бы повторить за ней, если бы моё тело принадлежало мне. Она внимательно рассматривает моё лицо и начинает что-то спрашивать. Её голос эхом отражается в голове, я не понимаю её. Хочу услышать знакомые слова, но слышу какую-то муть. Шевелю губами, с силой напрягая голосовые связки. Мне кажется я кричу на всю палату, пока с моих губ срывается тихий хрип.

− Почему?

Я щурюсь. Её лицо кажется мне неизвестным, однако я присматриваюсь лучше и вижу знакомую родинку на щеке. Это была София. Тогда в кресле, скорее всего, была тоже она. Находясь в сознании, я постепенно различаю предметы и слова, но с ответами на разговор выходит всё также туго. София встряхивается и крепко сжимает мою руку в своей.

− Всё будет хорошо, − произносит она под моим взором.

София молчит некоторое время, и я понимаю, что она еле сдерживает слёзы. Вновь повторяю тот хрип уже с большим усилием.

− Почему?

София опускает глаза в пол. Она точно слышала мой вопрос, но не хочет отвечать. Почему?

− Почему ты здесь? – я стараюсь кивнуть, однако не выходит. Просто долго моргаю в знак согласия. − Ты ничего не помнишь?

София нервно кусает пухлые губы. После её слов я ненадолго задумываюсь. В моей голове сплошная тьма. Вот я собираюсь на свадьбу, помню её начало, а конца нет. Я оказалась здесь, будто по неправильным стечениям обстоятельств. Может, меня сбила машина или на свадьбе что-то пошло не так? Я могу лишь представить всевозможные варианты и ни одного не вспомнить. Ощущение, что нечто забрало мою память, пока я спала.

– После того, как мы с Пьером уехали с гостями, мне казалось, что ты осталась вместе с Марком. Ты впервые так смотрела на кого-то, поэтому я подумала, что захочешь остаться с ним, узнать получше.

Я слегка хмурю брови. Я не помню никого по имени Марк, я не помню, чтобы с кем-то знакомилась на свадьбе. Моё сознание полностью вырезало его, как из неудачной фотографии. Кто он такой? Жаль, что не могу задать этот вопрос Софии.

− Ты не отвечала на мои звонки и сообщения. Ты исчезла на, примерно, два месяца, − София громко сглатывает. – Тебя нашли у реки Сены в Париже.

Сердце на мгновение будто замирает. Как я оказалась в Париже – ненавистном для меня городе?

− Ты была вся в синяках и крови вперемешку с грязью. Пару ребёр были сломаны, несколько осколков костей вошли в лёгкое. Ты выжила чудом, Амели, − София мнёт пальцы и вытирает слёзы. – Я готова поверить в ангела-хранителя, как в тех сказках в детстве, которые рассказывала нам мама. Я благодарю его за то, что ты снова со мной.

Её глаза красные, по щекам текут слёзы. Я чувствую её боль и облегчение одновременно. Хочу взять за руку и крепко сжать её, затем и вовсе обнять. София сильная, раз вынесла весь тот ужас, творящийся с сестрой. Если бы я могла, заплакала бы вместе с ней.

На сегодня у меня остаётся один вопрос, который не будет ждать до следующего дня. Мои глаза уже сонно закрываются вновь, но я не могу впасть в долгий сон, пока не узнаю ответ.

− Сколько…? − голос хрипит, и я не в силах договорить фразу.

− Прошло три года, Амели, − отвечает София дрожащим голосом.

Я прикрываю глаза.

Три года я прикована к койке. Три года я не подавала признаков жизни. Три года я была заточена в вечной темноте. У меня нет каких-либо чувств по этому поводу, кажется, мне абсолютно всё равно. Если бы я не проснулась, я бы не расстроилась. Отключение сознания без снов в вечной темноте мне нравится намного больше, чем быть в сознании. Трёхлетняя кома явно шла мне на пользу.

Проходит несколько дней или недель с тех пор, как я впервые открыла глаза. Мой счёт во времени очень сильно теряется. Я каждый день смотрю в окно, видя то яркие лучи солнца, то хмурое небо. София много чего рассказала, что происходило во время моего отсутствия.

Сейчас ноябрь, однако, первого снега ещё не было. Хотелось бы мне увидеть его. Раньше я всегда его встречала, и этот год не будет исключением. Смотря в окно, я вспоминаю, что за ним находится Париж. Волнительно возвращаться туда, откуда ты сбегала ради свободы. Нужно ещё немного времени, чтобы я могла выйти на свежий воздух.

Моё тело постепенно восстанавливается, сейчас я могу садиться на подушку, поднимаясь на слабых руках. Мышцы сильно трясутся от напряжения, но я стараюсь изо всех сил. Лежать на постели я не любитель всё же. Однако ног я до сих пор не чувствую. Когда я дотрагиваюсь до кожи, ощущение, что эта часть тела не принадлежит мне. Они похожи на какую-то вату. Мне никто ничего не говорил по этому поводу, да и, кажется, никто не собирается. Меня этот факт напрягает.

По небольшому телевизору показывают новости Франции, на моём животе стоит тарелка с больничной едой. Овсяная каша выглядит так, будто её уже кто-то ел до меня. Аппетит сразу пропадает. Хотелось бы мне чего-то вкусного, по крайней мере, я не ела ничего вкусного последние три года. Я заслужила сходить в дорогой ресторан.

В палату входит София с несколькими пакетами, и я готова подорваться с места, чтобы посмотреть в них. Наверняка, там то, о чём я мечтала последние пару минут.

Позади Софии стоит Пьер. Он отрастил небольшую бороду, хотя на его детском лице она выглядит никчёмно. За это время они практически не изменились, лишь стали взрослее, пока я осталась всё в том же возрасте.

− Мы принесли тебе фруктов и некоторые вещи, − говорит София, ставя пакеты возле телевизора. – Как ты себя чувствуешь?

Я не знаю, что ответить. Как я могу себя чувствовать, прикованной к постели?

− Так же, как и последние пару дней, − отвечаю я, выключая телевизор. – Но я не чувствую ног до сих пор.

София и Пьер заметно напрягаются, но стараются не подавать виду. Они усердно умалчивают то, что уже становится для меня очевидным.

− Я не смогу больше подняться, так ведь? – спрашиваю я, сжимая в руке ложку с кашей. Я буду ждать их ответа до последнего, глубоко внутри надеясь услышать другой ответ. Я и вправду начинаю надеяться.

− Мы попросили врачей не говорить тебе, пока ты не придёшь в сознание окончательно, − отвечает Пьер, облокотившись спиной об стену. – Мы знали, какой будет твоя реакция. Тебе нельзя было испытывать такой сильный стресс.

Я не слышу желаемого ответа. Не хочу смотреть на них и опускаю глаза вниз. Я сейчас заплачу. Горький ком разъедает гланды, но я сдерживаюсь, чтобы не зареветь прямо здесь. Моя жизнь станет ещё хуже, чем раньше. Моя жизнь будет в коляске. И я больше никогда не смогу встать самостоятельно. Мне становится дурно.

− Мы хотим, чтобы у тебя был попечитель, − продолжает София. – Если тебе будет трудно справляться с домашними делами.

Я ничего не отвечаю. Ещё немного, и я сломаю ложку меж пальцами. Я смотрю в окно, чтобы не выдать свои покрасневшие щёки и глаза.

За стеклом серое небо, и тут я замечаю, как с туч срываются крохотные снежинки. Первый снег пушистый и лёгкий, такой вдохновляющий и непринуждённый.

Я хочу выйти на улицу. Моё единственное желание сейчас. Не могу думать о том, что будет дальше, о том, как моя жизнь покатится в чёртову яму. Проснуться от комы, длящейся в три года, для кого-то покажется чудом. Для меня кома покажется раем.

− Я хочу выйти на улицу, − мой голос слегка дрожит.

София и Пьер молчат, но исполняют моё желание. Пьер выходит из палаты за инвалидной коляской, пока София одевает меня. Так странно, когда ты не можешь сделать логичные действия, которые делал всю жизнь. Я надеваю тёплую куртку, пока София натягивает на мои ноги тёплые штаны. Я чувствую себя беспомощной. Стараюсь ни о чём не думать и принять всё, как должное. Почему не получается?

Пьер привозит коляску, затем усаживает меня в неё. Непривычно. Меня везут по больнице, перед глазами ходят медсёстры и больные с капельницами. Я рассматриваю каждого из них. У кого-то перевязана голова, у кого-то внешний вид, как сморщенный огурец. Каждый из них попал в определённую ситуацию, но я не могу их сравнить с собой. Многие из них выздоровеют и выйдут отсюда, какими были раньше. Каждый раз, думая о своём положении, мне становится плохо. Я не хочу проводить остаток жизни в коляске.

На улице прохладно, лёгкий ветер обдаёт мои щёки. Рядом с больницей находится парк с фонтанами, в который раньше мы ходили с мамой и Софией. Я не уверена, но хочу пойти именно туда. Почему нет?

Пьер везёт меня по плиточной дорожке. Я рассматриваю больницу снаружи, затем перевожу взгляд на деревья. Голые ветви постепенно становятся белыми от хлопьев снега, на них птицы прыгают друг за дружкой и берут с рук прохожих зёрнышки. На душе становится немного спокойнее.

Я вижу несколько фонтанов впереди и мгновенно удивляюсь. Они всё ещё работают.

− Я хочу побыть одна, − говорю я Пьеру и Софии позади.

Они пару секунд молчат, но всё же соглашаются. Я благодарна им за это. Они садятся на скамейку и что-то обсуждают, пока я своими силами двигаю колёса. Это труднее, чем я думала. Мои руки всё ещё слабы, но мне удаётся доехать до фонтанов своими усилиями. На ладонях остаются следы от холодного металла, и я понимаю, что теперь будут мозоли.

Я нахожусь возле скамеек, где нет людей, и наблюдаю за тем, как падает снег. Здесь тихо, никто не мешает, будто весь мир решил остановиться для меня. В моих волосах застревают пушистые снежинки, и я не спешу их убрать. Хочу сидеть здесь до самой темноты.

В воспоминаниях возникает образ матери, когда мы сюда приходили и смотрели на фонтаны. Она что-то говорила про монетки, которые люди кидают на удачу. Жаль, что у меня при себе ничего нет.

Я слышу тихое мяуканье под ногами. Сначала мне кажется, что звук доносится с другой стороны, затем я опускаю взгляд. У моих ступней сидит маленький белый котёнок. Он трясётся от холода и продолжает тихо мяукать, приподняв одну лапку над землёй. Я тянусь к нему руками и усаживаю на свои колени, согревая ладонями мягкую шерсть.

Когда-то давно я всегда хотела себе такого маленького и беззащитного котёнка, потерявшегося в этом мире. Мы чем-то похожи с ним, как одна капля воды. Он смотрит на меня своими серыми глазами и тихо мурлычет, удобнее укладываясь на моих руках. Он милый и добрый.

− Могу ли я дать тебе имя, солнце? – спрашиваю я разрешение у котёнка.

Логично, что он не отвечает мне. Слегка улыбаясь, я подъезжаю ближе к одному из фонтанов и смотрю на волнующую воду. Мне становится спокойнее. Я всматриваюсь в глубину фонтана и вижу кое-что необычное. Поверх пары монеток лежит отличающаяся от других, кажется, с ручной вырезкой. Два пушистых крыла, над которыми сияет что-то наподобие нимба. Кто мог оставить её здесь на удачу?

– Говорят, если кинуть в фонтан монету, он принесёт удачу, – низкий голос с хрипотцой слегка пугает.

Мужчина в расстёгнутом чёрном пальто и белом свитере облокачивается руками о парапет фонтана, затем смотрит вниз на воду. Я не видела его раньше. Чёрные волосы слегка вьются, и я замечаю на его руках пару серебряных колец.

Ничего не отвечаю ему, стараясь игнорировать его присутствие. Он не выглядит, как пациент из той же больницы, совершенно обычный парень. Но что-то в нём есть, и я не могу понять, что именно.

Мы стоим с ним пару минут молча, затем он поворачивает на меня голову. У него серый взгляд, как у котёнка на моих коленях, и миловидное лицо.

– Вы выглядите взволнованной и озадаченной, – произносит он, осматривая мою коляску.

Мне становится неловко, будто моя инвалидность это что-то смущённое. Хочется выплеснуть все свои эмоции и переживания, всё то, что находится у меня внутри сейчас. Однако я продолжаю молчать, будто всё в порядке.

На самом деле он мне никто, мы пересечёмся и разойдёмся навсегда. Думаю, ничего не случится, если я немного выпущу пар, рассказав о своих мыслях.

– Я проснулась после трёх лет комы, – отвечаю я, поглаживая шерсть котёнка. – Моя сестра говорит, что всё произошло в день её свадьбы, а я ничего не могу вспомнить.

Я чувствую, как мой голос дрожит. Я еле сдерживаю подступившие слёзы, видя себя в инвалидной коляске.

– Теперь я не могу ходить, – продолжаю, – Лучше бы я никогда не просыпалась. В темноте было спокойнее.

– Существует поверье. Если мы до сих пор ходим по земле, значит, мы для чего-то нужны, мы для чего-то предназначены. Ваше существование не напрасно так же, как и моё.

Я поднимаю на него глаза и слегка улыбаюсь, точнее, стараюсь улыбнуться. Он аккуратно берёт меня за руку и несильно сжимает мою ладонь в своей. Он кажется мне милым, пусть я и не знаю его имени.

– Одна девушка, – говорит он, опуская глаза на мою ладонь. – Очень красивая девушка однажды пообещала мне, что вспомнит меня, если мы вновь встретимся. Она обещала, что полюбит меня вновь. Но она не выполнила обещание, когда мы встретились, и мне больно.

Я не знаю, что сказать ему. Ничего не могу придумать, кроме как положить вторую ладонь поверх его.

– Я думаю, однажды она вспомнит вас, – отвечаю я ему, встречаясь с ним взглядами. – Ей нужно немного времени.

Я слышу голоса Софии и Пьера неподалёку. Они ищут меня, прошло уже достаточно много времени с тех пор, как я покинула их. Наверно, они волнуются.

– Мои близкие ищут меня, мне пора, – говорю я и отпускаю его ладонь.

Он ничего не отвечает, лишь кивает в ответ. Я остаюсь на месте, дожидаясь Софию и Пьера, пока мой компаньон уходит в противоположную от меня сторону. Он пришёл так же быстро, как и ушёл, словно призрак из другого мира.

– Как вас зовут? – кричу я ему вслед. Мне хочется знать, как его зовут, во мне горит желание встретиться с ним вновь на этом же месте. – Можем ли мы встретиться здесь вновь?

Парень оборачивается, улыбаясь краями своих пухлых губ. Он игриво наклоняет голову вбок.

– Моё имя Тэй, – отвечает он и продолжает свой путь.

Я пару секунд смотрю ему вслед и, наконец, вспоминаю все те обещания, данные той самой красивой девушкой.

Эпилог

Тэй стоит на набережной у реки Сены. По его вине Амели заражена скверной, по его вине она пострадала. Он точно знает, что, войдя во врата Царства Духов, они не смогут вернуться вдвоём. Дункан найдёт их и убьёт или же заточит на вечные муки в своей темнице. Тэй уже принял решение осуществить запасной план, который сработает в любом случае.

Он вытягивает ладонь вперёд, присаживаясь на корточки, прикрывает глаза и водит рукой над поверхностью воды. Её тело где-то здесь, он чувствует это. На поверхность воды выплывают останки утонувшей девушки около двух месяцев назад.

Тэй раскрывает глаза и, хоть он привык видеть трупов, ужасается. Оставшаяся кожа синюшная, практически чёрная, в некоторых местах уже видны кости, глаза выплыли. Вспоминая о том, что у него дома находится копия этой мёртвой девушки, Тэй хмурится.

У него внутри смешиваются непонятные чувства по этому поводу, и он достаёт тело из воды. Оно склизкое и чуть ли не разваливается у него в руках. Тэй дотрагивается до черепа. Из-под его пальцев исходит сияние, он жмурит глаза. На трупе нарастает мясо, кожа, изнутри выходит вся лишняя вода. Она становится собой, теперь он видит привычное лицо, но оно бледное. Её сердце всё также не бьётся. Тэй опускает свою руку на её грудь и слегка жмёт, ощущая первый удар. Затем удары повторяются один за другим, её кожа розовеет, она становится похожей на человека.

– Твоя душа вернётся в тело, – произносит Тэй, поглаживая пальцами её щёки. – Ты очнёшься, если в Царстве Духов ты уколешь свой палец иглой цветка сон-травы. Ты очнёшься, если твоё дыхание остановится навечно. Ты очнёшься по моему требованию. И я буду ждать тебя на этой стороне.

Примечания

1

Суд, совершаемый Богом над людьми с целью выявления праведников и грешников и определения награды первым и наказания последним.

2

Одна из частей гримуара «Малый ключ Соломона». Содержит 72 описания демонов: их внешний облик, который они принимают перед магом, то, чем демоны могут быть полезны чародею, какими демоническими силами командуют и какое занимают положение имеют в иерархии духов.

3

Библиотека в Париже, самое богатое собрание франкоязычной литературы в мире. Одна из старейших библиотек Европы, самая крупная библиотека Франции и одна из крупнейших библиотек в мире. Хранит более 14 млн книг.