Источник

1

Только в самолете Ивар наконец решился произнести то, что мучило его с самого утра.

– Ты знаешь, я сегодня видел странный сон, – с трудом выдавил он из себя.

– Да, – отозвалась Марго, отрываясь от иллюминатора (самолет уже заходил на посадку): она ужасно любила загадочные сны.

– Мне приснился год нашей жизни здесь, – напряженно проговорил Ивар. Марго с изумлением отметила, что он бледен (никогда не подозревала, что он плохо переносит перелеты). Вслух же она уточнила:

– Наш последний год жизни здесь?

– Да нет же, – с неожиданным раздражением отреагировал Ивар. – Все было совсем не так: мы прожили год там, а затем вернулись сюда.

– Зачем? – искренне изумилась Марго.

– Трудиться, – нервно огрызнулся Ивар. – Я работал в фирме «Источник». Там было много наших знакомых: Морис, Инга, Франсуаза («много твоих знакомых», – мысленно поправила его Марго). В общем, мы делали одно дело, а ты…

Неожиданно он замолчал, уставившись в спинку кресла. Марго молча ждала, она замечательно умела ждать.

– Знаешь, – вдруг совершенно упавшим голосом произнес Ивар, – я никак не могу отделаться от ощущения, что в самом деле прожил этот год здесь. «Да ведь он даже на секунду боится вернуться сюда», – догадалась Марго. От этой мысли ей стало больно. Посадку не давали, и самолет, огромная дребезжащая птица, монотонно выписывал широкие круги над аэродромом.

– Солнышко, – мягко, словно кошка, готовая в любой момент выпустить когти, возразила она, – ты же прекрасно знаешь, что все эти годы ты (она невольно выделила это слово, за что тут же выругала сама себя) не выезжал оттуда.

– Да, я понимаю, – потеряно проговорил Ивар, – но все это воспринимается так реально, что я могу рассказать каждый день, прожитый здесь. Я…

– Подожди-подожди, – перебила его Марго, – чем закончился твой сон?

– Нас срочно отозвал университет, и мы вернулись туда, – неохотно ответил он. – А через несколько месяцев я получил письмо от родителей, и заказал нам билеты на самолет…

Марго с ужасом посмотрела на него.

– Ты получил то же самое письмо? – заранее угадывая ответ, спросила она.

Спускаясь по трапу, Ивар краем глаза заметил у входа в аэропорт группу теле– и фоторепортеров, окруживших высокую фигуру в небесно-голубом мундире. Ему показалось даже, что он увидел стройный силуэт Шарля, регионального представителя столичного TV. Значит, и Шарлотта где-то рядом. Ее миниатюрную фигурку отсюда, конечно, не различишь, но сомневаться не приходилось: эти двое были неразлучны. Ивар невольно поймал себя на том, что думает о чужом счастье с раздражением, близким к банальной зависти.

Группа поспешно скрылась внутри здания. «Высокий гость посещает провинцию», – желчно отметил он и отвел глаза вниз, туда, где пассажиров, прибывших из-за границы, уже ожидали пограничники и таможенники. И мгновенно – как тошнота – нахлынуло воспоминание: рассказ друзей о выезде за границу. Они сидели прохладным вечером на просторной террасе и неспешно тянули через трубочки сказочно вкусный коктейль, сочиненный Марком из абрикосового ликера, великолепного сладкого вина и соков каких-то немыслимых тропических фруктов. И Антуанетта, развлекая гостей, рассказывала им, как их с Марком осматривали, ощупывали и даже обнюхивали при переходе границы. Рассказывала она об этом остроумно и весело, только в ее красивых темных глазах крупными льдинками застыло неистребимое отвращение ко всему, оставленному по ту сторону. Отъезд же Ивара и Марго совпал с очередной государственной кампанией по искоренению внутренних недостатков, и слегка перепуганные стражи порядка пропускали эмигрантов без досмотра с пристрастием. Словно угадав его настроение, Марго негромко произнесла на чужом, но ставшем привычным за годы эмиграции языке:

– Не нервничай, они никогда не интересуются приезжающими.

И, поймав озабоченный взгляд Ивара, добавила злорадно:

– И языка они не понимают. Им не за грамотность платят.

Контроль действительно производился с барственно-ленивой небрежностью: лица стражей государственных врат выражали непреодолимую скуку, дежурные вопросы едва произносились, об их содержании можно было догадаться по вялому движению губ. От нечего делать прицепились было к единственному в рейсе настоящему иностранцу (Ивар, Марго и все прочие, не имевшие тамошнего гражданства, разумеется, настоящими иностранцами не были), но тоже нехотя, как бы через силу служебный долг исполняя. Но и это было неудачно: иностранец сносно говорил на местном языке, заморочить с лету голову ему не удалось, и стражи с чувством исполненного долга, но и облегчения тоже, легко отстали от него.

Тем не менее, карикатурная процедура условно-символического досмотра оставила ощущение какой-то существенной утраты. Чувство это не покидало Ивара и, пытаясь постигнуть суть своей потери, он невольно замедлил шаг. Не заметившая этого Марго уже стремительно приближалась к выходной двери, когда до нее донесся сдавленный крик ее спутника:

– Мы опоздали! Мы уже опоздали!

Дверь в подъезд была приоткрыта. Из-за нее в нос Ивару ударил назойливый сладковато-приторный запах тления. Весь дом представлялся огромной рыбой, сильнейшей бурей выброшенной на берег и вынужденной умереть вдали от родной стихии. Старая, давно не убиравшаяся бетонная лестница выглядела так, словно была взята из триллера, действие которого происходит в трущобах, какие иногда встречаются в мире, где до сегодняшнего дня жили Ивар и Марго. Медленно поднимаясь на пятый этаж (лифты в таких домах, вероятно, считались излишней роскошью), Ивар с тоской думал о том, как сильно он отвык от здешней жизни. Где-то вверху гулко хлопнула дверь, затем загрохотали торопливые тяжелые шаги, и он понял, что кто-то вышел из знакомой ему с детства квартиры, и этот кто-то был чужаком, потому что грохочущий сверху слоновый топот не имел ничего общего с легкой походкой его родителей. Преодолев на одном дыхании последние два пролета, так что легкокрылая Марго едва поспевала за ним, Ивар едва не врезался в грузную фигуру ремонтника, из-за просторной спины которого смутно проглядывался его сотоварищ несколько меньших размеров.

– Из 45-й? – с заученной небрежностью спросил Ивар, машинально отстранясь от громилы-сантехника, пахнущего специфически местным перегаром. Там, откуда он только что прилетел, «сантехник-сан» был всего лишь разновидностью прислуги, с которой уважающий себя заказчик, конечно же, вежлив, но не более того.

– Оттуда, – благодушно отозвался тот, не спеша уступать незнакомцам дорогу; его маленькие колючие глазки, резко контрастирующие с в общем-то добродушной физиономией, внимательно изучали пришельцев. – Плановый ремонт в доме.

– А хозяева дома? – в том же тоне продолжал Ивар.

– Не-а, – в растяжку, с явной неохотой ответил старший ремонтник. – Оставили нам ключи, а сами съехали, может на недельку, может больше…

– А куда, – добавил он, явно предвосхищая следующий вопрос, – нам не докладывались.

Далее говорить было не о чем, и Марго, не принимавшая участия в этой маленькой дискуссии, решительно двинулась вверх по лестнице. Ивару ничего не оставалось, как последовать за ней. Он догнал ее уже у самой двери и, встретив ее пасмурный взгляд, в который раз подумал, каким образом его подруге, весьма изящной женщине, иногда удается выглядеть большой и грозной.

– Ключ, – едва разжимая губы, потребовала Марго. Ивар в изумлении уставился на нее:

– У меня нет ключа от квартиры родителей. Ты же прекрасно знаешь, уезжая, я вернул им свой ключ.

– Тогда сходи вниз и забери их ключ у этих, – Марго выразительно махнула рукой в пустоту лестничного пролета. Ее спутник послушно сделал несколько шагов, но остановился, задержанный неожиданно пришедшей мыслью:

– Но, Марго, они не могли никуда уехать, по крайней мере, надолго. Они же ждали нас…

Выразительный взгляд Марго прервал его на полуслове, и он поспешно скатился по лестнице. Сантехников Ивар обнаружил в небольшом строительном домике, сиротливо приютившемся сбоку цепи ржавых металлических гаражей за самым важным производственным занятием. Они обедали. Услышав шаги, старший поднял от тарелки голову, и тяжелый взгляд пронзил вошедшего. Ивар заворожено уставился на массивные челюсти, неторопливо и равномерно продолжавшие свою работу.

– Чего нужно? – осведомился ремонтник, прожевав очередной кусок.

– Ключ от сорок пятой квартиры, – как можно тверже произнес Ивар.

– А ты кто им будешь? – без всякого любопытства спросил ремонтник.

– Я сын господина Бьёрна, – холодно ответствовал Ивар, вдруг ощутивший свое превосходство над двумя пролами, – приехал к родителям.

– Гляди-ка, и в самом деле приехал, – неизвестно чему радуясь, визгливо вскрикнул младший сантехник и тут же осекся под гнетущим взглядом старшего.

– Приехал-таки, – задумчиво повторил старший, глядя на Ивара так, словно только что впервые увидел его.

– Ладно, держи свои ключи, – решил наконец он, – пользуйся.

И после краткой паузы добавил:

– Только зря ты сюда приехал. Тебе что, там плохо было?

– Меня отец пригласил, – возразил Ивар, несколько озадаченный осведомленностью сантехника.

– А хотя бы и отец, какое тебе до него дело, – зло усмехнулся ремонтник. – Мало ли все мы от своих отцов отрекались.

Ивару хотелось разорваться в крике, возражая ему, но, взглянув на искаженное гневом лицо, он почувствовал странный покой.

– А вот это каждый по своему выбору, – едва разжимая губы, произнес он. И, зажав в кулаке правой руки ключ, неспешно вышел из комнаты.

– Иди-иди, только забудь про своих отца и мать, – обрывки фраз, словно рычание побитого зверя, не желающего признать себя побежденным, неслись ему вслед. – Нет их больше у тебя, можешь и не искать. Я их только что съел за обедом. И вообще, катись отсюда пока не поздно.

Ивар шел, никак не реагируя на эти выкрики, и даже не осознавая их. Он и не мог этого сделать, даже если бы и хотел. К нему вернулся фрагмент его сна.

– Ты слишком долго бродил, – желчно заметила Марго, когда он молча протянул ей ключ. Комментария не последовало, и она решительным движением открыла входную дверь. Из крошечного коридорчика мощно ударил в нос безликий и могущественный запах стерильной чистоты. Все вещи были с идеальной аккуратностью расставлены по местам, словно это было не жилое помещение, а музей, куда изредка приводят случайных посетителей, строжайше предупреждая на входе, что ничего трогать руками нельзя. И никаких признаков ремонта. Казалось, обитатели квартиры однажды покинули ее, точнее растворились в воздухе, а затем ее посетило нечто и превратило в соответствии со своим уродливым вкусом в мертвое совершенство. «Может быть, именно это и называется на их языке ремонтом», – несколько растерянно подумала Марго. И тут в ее уши вонзился отчаянный вопль Ивара:

– Бумаги!

Марго еще окинула взглядом блиставшую совершенной чистотой квартиру и поняла, чего так мучительно в ней не хватает. Хотя господин Бьёрн и госпожа Гудрун отличались известным пристрастием к порядку, на всех столах с неизменным постоянством в понятной лишь хозяевам хаотичной бессистемности были разложены книги и записи. Сейчас же все до единой книги были заточены в шкаф, бумаги попросту исчезли. Во всей квартире не осталось даже маленького клочка исписанной бумаги.

– Чудненько они здесь все отремонтировали, – придя в себя, со свойственным ей неподражаемым сарказмом прокомментировала Марго.

– Посмотри-ка хорошенько: не осталось ли чего-нибудь, – добавила она другим тоном. Глядя, как Ивар беспомощно мечется из угла в угол, она в который раз с удивлением спрашивала себя: неужели этот человек хоть изредка бывает другим. «Ай, какая чепуха случается в нашей жизни, – думала она, – какая чепуха, всегда-то мы приезжаем слишком поздно».

– Да не суетись ты, – почти спокойно бросила она Ивару. – Прими все просто как есть.

– Ты… ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? – голосом Ивар изображал гнев, но на Марго старался не смотреть и вертел перед собой руки, которые ему явно некуда было деть.

– Я всегда понимаю, что говорю, – в ее голосе звучала снисходительная дружелюбность. – А ты?

Ивар не ответил. Он опять видел другое; это было очень удобное, но весьма опасное свойство.

Во входную дверь настойчиво барабанили. Марго догадалась об этом лишь тогда, когда стук повторился в третий раз. Там такое просто было невозможно: для чего же в таком случае звонки и двери с сигнализацией. Однако господин Бьёрн не признавал подобных нововведений: с упрямым консерватизмом, не часто встречающимся даже у людей его поколения, предпочитал громкий стук в дверь нежной трели звонка, а письма – телефонным разговорам. И, вероятно, был бы чрезвычайно удивлен, если бы кто-то сказал ему, что своим никчемным упорством он доставляет неудобство другим людям. Однако никто не сказал ему этого.

«Если это Франсуаза, – обреченно подумала Марго, направляясь к двери, – то я просто убью ее». Мысль была столь же нелепа, как пришествие марсиан: ну откуда Франсуаза могла узнать об их приезде, а если бы и узнала, разве пришла бы она, зная, что Марго тоже дома, а если бы пришла, то зачем?.. На этом рассуждении Марго резким движением широко распахнула дверь и увидела не Франсуазу (Бог ее миловал!) и не Ингу (чего в принципе тоже можно было ожидать), а всего-навсего Мелани, круглолицую полную самодовольной и самодостаточной силы особу, как ехидно отмечал Ивар, весьма неопределенного пола. Замечание было злым, но не лишенным оснований: Мелани обладала чертовски грубо скроенной фигурой, что являлось для нее предметом особой гордости. И сейчас, стоя в проеме двери и глядя прямо перед собой ничего не выражающими цвета крыжовника глазами, она медленно выговаривала какую-то деревянную фразу, страшно гордая тем, что умеет говорить, а также тем, что представляет официальную власть собственной персоной.

– Нам хотелось бы также узнать, что граждане Ивар и Марго делают в чужой квартире, – вдруг услышала Марго голос Мелани, похожий на речь робота, которого она видела в прошлом году на выставке. Это была уже середина фразы; вступительная официальная часть не коснулась сознания Марго. Однако ответить она не успела.

– Это дом моих родителей, – выкрикнул Ивар. – Почему я не могу находиться в нем?

– Возражение не по существу вопроса, – равнодушно отмела его довод Мелани. («Словно муху прихлопнула», – восхищенно подумала Марго.) – Родственные отношения не играют никакой роли. Вы находитесь в пределах чужой собственности, не имея на то никаких оснований.

– Марго, можно я ее просто выкину, – сердито прошипел Ивар, от обиды почувствовав себя весьма сильным.

– Нельзя, – отрезала Марго. – Вот встретишь ее в нерабочее время, тогда делай с ней, что хочешь. А сейчас она при исполнении.

– Попрошу не оскорблять, – автоматически отреагировала Мелани.

– Хорошо, мы предоставим вам необходимые разъяснения, только дайте нам время прийти в себя после длинной дороги, – голос Марго стал деловито-успокаивающим, и Мелани откликнулась на его зов.

– Завтра в 9 утра у меня в офисе, – огромные глазищи ее хищно блеснули. Это был первый всплеск человеческого чувства за все время разговора.

«Они полагают, что до завтрашнего утра мы все равно ничего не успеем», – одновременно сообразили Ивар и Марго. За время совместной жизни им нередко приходили в голову одинаковые мысли. Правда, потом частенько оказывалось, что они имели в виду не совсем одно и то же.

– Значит, теперь и такое возможно? – резко спросила Марго. Человек, сидевший напротив, нервно поежился. Вопрос этот сам по себе был весьма неприличен: его не стоило задавать вообще, а тем более неприятно услышать его от человека, приехавшего оттуда. Все они, хотя бы год прожившие там, начинают воображать себя обитателями иного мира. И приехав сюда, первым делом принимаются приставать к здешним жителям, никогда никуда не уезжавшим, с совершенно дикими вопросами о вещах привычных и потому естественных. Впрочем, собеседник Марго как раз был человеком, побывавшем в заграницей, но не захотевшим остаться там насовсем. «Здесь я известная фигура, – говорил он как бы в свое оправдание, – а там придется снова стать начинающим». Марго понимала и не понимала его. Сама она лишь потому чего-то добилась в своей жизни, что регулярно становилась начинающей.

Собеседник с печальным укором смотрел на нее.

– Послушайте, Марго, – проговорил он наконец. – А чему вы, собственно говоря, удивляетесь? Разве такое уже не случалось ранее? Пусть это было давно, но ведь было же?

– Было, – яростно сверкнув глазами, согласилась Марго. – Мои дедушка с бабушкой тоже исчезли однажды ночью. А чиновник из этого ведомства потом долго убеждал мою маму в том, что у нее вообще никогда не было никаких родителей; вероятно, хотел доказать, что ее нашли в революционной капусте.

– И убедил? – с непонятной надеждой в голосе спросил ее собеседник.

– Нет, – отрезала Марго.

– Значит, все возвращается снова? – утверждающе спросила она. Взгляд, направленный на собеседника, холоден, чист и прозрачен.

– Возвращается?! – неожиданно взорвался тот. – Как бы не так! Вы что же, до сих пор ничего не поняли?! Помните это наше всеобщее торжество десятилетней давности, этот праздник жалких трусов, когда все мы, сбиваясь в митинговые стаи на площадях, впервые громко с чертовски отчетливой дикцией орали то, о чем прежде лишь испуганным шепотом сообщали друг другу на кухне? Мы-то тогда по наивности вообразили, что чудовище наконец-то повергнуто, уничтожено, исчезло. А на самом-то деле оно никуда не исчезало, оно просто отрастило вместо отрубленной другую, более благообразную голову и продолжало преспокойненько оставаться рядом с нами. Более того, оно именно потому столь живуче, что обитает в каждом из нас. А мы не только не хотим отказаться от него, но даже боимся помыслить о подобном кощунстве. Мы…

Показное или подлинное волнение, а может быть врожденная боязнь произнести вслух что-то уж совсем невозможное помешали ему продолжить речь, и он запнулся на полуслове.

– Нет, – гордо сверкнула глазами Марго. – Нет во мне ничего такого. И никогда не было.

Собеседник на минуту задумался.

– Скажите, Марго, – голос его вдруг стал почти ласковым, – а вас никогда не били? Я не имею в виду воспитательные мероприятия в детстве (глаза его весело искрились), а по-настоящему, всерьез, так сказать, от души?

– Нет, – сердито возразила Марго. – Пусть только попробуют…

– А если попробуют, – настаивал собеседник, – что будете делать?

– Во всяком случае, смирненько стоять, сложив лапки, не буду.

– Вы владеете какими-то особыми приемами борьбы? – снисходительная улыбка жирной гусеницей проползла по его лицу. «Я – нет, а вот Франсуаза, та здорово дерется», – совсем некстати подумала Марго.

– Что вы имеете в виду? – резко спросила она, раздраженная здешним нарочито невнятным стилем разговора своего собеседника.

– Все очень просто, – терпеливо, словно учитель непонятливому ученику, пояснил он. – Представьте себе, что на вас среди бела дня нападают несколько здоровых и почти безмозглых болванов и начинают избивать: не торопясь, со вкусом, методично. («Боже мой, этот разговор доставляет ему удовольствие», – с удивлением, близким к ужасу, подумала Марго). И бить они вас будут без какой-либо реальной причины, просто, как говорили у нас раньше, для морального удовлетворения. Заметьте, (он совсем как на лекции поднял указательный палец) что ни один человек не придет вам на помощь, потому что эти самые болваны будут в форме соответствующего ведомства, следовательно, при исполнении служебных обязанностей.

– Ну допустим, побить меня можно, но сломить этим вряд ли, – вполне миролюбиво произнесла Марго. – Но к чему вы все это говорите?

– Чтобы вы отдавали себе отчет, в какую страну вы так несвоевременно вернулись, – тихо ответил собеседник. – Кстати, имейте в виду, что после такой разминки человек обычно не попадает ни домой, ни в больницу. Они не любят неприятных свидетелей, даже если этим свидетелям все равно никто не верит.

Марго упрямо покачала головой.

– Вы невыносимая оптимистка, – с горечью произнес он. «А вы обыкновенный трус», – печально про себя констатировала Марго. Вслух она ничего не сказала: все-таки этот человек был когда-то ее научным руководителем.

– Так вы полагаете, что родителей Ивара официальным путем искать бесполезно? – возвращаясь к прежнему разговору, спросила она.

– И неофициальным тоже, – убежденно ответил ее собеседник.

– Но я должна их увидеть, – упрямо проговорила Марго.

На лице человека, сидевшего напротив, вновь проступило выражение задумчивости:

– Вам это действительно необходимо? (Марго молча кивнула) Вы когда-нибудь слышали об организации под названием «Источник»? (Марго отрицательно покачала головой.) И ваш муж никогда не упоминал о нем?! (Брови его изумленно взлетели вверх.)

– Нет, – машинально ответила Марго.

– Ах да, ну, конечно же, – вдруг замялся ее собеседник. – Впрочем, это неважно. С некоторых пор в нашем городе существует одна прелюбопытная организация…

– Что-то вроде секретного НИИ? – несколько невежливо перебила Марго.

– Именно так. Деятельность этой конторы могла бы послужить сюжетом для фантастического романа. И самое забавное состоит в том, что никто, в том числе и сами исследователи, не в состоянии внятно объяснить, каким образом они получают свои вполне сказочные результаты.

– Но какое это имеет отношение?.. – вновь не выдержала Марго.

– Самое непосредственное. Я не могу вам прямо сказать, чем занимается сия фирма, однако ее методы позволяют организовывать весьма необычные встречи.

– В вашем случае вполне достаточно эксперимента первой серии, – добавил он после краткой паузы. – Насколько мне известно, именно сейчас для подтверждения и уточнения ранее полученных результатов они набирают, разумеется, негласно, добровольцев на эту серию. При этом желательно иметь рекомендацию кого-либо из постоянных сотрудников института.

– Но я же никого там не знаю, – слегка растерялась Марго.

– Я порекомендовал бы вам, – ядовитая гусеница насмешки вновь растеклась по его лицу, – поискать таковых среди близких знакомых вашего мужа. Вы наверняка кого-нибудь найдете, уверяю вас.

Коридоры «Источника» сияли чудовищной мертвящей белизной, намекая на безупречную стерильность, коей, разумеется, и в помине не было. Ивар ожидал, что на проходной ему будут бесконечно долго морочить голову и в результате все же никуда не пустят. Однако охранник в темно-синей униформе лихо, как своему человеку, откозырял ему и без лишних слов пропустил внутрь помещения. Чувствуя себя, словно в логове неизвестного зверя, которого опасно тревожить, Ивар осторожно продвигался вдоль безликой стены, когда ближайшая справа дверь бесшумно распахнулась, и оттуда выкатился, полыхая широкой благодушной улыбкой, один из близнецов. Скорее всего, это был Жан-Поль, поскольку у Жан-Пьера независимо от обстоятельств жизни всякая улыбка получалась неизбежно с изрядно кислым привкусом. Человек подошел поближе, и его шикарная улыбка крупными каплями стекала с его лица.

– Наконец-то ты появился, – с вздохом облегчения произнес он, внимательно оглядывая Ивара. – Я выкручивался у шефа, как только мог, но, тем не менее, он очень недоволен. Все понимают, что ты после каждого рейса должен отдыхать, однако твои отлучки становятся все более продолжительными, а это не идет на пользу делу. И сейчас, когда необходимо срочно приступить к третьей серии экспериментов, ты пропадаешь на целых две недели, да так ловко, что даже ребята из первого отдела не имеют представления, куда ты исчез (и зачем мы только кормим всю эту ораву!). А что в результате? А в итоге после долгой отлучки тебе нужно восстановить форму, значит, повторить хотя бы один опыт из второй серии, прежде чем приступать к третьей.

Ивар безмолвно слушал эту тираду, испытывая странное чувство. Все происходившее с ним здесь и сейчас, в самой что ни на есть реальной жизни, было продолжением его сна. Сразу после ухода Марго, повинуясь неясному порыву, он принялся бесцельно перебирать книги, стоявшие в шкафу. Они стояли плотно в два ряда, и когда Ивар потянул на себя какой-то роскошный фолиант по географии, из-за него выскользнул прямо в руки маленький невзрачный телефонный справочник для служебного пользования. Там и обнаружился адрес исследовательского института с нелепым названием «Источник». И вот он стоит в коридоре этого учреждения, который, кстати, выглядит точно как во сне, и выслушивает упреки совершенно незнакомого (кто же это все-таки: Пьер или Поль?) в реальной жизни человека. И его собеседник утверждает, что он, Ивар, действительно работает здесь. Между тем сам Ивар прекрасно знает, что покинул страну несколько лет назад и все эти годы не приближался к родине ближе, чем на тысячу километров, потому что жизнь, оставшаяся здесь, представлялась чудовищем столь отвратительным и мрачным, что прикоснуться к нему хотя бы мизинцем – невозможно. (Ты просто трусишь, сказала бы Марго и была бы по своему права. Но только по-своему). Однако если признать происходящее с ним реальностью (а как не признать), выходит, что на самом деле эмиграция и вся жизнь там были сном, наивной сладко-горькой мечтой, в действительности же он никуда не уезжал и работал в каком-то закрытом институте. И вот теперь, значит, он проснулся.