Полная версия
Нити. Красная Хроника
– Обманщик,– тихо произнесла она, припадая лбом к стеклу и закрывая глаза, желая оказаться сейчас рядом с ним, хотя бы мысленно…
Демон и сама не поняла сколько просидела в таком положении, но очевидно достаточно долго, чтобы задремать. Ее разбудило чье-то мяуканье и звук, словно где-то скребутся. Она огляделась и сердце ее ускорило темп. Ной быстро спрыгнула с подоконника, чуть не уронив бокал, и подошла к самой крайней оконной раме, отрывая ее. Черная кошка вальяжно терлась о всевозможные уступы и мурчала, как трактор. Девушка взяла ее на руки и прижала к груди. В глазах ее стояли слезы радости. Наконец, чувства немного улеглись и демон расслабила хватку, но увидев в голубых глазах свое отражение, Ной вновь не сдержалась и рывком зарылась носом в мягкую шубку зверя, а кошка лизнула ее в щеку, слезнув бегущую слезу, словно все прекрасно понимала. Через несколько минут телячьих нежностей, девушка, наконец, отпустила черную на подоконник, закрыла окно и насыпала свежий корм в плошку. Она села рядом, с улыбкой наблюдая, как кошка ест. Когда трапеза закончилась, зверь повернулась к девушке и мяукнула.
– Всегда пожалуйста,– усмехнулась демон. Она протянула ладонь к ее морде, но вместо того, чтобы потереться о пальцы, как всегда, кошка какое-то время смотрела на них, а потом уткнулась носом и еще раз произнесла «Мяу». Демон посмотрела на них,– А, это… Ничего страшного. Спасибо за заботу.
С яркими искрами царапины стали регенерировать, пока не исчезли, словно не было. Ной показала черной руку, будто говоря «Смотри, видишь, все хорошо», и та потерлась о нее, а демон почесала ей за ухом и погладила по голове. В конце концов, кошка легла рядом, а демон продолжила читать, периодически поглаживая ее…
***
Звонкий детский смех заливал помещение, словно мягкий солнечный лучик, пробивающийся сквозь занавесу туч. Гостевая небольшого домика с треугольной крышей окнами выходила на юг. Высокие стеклянные двери, ведущие в зеленый сад, были настежь открыты, впуская и теплоту нагревающего землю полуденного солнца, и легкий ветерок, что сквозняком проносится по комнатам.
Пятилетний обитатель угловой комнаты на втором этаже, на цыпочках прошел к покрытому белой краской, деревянному шкафу. Задержав дыхание, он подкрадывался к приоткрытой дверце с красивым орнаментом на ручке, словно одно неверное движение, или вздох, и что-то, сломавшись, исчезнет. Но его опередили. Дверь резко распахнулась, практически ударив мальчика по носу, и оттуда выскочила, заливисто смеясь, девочка с длинными черными волосами, заплетенными в две косички.
– До-о-олго же ты, Ри!– растягивая буквы и напоказ надувая щечки, сказала она, делая вид, что обижается.
Дети играли в прятки, и по мнению юной барышни, “Ри” – сокращение от Рихард, которое нравилось мальчику гораздо больше, чем его полное имя – слишком долго ее искал. Он стал оправдываться, мол слишком большая зона поиска (они находились в двухэтажном поместье с небольшим садом, которое по размерам скорее походило на дачный участок, но для пятилетних детей, этого хватало, чтобы заблудиться или с интересом исследовать новые места), но девочка упрямо надувала щечки, игнорируя его объяснения.
– И вообще, мы договорились, что в доме прятаться не будем, раз начали играть в саду,– придумав дельный аргумент, поспешил высказать его парень,– Майя – врушка. Я не хочу играть с теми, кто обманывает…
Теперь, казалось, настала его очередь делать обиженный вид и показательно отворачиваться. Но он снова не успел. Стеклянные глаза маленькой девочки налились слезами раньше.
– Уаа, так ведь…,– маленькие ладошки сжали белое платьице, смяв его, а вода большими солеными каплями скатывалась ей по щекам,– Я не врушка… Ри… ты дурак…
Сказав это, она выбежала из комнаты через стеклянные двери, пока застывший от неожиданности мальчик приходил в себя. Когда он выбежал вслед за ней, красивая женщина в белом фартуке уже успокаивала ее. Добрая улыбка, которой одаривала она всех, кто видел ее, была у нее на лице. Заметив мальчика, она позвала его мириться. Со смущенным недовольством на лице, Рихард сделал, как велели – тихо извинился, сжимая маленькие кулачки. Но слезы это не остановило. И тогда ему оставалось только стоять и с детской ревностью смотреть, как его мать, присев рядом с девочкой, вытирающей тыльной стороной ладони не останавливающийся поток воды, гладила по голове чужого ребенка.
Хоффман зашел в квартиру и закрыл за собой дверь. Из-за случившегося ранее, он начал вспоминать все то, что так долго держал взаперти, не желая бередить душу.
В то время, они жили в поместье семьи Хартман, где его мать работала горничной. Благородные и влиятельные, хозяева дома позволили им остаться, чтобы они не тратили деньги на жилье и еду.
Его отец повесился несколько месяцев назад. Он попал в «красный лист» – список самоубийц, покончивших с собой из-за всемирного кризиса. Когда современные разработки позволили заменить ручной труд автоматизированным, многие организации мира отказались от человеческого труда, чем увеличили рост преступности и смертности населения. Каждая из стран решала этот вопрос самостоятельно, придумывая новые законы или вводя запреты. Он ушел раньше, чем это случилось, не оставив после себя ничего, кроме долгов.
Его мать была доброй, веселой и красивой женщиной, привлекающей к себе взгляды прохожих. Внимательной и трудолюбивой. Мужчины смотрели на нее с похотливым восхищением, женщины – с завистливой ненавистью. Но она продолжала улыбаться назло судьбе. Пока…
Дождь барабанил по блестящей лакированной крышке гроба, когда его засыпали землей. Яркими пятнами, перед глазами падали погребальные цветы. Среди черно-белых детских воспоминаний о том событии, они одни были цветными. Сколько времени прошло, прежде чем шок ушел, очистив сознание? Дня четыре? Пять? Неделя? Он затруднялся сказать. Но точно знал, что именно послужило толчком – простая фраза: «Отныне ты член семьи, малыш». Мужчина, что произнес эти слова, был главой семьи Хартман, отец маленькой Майи, работодатель его матери. На этом свете больше не было людей с фамилией Хоффман, которых Рихард мог бы назвать «родными». И теперь ему позволили остаться. Невозможно было передать, какое счастье он испытал услышав об этом. Он стал членом семьи, но не пожелал расставаться с фамилией родителей, так и оставшись Рихардом Хоффманом.
Они узнали о появлении Куба, через телевидение и радиовещание, спустя два года. Первые двадцать лет мир медленно менялся. Так же не торопясь развивалась и его жизнь – лучшие учебные заведения, друзья, осознание первой влюбленности. Вместе с ним росла и Майя, превратившись из нескладной девочки в прекрасную девушку.
Такова была история его детства, закончившаяся с автоматом в руках, учебником магической строевой подготовки в зубах, и с появлением первых «Коридоров»…
Бессмертный вышел на балкон и закурил, всматриваясь в посеревшие небеса. Он оперся на перила и тяжело выдохнул фиолетовый табачный дым. Только в редкие моменты одиночества он мог свободно отвести душу за сигаретой…
***
Семья Хартман с давних пор разводила птиц для охоты. Сокол был на их родовом гербе. В Эру магии для многих они были верными помощниками и союзниками на фронте. Как и многих до нее, Элизабет с детства обучали взаимодействию с ловчими птицами. К восемнадцати годам она могла найти общий язык даже с самым строптивым, и ей, наконец, разрешили завести собственного. Это был птенец сапсана – изначально невзрачный комок белых перьев постепенно превратился в прекрасного серо-бурого самца. Она назвала его Альбертом и с тех самых пор они были неразлучны.
Столица находилась в расщелине меж гор. Проделав небольшой путь и взобравшись повыше можно было рассмотреть весь город, что поделен рекой на две половины. Девушка подошла к краю смотровой площадки и подняла левую руку в локте. На толстую кожаную перчатку приземлился сапсан, издав радостный приветственный клич. Элизабет улыбнулась и протянула ему кусок мяса. К одной из лап птицы был привязан небольшой контейнер, с помощью которого передавались сообщения. Хартман достала бумажку, развернув и прочитав написанное, после чего, смяв, убрала в карман. Альберт доел свое лакомство и девушка почесала его по горлышку и грудке, поощряя за проделанный путь. Сапсан закрыл глаза от удовольствия. Потом она подняла руку чуть выше и птица взлетела, сделала несколько кругов над головой хозяйки и улетела…
Лисица сидела на крыше кэмпера, и смотрела, как снежинки падают с небес. Они часто парковались на берегу реки, чуть в стороне от освещенной набережной. Звон серебряных колокольчиков заставлял ее ухо подрагивать от нарастающего раздражения. Алекс был внутри, полулежа на кровати, вертел их в руке рассматривая гравировку, как и множество раз до этого. Мысли же его были где-то далеко. Уловив свист ветра в птичьих перьях, девушка подняла голову и увидела знакомую птицу, летящую по каким-то своим делам. Проводив его взглядом, девушка выдохнула, пытаясь прогнать тяжесть на душе, и исчезла…
Хоффман все еще курил на балконе, когда увидел летящего к нему сапсана. Птица приземлилась на перила справа от него. Его янтарные глаза пристально следили за движениями бессмертного. Рихард нервно улыбнулся, но сокол был упрям и несговорчив. Издав осуждающий и пронзительный крик, Альберт взмахнул крыльями и, ударив перьями мужчину по лицу, схватил лапами сигарету и взмыл в воздух. Тому оставалось лишь устало выдохнуть и усмехнуться, качая головой. Говорят, питомцы похожи на своих хозяев…
***
После того, как спалил лабораторию, Глен принес демона в штаб «Маяка». Доверив заботу о ней присутствующим в здании, он ушел. Рассел уже успел закончить свои дела и вернуться назад, а она все не приходила в себя. Маг устроился на окне с книгой в руках, изредка проверяя ее состояние и просто глядя в окно, где вечер медленно уступал ночи. У него было множество вопросов, которые ожидали ответов. Иногда его навещала Мэй, предлагая чай или просто составляя компанию. Все их разговоры были о пустяках, он, как и когда-то, рассказывал ей о прочитанном в книгах, делился опытом, или же они обсуждали дальнейшие планы.
И в один из таких визитов, девушка, наконец, очнулась. Они услышали, как она еле слышно зовет кого-то, все еще находясь на границе между сном и реальностью. Глен отложил книгу и слез с подоконника, подойдя ближе. Демон медленно приходила в себя. Все тело ныло, глаза не ловили фокус и ощущалась слабость, но она попыталась поднять руку и произнесла имя, но оно не принадлежало Глену или кому-то из их знакомых. Он подошел еще ближе и она, наконец, смогла зафиксировать на нем взгляд. Но, не узнав людей напротив, демон отшатнулась и практически вжалась в стенку, в которую упиралось изголовье кровати. Все ее тело пробрала боль и, зажмурившись, девушка схватилась за голову. Звуки выходили из ее рта хрипотцой и она закашлялась. Заволновавшись, Мэй выбежала из комнаты и принесла ей стакан воды. Демон осушила его залпом, словно уже несколько лет не пила. У нее забрали посуду и осведомились о самочувствии. Девушка все еще смотрела на них с недоверием, и лишь мелко кивнула, а потом, срывающимся на шепот, голосом спросила:
– Кто вы? И где я?..
– Что последнее ты помнишь?
Глен прервал молчание. Все это время он внимательно изучал любые ее движения, взгляд, внешний вид, и хоть мозг и кричал, что перед ним знакомый человек, какие-то вещи убеждали его в обратном. Он словно переместился во времени и, как когда-то, смотрит на абсолютно незнакомого человека, который так же видит в нем чужого. И на амнезию это похоже не было.
Она перевела взгляд в сторону, словно пытаясь вспомнить что-то – воспоминания яркими пятнами проявлялись в черепной коробке, чем вызывали приступы жуткой боли. Она вновь схватилась за голову, зажмурившись. Последние ее воспоминания? Они полны боли и отчаянья. Она потеряла самого близкого человека, а потом… Продала себя на опыты. Но, сколько точно прошло с того времени она сказать не может.
– Не важно. Нет смысла торопиться, если это причиняет тебе боль,– мужчина выпрямился и отошел к окну. Мэй подошла к нему,– Всему свое время. В любом случае, сейчас ты в безопасности. Думай о том, как быстрей восстановиться – здесь, довольно, благоприятное течение Эфира. Мэй, не займешься нашей гостьей?
Феникс печально улыбнулась и кивнула. И вот, снова… Как и всегда. Вопрос. Просьба. Почему бы ему просто не сказать ей сделать это? Всегда оставляет им выбор, словно они способны отказать ему. Отказать тому, кого считают своим Лидером. Человеку, который вытащил их из самых разных жизненных ситуаций…
– Здание в твоем полном распоряжении, но не выходи на улицу,– сказал напоследок маг и вышел из комнаты…
***
После всего случившегося Ольга пришла в свою комнату в общежитии. Вид у нее был такой, что никто из попавшихся на пути не рискнул сказать ни слова. Она весь вечер пыталась осознать произошедшее. Нет, это невозможно. В конце концов, с чего она решила, что подобные татуировки – это редкость? И не могут два человека разукрасить свое тело одними и теми же линиями, в одинаковом месте… А в зеркале она просто увидела то, что хотела увидеть. Взвыв от бесплотных попыток изменить свое отношение к действительности, она решила отвлечься силовыми тренировками и вышла из помещения. Сделав несколько шагов на улице, Кунак услышала сигнал телефона и вытащила его из кармана – помимо десятка пропущенных от Соболева, было одно сообщение от Медведева. Он просил ее прийти в штаб. Вздохнув, девушка поменяла планы и, сев в машину, поехала в сторону офисов…
Он пытался дозвониться ей несколько часов, но, чего и следовало ожидать, она не брала трубку. В конце концов, решив оставить ее наедине с собой хотя бы этим вечером, эспер отложил телефон на стол и ушел в ванную.
То, что случилось было неизбежно. Ему бы не удалось вечно прятать татуировки. Расстегнув и сняв рубашку, он остановился, глядя на себя в зеркало. За эти три года он уже привык видеть там это лицо. Прежний облик можно было разглядеть лишь пристально всматриваясь или при особых условиях, допустим трещинах на поверхности.
Мужчина провел рукой по волосам, они были длиннее и темнее, чем у его прошлого облика. Овал лица, цвет глаз, мускулатура, рост и даже расположение родинок – все отличалось. Мозг обмануть легко, чувства гораздо сложнее. И сейчас, оперативник был уверен, как бы она не пыталась убедить себя, что это лишь совпадение, ей не удасться – это конец его игре, по крайней мере, для нее…
Барс очнулся в пустой комнате, быстро приподнявшись, но это действие отдалось болью в висках и груди. А также сбившимся дыханием и сердцебиением. Холод пробирал до мурашек и только окинув себя взглядом, понял почему. Кроме белой ткани, укрывающей его, на нем ничего не было. Попытавшись вспомнить, что случилось, он столкнулся с мигренью.
Когда получил то сообщение, понял, как работает гипноз. Чужой голос в твоей голове начал давить на ту часть тебя, что ненавидит – воспоминания приобретали другой оттенок, отрицательные эмоции становились острее. И сколько бы ты не пытался вернуть все в норму, убедить себя, что все было не так, что ты давно пережил эти моменты, проработал эти чувства – бесполезно. Быстро сообразив, что в одиночку ему не справиться, он взял со стола канцелярский нож. Когда жажда крови отступила, уступив место боли, Барс связался с Виноградовой. И был разработан план…
Он находился в одном из корпусов Военной Академии. Его встретили, выдали одежду и проводили к начальству. Из разговора стало ясно, что все уверены в его гибели. Когда Барс узнал, что телефон, а значит и единственное доказательство, потерян, не смог сдержать злости, ударив по столу. Виноградова проигнорировала это, продолжив. И теперь ему нужно вновь влиться в коллектив и продолжить слежку.
Изменение внешности – ужасно болезненное занятие. Зубы, волосы выпадают и отрастают новые, что тоже сопровождается ноющей болью. Кожа местами слезает, натягиваясь на новый мышечный скелет. Из одного ада он был вынужден попасть в другой. «Оборотничество» было одной из способностей в его арсенале, которыми он мог пользоваться благодаря печати на спине – то, что он ненавидел в себе больше всего на свете, всегда выручало в самые жуткие моменты жизни.
Его вернули в отряд всего спустя неделю. Когда подходил к дверям офиса услышал гневный крик Ольги и на душе стало теплее – он почувствовал, словно вернулся домой. Но это чувство быстро исчезло, когда встретился с ней взглядами, проходя мимо. Ничего не поделаешь, вздохнул оперативник, он занял место ее любимого наставника. Придется смириться и набраться терпения…
За три года ему все же удалось наладить отношения с окружающими, заслужить их доверие, и все так легко пошло под откос из-за его неосторожности. Соболев вновь посмотрел в зеркало и решил, что завтра первым делом пойдет к ней и все объяснит, а дальше – будь, что будет…
Глава 4. Семнадцатое июля
«Кому в этом городе не снятся кошмары?
Только мертвым, только мертвым…
А почему? – Они не видят снов, не видят снов…
Мертвые не спят!.. А–а–а–а–а!!
НЕ СПЯТ!!! Уоу–у–у–у–а–а–а–а!!!»
Женская рука медленно перелистывала страницы какой-то старой книги, казалось, напечатанной еще до «сотворения» Столицы. Зубами сминался фильтр незажженной сигареты. Атмосферу, что царила в помещении, можно было описать, как «нездоровая».
Причиной этому служил полупрозрачный, низенький старик, устроившийся на столешнице, как на диване. Не менее нагло и открыто, он чесался везде, где хотел. Оглядывался, словно раздумывая, что здесь можно переделать, и, кивая сам себе, высказывался по любому поводу.
Не прошло и полдня… И, конечно, на вопрос: «Что вы здесь делаете?», ответом будет – «Свято место пусто не бывает»… Словно мантру, эту фразу повторяет каждый дух, которого привлек этот несчастный «магнит» под названием «Ателье». Мекка для скитающихся духов.
И чем, спрашивается, занимаются эти снобы из Жнецов?.. Знала бы она, сто раз обдумала, стоило ли выгонять безобидных детей…
«Надо заказать рун для изгнания и отпугивания», – подумав так, Кифа потянулась за зажигалкой в заднем кармане узких брюк, собираясь зажечь сигарету.
– А вы знаете, что пассивный курильщик вдыхает с дымом гораздо больше вредных веществ, чем сам курящий?..
– Нет здесь «пассивных» курильщиков…
Перебила его женщина, впервые прервав молчание, взгляд невольно скользнул на младшего брата, и, цыкнув сама себе, она потушила огонь, так ничего и не сделав. Виктор, конечно, дымил, как паровоз, но в таком состоянии дым мог лишь навредить…
– А как же я?– ответил ей старичок, но медиум пропустила эту фразу мимо ушей…
Голос из радио на первом этаже, проникающий через открытую форточку, все еще кричал «Не спят», добившись своего и перебудив, казалось, собой всю округу. Еще было слышно, как работают лопатой, убирая снег.
Кифа захлопнула книгу, опустив её на колени, и задрала голову на спинку кресла, обратив взгляд немного вперед, где, видимые через стекло окна, по небу редко плыли облака.
Виктор пребывал в четвертой стадии, так называемого, «медленного сна» – это было самое спокойное время, которое закончится кошмаром. Сейчас же на его лице царила такая безмятежность, которую редко можно было заметить у этого человека и десять лет назад.
Действительно, кошмары в этом городе не снятся только мертвым, но и это было доподлинно неизвестно даже самим Жнецам…
Бессонная ночь, проведенная в «Ателье», вымотала её, и ненадолго закрыв глаза, Кифой овладела дрема…
***
Кифа родилась двадцать восемь лет назад в семье медиума и мага. Одной из последних, рожденных при Соглашении. Родители были заняты на своих работах и могли пропадать где-то во Внешнем мире от нескольких дней до месяцев. И с трех до восьми лет девочка прожила в постоянных разъездах между Обществом Жнецов, Архипелагом магов и домом в Столице. Так же иногда ее оставляли с теткой на Перепутье. И такие дни она любила больше всего, ведь всегда восхищалась этой женщиной и даже прическа – конский хвост – была последствием этого чувства.
Между Обществом Жнецов и Общиной магов была большая разница. Первые поощряли любопытство и всестороннюю образованность, но запрещали слишком сильно углубляться в одну тему. Медиум должен быть эрудированным, много знать и уметь применить на практике, ведь работа с призраками всегда индивидуальна, как психоанализ. Разрешалось лишь одно занятие, которое ребенок мог развивать годами, в остальном, он должен был впитывать в себя ровно столько информации, сколько необходимо для понимания темы, больше – уже считалось роскошью, недопустимой тратой времени и ресурсов. А этого им всегда категорически не хватало, именно поэтому детей уже с десяти лет отправляли на работу.
В Общине магов у каждого была своя специализация, на приобретение знаний в которой они могли потратить всю жизнь, иногда даже нескольких поколений. Магия считалась чем-то непомерным, что можно было черпать бесконечно и все равно не доберешься до дна. Но свое дело каждый маг выбирал лишь к восемнадцати годам, после обучения базовым концептам и глубокому пониманию себя, сущности магии и мира вокруг. Правда, право выбора было не у всех, ведь если твои родители и родители твоих родителей жизнь положили на определенную тему, а она все не кончается, от тебя ждали того же, и мало кто мог пойти против воли семьи.
Если бы кто-то предложил выбрать, Кифа не задумываясь отдала бы свой голос магам, ведь именно здесь у нее были настоящие друзья и детство. Здесь от нее ничего не требовали, потому что она была медиумом, и ее обучение магии было необходимо именно Жнецам. Конечно, зачастую маги не питали к ней симпатии, но девочка с малых лет могла позаботиться о себе сама. Она впитывала только лучшее от одной и от другой профессии, и развивалась не по годам.
Тем единственным занятием, которое выбрала Кифа, была скрипка. И причина была такая же, как и при выборе прически. Это было одно из многочисленных умений Роксаны, которыми девочка восхищалась. Пусть к идеально ухоженному, но старому инструменту Хозяйка Перепутья прикасалась не так часто, в ресторане всегда играли оркестровые записи со скрипками на главных ролях. Девочка могла часами с закрытыми глазами наслаждаться тем, как смычок касается струн, словно бы вырезая из них музыку. Но живое исполнение нравилось ей больше, ведь в такие моменты женщина, на которую она равнялась, казалось сливается с мелодией в одно целое, будто сама становится звуком, трепет и волнение от этого чувства невозможно было подавить.
– Что? Ты хочешь играть на скрипке?
Роксана по-настоящему удивилась, но это замешательство быстро сменилось на радость, и она бросилась обнимать ребенка, которой как раз заплетала волосы. Кифа была послушной и всегда выполняла все, что от нее требовали окружающие, и до этого момента она никогда не высказывала собственные желания, если это не было потребностью организма. Женщину это беспокоило, поэтому, услышав, что девочка чем-то заинтересовалась, она была в пьяном восторге от счастья.
– Отлично! Тетка тебя всему научит. Приготовься, поблажек не будет,– улыбка, царившая на ее лице, озаряла пространство подобно свету дневного светила. В зеркале отразилось, как она показала знак виктории.
Кифа быстро влилась в новое увлечение. В Обществе Жнецов, в Общине магов, Столице, на Перепутье – везде, где было возможно и когда удавалось урвать немного времени, она брала в руки скрипку, которую ей отдала тетка. Для нее этот инструмент был подобен реликвии – самому настоящему сокровищу.
Девочка была одной из трех младенцев, родившихся в последний год Соглашения между магами и медиумами. Братьев-близнецов Кифа знала с первых лет жизни и считала своими лучшими друзьями. После ее рождения родители покинули Общину и уехали жить в Столицу, но дети всегда проводили все возможное время вместе, когда она возвращалась обратно.
Смычок плавно касался струн. Кифа всегда уходила с головой, бывало забывая об окружающем мире, когда брала в руки инструмент. Это был небольшой сквер рядом с Главной библиотекой на центральной улице. Николас и Нейтан, сидя на траве, возле одного из деревьев, играли в шахматы, но фигуры бывало не двигались с места по несколько минут просто потому, что мальчики заслушивались ее игрой, словно она уводила их за собой в мир фантазий. Когда музыка затихала, один из них неприменно поторапливал другого с очередных ходом, хоть и пребывал точно в таком же трансе все это время и даже не заметил паузы. Внешне они были похожи чуть больше, чем обычные родственники, но все еще отличались друг от друга с первого взгляда. Больше всего это было заметно в привычках, таких как аккуратность и опрятность в ношении одежды Ником, и более спортивном, «хулиганском» наряде Нейтана.