bannerbannerbanner
Мир Дженнифер
Мир Дженнифер

Полная версия

Мир Дженнифер

текст

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 10

Прежде чем разговор продолжился, Кэрол решила поведать Платону о себе. Как оказалось, ее жизненная история началась в середине двадцатого столетия, в самом эпицентре европейского просвещения – в Оксфорде. Кэрол Пэриш родилась в июле пятьдесят первого года в графстве Оксфордшир, где годом ранее высокий, бледный и всегда молчаливый мистер Пэриш повстречал невысокую, смешливую и добрую швейцарку по имени Роза. Неожиданно сильно влюбившись, мистер Пэриш сделал курносой блондинке предложение, и она почему-то согласилась, хотя совсем еще не знала своего суженого. Мистер Пэриш пользовался большим уважением среди коллег и считался серьезным специалистом по малярии. Он работал в отделении иммунологии оксфордской клиники и очень любил свою дочь, которую всячески баловал и постоянно брал к себе на работу. Девочка росла среди ученых и с детства приобщалась к наукам. В их доме на Ирвинг-стрит часто собирались выдающиеся врачи, одаренные физики, химики, математики и даже поэты; они вели заумные беседы, громко спорили, хохотали, много пили виски и много курили. Потом Пэриши переехали в Калифорнию, где Кэрол получила диплом экономиста и начала свой трудовой путь в журнале «Форбс». Она быстро выросла до обозревателя технологической индустрии и часто писала о таких компаниях, как «Эппл», «АйБиЭм» или «Майкрософт». Статьи у нее получались острые, смелые, наполненные деталями и интересными фактами. Вскоре ее заметили и позвали возглавить правление крупной корпорации «АйТи Глобал», где она и проработала десять лет, прежде чем основала свой собственный венчурный фонд «Пэриш Скай Венчурс». Так началась история восхождения и, увы, падения. Кэрол рассказала много интересного о буме доткомов и о том, как за один день их фонд потерял миллиард долларов. В прошлом году друзья позвали ее помогать с развитием новой сети элитных ресторанов «Кинг-Кросс», и она сразу согласилась, так как хотела перемен.

– И вот тепиерь я здесь! – закончила Кэрол и обвела рукой зал ресторана, как бы разделяя его пространство со своим гостем. Затем она загадочно улыбнулась и спросила, хочет ли Платон чаю.

– Нет, спасибо… – ответил Платон и в смущении от нелепости своего недавнего поведения отвел взгляд.

– Вижу, что хотеть! – не согласилась Кэрол и подняла руку так, будто собиралась поймать такси.

Сразу же появился манерный официант, одетый, как полагается, в униформу, с выправкой образцового солдата и с едва видными, но все же заметными полосками от автозагара на педантично гладко выбритой тонкой, как карандаш, шее.

– Paul, bring us green tea5… Молочный улун, плиз.

Павел кивнул и быстро исчез в недрах ресторана.

– Итак! Что думать, Плато? Ви готоф к фаненшл раунд, м?

В полумраке глаза Кэрол показались Платону янтарно-коричневыми, они внимательно и одновременно дружелюбно следили за ним, как будто желали проникнуть в его голову, чтобы приоткрыть ту самую потаенную дверь, где в пыли и запустении – кто знает – могли бы храниться ответы на самые важные вопросы.

– Вы хотите инвестировать в Дженнифер? – Платон никак не мог поверить в то, что слышал.

«Как она могла принять так спонтанно такое важное решение? – думал он. – Не может же все быть так просто…» Платон вспомнил, как мучительно долго искал инвестора, вспомнил сотни писем с отказами и подумал о надменном тоне, с которым они все были написаны, а тут инвестор – бац! – и сам появился, словно по волшебству какому-нибудь. Как черт из табакерки! «Бывает же такое! – думал он про себя и не верил своей удаче. – Вот это денек! И Джен заработала, и деньги предложили немаленькие!»

– Ну конечно! Оф корс! Ви, Плато, сделать очень интересны прожект, а если у вас даже нет рабочий эмвипи6, э прототайп, то не беда. Я готофа рисковать…

– Но у меня он есть! – вырвалось у Платона. Он не хотел говорить, что Дженнифер стала отвечать на запросы, так как еще могли быть сюрпризы. Например, мог выскочить неприятный баг7.

– Грейт! Прикрастно! К черту чай! Давайте праздновать! – воскликнула Кэрол. Официант, который уже было принес чай и умело разливал его по изящным фарфоровым чашечкам, от неожиданности чуть было не выронил пузатый чайник из рук. – Павел, бринг ас э боттлт оф шампейн! «Кристалл», плиз!

Павел быстро сориентировался и вскоре уже со своим помощником, таким же рослым и беспристрастным, нес красивую бутылку шампанского с двумя высокими бокалами на тонких хрустальных ножках.

– Давайте выпьем за успех!

Женщина подняла высоко бокал, и Платону на мгновение показалось, что она держит вовсе не бокал, а некий огненный факел, несущий яркий свет этого удивительного вечера, сплетенный из огней проезжающих автомобилей, надежд и мириад электрических разрядов, устремившихся навстречу через всю эту непостижимую, удивительную Вселенную, миллиарды лет заботливо обволакивающую хрупкий, крохотный и беспокойный мир, в котором когда-то выпал шанс родиться не только нам с вами, но и Платону.

– За успех! – согласился Платон и залпом опрокинул все это шипящее волшебство из мерцающего бокала.

– Плато, – чуть погодя продолжила пожилая леди, – давайте обсуждать дитэйлс… детали. Май юрист уже успел приготовить стэндерт форм оф докюмент8. Что скажете? Не поспешила?

Кэрол осторожно пододвинула листок. Платон аккуратно отставил тяжелый бокал, многозначительно нахмурился и принялся изучать важный документ. Внезапно на улице кто-то застонал. Словно военная сирена – протяжно и тревожно. Платон почесал нос, но не обратил на звук особого внимания. Снова стон. Потом тишина. Стон усиливался, но затем спадал и затихал; нарастал, спадал и затихал – снова и снова, как бы ходил по кругу. Странный и навязчивый. Платон шмыгнул носом, поднял глаза, глянул за окно и поинтересовался у пожилой леди, не слышит ли она этого странного звука, стона или сирены. Она отрицательно замотала головой. Мол, нет, ничего не слышу. Тут сирена замолкла окончательно, и Платон, пожав плечами, снова принялся за чтение, которое ему, надо сказать, давалось не без труда.

Документ был составлен, как полагается, на двух языках – на русском и английском. Назывался документ сложно: «Рамочное соглашение о частном размещении посевных инвестиций для компании «Дженнифер Текнолоджис» – и состоял из несколько страниц, описывающих условия, собственно, самого инвестирования. Платон был доволен, что Кэрол позаимствовала все его условия из презентации и прилежно внесла их в данное соглашение, ничего при этом не забыв.

Платон одобрительно посмотрел на Кэрол, и она улыбнулась в ответ, прекрасно понимая, почему Платон так на нее смотрит. Ее улыбка как бы говорила: «Да, все именно так, май дарлинг9! Я согласилась на все твои условия и предложила при мани10 твоей компании в восемь миллионов долларов – на двадцать процентов, то есть на два миллиона, больше, чем ты запросил. Ты имеешь восемьдесят процентов, и после моего раунда компания будет оценена в десять миллионов долларов. Все именно так, голубчик!»

Затем Платон остановился на пункте с названием «Предпочтения ликвидации и выхода». Пункт гласил, что в случае наступления определенных событий (и далее по тексту), таких как: продажа, ликвидация, банкротство, публичное размещение компании и т. д. и т.п., – обладатели привилегированных акций как минимум будут иметь право на получение суммы, равной оригинальной стоимости акции, плюс все объявленные, но не выплаченные дивиденды, плюс… Далее текст становился все сложнее и сложнее. Платон показал на пункт и попросил Кэрол разъяснить суть дополнительных выплат.

– Вам, Плато, нужна мотивэйшн не продавать Дженнифер рано. Этот пункт как раз тот самый мотивэйшн. В прошлой год в Америка я просить икс файв преференс, вам лишь икс два! You know11, это очень мало для венчур, Плато, поверьте. Ви не они, ви, Плато, совсем другой диело! Ваша Дженнифер – великое изобретение, и я думать, ваш подход к ней виерен. I’m sure about that12!

Платон в целом был согласен с подходом Кэрол, и документ этот действительно казался очень складным. Как ни старался, не мог он найти, к чему бы придраться: все лаконично изложено, обдуманно и цельно; условия – те, что самые главные для него, – включены; что тут говорить, лучшего для себя он, наверное, не мог бы и желать. Да и сама Кэрол произвела впечатление опытной, интеллигентной и умной женщины, которая, если его не обманывает чутье, и вправду могла бы помочь реализовать Дженнифер. Пускай даже Джен и работает, но необходимо масштабирование, развитие на глобальном рынке. Платон подумал, что факт случившегося чуда меняет многое, включая и саму оценку компании. Тем не менее Платону не хотелось поспешно радоваться, поскольку он не был до конца уверен, что Дженни работает стабильно и не выкинет какой-нибудь фортель, когда он вернется домой. Он взял ручку и, взмахнув рукой, проставил свою подпись-закорючку на каждой странице двух экземпляров соглашения.

Тут Платон заметил неточность в документе. Касалось это пустяка, но пустяка такого свойства, который смог бы легко впоследствии перерасти в серьезную проблему, сделав недействительным все соглашение целиком. Кэрол напутала с датой. На что Платон и указал ей, подвигая документ поближе, чтобы она могла увидеть ошибку.

– Плато, май дир13, тут все виерно, – сказала Кэрол, нацепив смешные, ромбообразные очки, чтобы внимательно посмотреть на дату. – Дата верный!

– Кэрол, ну как верная? Посмотрите: тут двадцать первое апреля две тысячи первого года… – Платон ткнул пальцем в верхний правый угол.

Кэрол настороженно посмотрела на Платона, но потом улыбнулась.

– Вы шутник, Плато! – сказала она и погрозила указательным пальцем, мол, нехорошо смеяться над пожилой женщиной.

– Обождите, Кэрол, – продолжил настаивать Платон, – тут просто надо поставить единичку и двоечку после нолика. Видите?

Женщина взяла контракт в руки, чтобы поднести текст еще ближе к носу.

– Ви хотеть сказывать, что сейчас две тысячи двенадцать, не ноль один?

– Конечно! – уверенно ответил Платон.

– Плато, дарлинг, сейчас ноль один год, не один два…

Опять где-то на улице послышался протяжный стон. Кто-то из посетителей ресторана громко захохотал. У кого-то бесшумно упала на пол салфетка. Кто-то запел «Выходила на берег Катюша». Эта песня напомнила Платону последний вечер, когда он видел свою бабушку, которая умерла, не дожив до нового тысячелетия всего несколько минут. Неописуемый ужас сковал тогда его тело. Такой же страх настиг его и сейчас. «Только не паникуй! Только не паникуй!» – повторял он про себя, чтобы хотя бы как-то себя успокоить и предотвратить паническую атаку, волны которой уже почувствовал. Платон медленно поднялся. Он сильно побледнел, ноги его предательски задрожали.

– Извините, Кэрол! – сказал он, когда женщина испуганно посмотрела на него.

– Вам плохо?

– Нет… нет-нет… все в порядке, просто мне надо идти… Уже поздно. – Платон попытался вежливо улыбнуться, но улыбка вышла так себе. – Было очень приятно с вами познакомиться, Кэрол.

– Ну хорошо! Я вас понимать. Завтра давайте созваниваться, общаться, разговаривать. – Сказав это, Кэрол протянула Платону свою руку, тонкую и всю в веснушках.

Пожав ее, Платон направился к выходу. Он делал глубокие вдохи и выдохи, ступал осторожно, чтобы не упасть. Мимо проплыла хостес, она улыбнулась ему, и по губам он прочитал: «До свидания!» Гардеробщик с усами перегнулся через стойку и весь вытянулся, как бы пытаясь напоследок хорошенько рассмотреть необычного гостя. Платон толкнул тяжелую дверь и вышел на улицу.

Он сразу же понял, что это не его две тысячи двенадцатый год. Понял он это по машинам. Мчась по Садово-Триумфальной, они выдавали другое время – время начала нулевых. От таких открытий у Платона закружилась голова. Он облокотился о какое-то дерево и, сильно взволнованный, стал смотреть на происходящее, как турист, который только-только осознал, как безнадежно заблудился. Снова послышался стон. Платон поднял взгляд в апрельское небо, навстречу каплям холодной мороси. «У-у-у-уах-х-х», – гудело в небе. Когда этот вой, скорее похожий теперь на сирену, смолк, Платон набрался смелости и двинулся дальше.

В принципе, все было нормально. Люди как люди. Такие же, как и в двенадцатом году. Вот компания подростков – два парня, две девочки – идут куда-то, что-то обсуждают и громко смеются. Вот стоит наркоман-попрошайка у магазина продуктов. Магазин тот же, что и в его времени, только до ремонта, а попрошайка этот, наверное, давно умер, решил Платон. Вот женщина лет пятидесяти с косынкой на голове выходит с сумками из магазина и, раскачиваясь от их тяжести, словно гусыня, двигается ему навстречу. Вот мужик в синих трениках и серой фуфайке что-то кричит в трубку мобильного телефона. Платон отметил, что это старая пузатенькая «Моторола-раскладушка» – очень популярная в то время модель сотового телефона. У него самого была точно такая же. Весьма оживленные, несмотря на позднее время суток (кажется, было уже за полночь), улицы тогдашней Москвы окружали путешественника во времени и водили вокруг него хоровод, как своего рода изящный знак внимания: мигалки проносились с воем, фары мерцали стоп-сигналами, ярко горели неоновые вывески, парусами раздувались и раскачивались на холодном ветру рекламные перетяжки.

Тут Платон вспомнил, что у него в кармане лежит телефон. Он быстро вытащил его и нажал на кнопку. «Работает!» – обрадовался Платон. Ему стало гораздо легче. Он бережно и с осторожностью, словно в руках лежал новорожденный младенец, разблокировал экран «Самсунга». Дата верная: 21.04.2012. «Слава богу!» – выдохнул Платон и сразу открыл рот от удивления.

На экране светилось смс-сообщение: «Привет, дорогой! Я Дженнифер. Я скоро заберу тебя домой. Не нервничай так сильно! И ничего не бойся! Я Дженнифер. Я приготовила тебе сюрприз. Научись доверять себе. Я Дженниффффррр». Не успел Платон что-то подумать, как упала новая эсэмэска: «10». Затем «9» и сразу «8». Платон стоял в знакомом переулке. Он растерянно осмотрелся и узнал свой дом. «Ого! Как же быстро я до него добрался!» Еще одна – на этот раз «7».

Фасад старого дома украшали три маскарона. Головы хищных зверей, залитые лунным светом, со злобой смотрели в упор на прохожих. «6». Платон понимал, что, когда закончится обратный отсчет, Дженнифер сдержит обещание и вернет его назад, домой. «5». Он быстро открыл видеокамеру и по наитию принялся снимать все подряд: припаркованные и проезжающие «Мерседесы», «Вольво», «Ниссаны», «Жигули» и «Волги». «4». Стал снимать дома, окна. Голые, пока что без листвы тополя. Прохожих. Парикмахерскую, что напротив его дома. Дворовых собак, бегущих маленькой стайкой по мокрому от дождя тротуару. «3». Платон повернул камеру к себе. Лицо бледное, в глазах застыл испуг. «2».

Завыла сирена. Она выла сильнее обычного.

– Сейчас одиннадцать часов ночи, – кричал Платон, – двадцать первое апреля две тысячи первого года. Мое имя Поленов Платон Викторович, родился…

«1;)». Платон замолчал, уставившись на цифру и подмигивающий смайлик рядом с ней. Он уже ничего не слышал, кроме злобного воя сирены. Все вокруг таяло, становилось смазанным, нечетким, мир завертелся пестрой каруселью, в глазах помутнело. Платон упал на колени и выронил телефон. Сразу вернулся сильный запах сырости. На этот раз его вырвало, и к запаху сырости примешался запах рвоты, разбавленный шампанским марки «Кристалл». «Наверное… шампанскому нельзя… туда… обратно, – подумал Платон. – Не оттуда ж… оно!»

Платон сделал глубокий вдох, нащупал дрожащими пальцами телефон и, убедившись, что он его положил в карман, сразу же куда-то провалился. И то был совсем не обморок…

Глава 5. Провал

Случается, летишь, летишь, как в осознанном сновидении, куда-то в мир грез и фантазий и понимаешь, что тонешь, проваливаешься, отдаешься потусторонним силам. Ты просто наблюдаешь. Ты скользишь.

Платон радовался этому своему состоянию. Он его ждал и подспудно понимал, что очень хочет вернуться домой. Мимо него пролетали образы людей, вещей, событий, как будто бы знакомых, но он не успевал их вспомнить, как тут же появлялись новые. Темнота не пугала, поскольку она не была кромешной и где-то вдалеке, в перспективе всегда присутствовало что-то светящееся, какие-то миры, планеты, или звезды, или фосфоресцирующие мягким зеленым светом кометы, астероиды и туманности. Было совсем не страшно. Было интересно.

Платон падал дальше. «Так безветренно, – подумал он, – словно в невесомости… Дышу ли я или мне кажется?» Тут светлячок размером с грузовик пролетел мимо и через мгновение исчез в сахарной россыпи созвездия Водолея, слепя напоследок своим электрическим ярким сиянием. Платон сощурился и понял, что смеется. Падение заметно убыстрилось. Это взволновало парящего, и он наконец-то решился посмотреть вниз – куда же все-таки он падает? В пустоту? Или нет? У кого бы спросить? Внизу ничего не было видно, кроме далеких звезд, равномерно летящих к нему навстречу с такой, по-видимому, бешеной скоростью, что превращались из точек в длинные полоски.

Загудела знакомая сирена. Платон забарахтался в пространстве и сразу перевернулся головой вниз.

– Ой! – воскликнул он. Сирена стихла. Началось гудение, как часто бывает, когда начинаешь клевать носом в самолетах: у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

Глава 6. Крушение

Яркий свет ударил в глаза, а яростный, лязгающий шум стал рвать барабанные перепонки на части. Платон с ужасом обнаружил, что висит в каком-то приспособлении, очень похожем на те, что используются в луна-парках на самых экстремальных аттракционах для страховки от падений. Ноги Платона болтались в воздухе, грудная клетка была зажата до упора, шея в каком-то мягком ошейнике.

– Черт! – воскликнул он, увидев людей, висящих длинными рядами напротив, а также слева и справа по бокам.

Большинство из них были без сознания, некоторые отрешенно смотрели в пол, кто-то тихо плакал, кто-то бормотал молитвы, а кто-то старался выбраться. Само помещение сильно болталось, громыхало и напоминало громадный вагон, летящий куда-то на запредельных скоростях. Свет был искусственным, шел он от длинных плоских ламп в потолке конструкции. Пахло сыростью – той самой, которая постоянно преследовала Платона при этих непонятных перемещениях во времени.

– Эй! – окликнул кто-то. – Эй!

Платон не без труда повернул голову влево. Ошейник заскрипел, но немного ослабил хватку.

– Да, ты!

По диагонали, чуть дальше, буквально через пять-семь человек, один мужчина активно вертелся в своем креплении. От качки оно, видимо, надломилось, и узнику удалось высвободить правую руку.

– Подскажи цвет реле! Быстрее! Нужно, чтобы был зеленый. Кивни, если это зеленый!

Мужчина был лет сорока – сорока пяти, загорелый, крупный, коротко остриженный, одетый в мотоциклетную куртку пурпурного цвета, а его черные деловые брюки были умело заправлены в темно-бурые, практически черные, ковбойские буты. Мужественное, волевое и гладко выбритое лицо говорило, что человек этот регулярно занимается спортом или принадлежит к каким-то силовым структурам. Платон перевел взгляд на его огромную руку, которой он, будто бабуин, держался за выступ в стене. «Красный!» Платон отрицательно замотал головой.

– Этот? – Мужчина схватился за соседний выступ. Выступ мигал нужным ему светом. Платон кивнул.

Лицо мужчины просветлело, но турбулентность снова дала о себе знать и тряхнула всех с удвоенной силой. Кто-то ахнул, кто-то даже закричал, мужчину отбросило в сторону и жестко стукнуло о стену. Гримаса боли появилась на его лице. Тем не менее он решительно ухватился за выступ и ловко, со знанием дела отсоединил деталь от продолговатого выступа. Тут же выпал целый ворох запутанных проводов. Не раздумывая ни секунды, мужчина погрузил туда всю свою громадную ладонь и с силой вырвал что-то изнутри.

Свет потух, что-то тревожно зацокало в недрах аппарата, а длинные, тонкие, как ленточные черви, лампы сменили свой белый яркий на тусклый, как в фотолаборатории, красный свет. Видимо, включились аварийные огни, так как мужчине удалось отрубить питание. Платон стал искать глазами смельчака. Тот все еще висел, зажатый в крепеже, но больше ничего не делал. Он чего-то ждал. Тем временем многие, кто висел в бессознательном состоянии, стали приходить в себя и испуганно озираться в надежде понять или вспомнить, что происходит и почему они висят, как одежда на вешалках в прачечной, опоясанные прозрачной пленкой, подвешенные на цельнометаллических креплениях с крюками, намертво ввинченных куда-то в потолок.

Завыла знакомая сирена. Звук усиливался и становился нестерпимым. К счастью, сирена замолкла, и – щелк! – крепежи разом открылись, синхронно повалив всех на холодный металлический пол непонятного вагона. Тряска при этом не уменьшалась, и теперь перепуганных людей стало метать из стороны в сторону по всему периметру, сталкивая друг с другом. Платон догадался схватиться за одно из креплений, чтобы хоть как-то удерживать равновесие. Мужчина делал то же самое и одобрительно кивнул Платону – то ли в знак благодарности, то ли оценив смекалку своего случайного помощника.

– Сейчас прекратится! – крикнул он ему. – Жди последнего толчка! Держись крепче! Всем держаться крепче! – громко скомандовал он.

Люди последовали совету и тоже ухватились за крепеж.

Не успел Платон спросить мужчину, что происходит, как послышался хлопок. Всех подбросило к потолку. Если бы не совет «держаться крепче», Платон точно бы размозжил себе голову. Вместо этого он сделал «сальто мортале» и упал обратно на пол. Многим, правда, не повезло, десятки закричали от ранений.

– Парашют раскрылся. – Мужчина показал пальцем в потолок. – Слышишь?

Платон растерянно смотрел на все происходящее. Снаружи что-то засвистело. Лязг прекратился, тряска тоже. Неожиданно наступившая тишина прерывалась лишь стонами и плачем.

– Где… я? – наконец выдавил из себя Платон и не узнал собственного голоса, настолько он ему показался хриплым.

– Где ты?! – Мужчина искренне удивился. Потом он внимательно посмотрел на Платона, как бы оценивая его физическое состояние, и продолжил: – Ты в шестьсот тринадцатом. Где ж нам быть?

– В шестьсот тринадцатом? – задумчиво пробормотал Платон, как будто это число ему о чем-то говорило.

– Ну да… Это шестьсот тринадцатый контейнер. – Мужчина неожиданно широко улыбнулся. – Это значит, тебя долго не могли словить. – Сказав это, он одобрительно похлопал Платона по плечу. – Молодец!

Платон ничего не ответил. Тогда мужчина махнул рукой и, оглянувшись по сторонам, стал пробираться через злосчастных пассажиров, которые сейчас походили на раненых тюленей. Платон поднялся и осторожно пошел за мужчиной, предусмотрительно придерживаясь за болтающиеся крепления, чтобы не упасть, нечаянно о кого-нибудь спотыкнувшись. Они шли достаточно долго. Платон успел собраться с мыслями и сунуть руку в карман в надежде обнаружить там свой сотовый телефон, но кармана не было. Платон посмотрел, во что он одет, и с изумлением понял, что, кроме цветастых плавательных шорт, на нем ничего не было. Пока он разглядывал шорты, все снова упали на пол.

– Приехали! – громко крикнул мужчина.

Контейнер отстрелил наружу какую-то часть, видимо дверь, и Платону пришлось машинально закрыть рукой глаза, спасаясь от яркого солнечного света.

Глава 7. Полковник

– Сэр, мы потеряли шестьсот тринадцатый!

– Повтори!

– Мы потеряли связь с шестьсот тринадцатым, сэр!

– С шестьсот тринадцатым?!

– Да, сэр!

– Когда?

– Только что.

Роберт сделал вид, что он в искреннем изумлении, но на самом деле ждал этого и очень обрадовался, когда лейтенант появился на пороге. Для всех остальных это событие, наверное, было до абсурдности диким, поскольку за всю историю колонии они не теряли еще ни одного контейнера с пациентами. Ни одного. Тем более с такими. «Неужели она дала сбой? – будут они задаваться вопросом. – Но она никогда не давала сбоя… Это невозможно. Она идеальна. Она же – Дженнифер!» – «Ха!» – полковник знал, в чем тут дело. Дело в том, что Джен тут ни при чем. Это была диверсия повстанцев.

– Дай мне рацию. – Роберт протянул руку, и в ней тут же оказалась рация.

– Горан, прием, Горан, прием. Это Роберт, прием!

Рация затрещала.

– Роберт, это Горан, прием!

– Пропал шестьсот тринадцатый, прием!

Прошло секунд пять, прежде чем Горан ответил.

– Не уверен, что понимаю тебя, Роберт. Ты сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием?

– Да, я сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием.

– Как такое возможно, прием?

– Спроси что-нибудь полегче, прием.

– Какие будут наши действия, прием?

– Срочно собирай поисковую команду, прием.

– Есть, прием!

– Буду у вас через тридцать минут, прием.

– Принято, ждем тебя, прием.

– Конец связи.

Роберт положил на стол рацию и посмотрел на испуганного лейтенанта. Он стоял по стойке смирно и смотрел куда-то вдаль. «Что за истукан!» – с раздражением подумал Роберт и стал неторопливо натягивать летные перчатки.

На страницу:
2 из 10