Хроники Нордланда. Цветы зла

Немного придя в себя и уговорив себя считать всё произошедшее досадной, но ни в коем случае не позорной случайностью, Беатрис поспешила к себе, чтобы принарядиться и приукраситься. Ей хотелось подкараулить Гэбриэла Хлоринга. Вот он идёт, – вся такая нарядная, разрумянившаяся, поглощённая приятными мечтами, торопилась во двор Беатрис, – а тут – она. Такая интересная из себя… Естественно, ему захочется спросить, что она здесь делает. Он спросит, и Беатрис ответит: «Я любуюсь розами вашей матушки! Они так прекрасны, что слов нет!». Ему, разумеется, будет приятно упоминание о матери, и он сразу почувствует симпатию к ней. Присядет, они поговорят о розах. В процессе беседы граф Валенский всё больше будет убеждаться в том, насколько Беатрис умна, мила и так далее, а главное – она обязательно даст ему понять, что в отличие от остальных вовсе не считает его невоспитанным и грубым, что он очень нравится ей такой, как есть. И тут уж он, преисполненный благодарности, и вовсе не устоит перед ней!.. Расчёт Беатрис был прост, как и все её мыслишки и расчёты: герцог, разумеется, для неё недосягаем, и максимум, что она могла бы здесь словить – это отдаться ему, а потом стребовать с него компенсацию за свою невинность, распутно им похищенную. План был не плох, и Беатрис до сих пор лелеяла его в сердце, так как компенсации вполне могло бы хватить на домик и первоначальный капитал. Но появление Гэбриэла Хлоринга придало её мечтам иной размах. Гэбриэл, хоть и граф, и Хлоринг, а всё-таки – как думалось Беатрис, – не его брат. Он явился неизвестно, откуда, вести себя не умеет, говорить не умеет, хмурый вечно, не улыбнётся, комплимента сказать не может даме приличного… При сомнительном своём прошлом он вряд ли найдёт себе невесту вроде той, какая достанется Гарету. Кто захочет позориться рядом с таким мужем?.. А она, Беатрис – хоть сейчас! Род у неё, правда, мелковат, но отец её был бароном, а в Уложении Ричарда Второго сказано, что супругом (супругой) особы королевских кровей не может быть особа ниже баронского звания. Значит, баронского-то может!!! А что бесприданница – так и что?.. Даст Гэбриэлу себя поиметь, и пусть потом попробует отвертеться! Беатрис до кардинала дойдёт, но заставит его жениться на беззащитной сироте! В наглой своей наивности Беатрис уже видела себя супругой удобного мужа, который будет своей более умной и светской жене в рот смотреть, и при том будет красивым, высоким, знатным и богатым… Умереть – не встать!!! Сказка о женском счастье!!! Добравшись, наконец, до галереи, Беатрис была неожиданно и весьма неприятно удивлена: полюбоваться эльфийскими розами кроме неё явилось ещё семеро прелестниц, расфуфыренных в пух и прах.

Информации и вообще всего нового на Алису обрушилось в монастыре море. Девушке, по сути, пришлось, как и Гэбриэлу, и Иво, постигать повседневную жизнь среди людей с азов, с нуля. И ей очень повезло, что это происходило именно здесь, где собрались люди образованные, свободные, в целом добросердечные и деликатные. Сестра Таис, прямо-таки влюбившись в свою прелестную и милую протеже, часами беседовала с нею, рассказывала, объясняла, отвечала на вопросы. Алиса рассказывала ей о своей жизни в Ашфилде, и по-новому начала смотреть на своё детство и юность. Таис сразу же, узнав все подробности и странности, решила, что с Алисой изначально собирались поступить бесчестно.

– Сама рассуди, – говорила она, когда они засиделись за этими разговорами за полночь, – тебя оберегали не только от людской скверны, как утверждали твои воспитательницы. Тебя намеренно лишили всякого знания о мире, чтобы ты не могла, если что, убежать, или указать на то, где жила, не могла даже ни одного имени назвать! Милая моя, да тебя легче легкого объявить лгуньей, обвинить в том, что ты всё выдумала!

– Но как же… – Испугалась и обиделась Алиса, – разве я могу, разве вы…

– О, я тебе верю! Ты слишком наивная, милая и откровенная, и так несведуща, что это только и доказывает, что ты росла вдали от мира и людей. Но своего опекуна ты обвинить не сможешь, бедняжка. Мужчины вообще имеют над нами слишком большую власть. Мы полностью зависим от них. Если нам повезло, и наши мужчины – люди чести и жалеют нас, то это одно… Но гораздо чаще случается так, что мы оказываемся во власти безжалостных или равнодушных мужчин. Для таких женщина – это в лучшем случае предмет для гордости, как новый конь или хорошее оружие. А в худшем… К рабыне отношение лучше, потому, что рабыня – это имущество, и стоит денег, а жена – не стоит ни гроша. Твой опекун может заявить, что тебе просто всё померещилось, месячные в голову ударили, или ты решила его оболгать, и всё! Ты и положенных трёх свидетелей найти и предоставить суду не сможешь… Вся надежда на его высочество, он человек справедливый и благородный!

– И что же мне делать? – Глаза Алисы наполнились слезами.

– Не волнуйся! Раз Гарет уже взял тебя под свою опеку, ты в безопасности. О, теперь я хорошо понимаю, зачем им понадобилась такая сложная история! Но будь уверена, я – могила. Я поддержу любое дело, которое затеял Гарет, потому, что он человек чести, и дурного бы не потребовал. Если будет нужно, я всегда в вашем распоряжении и готова подтвердить всё, что будет нужно.

– Спасибо вам! – Ответила Алиса, слёзы быстро исчезли из её глаз.

– А ты хорошо знаешь человека, который приедет за тобой?

– Да, очень хорошо! – Обрадовалась Алиса. – Он выручил меня в Копьево, когда люди там хотели… хотели… – Она смешалась, и Таис взяла её за руку и сжала её:

– Я понимаю. Можешь не продолжать. Красивая и одинокая девочка… Как же тебе повезло!.. Мне вот в своё время не повезло так.

– Что… – Испугалась Алиса. – Вы…

– Да. Потому я и здесь. – Вздохнула Таис. – Столько времени прошло… Мне двадцать три, как Гарету, а случилось это, когда мне было тринадцать. Их двое было. А я любила уходить из дома и гулять по полям и в роще… В роще они меня и поймали. Их потом нашли, его высочество в ярости был, и Гарет, он тогда так меня поддержал! Сутки просидел возле моей постели, держал за руки, чтобы я не сделала с собой ничего. Утешал… И уговаривал, и рассказывал, что с ними сделают, когда поймают. Их-то поймали, и в сортире утопили, как и положено… Но мне после этого жизни уже не было. Многие жалели, но даже мать называла порченой, в глаза. В пятнадцать я пошла к его высочеству, и попросилась в монастырь. Он предлагал выдать меня замуж, дать мне приданое, но я не захотела. Муж всё равно меня бы попрекал всю жизнь, если даже мать не считала нужным сдержаться… И его высочество устроил меня сюда. И как я ему за это благодарна! Здесь очень хорошо, и свободно, и дышится легче, чем в миру, уж поверь мне! Я и тебе советую хорошо подумать, может, захочешь к нам?..

– Я подумаю. – Кивнула Алиса. – Мне пока сложно решать… Сложно думать, столько всего…

– Не влюбись в Гарета. – Предостерегла напоследок Таис. – Он прекрасен, но влюбляться в него не стоит.

На следующий день с утра Алиса посетила службу в церкви, а потом с удовольствием возилась с цыплятами, козами, ухаживала за цветами, что никогда ей не надоедало, а потом пошла на пасеку и сидела в траве между ульев, подставляя ладошки пчёлам, которые смирно ползали по её тонким пальчикам, щекоча их. Алиса гладила их спинки, любовалась прозрачными крылышками… Солнышко грело, цветы благоухали, пчёлы жужжали… Алиса была почти счастлива, шёпотом рассказывая пчёлам про Гэбриэла. Пообщалась она и с птицами, особенно с любимыми дроздами, малиновками и нахальными воробьями; и с разными зверьками – белками, ежами, енотами… Как и в Блумсберри, место, где она поселилась, уже окутывали покой, пышность цветения и особенная умиротворённость. Куда-то исчезли гусеницы, комары и прочая вредная нечисть, кроты каким-то чудом не портили грядки, делая свои кучки там, где они никому не мешали. В полной тишине порой чудился слабый золотистый звон, и в ярком солнечном свете над цветами и деревьями переливалось золотистое мерцание, почти незаметное, и всё же иногда совершенно отчётливое. Его лучше всего видели дети и самые молодые послушницы; они и рассказали о странных и прекрасных, с их точки зрения, вещах настоятельнице. И та задумалась… Она интересовалась легендами и преданиями Острова, читала труд монаха Исайи Омбургского, посвящённый странным существам Нордланда, и теперь, сомневаясь, извлекла его на свет, стряхнула пыль и погрузилась в чтение.

Читала она всю ночь. К утру у неё не осталось сомнений: Алиса была не человек. Но и не эльф, не кватронка, не полукровка даже… Она была совершенно особенным созданием, отличным от всех иных не людских рас; она была более особенным существом, чем даже дриады, которых настоятельница видела и знала. Исайя Омбургский относил её к тем же тварям, что и волколаки, и истинные вампиры, то есть, носферату, и истинные драконы. Все они отличались тем, что в одной своей ипостаси были гуманоидами, то есть, выглядели, как люди, говорили, вели себя, как люди, и могли даже обмануть своей внешностью незнающих людей, но на самом деле являлись тварями совсем иного, враждебного людям, толка. В книге были и рисунки – и настоятельница содрогнулась, увидев рядом с изображением прелестной гибкой большеглазой девушки другое… Совсем другое. «Считается, – писал Исайя, – что это существо не злое по природе своей, и ничем не угрожает тем, кто приходит в место её обитания с миром. Но кто знает, что сия тварь примет, как угрозу, и от чего она придёт в ярость? Ибо и чувства, и мысли сей твари нечеловеческие, она понимает всё иначе. Поэтому, как и в случае с носферату, надобно, ежели сия тварь обнаружена, отсечь ей голову, а тело сжечь».

Освежив лицо и голову прохладной водой, настоятельница вновь перечитала те места из Исайи Омбургского, где рассказывалось о чудесных свойствах этого создания. Соблазн оказался так велик, что ей пришлось всерьёз помолиться и даже наложить на себя строгую епитимью. Процветание, здоровье, счастье и покой… В воображении настоятельницы возник волшебный уголок, где всегда будет царить покой и мир, где никто не будет болеть, никогда не будет неурожая или мора, где все будут довольны и счастливы… И разве же они этого не заслужили?! Люди будут узнавать о том, что существует такое волшебное место, и мечтать побывать здесь; а своим врагам она теперь сможет всегда говорить, будто сам Господь благословил их обитель, и это будет лучшим ответом всем ненавидящим их… Ведь она желает этого не для себя! Ради своих сестёр и послушниц, ради их общей идеи, ради блага, в конечном итоге, всех женщин, неправедно страдающих в этом мужском мире! Мужчины увидят, как процветает обитель, где живут одни женщины, и всей их предвзятости и злобы не достаточно будет, чтобы как-то опорочить их! А там, опираясь на свои успехи, они… Но это уже было слишком хорошо, настолько, что аж страшно было. Осталось только убедиться, что Алиса – то самое существо, и уговорить её остаться. Ну, или заставить её остаться. Настоятельница позвала к себе сестру Таис, и между ними состоялся непростой разговор. Сестра Таис прямо сказала, что Алису привезли по приказу Гарета Хлоринга, и что трогать её нельзя – гнев герцога обрушится на монастырь.

– Ты думаешь, герцог знает, кто она? – Усомнилась настоятельница. – Может быть, он просто очарован её красотой? Она, конечно, не человек, и для неё подобный статус не позор… Но разве ей это нужно?..

– Я уверена, что она сама не знает, кто она. Мы проговорили всю ночь, и она рассказала мне, что сирота, что никогда не знала своих родителей, и что все вокруг, в том числе и она сама, считают её эльфийской кватронкой.

– Тем более. Если она не знает, кто она, не понимает своей силы, ты представляешь, как опасно ей оставаться среди людей?!

– Но герцог вот-вот пришлёт человека за ней!

– А мы скажем, что её здесь нет. Что она… сбежала!

– Я… я в чём-то согласна с вами. – С сожалением проговорила сестра Таис. – Но я не могу лгать герцогу. Я очень люблю его, и многим ему обязана. Я предлагаю поговорить с Алисой и убедить её остаться. Она нежная, добрая и послушная девочка, я думаю, мы сможем её убедить… А против её воли герцог ничего не станет предпринимать, я его хорошо знаю, он слишком благороден для этого.

И она отправилась к Алисе, чтобы поговорить с нею. Ей казалось, что уговорить Алису будет легко, но девушка обнаружила непробиваемое упорство, не смотря на всю свою кажущуюся мягкость и нежность. Ничего не смогла добиться и настоятельница: Алиса стояла на своём. Настоятельница уже склонялась к тому, чтобы запереть Алису силой, а там будь что будет, но не успела: явился посланный от герцога, некий Натаниэл Грей…

– Нэш!!! – Просияв, закричала Алиса и бросилась прочь из дома, где настоятельница и сестра Таис вдвоём пытались промыть ей мозги, соблазняя покоем, безопасностью, учёными занятиями, прекрасным садом и океаном любви.

Нэша она увидела через ограду, снова закричала, и он живо развернулся к ней, расплылся в шикарной улыбке:

– А вот и малютка моя! Иди сюда, моя хорошая, как я соскучился по тебе!

– Я тоже соскучилась! – Алиса вся сияла, и Нэш едва не прослезился, тронутый её детской радостью. – Столько всего произошло! Столько всего!!! Мне кажется, это было целую вечность назад!..

– Да уж! А у меня хорошие новости для тебя, моя крошка. Я вчера видел твоего жениха и говорил с ним. Они раздобыли твои документы, да ещё и настоящие, которые твой опекун проклятый хранил у местного епископа… – Он дал Алисе свиток с печатями, и Алиса торопливо развернула его, быстро пробежала глазами:

– Значит, это мои настоящие родители?! – Воскликнула возбуждённо. – Август Манфред из Трёхозёрок и полукровка Раисс из Элодиса… – Прижала свиток к груди, глаза её сияли. – Я не подкидыш, не безродная, у меня были мама и отец?! И где они, что с ними?!

– Тут сказано, что ты сирота. – Напомнил Нэш. – А вот и ваши фамильные драгоценности, это тоже для тебя герцог Элодисский передал. Ты собирайся, поедем мы, наверное. Не спокойно мне как-то. – Он обернулся. – С утра чувство такое, словно шею и затылок что-то щекочет… Следит, что ли, кто-то.

– А как Гэбриэл? – Прошептала Алиса, потому, что к ним подходили настоятельница и сестра Таис. – Что с ним, какой он?!

– Ничуточки за три последних дня не изменился. – С лукавой улыбкой ответил Нэш. – Разве что очень кое-по кому скучает. У меня для тебя записочка, написал-то герцог, но со слов кое-кого другого… Прочитаешь на постоялом дворе, я там коней наших оставил и обед для нас заказал. Поедим и поедем.

Алиса трогательно поблагодарила настоятельницу и Таис за приют и заботу, и те, скрывая разочарование, нежно простились с нею.

Великан и маленькая, но дивно красивая девушка, идущие от монастыря, привлекли всеобщее внимание, едва появились на дороге. Они пришли на постоялый двор, где Нэш оставил лошадей, и устроились в отдельном эркере, за накрытым столом. Алиса, выхватив наконец-то у Нэша записку, прочла её взахлёб, потом ещё раз, медленнее, сияя глазами и шевеля радостно улыбающимися губами, и Нэш глаз от неё оторвать не мог: как, всё-таки, приятно смотреть на юное, счастливое, влюблённое существо! Сердце у него было большое и щедрое, и он не испытывал ни капли зависти или раздражения, только умиление и радость.

«Солнышко, посылаю тебе через Нэша привет. Скучаю так, что и сказать не могу. Только и радости, что думать о том, как скоро мы уже будем жить в одном замке и видеться каждый день. Я наконец-то встретился с отцом, и не знаю, как сказать о своей к нему любви, но ты у меня солнышко умненькое и сама меня поймёшь, когда его увидишь. Вернись ко мне, мой маленький ангел, поскорее, это всё, чего я сейчас хочу. Твой Гэбриэл». Алиса перечитала эту коротенькую записку раз десять, прежде, чем смогла оторваться от неё и прижать к губам, а потом к сердцу, и уставиться в пространство сияющими глазами. Это было так восхитительно: получить письмо от возлюбленного! Словно в романе… Нэш вернул её с небес на землю, предложив поесть и поскорее выехать, чтобы как можно скорее встретиться с автором счастливого послания, и Алиса, радостно рассмеявшись и обругав себя за рассеянность, с аппетитом поела овощного салата, оладьев с мёдом и орехового печенья. По дороге она продолжала щебетать, расспрашивала Нэша про Гэбриэла, рассказывала про него своё, перемежая восхваления Гэбриэла рассказами о том, какие были цыплята в монастыре, и какие там были вредные и смешные козы, и как там было хорошо… Она весело болтала, как девочка, а Нэш, слушая краем уха, зорко поглядывал по сторонам и прислушивался к лесным звукам. Но до самых Орешков – большой деревни с замком и двумя отличными трактирами, – ничего особенного не произошло. Здесь они остановились на ночь, сняв две комнаты в трактире «Весёлая свинка». Всю ночь Нэш не спал, чинил уздечку, и внимательно прислушивался к тишине в трактире. Но утром по нему нельзя было сказать, что он провёл бессонную ночь, – а что касается Алисы, она отлично выспалась. Они позавтракали и вновь пустились в дорогу, не смотря на маленький тёплый дождик. В обед они должны были быть в Гранствилле; и Алиса просто не могла дождаться, когда же она вновь увидит замок… И Гэбриэла.

Глава шестая Прелестное

Деревенька Прелестное, находившаяся почти на границе Пустошей и Элодисского леса, когда-то полностью оправдывала своё название: находясь в очень красивом месте, она и сама была хороша. Жители её были в основном зажиточными крестьянами, жившими в крепких и красивых домах; был у них общинный дом, тоже очень красивый, двухэтажный, с квадратной башней, где стояла стража, и прекрасная церковка святой равноапостольной Марии Магдалины. Но это было до того, как жители Прелестного на общем собрании решили пожаловаться его высочеству на произвол барона Драйвера и его приятелей. Кто-то из деревенских донёс, и на другой же после собрания день деревню спалили, жителей убили, детей забрали в Редстоун. И теперь от деревни остались медленно исчезающие под зарослями крапивы и лопухов руины, остов церкви, да общинный дом, выгоревший изнутри, но построенный так добротно, что уцелела даже крыша. В этом доме нынче состоялось необычное сборище, для которого приехавшие загодя слуги убрали из дома весь хлам, тщательно подмели выложенный каменной плиткой пол, положили на него ковры и поставили столы и лавки. Чтобы перебить до сих пор не выветрившийся запах прошлогодней гари, расставили везде кувшины с охапками полевых цветов и развесили пучки ароматных трав.

Чуть позже начали подъезжать вельможи, такие, каких эта несчастная деревенька не видала и в дни своего расцвета. С малой свитой, хмурые и сосредоточенные, входили в общинный дом, едва кивнув друг другу, приор доминиканцев Элиота, аббат Аксель Скоггланд, прямой потомок соратника Бъёрга Чёрного, Скальда Леворукого; братья Кюрманны, маршал королевы Изабеллы Фредерик и граф Ейсбургский Эдуард, потомки одного из ближайших соратников Бъёрга, Эрика Синеокого; граф Антон Бергстрем, сенешаль королевы, потомок побратима Бъёрга, Ингольфа Безумного; граф Кенка; епископ Клойстергемский Сигварт; граф Кемский Доминик Сен-Клер; междуреченский барон Иеремия Смайли; аббат Сюренсен; барон Хаврский Тилль Андерсен и Бьерн Юрсен, казначей герцога Далвеганского. Все они в своё время участвовали в нападении на герцогиню Лару Ол Таэр и в её убийстве, а так же – в издевательствах над её сыном. Все они были уверены, что этот сын тогда умер, и что та давняя история давно забыта и быльём поросла, что их преступление никто и никогда не раскроет. И все они были страшно шокированы, узнав, что мальчишка не только выжил, не только сбежал, но и вернулся в семью. Крепко надеясь на то, что мальчишка не знает никого из них и никогда не узнает – они все тогда были в масках и обращались друг к другу не по именам, а используя прозвища античных персонажей, как это принято было в Садах Мечты, – они, тем не менее, боялись. Не смотря на всё их могущество, на всю власть, они прекрасно понимали, что всплыви их причастность к убийству герцогини, сестры эльфийских князей, и от эльфов пощады не будет; но и это было не самое страшное. То, что они делали с мальчишкой, нет, не просто с мальчишкой – с принцем крови, с Хлорингом, – и то, что продолжали делать, посещая Сады Мечты, (а все они были гостями именно Галереи), – уничтожит их авторитет, их власть, и породит, открывшись, такую бурю, которая способна уничтожить сам Остров. Следовало обсудить, что делать и как, как обезопасить себя, что делать с Хлорингами, и что делать с Драйвером, в котором единственном они видели сейчас реальную угрозу для себя – он один знал их всех в лицо и знал их настоящие имена.

И Драйвер, который приехал позже всех в сопровождении Барр, прекрасно это понимал и трусил так, как не трусил никогда в жизни. Слыша гул голосов, доносившихся из общинного дома, он то и дело вытирал лицо, непрестанно покрывающееся липким потом, и не знал, как справиться с противной дрожью всех своих внутренностей и решиться войти внутрь. Что его может оправдать, что может спасти?! Что с ним сделают?!

– Не волнуйся. – Ласково сказала Барр. – Я с тобой. Пойдём. – И первая пошла к двери, гордо подняв голову и чуть изгибаясь на ходу длинным тонким телом, облачённом в чёрную одежду, напоминающую монашескую рясу. Драйвер, проглотив слюну, пошёл за ней, чуть ли не в обмороке от страха.

Встретила его, тем не менее, гробовая тишина. Вельможи, прервав разговор, уставились на него такими глазами, что Драйвер едва ли не осел на пол с жалобным писком: ну, всё, конец…

– А вот и наш герой. – Довольно спокойно констатировал Кенка. – Вот и наш, мать его, затраханный говнистый засранец, ошибка природы, называемая бароном Драйвером. Я не ошибаюсь – что-то какашечкой пахнуло? Не обделался ли ты, случаем?..

Граф Сен-Клер, томный белокурый красавчик, приложил к лицу надушенный платочек:

– Прекратите, граф, меня стошнит.

– Тазик подставь. – Скривился, не глядя на него, Кенка. – Не собираюсь я с этим говнюком церемониться.

– А что с ним церемониться? – Холодным баритоном поинтересовался сенешаль Бергстрем, осанистый красивый пожилой рыцарь, сидевший боком, отставив ногу и опершись о колено рукой в перчатке. – Он и сам этого не ждёт. А, Драйвер?.. Может, объяснишь нам, как так вышло, что мальчишка не умер? Ты же клялся, недопырок, что он сдох?

– ОН умер… почти… – Пролепетал Драйвер, мигом теряя остатки своего достоинства. – Он… умирал…

– Так что, – свирепея, всё ещё спокойно спросил Кенка, – к папочке и братцу вернулся кадавр? Оживший мертвяк?! Ходячий труп?!!

– Он… он выжил… я думал…

– Думают те, у кого есть всё необходимое для этого!!! – Рявкнул Кенка, грохнув о стол кулаком, и граф Сен-Клер вздрогнул и поморщился. – У кого есть мозги в голове!!! А ты, утырок, ты одним только местом думаешь, и то…

– Полагаю, – прогнусил Скоггланд, жирный, неопрятный, с носом сифилитика и гноящимися глазами, – нет смысла с ним вообще беседовать на эту тему. Это не та личность, которую необходимо принимать во внимание. Он никто. Надо решить, что делать и ним и с этой прискорбной ситуацией.

– А я всё-таки хочу знать, – кипятился Кенка, – как ты посмел, как посмел, мразь, держать мальчишку королевской крови в своём гнусном вертепе?! Как посмел давать Хлоринга на потеху быдлу, урод?!! Мы – это мы, мы ему равны во всём… Но ты, тварь, поскрёбыш больной шлюхи и неведомо, какого свинопаса, как в твоей больной головёнке сама мысль об этом возникла?!!

Драйвер, сжавшись, молчал, сатанея от оскорблений и умирая от страха. Да, о его матери ходили именно такие слухи: что она, после смерти отца, барона Драйвера, трахалась со всеми подряд, забыв всякий стыд. Да он и сам видел её забавы – она и сына не стеснялась, и маленький Теодор насмотрелся на всякое, пока играл на ковре подле постели, в которой резвилась его мамочка с одним, а то и с тремя и более мужиков разом… Пока его не забрал к себе Райдегурд. И что бы ни говорили о его повелителе, а Драйвер и теперь благодарен был ему за то, что тот наказал баронессу и положил конец её забавам, а его взял к себе! И почему позор мамаши до сих пор преследует его?! Что он мог поделать с этим, ему шесть лет всего было?! Украдкой глянул на Барр – та сидела в отдалении, у стены, прямая и спокойная, и вязала что-то, не поднимая глаз.

– Ему не понять. – Сплюнул на ковёр Бергстрем. – Он не рыцарь, он даже не дворянин. Выблядок, бастард, прижитый шлюхой от какого-то грязного жака…

– Или от роты кнехтов. – Подал голос, похабно ухмыляясь, барон Смайли, здоровый, похожий на бугая своими широким лицом с квадратной челюстью и мощным затылком. – Она по мелочи не разбрасывалась, Диана-во-все-дыры.

– Вы слова выбирайте. – Прошелестел от стены тихий голос, который, не смотря на тишину, заставил всех мгновенно услышать его и притихнуть. – Мне вас слушать противно.

– В самом деле. – Сладким, пасторским голосом пропел аббат Сюренсен. – Здесь же дама, господа.

– Ну и пусть заткнёт уши, дама, коли влезла в мужское общество и сидит здесь! – Покраснел от злости Кенка. – Нам здесь важные вещи обсудить и решить надо…