Джин в наследство

– А с нашим гарнизоном что теперь будет – вон громят все. И штаб развалили, и продовольственный склад? – Спрашивали из толпы.

– Держаться будем! – Озвучил решение замполит. Помолчал и добавил, – Коммунисты мы или нет?!

Народ загудел, и Маня поняла надо уходить. Она не вступала в ряды КПСС, и в числе ее многочисленной родни никто не обзавелся членским билетом. Правда вполне мирно сосуществовала с коммунистами, брала у многих интервью. Даже у нынешнего президента, когда тот работал под Собчаком в Питере, и у Матвиенко тоже, в боевые комсомольские времена Валентины Ивановны. Карьера в те времена прилагалась к партбилету, а идейные Мане не встречались.

Петляя по тропинке, Маня удалялась от почты, и приближалась к жилому дому, куда перед школой родители привезли Глеба. Еще две недели назад он крепко стоял на фундаменте, правда без окон и в плотном окружении кустарника. А теперь превратился в груду разбитого кирпича. Ей было жалко дом. Ну по какой такой важной причине разбивают полуметровые стены из добротного красного кирпича?

Лет шест назад она была в гостях у художника в восточной Европе, он совместил открытие выставки с новосельем в новом доме. Такой же из красного кирпича с толстыми стенами и сводчатыми окнами. Художник выкупил древнюю конюшню у муниципалитета всего за 500 евро. Не потому что был сватом или братом местного главы, а потому что представил в городском собрании подробный план реконструкции. Оборудовав в доме жилые помещения, камин, мастерскую и бассейн, он оставил внешние стены такими какими их запечатлели старые фотографии. Художнику не разрешили обносить участок забором, и объявили, что на поле перед домом будут пастись лошади. За это он вправе брать деньги с хозяина стада. Выставка Мане не понравилась. Художник не писал картины, а промышлял инсталляциями. На глазах у Мани, старую железную лейку, с небрежно вырезанной из металла головой аиста в носу, купил какой-то безумец. Его не остановил даже неряшливый моток колючей проволоки, из которой художник-инсталлятор соорудил гнездо с функциями постамента. По обеим сторонам, опять же из проволоки с колючками, было выгнуто нечто, в чем зритель должен был увидеть крылья. Но воспринимать это как крылья можно было исключительно с большой натяжкой искривленного сознания. Пятнадцать минут назад художник Эвальд растолковал Мане, что аист птица вольная, далеко улетает на зимовку, а весной прилетает гнездиться на родину. Но восточная Германия долго жила за глухой стеной цивилизованного мира, настолько долго, что люди забыли каково это быть свободным. И как этот аист, продолжают жить опутанные коммунистическими догмами, как колючей проволокой. Спросил откуда Маня приехала, услышал, что из Латвии и сочувственно вздохнул: «Ваш случай еще хуже». Маня стояла у лейкоаиста, пялилась на грубый клубок проволоки, удивлялась почему автор не отдраил бок лейки от ржавчины. И наконец стала свидетелем продажи этого сомнительного произведения искусства за 59000 евро.... В Германии старинные здания не рушили. В Латвии тоже, они с Глебом часто ездили на развалины крепости в Добеле, где проходили певческие праздники. Философия местных звучала так – время разрушений ушло невозвратно, наступил период созидания. У кого как. Она немного постояла у груды разбитых кирпичей дома, в котором жили первые поселенцы гарнизона, отапливаясь дровяными печками и таская ведрами воду из колонки. Когда появились первые блочные дома, люди переселялись в них неохотно. Этот строили пленные немцы, дом был теплым, из окон не дуло, а вечный гул вертолетов почти не проникал через толстые стены. И вот теперь здесь груда кирпичей, из которых торчат круглые сухие бревна. Отличный строительный материал лежал под открытым небом. Говорят, что военные готовят гарнизон для передачи на баланс района, и здания с прохудившейся крышей никому не нужны. Расточительство конечно, но страна у нас богатая. Только люди в ней живут бедно.

Уже из леса, Маня услышала радостные визги детских голосов, она ускорила шаг – замешкается и муж застукает ее с мокрым купальником.

Лже-шпионы были на посту, Лена разговаривала с молодой женщиной, которая в ответ, то пожимала плечами, то коротко кивала. Маня знала – молодая мама с мужем еще семь лет назад приехала в гарнизон к дальним родственникам из Луганска. Муж исполнял в гарнизоне роль сантехника и мастера на все руки. Маня с Глебом сами приглашали несколько раз Андрея, он устанавливал розетку, менял газовую плиту, помогал вешать кухонные шкафчики. А на днях обещал вырезать и установит стекло на дверцу мебельной стенки. Визит рукастого луганчанина стоит недешево, оставит мастеровой недоделку дня на три, а явиться, чтобы устранить аккурат в то время, когда поспеет новая нужда в его хозяйственных талантах. Закончит, и на вопрос «Сколько с нас?», закатит глаза, улыбнется и называет цену: «Две тысячи хватит». Маня вздыхала, Глеб открывал портмоне и выдавал Андрею деньги. В очередной раз она даже пошутила:

– Меньше чем за две тысячи Андрей порог не переступит. – Но деваться некуда. Обустраивать с нуля пустую квартиру и одновременно жить в ней, по-другому не получится. Это у себя в Латвии они жили комфортно – все давно стояло висело и лежало на своих местах.

Когда Маня вышла из воды, Лена поблескивая на солнце сережками уже разговаривала с рыбаком. Пара смотрелась гротескно. Женщина в купальнике с алыми маками и мужик в высоких резиновых сапогах, брезентовой куртке с капюшоном, с рюкзаком за спиной, удочкой в руках и крохотным шпицем у ног. Палит солнце, рыбак переминается с ноги на ногу, а женщина засыпает и засыпает его вопросами…

Маня успела вытереться переодеться и уже с тропинки обернулась, чтобы посмотреть высвободился ли рыбак из цепких наманекюренных пальчиков. Нет! Стоял и плавился под палящим солнцем и вниманием симпатичной барышни.

По дороге Маня срезала куст осоки. Подарок Алиным котикам она завернула в полиэтиленовый пакет. Оставит его на тумбочке, а из дома пошлет соседке сообщение…

Муж сидел на кухне, и пока его телефон издавал бульки сообщений, Маня успела проскочить на балкон, развесить мокрое, и уже на кухне сообщила мужу последние местные новости:

– Почту бомбят. – Сказала и поставила на огонь кастрюлю с водой. Завтракать они будут ленивыми варениками.

На новость муж никак не отреагировал, он сосредоточено водил пальцем по экрану и дежурно спросил:

– Как самочувствие? Зарядку делала?

– Делала, все хорошо. – Машинально отвечала она, макая в кипяток ложку. Свекровь научила готовить ленивые вареники без муки. Замешанный с яйцом, сахаром и манной крупой творог, горячей ложкой следует подцепить, затем прижать к стенке миски для уплотнения и потом окунуть ложку в кипяток.

– Почту говоришь бомбят? – Муж наконец сменил телефон на вилку и вернулся в реальность.

– Ага. Телеграф сегодня без надобности, вокзала в гарнизоне нет. А почта пала под натиском техники. Очередная революция побеждает. – Продемонстрировала Маня осколки исторических знаний мужу.

– Разрушить почту для гарнизона и есть самая настоящая революция. Там был центр гарнизонной жизни. Рядом с почтой вход в гостиницу и ателье, мама туда относила мои брюки школьные сначала подшить, потом надставить. Портниха была большой мастерицей все умела. – Глеб вздохнул, взгляд его заволокло туманом воспоминаний.

Он в очередной раз рассказал, что в субботу из бани все шли в это кафе, кто выпить пивка, кто сок, кто просто поболтать. Он с младшим братом любил посидеть рядом с отцом за столиком и погреть уши. Взрослые травили байки, бывало говорили о делах. А в возрасте 11-ти лет, Глеб в этом самом кафе услышал историю, которую запомнил на всю жизнь. Летчик с похмелья приходит в кафе, голова раскалывается, официантка с блокнотом стоит рядом и предлагает на выбор: «Есть котлеты по-киевски с салатом и пюре». «Не хочу!», «Гуляш в сметанном соусе хороший «Не хочу, нет аппетита!», есть Антрекот, Солянка. «Пива тут тебе не будет, говори, что принести?». Летчик горестно вздыхает, и говорит: «Ладно, неси все – съем без аппетита!». Маня знала эту историю как анекдот, который отличался только героем, в Питере в корабельную столовую после увольнения приходил мичман. Про известный анекдот с бородой мужу она говорить не стала. Просто слушала и понимала, Глеба унесло в историю лет на 45 назад, когда вместо ухабистых дорог здесь лежал идеальный асфальт, обрамляли дорогу белые поребрики, ныне покрытые порослью поляны, были парками, в которых вовремя и аккуратно стригли траву. По ухоженным тропинкам гуляли мамочки с колясками, гоняла на велосипедах ребятня, редкие бабушки сидели в чепчиках на идеально окрашенных лавочках. Женщины, непременно при макияже и выходной одежде, направлялись в магазины к этой самой почте. Строение буквой «Г» совмещало все необходимое для нужд гарнизонных жителей. По воспоминаниям Глеба тетя Клава и Аля носили самые высокие в гарнизоне каблуки. Они с мальчишками даже спорили чьи выше. Магазины Маня застала уже с обрушенными крышами, в кафе на окнах остались решетки, но исчезли стекла. Через высокую траву к единственному действующему объекту вели узкие тропинки. Никого на каблуках она в городке не видела, да и перед кем форсить – бравые военные давно покинули эти места, оставив старожилов, вздыхая, вспоминать былое. Глеб тоже частенько погружался в прошлое, то его уносило в восьмилетний возраст, когда босиком он несся с утра к озеру, то выбрасывало в период отрочества, и остановившись у яблони он вспоминал своего друга, который жил на этом самом месте в финском домике. Под яблоней стоял стол, мать Генки Радова выносила для компании компот, а его отец всегда помогал чинить велосипеды, при этом требовал участия в процессе всех. Так бывалый прапорщик приучал молодую поросль к самостоятельности. Потом финские домики снесли, Радовы перебрались в квартиру блочного дома. Генка умер его родители уехали, а яблоня стоит на месте. Правда плоды у нее маленькие и червивые. За плодовыми деревьями нужен уход. Мужа прервал звонок, он послушал немного, пообещал приехать через два часа, отключился и сообщил:

– Надо сегодня забрать велосипеды, и ещё нам комод отдают. Нужен?

– Если сразу из квартиры, то да. – Маня замучилась убирать в мешках вещи на антресоли, а потом в поисках нужных, вынимать все оттуда, перебирать и запихивать обратно. Купальники она так и не нашла, этот пришлось покупать. Они выбирали на Озоне очередной, уже десятый вариант. Там требовалось указать размер бедер, талии и груди. Глеб обхватывал портняжной линейкой Маню, записывал показания и шутил:

– За женой требуется учет и контроль. Не смей ничего менять в параметрах!

После операции Манины размеры увеличивались, и судя по летним шортам они уже достигли ее привычных значений. В сантиметрах Маня не знала объема своей талии, теперь же это в цифрах занесено в специальный блокнот.

За чашкой кофе и с неизменной сигаретой, Глеб настраивал себя на поездку, из дома он всегда выходил тяжело. Они вспомнили свои велосипеды, оставшиеся в дровянике в Латвии. Бригитта дополнила гараж двумя детскими. Спасибо ей, подготовила дом к зиме, весной расконсервировала и уже с апреля живет там, взяв на себя расходы по оплате электричества и прочих коммунальных услуг. А им теперь подарят другое чудо двухколёсной техники.

– Куда мы их поставим? – вопрос не праздный. Балкон занят цветами, в прихожей два велосипеда не поместятся. Можно оставить в подъезде, но там уже стоит пять соседских.

Глеб шлепнул себя по лбу:

– Алин гараж, совсем забыл!

– Там надо хотя бы замок проверить. – грустно сказала Маня. Разобрать все, место подготовить.

Глеб согласно кивал, и набирал номер одноклассника. Эвакуацию велосипедов и комода решили совместить с шашлыками, и все перенесли на послезавтра.

Так еще на два дня откладывался старт марафона новых испытаний для их семьи. Маня боялась ушлых пугайловских адвокатов, а следовало опасаться сосем другого.

Глава 4

Глобальную роль в жизни Мани и Глеба с наступлением лета играл крохотный балкончик, строение шириной в шестьдесят сантиметров тянулось вдоль всей стены кабинета мужа. Накупив, по инерции двадцать кустиков рассады петуньи и два килограмма севка, Маня умудрилась рассадить все в балконные лоточки. И теперь развешивая для просушки купальник, она тянулась через подвесной цветочный бордюр, стараясь не повредить ни одного лепестка петуньи. Это дома, в Латвии, на одном балконе, прямо под бельевыми веревками стояло кресло, в котором сначала присаживалась Маня, а потом спал Косматик. На втором балконе помещалось кресло-качалка, три дивана на двух нижних верандах. Тридцать кашпо с цветами, дополняли сад вторым ярусом. Чтобы наверху все полить, раз в три дня, приходилось тратить целый час. Теперь с сокращением площади обитания, приходилось сокращать и урезать свои бытовые привычки. Параметры крохотной квартиры, сдерживали энергию Мани так, что волны ее хозяйственных намерений ударялись о бетонные стены, откатывались, метались по коридорам и выливались на балкончик. Избыток свободного времени позволял не просто отслеживать буквально по часам новости, которые родные СМИ, теперь уже не запрещенные, считали возможным сообщить своим гражданам. Муж и жена знали, с кем встречался президент Путин и что он сказал, подавая сигналы миру, какую очередную гадость придумали и озвучили Джонсон, Байден, Лиз Трасс, Бербок, милашка Макрон, и прочие персонажи кровавого мирового политического шоу. По улицам Донбасса и Лисичанска скоморох Зеленский раскидал в качестве сюрпризов мины-лепестки. Не лично, конечно финансирование его президентских номеров, позволило не просто создать огромную труппу, но и превратить страну с ее населением, в театр мировых военных действий. Не известно, как у других, но Маня для себя с удивлением обнаружила, что из потока новостей старается выбрать нейтральные, а лучше позитивные. Целую неделю перед Днем военно-морского флота они с Глебом не пропускали репортажи о том, как Санкт-Петербург готовится к военно-морскому параду. За силуэтами кораблей мелькали дома, в том числе, дом Маниного детства. Спуски к Неве, силуэты Адмиралтейства и Петропавловки. Сейчас в питерской квартире ремонтировалось все подряд, сама Маня старательно реабилитировалась после операции в затерянном гарнизоне. С помощью всяких телеграмм-каналов, она периодически прогуливалась по разным питерским местам. Но это как правило были экскурсионные маршруты. Теперь же, когда был затеян ремонт на удалёнке, строители баловали её картинками не только из собственной квартиры, но и вокруг дома на Петроградской. Оказалось, справа от выхода из парадной открыли уличное кафе. А перейдешь через Малый проспект, и в старом дворе новая часовня. Деловой центр с зеркальными окнами, аккурат напротив, на месте трех старых гаражей. Интересно. Месяц назад в Питере готовились к Алым Парусам, а теперь вот к морскому параду так, что гулять по городу можно было визуально. Объединяющим смыслом информационной недели стало то, что Морской праздник для Глеба – это парад в Севастополе. В детстве, Глеба и его младшего брата, мама каждое лето на 3 недели вывозила на море, именно в Севастополь. И всегда так, чтобы попасть на день Военно-Морского флота, и в живую посмотреть парад. Поэтому он всегда смотрел эти репортажи, как заядлый футбольный болельщик. – Маня, смотри! Мы с мамой стояли здесь! Мальчики давно выросли, но традиции ежегодных парадов связывали в памяти времена и годы. А сейчас, когда они волей судьбы поселились в городке детства мужа, особенно. На этом фоне атака на военный штаб в Севастополе стала прямо-таки прицельной новостью. Ночью Маня прочитала в дзене: «…бомбу сбросили с беспилотника», утром Глеб сообщил – пострадали шесть человек. Детали такого события пресса выдавливала в открытые от изумления рты россиян по капле. Эдакий информационный садизм. Ак человек думает – если под ударом оказался военный штаб легендарного города, то насколько же беззащитны люди, которые живут в небольших городах и селах. Там никто не выставляет вымуштрованный караул по периметру. И каждый караульный, особенно в штабе, знает на зубок устав, и два часа бдительной охраны объекта большая ответственность. Пропущенный там беспилотник – ЧП масштаба всей страны. Которое позволяет неокрепшим патриотическим умам усомниться в том, что армия на страже покоя ее граждан. А какой информационный повод, чтобы западные писаки от души оттянулись на разгильдяйстве в российских войсках. Муж кипятился, Маня рылась в новостных лентах. Пострадавших немного, ранения легкие. Но оценки ЧП в прессе нет. Почему событие замалчивается? Так же, как с военным кораблем Москва, о том, что в него попала бомба ВСУ, Глеб с Маней узнали от Витаса, российская журналистика долго молчала как партизан на допросе, а литовский приятель слал и Глебу, и Мане язвительные сообщения: «Корабль затонул почти в порту – это был шок.» И вот теперь атака на штаб флота, бабах на всю Европу и информационная тишина в отечестве. Недоумение, обида и тревога, поглотили их настолько, что оба забыли о планах. Напомнила Аля: – Ну что там в гараже? Маня уже затеяла борщ, стояла у плиты лицом к телевизору, перемешивала на сковороде лук с морковью, ждала момента, когда надо бросить туда уже нашинкованную капусту, а потом и нарезанную кубиками свеклу. Готовить борщ ее учили несколько человек, самый простой вариант от Жанки, в бульон с картошкой и капустой добавлялась сваренная отдельно и протертая свёкла. Быстро и вкусно. Бабушка требовала готовить борщовую заправку с соблюдением всех правил. Сначала следует жарить до золотистого цвета лук, потом 30 секунд подержать его под крышкой, следом морковь, помешиваешь пару минут, пропариваешь под крышкой. Открываешь, добавляешь капусту, пропариваешь, накрываешь и только потом наступает черед свеклы. Аля позвонила на стадии капусты. Так что, в гараж с первым деловым визитом Глеб отправился один. – Через час обед!, – под этот крик жены Глеб прихватил коробку с банками и шагнул за порог. За дверью остались ароматы и галдеж телевизора. Он спускался по лестнице и с каждой ступенькой чувствовал, какое-то внутреннее освобождение. На улице встречала зелень кустов, глаз отмечал цветущие стрелы, точно такие росли в их латышском саду, жена называла их Мальвинами, розовые и белые охапки гортензий. Пешком до гаража не больше пяти минут, Глеб свернул на тропинку и отметил, на земле яблоки. Здесь, где сейчас стоят два пятиэтажных дома, в его школьные времена стояли финские домики на две семьи. Жили в них как правило прапорщики, а те, в свою очередь, как правило были из Украины. Хозяйственные мужики, каждый, со своего входа в дом, разбивал сад. А гарнизонная детвора устраивала набеги воруя ради спортивного интереса то яблоки, то огурцы. Финские домики давно снесли, а вот яблони остались, Глеб наклонился и положил одно в карман. Он шагал по своему детству втягивая носом медовый запах, тревога отпустила, и он подумал – телевизор, это эмоциональный плен, в который они с Маней опять угодили. В Латвии они от телевизоров избавились. Скудность и предвзятость местных русскоязычных каналов, приходилось дополнять просмотром основных российских. Но год от года латвийские власти сужали русские информационные потоки, блокируя один за другим русские каналы. Однако недаром говорится – на всякого мудреца довольно простоты. Мастер приехал, установил на железном шесте у дома тарелку, рядом с телевизором водрузил коробочку, воткнул провода, пощелкал пультом и гордо сообщил – теперь целых 200 каналов. И русские, и украинские, и белорусские. Смотри не хочу. Взял 100 латов. Тогда по курсу, это было около 140 евро. Маня с Глебом смотрели только новости за ужином. Остальные каналы могли прорваться в их дом лиш случайно. Скоро удовлетворять свои новостные потребности Глеб с Маней стали по коротким информационным лентам в ютюбе, делфи, а на их взгляд важные, по подборкам. Теперь в двухкомнатной блочной квартире они водрузили целых два телевизора. События на Украине и расползающаяся по Европе отравляющая русофобия, все это дополненное новостями от знакомых, и оставшихся там друзей, складывались и анализировались. Глеб привык к кочевой жизни, а Маня скучала по дому, жила на съемной квартире «на одной ноге». Постоянно размышляла – продавать латвийскую квартиру, или нет. Бригитта убедила подругу оформить на дачу договор ипотеки, и каждый месяц согласно документу, перечисляла на счет в Шведбанке по 500 евро. Они копились, курс падал, а получить доступ к деньгам все не получалось. Альтернатив варианту, «поехать и тупо снять», не находилось. Они уже стали подумывать о продаже квартиры там, и покупке здесь, в гарнизоне. Но решиться пока не могли. Слишком крепко оказались привязаны их души к своему дому под Елгавой, и к стране, которая за 16 лет стала почти родной. Эти постоянные сомнения копились грузом на душе, а новостные ленты лишь добавляли тяжести… Вырвавшийся из телеплена Глеб не шел, а летел по тропинке, остановился по пути и снял дерево, выросшее из стены гарнизонной бани. Пощелкал еще вокруг, вспомнил как они с отцом поднимались по этому самому крыльцу каждую субботу, с березовым веником под мышкой. Крыльцо сохранилось, навес прохудился и вон дерево выросло прямо на стене. Мир меняется, но перестроенный дом это одно, а заброшенные строения с крепкими кирпичными стенами, казалось с обидой смотрят на людей, которым долго и верно служили, а те их бросили некрасиво стареть и безобразно умирать. – Когда я постарею, и меня свалит какой-нибудь недуг, спасать меня не надо! – Пару лет назад сказала Маня. – Я буду стараться чтобы этого не произошло, или случилось в момент, когда никого рядом не будет. И все же, – не спасай меня, прошу, я не хочу некрасиво стареть и безобразно умирать. Случилось, Глеб не опоздал, он ехал за скорой по пробкам и отстал. Только через полтора часа нашел Маню на каталке в приемном покое, она стонала на медицинской каталке прямо в куртке и сапогах. Полтора часа к жене никто не подходил и, похоже, даже укола никто не сделал. Рядом лежали какие-то бумажные листочки. А бабульки на стульях перед открытыми дверьми медицинского кабинета шептались: – Отходит сердешная. – Глеб перехватил взгляд старушки в сторону Маниной каталки и покатил ее прямо в кабинет, не обращая внимания на очередь. Поймал за руку мужика в белом халате, подтащил к жене… Уже потом лечащий доктор сказал – еще час-два и мы бы уже помочь не смогли. Да, потом ему вернули половину жены, глаза и щеки ввалились, кожа висела прямо на костях, на пожелтевшем лице она отходила слоями. Но эта половина могла говорить, и пусть медленно, но ходила. Это бала ослабевшая, растерянная, но его Маня. Он выхаживал бедолагу, отпаивал бульонами, возил на перевязки, выводил гулять. Тяжелое было время. Теперь все по-другому, напротив балкона целый березовый лес, ветки как волосы женщины, тянутся к земле и колышутся на ветру, вдоль дорожек высокие травы с медовыми ароматами. Когда он был маленький, траву косили, бордюры красили, дороги асфальтировали. И даже невозможно было представить, что трава способна подняться в человеческий рост. Глеб наконец вставил в замок гаража ключ. Много лет Аля здесь не была, но ключ повернулся легко. Глеб приподнял железную створку, отвел в сторону, зафиксировал ворота воткнув железный прут в мягкую землю, и вошел во внутрь. В помещении было пыльно, вдоль стен стояли несколько разобранных шкафов, смотровая яма в центре перекрыта досками, на трубе под крышей капот от старых жигулей. Там же на полках ряд ящиков с инструментами и запчастями. Железная крыша раскалилась, и в тени гаража стояла жара. «Банки с вареньем здесь оставлять не стоит, Аля говорила, что есть погреб. Кажется, лаз в него из смотровой ямы». Глеб принялся снимать доски и прислонять их одну за другой к стене. Он начал с торцевого конца, успел освободить добрую треть, но искомого лаза пока не видно, а Аля даже говорила о двери. Позже Глеб пожалеет, что так усердствовал в этих поисках, вскрывая пространство смотровой ямы, он искал вход в погреб, а согласно скрижалям судьбы, – собственными руками разбирал подступы к очередным приключениям. Опасным и непредсказуемым. Когда яма была открыта полностью, Глеб отправился открывать вторую створку гаражной двери. Может при свете он наконец обнаружит эту чертову дверь? Рядом в траве стрекотали кузнечики. На ветке березы напротив, раскачивались две вороны. Двери соседних гаражей заперты. Только у входа в дальний гараж на лавочке лежал, похрапывая мужик. Выведать секреты погреба было не у кого, он было собрался позвонить Але. Но сначала сделал несколько снимков помещения и отправил их соседке. В обычном гараже удивило одно, – торцевая стена смотровой ямы была обшита почерневшими, досками. Спустился, дернул верхнюю, доска отошла, за ней то Глеб и увидел темно-зеленую массивную железную дверь. Такую он однажды видел на учениях, когда удалось побывать в запасном командном пункте, предусмотренном на случай ядерной войны. Нижние доски сидели крепко, пришлось подниматься и отыскивать что-нибудь чем можно будет их отодрать. Гвоздодер он обнаружил во втором ящике, лежал себе наверху, как бы поджидая Глеба. А напротив на гвозде в стене висела связка из двух ключей. Один массивный с круглой головкой наверху, а внизу ключ завершался пяти зубчатым наростом. Глеб подбросил связку на руке, тяжёлая – как от главного сейфа в Швейцарском банке. И замок, и дверь, несмотря на массивность и внушительность поддались легко. За небольшой площадкой начиналась лестница, один пролет железных ступеней и вот он погреб: бетонированные стены с полками во всю длину и в торце и справа. Только в углу левой стены полки упирались в косяк еще одной двери. Глеб поднялся, прихватил коробку, составил на среднюю полку все шесть штук литровых банок варенья. Отметил, что в погребе нет плесени и даже воздух не кажется спертым. Покрутил головой в поисках вентиляции. Не найдя, решил не заморачиваться, погреб отличный! Летом сухо и прохладно, зимой не промерзнет. Когда будет закладывать картошку и свеклу, тогда тщательнее посмотрит. Глеб вспомнил их семейный гараж и погреб под ним, отец его сначала тоже забетонировал, но два года подряд весной погреб заливало, спасти удавалось не все. И тогда отец придумал сварить прямо на месте железный кессон, чтобы ни одной щёлочки. Банки с маринованными кабачками, солеными огурцами, помидорами и разными вареньями, вниз спускались в сетках. К каждой мама привязывала по веревке, с кусочком клеенки на которой химическим карандашом, печатными буквами наносилась пометка. Раз в неделю отец брал с собой Глеба, паренек стоял рядом со списком: Одна банка огурцов, две яблочного варенья, он читает, а отец изучает надписи на клеенке и вытягивает за веревку очередную банку. Эти процедуры отец называл веселой рыбалкой. Сейчас Глеб пытался вспомнить, такой ли глубины был погреб у них? А еще старался угадать – заливает ли по весне этот. Он старался заметить на стенах след от воды. Ничего не заметил. Посмотрел на время, – с момента выхода из квартиры час уже прошел. Маня наверняка накрыла стол. Сейчас он все закроет и,… Глеб уже занес над ступенькой ногу, когда взгляд упал на вторую дверь. Позже, вспоминая этот момент, он готов был поклясться, что кто-то силой неведомого магнита притянул его взгляд сюда. К обычной самодельной сколоченной из хорошо погнанных досок створке. Он все же поднялся на ступени, вытащил из замка связку ключей, затем спустился, и второй обычный плоский ключ вставил во врезной замок деревянной двери. Сначала ключ не проворачивался, Глеб слегка покручивал его и уже готов был отложить попытку, потом принесет из дома масло, капнет на ключ и спокойно откроет. Едва решение пронеслось в мозгу, как внутри что-то щелкнуло, и ключ без помех сделал оборот вправо, второй оборот пошёл легче. Глеб потянул дверь один раз, второй – наконец она поддалась. Впереди открылась плотная темнота. Глеб включил подсветку на телефоне и увидел еще одну железную лестницу, которая по коридору уходила глубоко вниз. Насколько глубоко понять было невозможно, предположить, что там в конце, тоже. Глеб нашел на полке старую железную крышку и бросил вниз, крышка погромыхала секунд 10 и снова тишина. На телефоне появилась надпись, что для использования фонарика, недостаточно зарядки. Для обследования таинственной двери нужен нормальный фонарь. Но за ним тоже надо идти домой. Он потянулся, чтобы закрыть дверь, и наткнулся взглядом на свечу. Какой-то невидимый трос прочно закрепил тело Глеба у деревянной открытой двери перед железной лестницей в неведомую темноту. Полу-сгоревшая свеча стояла на верхней полке в железной банке, а рядом лежал коробок спичек. Глеб чиркнул и понял – спички отсырели. Похлопал себя по карманам, зажигалки не нашлось, Он курил у выхода, когда искал гвоздодер, и, наверное, положил свое огниво на полку. Быстро поднялся наверх. Протянул руку к зажигалке и тут зазвонил телефон. Он ответил, железная дверь в погреб захлопнулась. – Что там грохнуло? – Испуганно спросила Маня, последнее время она боялась всего, – резкого громкого голоса, неожиданного стука, дельтапланеристов принимала за вражеские беспилотники. Боялась поздних звонков, стоило Глебу поморщится или приложить руку к животу, тут же испуганно спрашивала: – Болит, что-нибудь? Она боялась по тропинке вдоль бани и котельной ходить в одиночестве в магазин и топала по дороге в обход. Вела себя как ребенок, потерявшийся в чужом лесу. Никаких причин бояться не было, но в пустых проемах старых домов она видела силуэты охотников. А насмотревшись репортажей с заминированными дорожками в городских парках Донбасса считала, что стоит шагнуть с дороги в траву и там немедленно бабахнет. Жена сообщила, что стол накрыт, спросила долго еще Глеб намерен задерживаться в гараже. Услышав, что он уже закрывает ворота облегченно выдохнула: «Жду».