Гиблый путь

Будто и не замечая неприветливый тон девушки, тётка Даша тем временем продолжала:

– Ты поплачь, поплачь, легче будет. Я знаю, что у тебя кроме неё никого нет.

«Так и её не было», – подумала Владка, и на девушку накатило ощущение безнадёжности. Она силилась вспомнить давно уплывшее в прошлое лицо старухи, какой-нибудь душевный момент, сближающий их, но в памяти урывками воскресало чувство неловкости за своё существование да ещё сморщенный брезгливостью мясистый нос, каждый раз, когда они сталкивались нос к носу, как будто от Владки исходило только ей одной ощутимое зловоние. Вроде бы, всё было сказано.

– Сегодня вечером я встречу тебя с поезда. Без тебя ну никак не обойтись. Да и заберёшь кое-что. Клава тебе давно узел собрала, наследство, наверное. Больше- то у неё ничего нет: банки, склянки да всякий хлам. Уж и не знаю, как она жила сердешная. – В телефонном голосе промелькнули страдальческие нотки. – А домик, слышишь, милая, домик- то она мне подписала. – Она громко высморкалась и продолжила, как бы оправдываясь. – Да разве ж то дом, так себе, сараюшка. Тебе он всё равно не нужен. Ты же у нас горожанка. А я ведь ей бедной помогала: когда молока принесу, когда ещё чего. Да что говорить, сама, поди, знаешь. – Не услышав мнения Владки относительно наследства, она заторопилась. – Ой, заболталась я совсем, междугородка нынче дорогая. Ты давай поторопись, голуба, проститься с бабушкой надо, чай, не чужие люди.

Голос с треском оборвался. «Разъединили», – облегчённо вздохнула Владка и в сердцах швырнула трубку на пол.

Стараясь притормозить нарастающую ярость, она прошла на кухню и развела себе крепкого кофе. «Подумать только, развалина, а всё за жизнь цепляется. Может статься, и не помрёт завтра. Их старых только чёрт разберёт, приеду, а она поправиться. Что тогда?

Скрепя сердце, она позвонила на вокзал и узнала расписание поездов.

После обеда она уже была на месте. В руке маленькая лакированная сумочка, в глазах тоска. В кассе взяла билет. Провожать её было некому.

Позже, сидя в поезде, она равнодушно наблюдала через пыльное окно за проносящимися мимо посёлками и станциями. Ей не хотелось думать, отчего всё же она пошла на поводу тётки Даши, зачем согласилась на эту никому не нужную встречу? Она просто любовалась хорошим днём, быстро скользящими облаками, время от времени заслоняющими солнце.

На очередной остановке к ней подсела красивая женщина средних лет. Владка мимолётно взглянула на неё и отвернулась к окну, рисуя пальцем узоры на стекле.

– В деревню? – поинтересовалась попутчица, нарушая оберегаемое девушкой молчание.

– Ага, на похороны, – неохотно ответила Владка, продолжая выводить пальцем причудливые загогулины.

Она никогда не заводила разговор с незнакомыми людьми и сейчас не хотела ломать сложившуюся за годы привычку.

– Родственник? – опять спросила женщина, пытаясь втянуть её в беседу.

– Бабка, – отрезала Владка.

– Ты, я смотрю, не очень-то разговорчивая, – продолжила незнакомка, делая вид, что не замечает безучастности девушки.

– Это плохо? – огрызнулась Владка и, наконец, не выдержала, взглянула на попутчицу с любопытством.

Ухоженная – сразу дала ей определение девушка. Причём на этот самый уход, по предварительной смете Владки, было потрачено немало денег и сил.

Ощущая на себе пытливый взгляд девушки, женщина отточенным движением руки поправила причёску и непринуждённо заявила:

– Если нечего рассказать, тогда лучше молчать, но когда есть чем поделиться, молчание – скупость.

– И как, по-Вашему, я жадная или ограниченная? – бросила с вызовом Владка.

– Да ты не обижайся, красивым девушкам к лицу улыбка. У тех, кто хмурится, рано появляются морщинки.

– Правда? – Владка просияла.

– А сколько Вам лет? – В благодарность за комплимент, она решила всё же поддержать разговор, пусть и не совсем корректным вопросом. Тем более в уме она уже прикинула её приблизительный возраст- даже с учётом тщательной холености – осталось выяснить, насколько она права.

– Да уже за сорок, – загадочно улыбнулась женщина, демонстрируя ровные ослепительно фарфоровые зубы.

– Неправда, Вы гораздо моложе! – воскликнула девушка, лукаво подмигнув, угодив в свою очередь собеседнице. Про себя же разочарованно цокнула языком: как себя не лелей, а годы за румянами не спрячешь. Заметив, как лицо женщины порозовело от удовольствия, точно она получила долгожданную награду за свои старания, Владка догадалась, что попала в цель. – Меня зовут, Влада, а Вас?

– Вера.

Тем временем в поезд набивалось всё больше и больше народу. К женщинам подсаживались новые попутчики. Кто ехал с рюкзаком, а кто с тележкой. Всё время толкались и наступали на ноги. Притеснённые со всех сторон женщины не обращали внимания на неудобства. Весело смеясь, они делились друг с другом самыми сокровенными мыслями.

– Чтобы выглядеть молодо, нужен хороший сон и правильное питание. По возможности оградить себя от физического труда, – учила Вера девушку маленьким женским хитростям. – Заводить семью категорически противопоказано. Женить на себе состоятельного мужчину – вот задача настоящей женщины. Себя любить надо, – говорила она, театрально вскидывая голову, и сама, казалось, восхищалась своим умом и жизненным опытом.

Владка слушала её, затаив дыхание, стараясь запомнить каждое слово. Никогда ещё ни один человек не разговаривал с ней по душам. Да и совет дать было некому. Тем более с тем, что говорила Вера, девушка соглашалась безоговорочно, как будто внутренне всегда об этом знала.

Время пролетело незаметно, как это часто бывает, когда занимаешься чем-то увлекательным.

Расставаясь с ней, Владка поклялась чётко выполнять её инструкции для улучшения своей жизни. Они обменялись адресами и телефонами, поцеловались, как давнишние подружки и Вера растворилась в толпе выходящих из тамбура дачников.

Владка долго вглядывалась в окно, но различить Веру среди множества чужих одинаковых спин с каждым оборотом колёс, уплывавших всё дальше и дальше, не сумела.

5.

На перроне её встретила тётка Даша.

По пути к дому девушка не слушала болтовню старухи, полностью погрузившись в созерцание своего внутреннего мира. Она быстрым шагом шла впереди тётки и завернула не в тот переулок.

Где-то совсем рядом залаяла собака, тут же её лай подхватила другая, затем третья, а минуту спустя эстафета понеслась по всей деревне.

– Ты что, дорогу забыла? – окликнула её тётка. – Приезжала бы почаще, небось, не заблудилась бы.

Владка проигнорировала её замечание.

Тётка обиделась и всю дорогу молчала.

На мгновение в душе девушки шевельнулось чувство вины, она не помнила, как выглядит дом бабки Клавы. Тётка как будто предвидела это, махнула рукой в сторону жалкой, утонувшей в земле лачуги. Владка резко остановилась, окидывая удивлённым взглядом убогое сооружение. Ей даже показалось, что она впервые стоит перед этим домом. Точно и не было другой жизни, в которой осталась навсегда её бледная, больная мама. Теперь из той жизни у неё есть лишь умирающая бабка да смутные воспоминания чего-то страшного. Какой-то беды, громадной и беспощадной, от которой не убежишь и не спрячешься…

Тишина, царящая вокруг дома, пустые чёрные глазницы окон поразили девушку.

– Она что же, одна там?

– А кому ж с ней быть-то, она уже второй месяц лежит, всё помереть никак не может, горемычная, – запричитала старуха, открывая входную дверь, раскачивающуюся на съеденных ржавчиной петлях.

В лицо им резко пахнуло сыростью.

«Как в подземелье», – подумала Владка, потирая замерзшие плечи.

Осторожно переступая через порог, на ощупь, натыкаясь на какие-то предметы, едва различимые в темноте, они вышли на тусклый свет, засиженной мухами лампочки. Мурашки на спине дали знать ей, что она перешла черту действительного мира и ступила в другие, враждебные ей пределы.

– Дождалась, приехала внучка твоя! – заголосила позади Владки тётка Даша.

Девушка застыла посреди кухни, не решаясь пройти в комнату. Она нервно озиралась по сторонам, всячески отодвигая гнетущую встречу.

– Да чего ж ты стоишь истуканом? – процедила сквозь зубы тётка и нетерпеливо толкнула Владку в спину. – Пройди ж, не стесняйся.

Владка неуверенно шагнула и увидела из-за косяка, край кровати и, как ей показалось, кучу тряпья на ней. Она поёжилась, переминаясь с ноги на ногу: «Господи, зачем я здесь? Она, наверное, умом тронулась от древности». Сердце её тоскливо заворочалось, предчувствуя беду.

– Да не боись ты, она не кусается, – не к месту пошутила тётка и залилась отрывистым, лающим смехом.

Девушке стало стыдно. В глазах этой глупой, уродливой бабы она должна выглядеть сильной и смелой. «Я взрослая, красивая и умная. Я ничего и никого не боюсь. Вряд ли меня может испугать немощная развалина или что там от неё осталось».

Она подняла голову, расправила плечи и твёрдым шагом вошла в комнату. От увиденного в следующий момент она вскрикнула и в панике попятилась назад, хватаясь за сердце.

Прямо над кроватью бабки, в потолке, зияла ровная чёрная дыра, а умирающая смотрела в неё немигающим застывшим взглядом.

Было в этой картине что-то завораживающе жуткое, зловещее. К своему ужасу, Владка заметила, как бабка, только что лежавшая без движения, очнулась. Она готова была поклясться, что разглядела в полумраке, как её запавшие веки слегка дрогнули.

Подтверждая её догадку, умирающая медленно повернула к внучке своё до неузнаваемости высохшее лицо и зашевелила синюшными губами.

– Ты чего кричишь, глупенькая? – прошептала ей на ухо тётка, незаметно подкравшись сзади, и преградила ей путь к выходу своим крупным телом.

– Что это? – пробормотала Владка, возвращаясь к окружающей действительности, и показала пальцем в потолок.

– Печку собирались переносить, вот и выпилили дырку под трубу. Хотели к зиме справить, да Клавдия слегла. Зачем ей теперь печка. Похороним Клаву, там и о печке подумаем. – Тётка примирительно положила ей руку на плечо. – Ох, и напугала ты меня, девонька, своим криком, всё из рук попадало. Думала, уж всё, отмучилась Клава. Да не дрожи ты так, – с нажимом проговорила она, заметив, как Владка содрогается всем телом. – Постой, на тебе прямо лица нет, – спохватилась она и захлопотала вокруг девушки; подставила стул и насильно усадила её. – Не хватало ещё, чтобы ты в обморок свалилась.

Владка украдкой покосилась на бабку Клаву, а та, как ни в чём не бывало, снова уставилась в потолок.

«Хоть бы забили эту чёртову дыру», – подумала она и отвела взгляд, стараясь поскорее оправиться от потрясения.

Тётка тем временем вытащила из покосившегося шкафа большую бутылку, одним махом откупорила пробку:

– На вот, хлебни для храбрости, – сказала она и протянула её девушке.

Владка приняла тяжёлую бутылку двумя руками, брезгливо понюхала горлышко, глубоко вздохнула и отпила два глотка бурой кислой жидкости. Дрожь в теле постепенно унялась, стало теплее и легче.

– Ой, совсем из памяти вылетело, – всплеснула руками тётка Даша. – Ты тут посиди, деточка, а я сбегаю пса покормлю. – Она посмотрела на Владку изучающим взглядом. – Ты ведь, как я поняла, ночевать одна здесь не останешься, так я одеяло захвачу, а то у неё, – кивнула тётка в сторону неподвижной бабки, – рвань одна.

Прочитав испуг в глазах Владки при одном только упоминании о том, что ей придётся остаться наедине с бабушкой, тётка ободряюще улыбнулась:

– Ты пей, милая, легче будет, – посоветовала она ласково и вышла, плотно прикрывая за собой дверь.

Владка покачала головой: «Старая, а всё бегает, хлопочет, как пчёлка, жужжит, жужжит, – с завистью подумала она. – Не пчёлка, а муха навозная. Вернулась бы поскорей, что ли».

От спиртного девушке стало жарко, и она вспотела. Спёртый, сырой воздух, казалось, сочился из тёмных углов гнилого дома. Окутывал, одурманивал, нашёптывал что-то успокаивающее…

Владка стянула тёплый свитер и, боясь оглянуться на лежащую позади старуху, бросила его на пол. Она внутренне ждала чего-то, вдруг та заговорит или даже просто шелохнётся, и тогда Владка махнёт отсюда без оглядки. И ни одна тётка Даша её не остановит. Пусть думает, что у неё больная психика, так и есть. Так и есть…

Она улыбнулась своим чудным мыслям, а напиток вроде бы ничего, даже очень ничего! Сделав ещё несколько глотков, она совсем расхрабрилась и стала потихоньку озираться по сторонам, разглядывая нищенскую обстановку комнаты. Ни одной пригодной вещи, всё искалечено, как после бомбёжки, занавески искромсаны в полоски, словно их драли звериные когти. Половики также истерзаны, а на кресле местами сохранившаяся обивка заляпана коричневыми заскорузлыми пятнами. А ещё окна – вот что Владке по-настоящему не давало покоя. Они были заволочены мхом до середины, как будто изба ушла в землю и там пустила корни. В углу другая кровать с продавленным до пола матрацем, на ней по всему и придётся коротать ночь. Странно, ведь когда-то на этой самой кровати спала она вместе с мамой. То время осталось там, где они прижимались друг к другу, чтобы согреться, где мама держала её за руку даже во сне… Бывает, Владка, проснувшись в своей городской комнате, всё ещё ищет под одеялом её тёплую ладонь.

Размышляя о своей роли в их совместной с бабкой жизни, она пыталась понять, в чём же дело? В каком-то её изъяне или неумении найти путь к сердцу старухи. И странно – она чувствовала себя обманутой и разорённой. Точно в ней когда-то было большее, чем то, что осталось теперь, как это назвать Владка не знала, но без этого она была не она. Отсутствовало ощущение полноты жизни, всё происходило без её участия. Она ни с кем никогда не сближалась, держалась особняком и давно уже среди знакомых слыла чёрствой и надменной девицей.

Поставив изрядно полегчавшую бутылку на пол, она встала со стула и, старясь не скрипеть, ходящими ходуном под ногами половицами, тихо подошла к кровати.

Неожиданно ей стало смешно. Умирающая старуха значительно потеряла в объёме и теперь походила на высохшую жёлтую карлицу. Почувствовав на своей стороне силу, Владка приволокла стул и спокойно уселась рядом, деловито закинув ногу на ногу. Ничего не произошло, старуха так и лежала с каменным лицом. Тогда девушка придвинулась ближе и громко рассмеялась, откровенно глумясь над бабкой Клавой. Жалости к ней она не испытывала, скорее животный интерес и благоговение перед чужой смертью. А ещё ей невероятно хотелось, чтобы та осознала, наконец, что Владка её больше не боится.

Бабка, как собака, о которой сказали вскользь, и она тут же навострила уши, также почуяла внимание, обращённое на неё, зашамкала беззубым ртом, словно что-то пережёвывала дёснами и скосила на внучку водянистые глаза. Владку точно окатили из шланга ледяной водой. Сердце подпрыгнуло к горлу и перекрыло дыхание. Она заколебалась: бежать в страхе и тем самым признать своё бессилие или оставаться до конца, доказав не только ей, а в первую очередь себе, что маленькой испуганной девочки здесь больше нет. На её место пришла другая, которая умеет постоять за себя. И вряд ли кому удастся запугать её или обидеть безразличием. Она прикусила край губы так, чтобы боль отвлекла её от паники, сжала руки в кулаки, но дышать по-прежнему было тяжко. Тогда она закрыла глаза и начала считать: один, два, три, четыре…

Тлетворный сладковатый запах, исходящий от давно не мытого тела старухи, бил прямо в нос. Борясь с тошнотой, девушка заёрзала на стуле и сбилась со счёта. Попыталась дышать носом глубже и, получив новую порцию смрада, желудок, начал сопротивляться, усиливая рвотный позыв. Владка закрыла рот рукой и попыталась встать, но вдруг поняла, что ей не удаётся даже пошевелиться. Она забилась в смятении, стала упираться ногами в пол, чтобы опрокинуть стул, всё напрасно – Владка словно вросла в него. Сердце стучало, мысли метались, лёгкие разрывались от учащённого дыхания. Вдруг она заметила, что в неподвижной позе бабки что-то изменилось. Так и есть: она как-то умудрилась повернуть голову и сейчас смотрела прямо в глаза Владке. Девушка судорожно глотнула, вглядываясь в выцветшую муть её глаз, отметила про себя, что они неподвижны. Боясь моргнуть, она всматривалась и всматривалась, пока у неё не закружилась голова. Ей начало чудиться, что в невыразительных глазах бабки мелькают зачатки какого-то понимания. Словом, она знает каким-то образом, что Владка пытается убежать и не может, и бабку это даже веселит.

Внезапно, как бы подтверждая мысли Владки, уголки её старческого рта задрожали, начали разъезжаться в стороны, открывая тёмную узкую щель мертвецкой улыбки. Во рту у девушки пересохло, голову обнесло.

Было нечто, помимо отвращения и страха к ещё не умершему, но, судя по запаху, уже начавшему разлагаться телу, отчего Владке захотелось позвать на помощь, но слова застряли на выходе.

Она услышала, как за окном протяжно и томительно завыла собака. Благодаря ей девушка на секунду вышла из оцепенения и, хватаясь за край кровати, побелевшими пальцами, попыталась подняться.

Поражая своей проворностью, бабка молниеносно выдернула трясущуюся костлявую руку из-под тряпья, и скрюченные параличом пальцы легли на плечо внучке, придавив её обратно к стулу.

В глазах Владки полыхнули разноцветные искры, в голове зазвучал её собственный шёпот: «Не надо, пожалуйста, прекрати…»

Старуха вроде тоже услышала эту мольбу, улыбка её растеклась шире, и вместо рта образовалась большая чёрная дыра, как будто он разошёлся от уха до уха.

Оказавшись свидетельницей этой невероятной сцены, Владка перестала сопротивляться и мысленно звать на помощь, обречённо заглянула в глаза старухи, и, как наверное, бывает в момент серьёзных потрясений, ей в голову пришёл ответ на вопрос, мучающий её многие годы: «Веру, она украла у меня веру в людей…»

Почувствовав безволие своей жертвы, бабка ожила. Ребра её впалой грудной клетки начали резко вздыматься, словно она только что вновь обрела дыхание. Воздух изо рта вырывался с булькающим хрипом, обдавая лицо Владки холодными смердящими волнами. Девушка опять закрыла глаза и погрузилась в тишину, как будто выключила фильм ужаса. Она больше не слышала ни хрипов, ни движения, ни даже еле уловимого шороха. Пошевелиться, а тем более открыть глаза, она боялась. Пусть произойдёт всё, что угодно, лишь бы ничего не видеть и не слышать. Вскоре ей стало казаться, что она сидит так целую вечность. Может, всё закончилось? Может, бабка уснула, а ещё лучше – умерла. Владка прочитала про себя молитву, которую часто шептала мама, но девушка повторила впервые. В голову пришла обнадёживающая мысль – это знак, раз уж она вспомнила эту молитву, значит, должна спастись. Затаив дыхание, она медленно приоткрыла глаза и окаменела… Бабка сидела на корточках посреди кровати, упираясь кривыми руками в край. Её неестественная поза, истощённость конечностей напоминали Владке большую жёлтую паучиху. И едва девушка так подумала, старуха молниеносно прыгнула ей на колени. Владка только и успела отгородиться от неё ладонями. В следующую минуту бабка с диким воплем откусила ей два больших пальца. Уже долго прибывая в шоке, девушка даже не почувствовала боли, наблюдала только, как её пальцы будто срезали серпом. И сразу они точно взорвались, заливая открытый в ужасе рот Владки тёплой солоноватой кровью. Тут же старуху начала бить крупная дрожь, постепенно захватывая и девушку. Они содрогались в одном ритме, вроде, бились в припадке, как два эпилептика.

Дальше она наблюдала за происходящим как бы со стороны, ничему не удивляясь, находясь на краю уплывающего от неё сознания. Старуху вдруг отбросило назад, на кровать, как отбрасывает после удара током. Дрожь в теле Владки сразу иссякла. В этот же миг под ногами девушки что-то ухнуло, как будто в подполе рухнули стены, и свет в доме погас.

Последнее, что видела Владка, – был трепещущий огонёк свечи и тихий голос тётки Даши непонятно кому торжественно объявил: «Отмучилась!»

6.

Проснувшись, Владка долго не могла понять, где находится. В доме было светло, чувствовался еле уловимый запах хвои. Взгляд её упёрся в стену, землисто – серый цвет которой, штукатурка, местами вздыбленная и отслоившаяся, вдруг вернули её мысли в то место, о котором она не хотела вспоминать. Она зажмурилась и попыталась пошевелить пальцами рук. Боли не было, лишь ощущение скованности, точно на руках были надеты варежки. Она открыла глаза и медленно выпростала руки из-под одеяла. Секунда, и шок – белые бинты с цветущими алыми пятнами. Сердце забухало в висках, и Владка, вцепившись зубами в сетчатую материю, принялась рвать повязки. Прочные волокна застревали между зубами, режа дёсны. Наконец она освободила ладони и с облегчением выдохнула – все пальцы находились там, где им положено! «Приснилось, – подумала она радостно, – мне всё приснилось»!

Повернувшись в кровати на бок, она удивлённо обнаружила полную комнату незнакомых людей, стоящих к ней спинами. Никто из присутствующих не обращал на неё внимания. Все были поглощены каким-то общим делом.

Немного ошарашенная представлением, развернувшимся на её глазах, Владка, бездумно рассматривала их сутулые спины.

– Простите, – робко обратилась она, насмелившись – таки узнать, что происходит и кто все эти люди.

Никто не обернулся.

– Простите, – громче повторила она, приподнимаясь на локтях.

Люди зашевелились, начали оглядываться на Владку, походя перешёптываясь между собой. В их поведении девушку озадачила одна деталь: старики и старухи смотрели на неё с жалостью.

– А в чём, собственно, дело? Чего вы на меня так уставились? – возмутилась она, чувствуя себя неуютно под их неотвязными взглядами.

В толпе, тем временем, произошло какое-то движение, и в считанные секунды она расступилась, открывая взору Владки своё содержимое.

Посреди комнаты, на двух низких табуретах, стоял большой ящик. В нём возлежала бабка Клава, и на фоне белой материи её маленькое лицо выделялось жёлтым пятном.

«Слава Богу», – равнодушно прошептала Владка и поднялась с кровати.

Она обошла ящик по кругу, отмечая про себя его серый цвет, изъеденную насекомыми структуру и лёгкий запах сырости. Мелькнула мысль, что гроб очень долго ждал хозяйку на заднем дворе.

Внезапно в глазах девушки засветилось любопытство:

– Что это? – громко спросила она, показывая на палец покойной, туго обмотанный проволокой.

Бойкая маленькая старушка, появившаяся откуда-то из-за спины Владки, принялась охотно объяснять, что покойникам прикручивают к мизинцу медную проволоку, а конец её опускают в ведро с известью, что бы тело на жаре быстро не портилось.

Удовлетворенная подробным ответом, Владка отошла в угол комнаты, продолжая наблюдать за происходящим.

Из кухни появилась тётка Даша, с горем пополам пробралась между сгрудившимися стариками и захлопотала вокруг гроба. Непонятно, для чего она связала ноги трупа белой ниткой и положила в гроб кусок мыла.

Присутствующие, затаив дыхание, молча наблюдали за её действиями.

Владка, заинтересованная странными манипуляциями тётки, не выдержала:

– А это ещё зачем?

– Вот егоза, только проснулась, а уже кучу вопросов задала, – противно хихикнула тётка, но всё же не поленилась объяснить, – у нашей продавщицы, муж запоем пьёт. Так она тот кусок мыла, что покойницу ночью обмывали, утром ему подсунула, чтобы он лицо умыл. А в гроб обмылок положили, чтобы баба Клава его недуг с собой в могилу забрала. Лечим, так сказать, Ивана от пьянства.

Владку прямо покоробило от такой бессмыслицы:

– Тёмные вы люди, – с презрением в голос огласила приговор девушка, – от пьянства ампулу под кожу вшивать надо или гипнозом лечить, а они мыло в гроб.

– А ты не заносись, милая, мала ещё учить нас, – просвистел сквозь жёлтые, наполовину вылезшие из лунок зубы, дряхлый дед и нервно затряс туго обтянутым сухой кожей черепом.

Старики недовольно зашептались, осуждая легкомысленную девчонку.

– Больно мне надо учить вас. Как были невеждами, так и помрёте, вон как она, – небрежно махнула рукой бунтовщица в сторону лежащей в гробу бабки.

Гордо подняв голову, она обвела стариков надменным взглядом. Те презрительно зацокали и зашипели.

В словесную перепалку вмешалась тётка Даша. Проходя мимо, она схватила девушку за руку и, работая локтями, с трудом выбралась из возмущённой толпы.

– Нашла, перед кем бисер метать, – сварливо пробормотала она, – чего они понимают старые немощи. Вот Клава много всякого знала, не любили её здесь, боялись. Поэтому и на тебя косятся, как-никак внучка ты её.

– Чего знала? – сразу ухватилась Владка, заглядывая в её хитрые глаза.

– Чего- чего. Я же сказала- всякое. Люди умных не любят. Им ведь как кажется: если человек не дурак, так к любой пакости с умом подойдёт. Вот и сторонились её, чтобы беду не накликать. Вдруг зло на них затаит…

Хоронили бабку ближе к вечеру. Владке это не понравилось, впрочем, как и вся церемония.