Полная версия
500 лет назад – 3.3, или Кавалер ордена
Правда, после, покопавшись в памяти, Седов предложил князю в документах именовать замок и город «Озерск-40». На закономерный вопрос князя, к чему это, он рассказал ему и Ефиму (которого тоже позвал, так как все это связано было с картами и документами, в общем, с писаниной, по его части), что в его время, правда, совсем в других землях, был создан почти на пустом месте такой город. И в нем жили и работали те, кто создавал для страны особое оружие и особую мощь. Именно их успехи (и случавшиеся там потери и жертвы) в свое время позволили стране встать вровень с сильнейшими того времени (а кое в чем – даже всех опередить), и предотвратить продолжение Второй мировой войны, уже против России, которое вполне серьезно рассматривалось тогда в планах самых сильных стран. Очередной рассказ о будущем, которыми давненько старче их не баловал, выслушали с полным вниманием. Все же князь попросил повторить его пятерке совета глав их Ордена (Ефим потихоньку заканчивал уставные и прочие документы по Ордену и доводил их до людей), Николай Федорович рассказал еще раз, никто не был против, и на карту и в документы Ефима были внесены изменения.
Конечно, так просто совпало, но именно после отъезда Ждана началось то, что потом Седов мог с полным правом назвать черной полосой для отряда. Правда, свести все события в кучу он смог только гораздо позже, почти к лету, а первое время отряд, замок и люди в деревнях под его началом жили довольно спокойно. Ушел через леса к Дерпту Грек. Отправили Пимена с вроде выздоровевшим Торгашом в Ревель, аккуратно, без лишних глаз – впрочем, Пимен особо не светился нигде, а Торгаша как привезли в бессознательном состоянии, так он из замка и не выходил. По их следам, буквально через день (точнее, через день в ночь), отправили диверсионную группу в Ревель же, собрав ее в основном из тех, кто ездил с Петром в Пернов – они успели отдохнуть, да и незачем было привлекать внимание к оцарапанным и пока не зажившим мордам второй группы. Сам Петр тоже ушел с ними – ему надо было оценить нынешнее состояние города лично. Еще через пару дней отпустили торговцев, живших до того на постоялом дворе. Они рванули по тому же ревельскому тракту, торопясь разнести такие важные и срочные новости, но… не успели. В Ревеле и без них хватало срочных и важных новостей.
…Как потом выяснилось из первых, так сказать, полевых допросов захваченных орденцев, и их более глубокого потрошения специалистами Петра и Гриди позже, а также из сбора слухов, примерно в это самое время независимо друг от друга произошли следующие события: орденское руководство в Нарве, обеспокоенное отсутствием комтура, решило послать гонцов до Везенберга, а если и там ничего не известно о причинах задержки начальства с капитула, то и до Ревеля. Гонцы, добравшись до Везенберга, выяснили, что кратчайшая дорога в центр Ливонии перекрыта, и оттуда только что вернулся лазутчик, сообщивший, что якобы там полно чьих-то чужих воинов, захвативших чуть ли не все земли юга. Лесами вокруг засек туда сейчас ушло сразу трое – с четким заданием выяснить, что там за люди, и хорошо бы непосредственно у этих самых воинов… Немного успокоили местных, везенбергских, орденцев, сведения о том, что у русских, в Иван-городе, все тихо и спокойно, и это явно не они. Но тогда кто?! Может ли быть захвачен весь юг, так, чтобы тут, на севере, об этом ничего не было известно?! Рыцари совместно решили, что вряд ли, но в Ревель ехать надо. Гонцы поехали туда, прихватив пару человек уже из Везенберга…
…Тем временем в самом Ревеле тоже беспокоились о задержке руководства, а еще и полностью прекратился приток хоть каких-то новостей с тракта на Дерпт, а уехавшие, наоборот, в ту сторону купцы не возвращались, хотя вроде уже должны были. За сам Ревель местные не боялись – и укрепления хорошие, и до любых границ далеко, да тут сперва стало известно, что эзельский епископ давно вернулся с капитула в Хапсал (приехали торговцы по дороге, идущей вдоль побережья), а потом и гонцы с востока подоспели…
Совместно было решено отправить сразу две группы – вдоль побережья в Хапсал, к епископу, уточнить, что там прошло на капитуле, мало ли… И усиленный дозор – прямо по тракту, до Вейсенштайна, а если и там ничего не известно – то до самого Феллина. Но решение это принимали, не торопясь, в самом городе дозоры не усиливали, в крепости увеличенные караулы не поставили…
А зря. Так совпало, что в ближайшую же ночь, ближе к утру, в крепости, куда днем можно было попасть каждому (не везде, правда), в трех местах вспыхнули пожары, а еще загорелись склады ордена в портовой части. Надо сказать, что ревельская крепость в это время была, конечно, побольше тех же Вейсенштайна с Везенбергом, но даже до Пскова ей было далеко, и была она… недоделанной. Нет, не так: был более старый участок (старый замок), небольшая цитадель обычного размера с крепкой стеной (окруженной рвом), внутренним двором и башней. Здесь был арсенал, хранились огненные припасы и жило орденское руководство. Сюда чужих не пускали никак. Более новые пристройки к этому самому старому куску, хотя среди них и были отдельные крепкие башни, пока не были замкнуты новой общей стеной и в основном несли хозяйственные функции, так, здесь были казармы городской стражи, подчинявшейся уже не Ордену, а городскому совету, различные склады, запас провизии и прочее, и сюда можно было днем попасть довольно свободно. При этом кое-какая строительная работа в крепости велась, но, опять же, неспешно – ливонцы не считали положение Ревеля опасным.
Три двойки бойцов под командой самого Петра с небольшим запасом горючки смогли вплотную подобраться к казармам стражи, внутренним складам и близко (через стенку) к арсеналу. Труднее всего было согласовать время, и Петр сильно пожалел, что у них нет тех самых часов, про которые рассказывал старче. Зато были зажигалки, и каждая из двоек быстро закинула по четыре зажженных кувшинчика… Получилось все примерно в одно время, и спящая в казарме стража не успела оцепить и прочесать окрестности крепости. Правда, это не уберегло группу от потерь – по городу было несколько точек, где стояли ночные караулы, и выскочившие при шуме на улицы стражники из ночной смены столкнулись с одной из возвращавшихся двоек, и арбалет (снова!) унес жизнь одного бойца, а второму пришлось отрываться от погони по переулкам, оставив тело товарища… Но он ушел, и вернулся к месту сбора хоть и последним (и заметно подавленным), но все же до того, как вся группа собралась и уже спокойно, без беготни и шума, добралась до окраины города, где оставила лошадей.
Там их уже ждали две остальные двойки, которые выходили на дело в порт к орденским складам, при том попробовали хитрую задумку (на основе рассказов старца, дополнивших уже имевшийся у местных саперов опыт): не сразу разливали это масло и поджигали, а оставляли тлеющий фитиль, ведущий к кучке пороха и огненной дорожке до амбара от нее. Несколько вариантов такой затравки попробовали в замке, и самый подходящий использовали сейчас. Он позволял провести дело более-менее тихо, а самим исполнителям – успеть убраться подальше. Судя по тому, что зарево начало подниматься и в районе порта, но только сейчас – все получилось. Уже не особо торопясь, группа потихоньку, ведя лошадей в поводу, переулками вышла за пределы города, там поехала на восток, чтоб немного запутать возможное следствие, а с рассветом уже вскачь ушла к себе, в холмы, на юг…
Следствие, конечно, Ливонский орден провел, тем более, что крепость все-таки была в основном каменная, да и погибших не было (правда, были травмированные и обожженные). А вот казарма и склады в порту погорели хорошо, так что искать поджигателей взялись рьяно… Хоть и жило в городе более пяти тысяч человек, но специально учиненный розыск быстро прочесал все подозрительные места. Следы, конечно, нашлись. Нашелся и постоялый двор, где пришлые ночевали, и конюшня… Надо сказать, что в таких вот городах, портовых или нет, главное – не приграничных, в функции внутренней стражи входил контроль за прибывающими и проверка всяких подозрительных лиц. Но… делалось это не на входах за городскую стену (не везде она и была), а по тавернам, корчмам да постоялым дворам, и день-другой-третий задержки были нормальным явлением. А дешевые кабаки и ночлежки для бедноты могли и вообще годами толком не проверять. Нет, городская охрана от хозяина мзду получала, конечно… Того же Пимена с Торгашом, заселившихся на более дорогой постоялый двор, по чину, так сказать, стражники проверили уже на следующий день после их приезда, и не найдя, к чему придраться (и получив некую сумму вспомоществования на руки, как принято), даже подсказали пару домов, пригодных для съема – как он им о цели своего приезда и сообщил… С людьми Петра они, естественно, заранее договорились не пересекаться, так что у Пимена все прошло, как и было задумано.
Как оно в Ливонии в городах со стражей и проверками устроено, прекрасно знали и Грек с Торгашом, и еще пара человек Петра, бывавших здесь ранее, так что на проворачивании диверсий в один день и строился расчет, что в Пернове, что в Хапсале, что тут, в Ревеле. И по факту – все так и вышло, как надо было! Ну, а погибший… что ж, не первый, не последний… В замке рассказ вернувшегося Петра встретили с пониманием, помянули побратима, в церкви появилась новая дощечка с именем и траурной рамкой, и Гридя, который с десятком своих собирался к Везенбергу (огненные стрелы еще остались, надо было использовать быстрее, пока Орден, действительно, не осознавал масштаба опасности и не усилил дозоры везде), поспешил со сборами. Но… тоже не успел.
2
Следствие, проведенное Орденом в Ревеле, в том числе занималось и телом неизвестного нападавшего, убитого дозорными. И кольчуга, и тесак-кошкодер по оценке знающих людей оказались однозначно орденскими, но вот все остальное – одежда, нож, всякие мелочи, по словам тех же повидавших виды людей, было, скорее всего, московитским. Нательный крест тоже не дал однозначного ответа, так как был простым деревянным, который мог быть как у католика, так и у православного. Не нехристь, хотя бы…
Совпадение приезда гонцов из Нарвы и Везенберга с этим ночным нападением изрядно насторожило ревельских орденцев, а орденское же оружие и броня, найденные на убитом, только усилили их подозрения. И в самом деле, при полном отсутствии с осени сколько-нибудь опасных слухов о готовящемся нападении внешних врагов, все эти события могли быть внутренними распрями, перехватом власти, например… Это изрядно осложнило расследование и уж точно его не ускорило, но по любому получалось, что, действительно, против Ордена действуют какие-то воины, и они где-то уже совсем рядом. Так что и в Хапсал, где вроде как все было в порядке, была отправлена целая пятерка, и на южную дорогу – почти два десятка верховых с двумя рыцарями во главе, а кастелян Ревельского замка начал устанавливать в городе порядки военного времени.
Вот с этим-то отрядом в два десятка, едва выехав из своих (уже своих, да) холмов, и столкнулся десяток Гриди, чуть-чуть не успев на развилке свернуть с тракта на восток, в сторону Везенберга. Был там такой трехдорожный перекресток… Гридины бойцы в этот раз тоже были все верхами, но одни сани с собой все же взяли – там везли ракеты, разобранные пока направляющие и кое-какие припасы. После возвращения группы Петра было понятно, что теперь-то ливонцы точно начнут шевелиться, и все всадники были настороже, да и в экипировке кое-что поменяли. Но настороже были и орденцы, а еще сказалось их двукратное превосходство в численности – завидев неизвестных, ливонцы только пришпорили коней. Десяток Гриди тоже сворачивать не стал, а, быстро обменявшись несколькими знаками распальцовкой, продолжил ехать навстречу. Саженей за десять орденцы стали все же притормаживать, разъезжаться от дороги чуть в стороны и доставать оружие, одновременно приказывая остановиться этим незнакомым встречным, но… Гридя дал отмашку, и два изготовленных самострела тренькнули, извлеченные из-под зимних накидок, к орденцам улетело с пяток бомб, а через пару мгновений три дробовика, получив фитили к запалам, выплюнули в их сторону крупную дробь. Численный перевес и чувство, что они на своей земле, сыграли с ливонцами злую шутку.
А вот дальше все же началось всеобщее рубилово. Кони у обеих групп были не приучены к взрывам и выстрелам, хотя отряд все же начал тренировать своих, и первые выстрелы (а уж тем более взрывы) смешали общий строй, а кое-кого и уронили. Но орденцы тоже были в снаряжении (рыцари и вовсе в латах, легких, правда), а уж кольчуги-то надели все. Примерно так же были экипированы и Гридины бойцы, разве что чуть полегче, да сверху все это было прикрыто зимними вещами, как и у орденцев. В общем, взаимной конной схватки, как и полного истребления кого-то одним ударом, не вышло, но первый ход дальнобойным оружием и первый натиск в рукопашной остался за Гридей. Ливонцы были, конечно, не все убиты и даже не все сильно ранены (доспехи), но все изрядно ошеломлены и скинуты с коней – парочка самых задних только смогла удержаться в седлах. Пока они успокоили коней, пока снова сунулись к образовавшейся куче-мале, почти все уже было кончено. Свалка не давала больше воспользоваться бомбами и огнестрелом, но оставшийся с санями боец Гриди, которому покидали самострелы, успел раза три перезарядиться и снять двоих из самых резвых ливонцев – одного наглухо, и одного рыцаря подранить, пока бойцы разбирались с ошеломленными, в основной массе валяющимися на снегу врагами. Да еще раз перезарядившись, он стрельнул в спину двум всадникам, которые развернулись, и, нахлестывая коней, поскакали обратно, к Ревелю – на этой дороге они проиграли…
Ливонцы взяли свою цену. Двоих убитых привез в замок Гридя (о продолжении поездки к Везенбергу не могло быть и речи теперь) и троих раненых. Раненые сами пошли к Милане – наскоро перевязались все там же, на дороге, а промыли раны и сделали нормальные перевязки уже на своем дозорном посту, в ближайшей деревне. Погибшими занялся Михайла – эта печальная обязанность так и закрепилась за ним. А лишь слегка оцарапанный Гридя доложил, как все было. Был он при этом собран, деловит, вполне боеспособен, но не только князь понимал теперь, что размен людьми с ливонцами даже в таких соотношениях они не могут себе позволить, и, если по итогам схватки в броне с оружием у них снова был прибыток, по коням – вышло так на так (чужих забрали, но кого подранили, кто ускакал и не дался потом поймать себя), то вот по людям… Планы надо было срочно переделывать, и на северную часть тракта сразу же отправилась большая группа народу – все же делать такую же боевую засеку, как и на юге, места под нее в холмах были…
А атаку на Везенберг провели совсем по другому плану. Он сложился у руководства отряда, когда вернулись Гридины бойцы, караулившие лазутчиков в ближайшей к Везенбергу деревне, возле засек. Троицу пришедших от орденцев перехватили в самой деревне, когда встретивший их по договоренности местный староста вел их к себе. По свистку деревенские мужики выпустили из переданных им луков пару стрел да начали закидывать их из-за заборов чем под руку подвернется, близко не подходя, староста отскочил под шумок, а троица наших бойцов кинулась в рукопашную. Почти чисто взяли – один из ливонцев, будучи здоровее других (и, видать, поопытнее), кроме тесака имел еще и тонкий кинжал из хорошей стали, вроде мизеркордии, которым и пробил кольчугу одного из бойцов отряда, прямо в сердце… Его быстро уложили, да и остальные орденцы не долго прожили – и стрелки из луков не промахнулись, да и вообще, оставлять в живых их никто не собирался, быстро разговорили, узнали, что нужно, да и прекратили мучения неоднократно раненых, но в этой схватке размен прошел три к одному…
Так что двое вернувшихся привезли тело товарища и сведения. По ним был составлен новый план, и новая тройка, из тех, что освоили обращение с ракетами, ушла верхами до малой усадьбы, а оттуда на лыжах с ракетами на легких волокушах через леса к Везенбергу, так, чтобы точно не попасться на глаза патрульным орденцам, взяв в проводники одного из местных, пообещав ему оплату, как за троих ливонцев.
Князь, после осмысления последних новостей, все же решился, и посыльные мальчишки повезли по деревням новую весть о том, что, кроме объявленного ранее положения «вне закона» для любого члена Ливонского ордена, орден Красного знамени объявляет плату за любого орденца, живого или мертвого, лучше мертвого – «чтобы не гибли зазря людишки ливонские от их лап сатанинских». И добавляет к ранее розданному оружию еще луков со стрелами, забирать которые снова надо старостам. Для Седова все это выглядело вполне обычно, хотя, конечно, общее беспокойство от того, что ливонцы явно про них узнали и начали активное противодействие, у него было. Но вроде как это было ими заранее обсуждено, что так обязательно случится, вопрос только времени?… Оказалось, дело не только в этом. Как-то раз, на их вечерних посиделках, дождавшись, когда смурной князь останется с Семеном (почти все десятники были в разгоне, ожидая теперь появления орденцев со всех сторон их небольших владений), Николай Федорович поинтересовался, не упускает ли он чего в своих рассуждениях, ведь явно князя гнетет что-то.
И получил неожиданный ответ – действительно, с ливонцами все было ясно заранее, а вот увеличившаяся раздача оружия селянам, особенно луков, вызывала опасения. На просьбу пояснить, что не так, ему ответил уже Семен:
–Мы, старче, для местных еще не стали своими. Это если кто с русских земель пригнан или родители оттуда были, для них – да, да и то, посмотреть надо… Если бы хоть год-другой прошел, когда мы им земель прирежем, да оброк с барщиной уменьшим, а так – пока чужаки и есть… Так что, как ты сам давеча говорил, одна стрела из леса – и все…
Князь кивнул, а Седов, действительно, вспомнил старый разговор, что пока не нужно князю выделяться… Тогда у местных селян луков с копьями не было, и опасаться надо было только орденцев, а как повернется сейчас – с этой стороны он на ситуацию не смотрел. На уточнение, а как оно с этим на русских землях, он получил прямой ответ, что никогда крестьянам оружие князь не раздает, кроме поселений совсем уж на рубежах – не положено им оно, не по чину! На вопрос о Никодимыче, имевшем целый арсенал, было сказано, что исключения всегда есть, так, старые дружинные воины, на покой ушедшие, конечно, оружие свое имеют, да дети боярские – самые бедные владетели земель, из однодворцев да иных небогатых, тоже. Охотники еще, но там другое. Казаки тоже… Но крестьянам – только в ополчении разве копье дают, ну так и толку с того ополчения… Они, когда обсуждали дальнейшее свое житье здесь, с его же подачи, собирались от такого порядка отойти и сразу молодежь кое-каким ухваткам да приемам обучать, да оружие после того выдавать по селам, а вот выходит так, что сразу надо это делать, оттого и сомнения… Князь кивнул снова, и Седов, поблагодарив за разъяснения, ушел озадаченным, и еще пару ночей ворочался дольше обычного, обдумывая новые расклады. А потом новые события заставили на время отложить эти раздумья.
На четвертый или пятый день после того, как разъехались мальчишки с новыми объявлениями князя, приехал староста одной из деревень, что стояли ниже по течению Пярну, и привез на санях… тела трех орденцев. Его встретил еще на тракте дозор, сопроводил для порядка к замку, так что попал он сразу к князю и рассказал следующую историю. Левая сторона его лица при этом представляла собой сплошной синяк, а на правой был свежий порез, и поэтому Седову (который был здесь же, ясное дело), сперва показалось, что староста ранен – но нет, выяснилось, что это у него речь такая, неторопливая, обстоятельная, с растягиванием гласных… Так что кто у него был в предках, становилось ясно практически сразу, с учетом его почти белых волос и светло-зеленых глаз.
Говорил он долго и медленно, а вот дело вышло короткое и резкое. Феллинский кастелян, узнав от своих разведчиков, что, похоже, вся ушедшая с комтурами полусотня лежит в небольшом овражке рядом с трактом (и комтуры сами как бы не там же), озаботился уже всерьез. Были снова разосланы по всем дорогам конные десятки, только недавно вернувшиеся на зимние квартиры после ловли банды, а магистру ушло донесение о бунте на всем севере Ливонии, да и во все крупные ближайшие поселения ускакали гонцы с этими же вестями. Если в Дерпте и южнее было все спокойно, то уже в Пряну, в самом городке, гонцы узнали и о нападении с поджогом, и о странных слухах… А на сам север кастелян отправил людей, с задачей пройти не в лоб, а по лесам да малым дорогам, да разведать толком, что там на самом деле творится и кто те бойцы, что уже прилично орденцев побили (в бандитов и крестьянский бунт ему уже особо не верилось).
Тройка из таких лазутчиков и вышла (видимо, по реке) на деревню. Бойцы оказались резкие и опытные, прошли незаметно, а селян ни во что не ставили, поэтому заявились сразу к старосте, дали по морде ему да бабе его, и стали жестко расспрашивать… Скормил бы им староста ту же байку, что прошла возле Везенберга – о неизвестных людях большим числом в железе, может, и сошло бы ему с рук… Да был в деревне за пару дней до того мальчишка-гонец с новыми вестями от князя, а оружия они еще с первой поездки в замок пару комплектов привезли. Так что пошли деревенские мужички старосту выручать – какой ни есть, а свой… Орденцы не испугались, а, вытащив старосту на крыльцо (с приставленным к горлу ножом), стали обвинять собравшихся в бунте, с призывом немедленно разойтись в ожидании справедливого наказания, а не то всю их бунтарскую деревню перепорют да халупы их спалят.
Месяц назад – так и вышло бы, да больно уж многое случилось за этот месяц. Может, и сейчас бы как-то иначе прошло, да жил в этой деревне мужик один, которого лет семь назад с Литвы пригнали, а родную его деревню при этом сожгли. Был он замкнутым, и толком никто не знал, как там все вышло, но вроде как сгинула у него вся семья – то ли сгорели, то ли не дошли… Так он бобылем и жил. Оружие ему на раздаче от нового Ордена не досталось (нашлись покрепче), но, как услышал он про «спалить деревню» – так заревел и кинулся на этих троих с малым ножиком… Те, хоть и в кольчугах были, и вроде как готовились ко всему – не ожидали такого, да и староста успел извернуться и даже подтолкнуть с крыльца пару орденцев в кучку набегающих мужиков…
Тела орденцев, сейчас задубевшие на морозе, наглядно показывали, что тяжелое дробящее оружие (дубины) в руках людей, привыкших к тяжелому же крестьянскому труду – аргумент в любом споре весомый, смертельный… Привезший их староста винился, что живыми взять не смогли, и интересовался насчет награды… На вопрос же, что стало с тем мужиком, и сколько еще погибло либо было поранено деревенских, ответил, что сам Михась (так его звали) принял в своем рывке на свое тело сразу два тесака орденцев, чего (при полном отсутствии защиты) тут же и не пережил, а из остальных, кроме него, никто и не пострадал, считай, разве что кое-кому в запарке своими же дубинами досталось. Удивленное молчание князя, Семена и других, кто рядом оказался, сказало Николаю Федоровичу лучше многих слов, что случай это редкий, и дальнейшие расспросы, которыми эти опытные воины пытались у старосты точнее выведать, как оно все происходило, так сказать, на местности, это только подтвердили… Старосту отправили сперва к Милане, и та все же наложила ему примочку на лицо (да с собой дала), а потом они долго и обстоятельно торговались с Федором и Семеном – что получат деревенские в награду. Да за привезенное орденское оружие и броню, да как бы стрел да копий взять побольше, а тесаки отдать – не умеют ими мужики пользоваться-то, как вышло… Договорились, и оставленный в замке ночевать староста получил и оружие, и награду, которую должен был поделить на тех, кто участвовал в стычке, и свою долю, как старосты – десятую часть сверх того, что получат непосредственно те, кто орденцев убьет либо захватит (о чем тоже мальчишки в деревнях говорили)…
На следующее утро он уехал (вроде бы, уже со спавшей опухолью и довольный), а Седову пришла в голову идея. Лучше поздно, чем никогда, и к обеду он подошел к князю… Тому понравилось, но захотелось обсудить с десятниками, те были в разъездах… Но дня через три Михайла повез в ту деревню крест, который и был установлен там на свежей могиле Михася. На нем была вырезана их орденская звезда с крестом да надпись «Михась-литвин», а самое главное – Михайла отвез селянам весть, что Михась их был внесен в список отряда, с князем пришедшего, да в церкви, где имена погибших бойцов их хранятся, дощечку с его именем добавили. Да обмолвился еще, что, будь у Михася жена, так награда его досталась бы ей, как оно у них положено… Староста с еще парой мужиков вернулся с Михайлой в замок, чтобы убедиться в том (дав Седову еще одно подтверждение, что некоторые прибалты бывают очень уперты), уточнял у Ефима про запись, дощечку в церкви разглядывал – а потом долго кланялся и князя благодарил… А еще через пару дней из той деревни пришло сразу пятеро мужиков – записываться в отряд… Семен, поговорив с ними и проверив общую подготовку, одного все же оставил в самой деревне, а четверых взял. И тут уже не Николай Федорович, а Ефим подсказал князю, и те же мальчишки на лошадках разнесли по всем деревням и эту весть – как пришли в то село орденцы, и что из этого вышло… Приток мужиков в отряд, прекратившийся после того, как все, имеющие к орденцам старые претензии, в замок пришли, после того возобновился. Да и из тех лазутчиков, что кастелян Феллина посылал, удалось взять кого мертвыми, а пару в разных местах живыми, но поранеными. Не везде получалось это малой кровью, но в итоге князь о том, что орденцами он раскрыт, и ищут они подходы к замку, узнал.
