Диадема Справедливости

На трибунах, занимаемых гостями из Благого Двора, пронёсся общий вздох: принца Конана обожали все. Миледи Ленна, которую Тианиель терпела только за то, что она была одной из фрейлин её матери, открыто вздыхала за ним, желая получить в штат своих многочисленных любовников.

− Согласна, − спокойно ответила наша королева, − Но все же настаиваю, что сэр Альтур должен остаться при своем Дворе, как и сэр Люциан.

− Но, в таком случае, поединок меж ними не закончен, − произнесла Эониель, − Необходимо назначить новый! Думаю, их можно отправить к королю цвергов Двалину за Диадемой Справедливости. Ко первым успеет принести её своей госпоже, тот и будет выигравшим. В таком случае выигравшая сторона назначает наказание проигравшей.

− Принимаю, − прозвучало над ареной.

− Да будет так! – прожурчал голосок Эониель. Только мне́ кажется, что её лицо при этом стало слишком довольным?

− Итак, каждый из соревнующихся рыцарей отправляется завтра, лишь солнце окрасит небо красками утренней зари. Они могут отправляться как вместе, так и порознь. Помощников с собою брать запрещается, использовать магию разрешается, но не друг против друга. Победившим считается тот, кто принесет своей госпоже Диадему Справедливости.

− Принимается, − вновь отозвалась светлая королева.

− Да начнется игра за справедливость! − завопил Дулли во всю глотку, − А теперь отметим хорошенько окончание турнира и выпьем ревенёвого вина за мудрость королев Неблагого и Благого Дворов!

Гости стали покидать трибуны, а на арену вышел придворный бард Макрель, и затянул свою новую балладу:

Кто с Сумеречною сравнится красотой?

Взглянет лишь раз – похитит твой покой!

Лишь только воспылает страстью сердце к ней,

Вмиг скроется она среди теней!

И будешь ты томиться и искать.

Её мотивов нам с тобою не понять…

Роннан, уже стоявший рядом с Тианиель вместе с другими рыцарями, болезненно скривился. Это не укрылось от королевы.

− Макрель! − её обволакивающий голос ударил, словно плеткой. Бард вздрогнул, поднял глаза и заметил устремленные на него взгляды: раздраженный – королевы и плещущий болью Роннана. Бард поклонился и немедленно прервал пение. Для порядка пощипав струны и покрутив колки, он наконец запел популярную при нашем Дворе балладу, изобилующую пикантностями на грани порнографии, о хитрой наяде Пилевии, игравшей с приходящими к её ручью молодыми людьми.

Я покинул арену на куплете, когда наяда стащила одежду у юного пастушка, решившего искупаться в ручье, и стала торговаться с ним за каждый предмет, выгадывая для себя поцелуи и ласки. В итоге пастушку одежда оказалась не нужна: проказливая наяда так его раззадорила, что он сам не заметил, как ушел вместе с нею в водяной чертог, пополнив собою собрание таких же глупцов.

По пути в пиршественный зал, в который переместились все, кто присутствовал на турнире, Сили поймал меня за рукав.

− Прости! Я не знал, что так выйдет!

− Ну, учитывая элементы хаоса, присутствующие на каждом турнире, можно было предположить.

− Нет! Я подкупил Дулли, чтобы он подсунул Альтуру орех с моим именем. Эониель спутала все карты, предложив схему двое-надвое!

Я серьезно посмотрел на друга.

− По-моему, общение со мной дурно на тебя влияет.

Он заулыбался, словно я отвесил комплимент:

− Ты меня прощаешь?

− Нет! − улыбка завяла, − Я и не сердился. Да ладно, подумаешь! Мои собственные планы не имеют никакого значения. Всего-то дел: сходить к Двалину и забрать диадему. Он ведь их даром раздает!

Сильвар приостановился и озадаченно воззрился на меня.

− Ты сейчас шутишь? Никогда не могу разобрать, когда ты говоришь серьезно, а когда смеешься! Двалин тот ещё скряга! У него снега зимой не выпросишь! За Диадему Справедливости он вполне может все Неблагое царство потребовать!

Я вздохнул: нет, не понять этому поборнику праведности, что значит сарказм. Учу его, учу…

− Что делать? Одно радует: у Альтура те же проблемы.

− И я не могу с тобой отправиться – помощников запрещено брать!

− Так, иди и угрызайся в одиночестве! Не нужно мне сыпать соль на раны!

− Прости!

Он виновато опустил голову и пошел к сестре, которая как раз произносила тост:

− За мирные времена и вечное процветание Неблагого Двора!

Не грех за такое выпить: я поискал глазами мрачного клурикона[8] со скошенными к носу глазами, пробирающегося с пьяной сноровкой между танцующими парами, пошатываясь несшего поднос, уставленный бокалами ревенёвого вина. Сделал глоток: приторная сладость устремилась в горло, оставляя привкус трав и цветочного нектара на языке, согревая внутренности теплом майского полдня.

− Я вызываю на песенный поединок! – разнеслось по бальному залу. С трудом сфокусировал глаза на канареечно-жёлтой фигуре Лютика, барда светлых – неужели уже закончился третий бокал? Надо взять четвертый!

− Принимается! – Макрель благодаря юному лицу, не вязавшемуся с седыми волосами, в расшитом серебром черном кафтане с пуговицами в виде черепов по сравнению с ним походил на ангела смерти, − Вызывающий выступает первым! А чтобы сделать поединок более интересным, предлагаю разыграть фанты: кому кто выпадет, тот и назначит тему для песни.

Лютик заметно сдулся, но через мгновение гордо поднял голову:

− Согласен!

Тут же, словно из-под земли появился Дулли, со своей тыквой, на этот раз полной каких-то мохнатых коконов.

− Судьбу свою ты выбирай! Нам песню поскорей сыграй! – завопила его голова, зажатая под левой рукой.

Лютик, содрогнувшись, с брезгливой гримасой ткнул пальцем куда-то внутрь ухмыляющейся вырезанным ртом тыквы.

− Нет, так не пойдет! – гаркнул Дулли, − Достань свой кокон и покажи всем!

Бард стиснул зубы, держа двумя пальцами личинку, которая вдруг начала извиваться, вылупляясь. Лютик стойко выдержал рождение ярко-желтой, под стать его помпезному костюму бабочки, которая немедленно вспорхнула, кружа по залу над толпой придворных обоих Дворов. Я повернулся к ним спиной: куда подевался этот гнуснорожий клурикон с вином?

− Фант ваш! − раздалось за спиной сразу несколько голосов.

− Эй, как там тебя? Кто видел клурикона-виночерпия? – громко позвал я.

− Сэр Люк, сначала назови фант! – ко мне подошел Макрель, − Да ты, батенька, изволил нализаться!

− Но-но! Что за манеры! Не нализаться, а взвеселиться, слегка разогнать кровь!

− Фа́нт, взвеселённый разогнавшийся сэр! – напомнил Макрель в нетерпении притоптывая ногой. Не бард, а тюремный надзиратель, право слово!

− Нет, принц датский, Гамлет, скорбящий по Офелии! – ругнулся я под нос, − Почему я́ должен называть фант?

− Все слышали? – поднял голос мрачный менестрель, − Скорби по Офелии!

Лютик задумчиво стал перебирать струны лютни, извлекая один за другим благозвучные аккорды.

− Дается время на раздумье? – спросил он.

− Один танец!

Сидящие на оркестровом балконе шестеро тилвит тэг немедленно заиграли на арфах развеселую джигу, звучавшую в их исполнении также мрачно и таинственно, как все остальные мелодии. С моей головы вспорхнула бабочка-жеребьёвщица, унесшись куда-то вверх.

− Бокал вина? – прямо под локтем пошатываясь материализовался окосевший от пьянства клурикон.

− Обязательно! – ответил я радостно, − А как тебя звать?

− Зачем вам? – от подозрений его глаза разъехались в стороны, сделав взгляд почти нормальным.

− Чтобы не орать на весь зал, в поисках выпивки! Шепни-ка на ушко!

− Я вам не скажу! – он подозрительно посмотрел по сторонам, словно ожидая нападения.

− Ну не осел ли? Не истинное имя! Просто чтобы позвать! Много чести, бегать за тобой по всему залу! – разозлился я.

− Корчо[9], − немедленно отозвался он. Глаза клурикона вновь съехались к носу.

− Какое говорящее имя! – пробормотал я, отпивая из нового бокала.

Арфы давно смолкли, а красивый голос Лютика выводил витиеватые строфы песни… Или это уже Макрель?

… Её глаза полны тоской, летящей к небесам.

Скажи же, милый друг, ведь ты привычен к чудесам.

Средь лилий тихого пруда Офелия плывет…

Что смерть её, ответь скорей, теперь нам принесет?..

И треплют воды как блесну её власа златые,

И смотрят глупо на Луну её глаза пустые…

Как деву оживить теперь? Поведай тайну сам:

К каким же тайным, нам скажи, прибегнуть словесам?

Кажется, я привалился к незнакомому плечу. Что говорят в таких случаях?

− Non est mors, nisi sit aeterna gyration inanis [10], − пробормотал я фразу, подслушанную под дверью в комнату приемной матери в детстве. Она почему-то намертво врезалась в память, периодически всплывая в разных экстремальных состояниях. В горле запекло, словно я глотнул крепчайшего виски.

Кажется, кто-то вскрикнул, громко зазвенела стеклянная посуда, повстречавшись с мраморным полом… Деревянная хлебная тарелка, стоявшая на столе, выпустила прехорошенький зеленый побег… Устал я, хорошо бы вздремнуть.

[1] Жасмин – растение, соотносимое со стихией земли, с которой ассоциируют королеву Мэдб, или Маб.

[2] На самом деле он «красный колпак».

[3] Имя шпаги.

[4] Полное имя шпаги – Бьянкоспино (итал. biancospino – боярышник; игра слов: итал. spina – шип).

[5]Дуллахан, ирл. – всадник или управляющий повозкой, держащий свою голову в правой руке.

[6] Атака в ответ.

[7] Удар клинком по клинку соперника, с целью вывести его в сторону.

[8] Разновидность лепрекона, обычно охраняют винные погреба

[9] Пробка испан.

[10] «Смерти нет, есть лишь вечное кружение в пустоте» лат.

Глава 3

Пришлось открыть глаза: кто-то настойчиво теребил меня за плечо. Во рту было сухо и мерзко, подозреваю, пахло от меня тоже не розами…

− Люк! Вставай, нам пора!

Может, если лежать достаточно тихо, от меня отстанут? Я полежал ещё немного, но настырный приставала и не думал оставлять в покое.

− Люк! Уже пора выходить! К Двалину, за короной! Да просыпайся уже! Я тебе принес воды из источника Моленаары: она поднимает даже полумертвого, не то что пьяного.

Не может быть. Роннан теребил меня за плечо, зажимая в другой руке объёмистую серебряную флягу.

− Ну вот, наконец-то! Пей! – он отвинтил крышку и приложил горлышко фляги к моим пересохшим губам, − Сейчас полегчает.

− Тебе нельзя со мной! – пробурчал я, щурясь от яркого света, − За воду спасибо!

Пить хотелось зверски.

− Вот ещё! – презрительно сказал смуглый волоокий селки, отдавая мне флягу, − Не ты берешь меня, а я сам отправляюсь с тобой! Об этом не было сказано ни слова. Тем более я не собираюсь помогать тебе, разве что ненамеренно – просто хочу развеяться.

− Это правильно! – поддержал я. А что: Роннан хороший попутчик, очень даже полезный при всяких нападениях, при чем совершенно неотразимый для дам, на которых с недавних пор не обращает никакого внимания. Вот ведь казус? Да, Ариадна сумела потрясти Неблагой Двор, причем дважды: в первый раз, когда влюбилась в этого несуразного смертного, случайно забредшего на праздник Лошадиной луны[1]. Смертный, проплясав всю ночь вернулся восвояси, вероломно покинув её. Не знаю, что там с ним было дальше: ушедшие без проводника, в случайно открывающиеся порталы могут попасть куда угодно – в прошлое, будущее, не говоря уже о разных слоях реальности…

Как бы ни пытался развеселить Ариадну, ничего не выходило. Почему-то ей совершенно не понравилась поющая фаланга, свившая за ночь паутину в изголовье её кровати. А я так старался: раздул брюшко паука до размера брегета, украсил синими полосками, похожими на рюши по бокам, двое суток учил петь серенаду, вспомнив почти все, чему учили старый Вольхар – учитель магии, и мама! Рада с визгами выскочила из спальни, не успокаиваясь, пока Сильвар не прибил мое шедевральное творение тапочкой, а потом ещё дулась несколько дней. Чего, спрашивается? Это мне впору дуться: попробуйте научить паука петь, сразу поймёте, о чем я.

Хорошо, характер отходчивый, долго не обижаюсь: кто их, этих девушек поймет? Решил пойти по простому пути: целый день провозился с домовиком Броди, под его руководством стараясь выпечь для неё веселящий хлеб и сварить джем забвения. Вышло три буханки хлеба и три баночки джема, которые мы тут же опробовали на кухонной мыши-помощнице Пине. С удовольствием слопав кусочек, смазанный джемом, она хохотала до упаду, забыв обо всем на свете.

К сожалению, снова всё вышло не так, как задумывалось: Броди выставил все на общий стол за завтраком – оказывается домовикам необходимы очень точные инструкции. В итоге моей стряпни наелись все, кроме Рады. Она так расстроилась, когда окружающие вдруг начали смеяться! На её вопросы: «Что смешного?» каждый отвечал: «Ты кто?». Эффект быстро выветрился – я ведь преследовал цель просто немного поднять ей настроение, а не погрузить в идиотическое состояние, но оставил неприятный осадок, причем у всех.

После того случая, Тианиель ввела специальную должность для мыши, чтобы обязательно пробовала все блюда перед подачей к столу. Пину теперь не узнать: она стала больше раз в пять и ростом доходит мне до колена. «Зато всегда сыта! А бегают пусть дети» − смеётся она.

С Роннаном вышло совсем некрасиво, хоть и не специально, но тут я виноват лишь косвенно. Его только приняли ко Двору – селки несколько раз победил на турнирах, Тианиель посвятила его в рыцари. Я заметил, как он тогда поглядывал на королеву – честно говоря, ей бы он очень подошел, но почему-то ничего не вышло! Дамы тем временем сильно поглядывали на новенького рыцаря – думал его быстро «захомутают», почти не ошибся. Где в тот момент находилась Рада, честно говоря, не помню. Она часто пропадала ненадолго: ходила учиться то к Болотной Пэг, то к лесной кикиморе, то Вольхару надоедала – очень любознательная девушка.

Тианиель назначила пир в честь нового рыцаря Сэллана, тут наша Ариадна и появилась: вышла в зеленом летящем платье под руку с Сили. Роннан так и прикипел к ней взглядом, а когда Сили их знакомил, промямлил что-то нечленораздельное. А ведь селки иногда такие стихи пишет – в пору с Макрелем соревноваться!

На Луну Осетра[2] я подговорил Ткачиху, чтобы она вплела в материю для наряда Рады зачарованную мною пряжу. Задумка была такая: кто наденет такое платье, тому на душе станет спокойно и приятно, все тревоги исчезнут.

Когда Ариадна вышла в нем в зал, даже я замер, боясь вздохнуть, а Роннан аж рот разинул. Они протанцевали весь вечер, не сводя друг с друга глаз. Я никак не мог пробиться: этот сэлки прилип к ней, как смоляное чучелко! Ах, чего же стоило, не разукрасить немедленно его смазливую рожу парочкой ссадин и синяков! Даже незаметно подсунул ему под ноги шкурку от плода бенны. Вышло ещё хуже: Роннан поскользнулся, а Рада поддержала его, оказавшись в объятиях. Оба дружно покраснели… Пара мелких пикси даже отпрянули – так я скрежетал зубами от злости! Но тут часы пробили три часа ночи, прекрасное как сон платье Рады расползлось громадными прорехами. Кто ж знал, что у чар окажется досадный побочный эффект, и зачарованная нить исчезнет после полночи? То полнолуние оправдало второе свое название – Луна Ссор.

Она ахнула и выбежала прочь. С тех пор никто, кроме Тианиель не знает, где поселилась наша дорогая Рада, а мужчин, собравшихся в тот памятный вечер при Неблагом Дворе, до сих пор преследует в грёзах видение её обнаженного тела, просвечивающего через огромные дыры в звездно-фиолетовой ткани платья.

Мы долго осаждали королеву с просьбами открыть местонахождение Ариадны, но она упрямо молчала. Позже, когда терпение Тианиель иссякло, она пригрозила превратить в гриб-тутовик первого кто ещё раз об этом спросит. Мне окольными путями удалось дознаться: Рада теперь зовется Сумеречной ведьмой и живет где-то на землях вольных фейри. Сильвар очень неудачно вовлек меня в этот турнир с Альтуром. Проходя через владения г-нарвла, как раз направлялся к одному из хозяев ветров, по имени Джойс. Ходят слухи, за какую-то услугу, он взял у Флейтиста фалангу мизинца и сделал из неё свистульку: владеющий ею может вызвать его чтобы получить желаемое. У меня всего два желания, на данный момент…

Вообще, Роннан оказался вполне ничего, если учесть происхождение – обычно селки избирают Благой Двор для служения. Пока у нас не подворачивалось случая для задушевных бесед, ну да все-таки это не мой стиль – лезть с личными разговорами, а вино он обычно не пьёт.

Мы бодро шли по лесу в направлении дальнего горного кряжа, за которым, а точнее, под которым, начиналось царство цвергов. Мы некоторое время молчали, а потом Роннан сказал:

− Я знаю, леди Ариадна дорога тебе. Ни для кого уже наверно не секрет, что мне она дорога не меньше. Не знаю, что связывает вас, но… У тебя было столько времени: вы ведь знакомы с детства! Почему ты позволил случиться всему тому, что привело её к решению скрыться от всех?

Вместо ответа я спросил:

− Кто это тебе успел насплетничать? Я ему такое заклятье наложу на его длинный язык, что он во рту не поместится! Так и будет ходить везде с высунутым языком!

Он лишь взглянул на меня своими оленьими глазами и ответил:

− Ты желаешь изуродовать королеву Тианиель? Боюсь силёнок не хватит.

Я закашлялся от неожиданности.

− Ты ведь совсем не глуп, хотя многие утверждают обратное, − продолжал он. – Наверно понятно, я отправился с тобой не просто так. Давай, помогу тебе с диадемой, а ты поможешь мне с Ариадной? Не торопись отвечать. Мы можем вместе найти её, а уж она сама выберет, с кем захочет остаться. Как тебе такое предложение?

− С чего это ты решил, что меня оно заинтересует? Я уже почти нашел Раду, а диадема… Ну, справлюсь как-нибудь!

Он задумчиво повторил: «Как-нибудь…» − потом посмотрел мне прямо в глаза и спокойно произнес:

− Мне случайно известно… Диадема Справедливости хранится в очень труднодоступном месте – никакой магией оттуда достать невозможно. Так что вряд ли у тебя выйдет «как-нибудь»!

Не ожидал от него подобных речей. Он вообще предпочитал обычно отмалчиваться, а тут такое красноречие! Устав от молчания он спросил:

− Так ты согласен?

А что я в общем-то теряю? Можно ведь не открывать всех карт: наверняка у него тоже есть парочка секретов от меня. Тем более, не известно, как дальше повернется дело.

− Хорошо, − ответил я, − Ты помогаешь мне, а потом мы ищем Раду.

Он улыбнулся такой счастливой улыбкой, словно получил в наследство половину Благого королевства. Все-таки как любовь может делать тебя счастливым и несчастным одновременно, независимо от того, фейри ты или человек!

Мы продолжали идти – оставалось приличное расстояние. Можно было бы использовать зачарованные тропы, но на них уходит слишком много сил – не известно, с чем придется столкнуться, когда будем на месте, особенно учитывая суровый характер короля цвергов.

− Расскажи мне, как вы встретились с леди Ариадной? – попросил Сэллан. Похоже, его больше ничего в жизни не интересовало.

− Предлагаю одну игру: я тебе расскажу о том, что ты просишь, а ты мне – почему оказался при Темном Дворе. По рукам?

Его лицо окаменело на мгновенье, но, бросив на меня не свойственный ему жесткий взгляд, он все-таки кивнул.

− Мы встретились довольно давно: я тогда был совсем маленьким, как и она. Ариадна с Крита – её отец, царь Минос, отдал её королеве Мэдб как предмет заклада.

− Что это значит? – расширил свои и без того огромные глаза Роннан.

− Все просто: тогда Минос ещё не был королем, и заключил сделку с королевой Мэдб, в результате которой он должен был получить вожделенный титул в обмен на то, о чем ещё не знает, а не знал будущий король о беременности жены.

Сэллан молчал, ожидая продолжения.

− Когда родилась Ариадна, Мэдб пришла к её матери и объявила, что её дочь станет великой волшебницей. Для этого ей необходимо жить и расти в Стране Вечного Лета. Не знаю подробностей их разговора, но мать Рады выпросила возможность оставить её на семь лет рядом с собой. Мэдб не была жестокой, вопреки всем кривотолкам вокруг её имени – я знаю это точно. Но сделка, есть сделка. Минос стал царем, прошло семь лет, и Ариадна отправилась к Ночному Двору. По слухам, её мать умерла в тот же миг – было ли это условием, при котором Ариадна оставалась с нею, либо царица просто не выдержала разлуки– сказать не могу.

Когда Рада появилась рядом с нами, Тинни тут же взяла её под свое покровительство. Сили тогда ревновал ужасно: бегал за ними хвостиком – он всегда обожал сестру, а когда появилась Рада, все внимание обожаемой Тинни досталось ей. Сейчас сложно поверить в это, но Сильвар от ревности подстраивал Раде ужасные каверзы.

Я ведь чем-то похож на неё, знаешь: такой же приёмыш в королевской семье, без отца и матери. Мэдб оказалась прекрасной матерью, не подумай, но все же не родной. Редкая женщина может одинаково относиться к родным и приёмным детям, или хотя бы не делать ощутимых различий, но легендарная королева была именно такой – великой во всём.

Именно Мэдб отправила тогда Сильвара вместе со мной к королю Нудду Среброрукому, чтобы он обучил нас воинскому искусству, ибо никто с начала времён не мог победить этого славного воителя в поединке. «Учить должны самые лучшие мастера своего дела!» − частенько говорила королева. Так, двое сорванцов, не дававших спокойно вздохнуть всему Сумеречному Двору, были надолго обезврежены, да ещё обрели необходимые знания и навыки. Не могу сказать, чем занималась Рада в то время, когда мы получали синяки по всему телу от короля, пока не выучились как следует орудовать мечом. Знаю одно, за время нашего отсутствия они с Тианиель стали настоящими сёстрами – не по крови, по духу. Пусть королева сильнее в сто крат – всё-таки древний род фейри и титул дают свои преимущества, но Ариадну не стоит недооценивать – она ведь человек!

Сэллан красноречиво вздохнул. Я еле сдержал улыбку.

− Королева Тианиель прекрасна, словно звёздная ночь, − тихо произнёс он, скорее самому себе, нежели мне, − Ариадна же подобна живительному пламени костра, который согревает в холодном мраке. Только безумец выберет путешествие во тьме, испытав близость тепла и света… Но, если забыться, в этом жарком пламени можно сгореть дотла.

Я с удивлением воззрился на него – даже Макрель не смог бы сказать точнее. В груди заныло от осознания правды – всё-таки я лучше сгорю, нежели сгину во тьме и безвестности, будь мой выбор, конечно.

− Что же было дальше? − казалось, в его бархатных светло-карих глазах отражается небо.

− Мы вернулись, существенно улучшив свои навыки владения разными видами оружия – кто-то больше, кто-то меньше, но это уже частности. Годы пролетели незаметно: нам исполнилось лет по двадцать, когда Неблагой Двор принял нас обратно. В честь возвращения королева Мэдб устроила бал, с предваряющим турниром, чтобы мы смогли продемонстрировать своё искусство. Эх, как же я был счастлив, впервые сумев выиграть бой на шпагах с сэром Гавейном, по прозвищу Чёрный Лебедь – ты его не застал: он отправился в странствия после смерти королевы, чтобы развеять боль и тоску.

Тианиель всегда поражала красотой, что не удивительно, при такой-то матери! А вот Ариадна в семь лет была настоящим «гадким утёнком»: высокая, пухленькая, с круглыми щеками, курносым носом и бесформенными кустиками бровей – одно название, что принцесса. Нас же встретили две прекрасные девушки – Тинни мы узнали сразу, а вот вторая казалась таинственной незнакомкой. Длинные тёмно-русые волосы, правильные черты лица, огромные зелёные глаза, но главное…Фейри совершенны, ты знаешь: куда ни глянь – сплошная идеальная красота и тошная безукоризненность. В этой девушке каждая чёрточка сквозила налётом небезупречности, делающий её непредсказуемой, загадочной…

− Неотразимой, − прошептал Роннан с таким благоговением в голосе, что я испытал приступ «испанского стыда».

Мы молчали некоторое время. Идти оставалось ещё далеко, а моё красноречие иссякло. Наконец, не выдержав долгой тишины, становившейся гнетущей, я потребовал:

− Теперь твоя очередь.

Роннан кивнул, поджав губы, и произнёс после небольшой паузы:

− Причиной появления при Неблагом Дворе стало обвинение в убийстве моего дяди.

Я ожидал чего угодно: неудачной интрижки, скандала… но не этого.

− И ты… Виновен?

Он опустил глаза, потом опять вздохнул, бросив короткий взгляд вправо:

− Разве что косвенно.

Вновь повисла неловкая пауза. Наконец, я разозлился:

− Послушай, почему нужно тянуть всё, словно клещами? Я рассказал о Раде, как ты просил!

Он расправил плечи, гордо вздёрнув подбородок.

− Ты наверно не в курсе, но селки при внешней холодности, очень страстные натуры во всём, от игры до любви, – сказал он вместо ответа, − Такова наша природа.

Сэллан помолчал, стиснув в руке эфес длинного кинжала с очень красивой золочёной русалкой.

− Случилось так, что я ненамеренно оскорбил дочь Оаннеса – Альдигитру. Не хочу сильно вдаваться в эту историю – она очень неприятная. Замечу лишь, что дочь морского правителя хоть и обладает изощрённым умом, но не слишком привлекательна внешне – во всяком случае для меня. В её лице преобладают рыбьи черты: круглые глаза, мелкие острые зубы, губы отсутствуют, как и нос. Считаю, для того чтобы стать чьим-то мужем, необходимо, как минимум не испытывать отвращения к невесте. Я своего преодолеть не смог.