Женщины и звезды

– Ты женат, Алик, – напомнила Оля, но это не остановило поток признаний.

Почему-то главным доводом Оли стало «ты женат», а не «я не люблю тебя».

– Сегодня женат, а завтра разженат, – воскликнул Алик с сумасшедшинкой в глазах, по которой легко диагностировать готовность к безрассудным и даже безумным поступкам.

– Но я люблю другого мужчину, – осторожно обошла Оля «я не люблю тебя».

Алик был единственным её знакомым мужского пола, который знал о Мужчине её Мечты.

– Нет, надо просто войти в ту же реку… И плыть…

– Но я не могу войти в твою реку.

Дома пили мускатное вино. Много вина.

Уходить уже не хотелось.

Пили и тихо разговаривали, хотя все равно Татьяна Валерьевна слышит плохо, а тем более, если спит.

– Я уже говорил с сыном, – нёс Алик, что у трезвого на уме.

– О чём?

– Как о чём? О разводе, – удивился Алик.

– О разводе?

Но ещё больше Оля удивилась тому, что всегда такой сдержанный Алик положил ей руку на колено и, явно, не собирался этим ограничиваться.

«Извини, что я так назойливо ухаживаю за тобой», – неловко бормотал Алик.

– Это не ухаживание.

– Это акт насилия, – нашел адекватное название и Алик.

– Я позову Татьяну Валерьевну.

–Зови, кого хочешь, – не собирался сдавать отвоеванных позиций Алик. – Милицию, МЧС, Татьяну Валерьевну. Она ещё поможет… МЧС вызвать.

Алик решительно сбросил с себя очки, а затем и всю остальное.

«Сколько можно о тебе мечтать!» – провозгласил он почему-то победно, сдирая с Оли ажурные трусы, по-зимнему закрытые, потому что демонстрировать, а тем более снимать их в новогоднюю ночь не предполагалось.

Платье Оля сняла сама, потому что проще было уступить.

– Какая красота, – обомлел Алик перед упругой пышной грудью Оли. – Я так её и представлял.

И резко опрокинул Олю на диван, так что помпон крольчонком прыгнул Оле на лицо.

– Колпак! – расхохоталась Оля громко, истерично, так, что даже в соседней комнате заворочалась, закашлялась Татьяна Валерьевна. – Ты мечтал когда-нибудь переспать со Снегурочкой?

Смешинки-сумасшедшинки проникли и в пьяное сознание Алика. Они смеялись, обнявшись, до слез, до боли лицевых мышц, пока в комнату не вернулась реальность. А реальность была такова, что орудие несостоявшегося насильника висело, как снегурочкин колпак.

Оля сняла головной убор и надела платье.

– Я застрелюсь, – пригрозил Алик, хотя стрелять, конечно, не умел. – Нельзя было столько пить и столько смеяться.

– К лучшему, – нервно набрала Оля единственный номер, который знала наизусть, потому что из одинаковых цифр, «с Новом годом!» поздравила девушку-диспетчера такси, прежде, чем назвать адрес.

Точно в компенсацию за холод первой январской ночи рассвет перепушил все вокруг в снег и прах.

Растерянный и все же счастливый Алик посадил Олю в такси.

– Мамусик расстроится, что ты так рано уехала…

Оля почувствовала себя виноватой, и стало вдруг жалко Алика.

– Она очень любит тебя…

3.

…Оля проснулась от неприятного ощущения. Снилось что-то странное. Какое-то длинное черное платье и этот колпак. Да, колпак. С утра она зачем-то водрузила его на большую игрушечную лису – давний подарок поклонника, о котором Оля вспоминала очень редко и только по случаю. Он говорил, что жизни без неё не представляет, а она любила другого, женатого, а любовь мальчишки, причем, на год моложе её, висела камнем на шее. А войти в реку с камнем на шее и плыть было невозможно.

– Невозможно, – сами прошептали губы.

Лиса жалостливо смотрела со шкафа и усмехалась, высунув алый язычок. За этот взгляд и язычок Оля не смогла вышвырнуть, отдать, вернуть лису с остальными подарками безответно влюбленного.

– Почему так бывает? Почему так бывает? – билась в голове одна-единственная мысль, как усталая птица в клетке «а вдруг да откроют?» Так бывает. Как птица…Прошлым летом к ним в природоохранный центр залетел белый попугай. А до этого голубь. А ещё до этого кто-то нашел и принес к ним ёжика. Животные как будто чувствовали, что здесь о них позаботятся.

 «Год зайца, а колпак на лисе», – суеверно встрепенулось что-то в душе, и вспомнился сон: Оля ушла в монастырь или кого-то искала там, или пряталась от кого-то… Да, от него… даже мысленно Оля не хотела называть его имя, а хотела, наоборот, забыть, забыть, забыть… Но чем больше она хотела забыть, тем глубже тот, чьего имени она не хотела называть даже мысленно, врезался в память, в чувства, в ощущения… Он был всё время в ней, как мягкая игрушка-талисман, этакий пушистый зайчонок, делал то, что она хотела, называл её ласковыми именами… Она постоянно слышала его голос… и там, в монастыре, он звал её … но в келью или обратно? Скорее, в келью, ведь на Оле уже была ряса. Значит, она – монахиня.   Ряса, свисавшая спереди до пола, сзади неожиданно обрывалась коротенькой юбчонкой, которой ещё более легкомысленный вид придавали высоченные серебряные «шпильки», но туфли тоже можно было видеть только сзади.

Но самым неожиданным были не они, а помпон, свисавший на спину с колпака.

– Мак… – хотела Оля называть того, кто звал её, по имени, и проснулась.

А может, разбудил телефон.

SMS. Короткий сигнал, а разбудил. Короткое сообщение «С Новым годом, Оля». В стиле Максима, Мужчины её Мечты. В сорок с небольшим выглядит почти на шестьдесят, глаза голубые, как у волка. Один из лучших фермеров России, между прочим. Интересуется передовыми технологиями и, в частности, экологией. Любит свою малую родину. За это Оля особенно его уважала. Уважает жену. (И за это /ничего не поделаешь/ тоже).

И метания между верностью жене / «Мы чуть не обвенчались, но она заболела»/ и законсервированной в начальной стадии, по-прежнему платонической любовью к Оле были особенно трогательны, потому что творились в душе такого волчары.

Вот бы так в новогоднюю ночь появиться перед ним Снегурочкой. И растопить. Ведь не повенчались же, что-то помешало, значит так надо. И, с другой стороны, это передающееся от бабушке к маме, от маме к дочери «на чужом несчастье счастья не построишь».

Ещё SMS. Эта пришла ещё ночью. От разобиженного, но не потерявшего надежды воздыхателя.

«Желаю тебе творить, творить, творить и творить». Оля улыбнулась и в душе её игриво мурлыкнуло «натворю».

Ведь свободен же Гена… Свободен. Но неинтересен. Так что и воображению не в удовольствие лишний раз его рисовать. Такой обыкновенный, среднестатистический, без метаний. И любит не очень. Так, сим-па-ти-зирует. Очень нужна его симпатия!

Алик позвонил вечером. Оля не ответила. Было неприятно, и не понятно, что теперь говорить. Алик звонил на следующий день, а потом ещё через день с незнакомого номера, потому что Оля по-прежнему не отвечала.

– Почему ты звонишь с другого номера?– узнала Оля голос.

– Потому что ты не хочешь со мной говорить, а я скучаю… Когда мы увидимся?

–Зачем? – холодно спросила Снегурочка.

– Потому что я люблю тебя, потому что…

– Алик, ты женат. Ты. Женат, – снова напомнила Оля.

– Женат, – совсем расстроился, растерялся Алик. – Но я пытался тебя разлюбить. Пытался… Но… ты знаешь, я хотел бы ещё девочку…

– Девочку?

– Да, дочку… Я даже вижу её. Она высокая и стройная, красивая, сильная, с темными волнистыми волосами, похожа на мамусика в молодости. Только ты сможешь её родить! Даже имя придумал…

– Какое, – почувствовала, как к глазам подступают слёзы, Оля.

– Лия…

– Лилия?

–Нет, Лия… Лия…

– Твоя жена тоже может её родить. А я не хочу разбивать семью. И я не люблю тебя, – Оля снова поймала себя на том, что привела как главный довод «женат», а не «не люблю». – Да, ты мне нравишься. Но не как мужчина. Как друг. И ты сам знаешь, если бы я не выпила столько, я никогда не позволила бы тебе зайти так далеко.

– Прости, – уронил в трубку Алик.

Нажал отбой. Тишина.

Темно. Вечер. Надо был включить свет, а не хочется. Оля сидела, вжавшись в спинку кресла, обхватив колени руками, и ни о чем не думала. Только время от время в сознании откуда-то издалека куда-то звал мужской голос. Не Алика. Максима. Но ведь он тоже женат и даже не обещал развестись. А если бы обещал? «Я не хочу разбивать семью», – насмешливо уличила Оля саму себя. Дочка. Лия. Оле вдруг стало жаль себя – то поганое чувство, которое она гнала от себя, как комариную стаю. Но сейчас оно застало её врасплох и облепило со всех сторон.

Комаров было много. «Откуда комары, ведь зима», – подумала Оля и встала, чтобы включить свет, но вместо этого подошла к окну, отдернула тюль. Комары растаяли. Показалось. Какие комары могут быть в комнате? И снежинкам не место в тепле. Видимо, ветром навеяло, ведь – порыв холодного воздуха – балкон не закрыт. Вот откуда комары.

Оля посмотрела наверх, откуда сыпалась прекрасная белая напасть, и едва не вскрикнула. С крыши соседней пятиэтажки спускалась по веревке девочка, а ветер раскачивал её, как будто огромный маятник ритмично метался от мгновения к мгновению.

«Она же упадет», – поймала Оля сигнал SOS, а руки её уже держали девочку, ставили на заметенный снегом балкон, неожиданно сильные и ловкие.

 Сердце спасительницы все ещё билось так, что трудно было дышать и невозможно вспомнить-представить, как какую-нибудь минуту назад ей удалось исхитриться в какую-нибудь долю секунду поймать, удержать девочку за руку.

И теперь спасенная стояла посередине комнаты, упершись взглядом в пол. Девочка была крупная и полная, с жидкими светлыми волосами и немного грубыми, но приятными чертами лица. Оле показалось, что где-то она её уже видела.

– Как тебя зовут? – спросила Оля и погладила нежданную гостью по голове.

– Лия, – ответила девочка, все также глядя в пол.

Оля вздрогнула. Лия была похожа на… да, на Максима.

– Разве у меня есть дочь? – удивилась Оля, обнимая Лию, и проснулась.

В комнате было уже совсем темно, но свет включать не хотелось. Рука сама потянулась к ноутбуку.

Новое сообщение в «ящике». От Алика.

Сообщение было длинным и самообличающим. После долгих укоров в собственный адрес и восхищенных – в адрес Оли Алик просил прощения.

«За одну ночь я потерял твою дружбу, уважение, даже доверие, – писал он. – И только теперь понял, что это и было счастье. А теперь на смену ему пришло ощущение беды».

Оля хотела что-то написать, но пока не знала, что именно… Нет, лучше позвонить. Когда-нибудь. Просто так. Как будто ничего не было, тем более, что ничего и не было. Сон о Снегурочке. Просто сон.

Не дочитав письма, Оля перенеслась на «Одноклассники». Система выдала: на сайт вошел Максим. Оля подвела курсор к фотографии. «Вы действительно хотите удалить этого пользователя из друзей?» Да. «Вы действительно хотите добавить этого пользователя в игнор-лист?». Да.

Оля выключила компьютер и включила свет.

В этот вечер лиса в колпаке смотрела на неё как-то особенно, дружелюбно и ласково.

СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ

1

Невидимые руки складывали в небе мозаику из переменчивых радуг. В ней было все – истории людей, городов и целых народов. А внизу был снег, много снега.

Все это нельзя было передать словами, но имело название. Только какое?

Мозаика сверкала, переливалась, и теперь там наверху бурлила настоящая жизнь, а здесь, на земле, только ее отражение.

«Северное сияние», – услышала Эйо голос. Голос шел откуда-то изнутри. Из самого сердца.

«Северное сияние», – повторила Эйо и проснулась.

Африканское солнце пробежалось лучами по вершинам пальм и смотрелось в озеро, за которым жили пигмеи. Папа говорит, они ловкие охотники, а он знает все на свете, потому что вождь племени.

Вечером, когда он вернется, она, Эйо, обязательно спросит у него, что такое северное сияние. Вот только как дождаться вечера?

Утром как обычно были занятия в школе.

Учитель мистер Буле учил их, школьников, как строить заграждения от львов.

Предмет, несомненно, важный, и все же гораздо больше Эйо нравилось, когда он рассказывал о свойствах целебных трав.

Она мечтала стать врачом, но пока никому не говорила об этом, даже родителям, братьям и сестрам.

–Мистер Буле, – вкрадчиво спросила Эйо, когда он многозначительно замолчал после того, как сказал, что дикие звери принимают страх за агрессию и всегда чувствуют его. – А что такое Северное Сияние?

–Северное сияние? – удивился мистер Буле и засмеялся. – Северное сияние – это далеко, на севере, где много снега. Ты знаешь, что такое снег?

–Я видела его во сне, – ответила Эйо.

Почему-то она точно знала, белые пушистые хлопья из ее сна, похожие на пух птенцов павлинов, это и есть тот самый снег, о котором спросил ее учитель.

2

Тигр был таким маленьким, что сначала показался Тиму огромным котом, но нет, хищник был не так уж и мал, и уводил почему-то не в сторону джунглей, а вглубь деревни и остановился возле небольшого дома, рядом с которым сидела темнокожая женщина.

–Это ваш тигр? – спросил Тим.

–Да, – ответила женщина. – Я взяла его с собой. Мой Сохо подарил меня другому мужчине, а тот своему другу-путешественнику, который и привез меня в Россию.

Тим хотел погладить тигра и проснулся.

Который день за окном сыпал снег. Вчера была такая метель, что пришлось даже остаться на ночь в кинозале вместе с другими посетителями вечернего сеанса.

Работники кинотеатра относились к таким вынужденным задержкам с пониманием, они ведь и сами не могли выбраться наружу из-за заметенных дверей, угощали бесплатно чаем и крутили кино до утра.

Один из фильмов был об Африке, и теперь она вернулась во сне в образе темнокожей женщины с ручным тигром.

Телефон зазвонил. Тим поморщился – нужно бы сменить мелодию вызова. Звонили из журнала «Adventures», с которым он, фотограф и неутомимый искатель приключений, сотрудничал уже несколько лет.

В этот раз он обещал сделать такие кадры с Северным сиянием, какие до него не делал никто, но оказалось, поймать это сверкающее чудо – примерно то же, что ухватить за хвост жар-птицу – нужно не только желание, но и удача.

Северное сияние предугадать невозможно, как невозможно предугадать, например, любовь или вдохновение, хотя и то, и другое в принципе можно предвидеть. Совсем иное дело – хороший праздник; его не только можно, но и нужно планировать, и вишенка на этом торте, конечно, хороший фотограф.

Вечером обещали веселье, а пока тянулись северные будни, в которых была своя красота – суровая, лаконичная. Даже дома здесь сдержанных цветов, и люди тоже спокойны, основательны, но если веселятся, то от души.

–Сможешь сегодня поработать на шоу ледяных фигур? – спрашивал редактор журнала.

–Я вечером туда и собирался… – ответил Тим.

–Вот и отлично. Нужно будет сфотографировать одну модель в образе Снежной Королевы на обложку журнала.

3

Огромные белые тигры охраняли снежную крепость-дворец, возле которой красовались павлины, выпячивали грудки пингвины, звенели мерцающие паруса бригантин, казалось, замершие на n-ное количество веков от ледяного дыхания Севера.

Невидимые руки складывали в небе мозаику из переменчивых радуг. В ней было все – истории людей, городов и целых народов. А внизу был снег, много снега.

Мозаика сверкала, переливалась, а снизу вверх на это переменчивое чудо смотрела Снежная Королева и смеялась – в серебристо-белом платье, с улыбкой, такой ослепительной, какая бывает только у женщин с очень темной кожей. Настоящие черные жемчужины. Как-то так и назывался конкурс красоты для темнокожих иностранных студенток, и одной из его финалисток стала эта красотка из медицинского вуза. Вместе с призом от журнала «Adventures» – туром по русскому Северу- она получила приглашение поучаствовать в необычной фотосессии на шоу ледовых фигур.

–Я так давно хотела увидеть северное сияние, – улыбнулась Эйо.

Тим нажал кнопку спуска затвора фотоаппарата и улыбнулся. Он только что поймал в кадр свою мечту.

ЖЕНЩИНЫ И ЗВЕЗДЫ

«… в 12 часов 30 минут на орбиту спутника Земли вышел космический корабль «Восток-6», впервые в мире пилотируемый женщиной…». Валя застыла у радиоприемника. За гранью земного притяжения девушку с таким же именем, Валентина, обволакивает мерцающая бесконечность. Июнь благоухал под окном жасминовыми ветвями, похожими на белые созвездия, а Валя вспоминала белые хлопья снега, ванильный запах сдобы и слова, сказанные тогда Валентиной Терешковой: «А ведь этот момент мы никогда не забудем …»

1. Небо…

Каждая из девушек, проходивших подготовку в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале, могла оказаться покорительницей звездных пространств. И кто знает, если бы по-другому раскрутилась рулетка судьбы, может быть, первой женщиной-космонавткой была бы наша землячка…

С такими мыслями я подъезжала к деревне Шуклинка, что под Курском, где живет Валентина Георгиевна.

В начале шестидесятых, когда бросили клич из Москвы, сотни спортсменок съехались в столицу. Но лишь два десятка счастливиц после строжайшего отбора проходили подготовку в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале. Среди них была и девятнадцатилетняя Валентина.

Рассказать подробности о днях, которые тогда патетически и небезосновательно назвали «днями великих свершений», Валентина Георгиевна согласилась неохотно.

«Столько уже об этом всего написано», – вздохнула она в телефонную трубку, но после долгих уговоров наконец сдалась: «Приезжайте».

Она никогда не рассказывала журналистам о том, как была всего в шаге от того, чтобы попасть в первую российскую команду женщин-космонавтов.

Дорога к звездам начиналась с областных аэроклубов. Впрочем, никто из подростков конца пятидесятых об этом еще не знал. Звало небо, звала романтика…

Занятия в аэроклубе начинались очень рано, и чтобы успеть на прыжки, учащаяся профтехучилища № 1 Валя Мыздрикова вставала в четыре утра.

Да разве одна она была такая?

Но этого было не объяснить строгой тете. Конечно, Валя знала, что строгость эта напускная и сродни материнской заботе. Да по сути Варвара Борисовна и была для Вали второй матерью. В шесть лет девочка осталась круглой сиротой, и если бы не забрали ее дядя с тетей в Шуклинку, у нее оставалась бы одна альтернатива – суровое детдомовское детство. Своих детей у приемных родителей не было, и все нерастраченное отцовское – материнское тепло досталось Вале, а заодно с ним и беспокойство о бесшабашной, озорной девчонке, которую так манило небо…

«Пожалуйста, не пишите обо мне, – упрашивала восемнадцатилетняя Валя в шестьдесят первом году корреспондента «Курской правды», делавшего репортаж об аэроклубе. – Вдруг тетя узнает, что я с парашютом прыгаю!»

Просьбу юной спортсменки журналист исполнил. В газету просочилось лишь несколько лаконичных строчек.

Но тетя и дядя узнали тайну племянницы все равно… Они догадались, что, по-видимому, все у нее было гораздо серьезнее, чем просто прыжки с парашютом.

Торопливо, но четко Варвара Борисовна переписывала московский адрес, не подозревая, что переносит на первый лист старинной кулинарной книги секретные сведения. Командировочное удостоверение Валентины ее вторая мама случайно, а может быть и нет, обнаружила в ее сумочке. Кому и зачем понадобилась их девочка в Москве?

Добиться между тем чего-то более или менее вразумительного от упрямой Вали так и не удалось.

«Еду на спортивные сборы», – вот и весь ответ.

Девушка еще и сама не понимала, что ей выпал счастливый шанс, когда инструктор обыденным голосом вызвал ее на проходную. Валю пригласили в столицу. Новость вызвала ощущение легкого озноба. Это было то самое особое предвкушение того, что выпадает на долю лишь немногим. После полета Гагарина страну охватил космический ажиотаж, и предвкушение встречи со звездами, предвкушение неба проникало повсюду.

Трех девушек из курского аэроклуба уже вызывали в столицу. Все три – мастера спорта, но по состоянию здоровья отбор не прошли. А у девятнадцатилетней Вали было за спиной только пятьдесят прыжков.

Сведения о том, что в России набирают первую женскую группу космонавтов, еще недавно казавшиеся научной фантастикой, теперь просочились в Америку. Каждая минута пульсировала ожиданием нового прорыва к звездам, того, что на этот раз его совершит женщина.

Валя ждала подтверждения из Москвы. Иногда все происходящее казалось зыбкой игрой обстоятельств. Путаницей.

Но однажды, когда Валя в очередной раз приземлилась с парашютом, ее вызвал замполит.

«Бери купальник, спортивный костюм и ничего лишнего в дорогу», – напутствовал он спортсменку.

Гостиницу для участниц испытаний Валя нашла не сразу. Невзрачное здание на Первомайской, куда направили девушку, недвусмысленно оповещало о своем назначении бесхитростной вывеской «Кладовая».

«Что вы ищете?» – спросила Валю женщина у входа.

– Гостиницу.

– Открывайте.

Кладовая оказалась той самой гостиницей. А вечером того же дня в дверь вошла девушка в желтом платочке и синем пальто. Ее тоже звали Валентина. Валентина Терешкова.

Впереди девушкам предстояла неделя с лишним кропотливейшего медицинского обследования. А после самых здоровых из них ждали тренировки в Центральном научно- исследовательском авиационном госпитале.

В госпиталь Валя ехала вместе с Валентиной Терешковой.

Ранние зимние сумерки опускались на московские улицы с хлопьями снега. Девушкам было весело от огней, особенно ярких в морозном полумраке, и от такого близкого неизвестного-неизведанного. Радостное волнение спортсменок передавалось случайным попутчикам в автобусе и в метро. Как будто сговорившись, на жизнерадостное: «Как добраться до Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя?» все, как один, интересовались с доброжелательной улыбкой: «А вы, наверное, медсестрички?»

По дороге девушки купили по булочке за пятнадцать копеек – неизвестно, когда еще покормят в авиацентре. (Покормили сразу же и досыта).

А пока снежинки падали на булку и таяли вместе с ванильной сдобой на языке. Девушки остановились у высоких ЦНИАГовских ворот. Что-то необъяснимое промелькнуло вдруг в глазах у Вали Терешковой, какая-то мысль, внезапное озарение, но в глазах ее поблескивали озорные искорки.

– Валя, а ведь этот момент мы никогда не забудем… – неожиданно произнесла будущая первая в мире женщина-космонавт.

Может быть, это было предчувствие, а может быть, просто свойство воспоминаний наделять из будущего особым смыслом спонтанные мгновения прошлого. Может быть…

Но тогда обе девушки, обе Валентины стояли у больших железных ворот, которые на самом деле были воротами будущего. Их будущего.

Предполагаю: «Может быть, она что-то почувствовала? Что скоро полетит в космос?»

Валентина Георгиевна несколько секунд размышляет над моими словами, потом неуверенно продолжает:

– Думаю, и она до конца не верила, что выберут ее. Рентгеновский снимок показал, что у нее одна почка больше другой. Но, к счастью, как потом выяснилось, это ее врожденная особенность.

В госпитале начались настоящие испытания. Самое страшное из них девушки называли «ГЕСТАПО». Это и правда напоминало садистскую пытку, заставляло забывать обо всем на свете и напрочь терять ориентир во времени и пространстве. Испытуемую пристегивали к длинной плоскости, которая поворачивалась сначала на 45 %, потом вертикально и так по кругу.

«Все показатели очень хорошие!» – заключение было почти сенсационным. Она, Валя Мыздрикова, висела вниз головой на «гестаповском столе», а давление, пульс были в норме, как будто она неспеша прогуливалась по лесу. Врач вышел из помещения поделиться радостью с остальными.

– Вот оно, настоящее космическое здоровье! Именно такие советские девушки, выносливые и сильные, однажды полетят к далеким Галактикам!

А Валя в это время задыхалась на столе, воплотившемся в ее сознании в изощренное орудие пыток, а врач все не приходил…

Зато когда заканчивались тренировки и исследования, начиналось самое интересное.

В ЦНИАГ приезжали и композитор Людмила Лядова, и звезда оперетты Татьяна Шмыга, и другие звезды. А как-то, услышав от врача восторженное: «Девочки! Идите посмотрите! Титов пришел!», Валя Мыздрикова удивилась: «А что на него смотреть? Он каждый день к нам приходит».

Человек с такой фамилией каждый день сопровождал девушек, одной из которых предстояло лететь в космос.

– Да не он! – улыбнулся врач. – Герман Степанович.

– Неужели сам Титов? – высыпали девушки навстречу ему.

Космонавт оказался удивительно прост в общении. Правда, к идее запуска в космос женщины он относился неоднозначно.

«Это очень серьезно. И опасно», – в голосе космонавта Вале слышались те же заботливо-нравоучительные интонации, те же, что и в голосе тети, когда она предостерегала ее, непутевую свою племянницу, от высоты.

На территории ЦНИАГа девушки жили в отдельном помещении по двое-трое в каждом номере. Соседками по комнате Вали Мыздриковой оказались Анна Пивоварова из Коломны и сама Валентина Терешкова.