Недетские сказки. Тайные смыслы народных текстов

А вот ацтеки метению и уборке посвятили отдельный праздник, который длился целый месяц! Назывался он Охпаництли. В эти дни люди восхваляли матерь богов Тоци, которую называли «нашей бабушкой», и занимались генеральной уборкой, чтобы вымести из дома все несчастья и хвори.

Метла фигурирует и в китайской мифологии, где богиня ясной погоды выметала с неба дождевые облака.[98]

Уже из этих примеров видно, что первоначально метение мыслилось и осуществлялось не как простая уборка, а как ритуальное действие космогонического характера. «Метлой творили мир»,[99] – говорит Софья Залмановна Агранович, связывая слово «место» с глаголом «мести», то есть расчищать пространство для жизни человека от хаоса. Ведь именно так был сотворен космос в мифологии разных народов мира – из хаоса путём упорядочивания всего и вся.

Наша Баба-яга тоже была связана с небом. Афанасьев называл её богиней вьюг и метели. Летает ведьма над полями да лесами в зимнюю стужу, космы её седые ветер теребит. Снег белый ночью землю с небом сравнял: ни зги не видно!

Хаос Вселенной разметает Яга своим помелом, чтобы на утро снежок ровнехонько лежал на полях новой шубкой! Может быть, Баба-яга – это богиня, расчистившая место на земле для жизни человека? Кто его знает… Вот только с древних времен славяне к метёлке относились с уважением, ведь под её видом мог и змей огненный по небу пролететь или иное чудище из потустороннего мира.[100] Метлу славяне использовали в магии – будь то сельскохозяйственной, или любовной, или похоронной. И, конечно же, она стала главным атрибутом хозяйки леса и властительницы входа в Тридевятое царство – Бабы-яги.

Ступа и пест

Бросилась Баба Яга в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет.[101]

Ведунья Баба-яга простых предметов у себя не держала. Всё у неё волшебное: и избушка, и помело, и ступа с пестом. В ступе можно истолочь болезнь, верили славяне. Если найдёт на кого лихорадка, с него снимали рубаху и, приговаривая заклинания, толкли её в ступе. При этом «трясучку» следовало всячески пугать, дескать несладко ей придётся, коли не покинет она тела больного.[102] Кто совершал эти магические действия? Бабка-колдунья, та, которая общалась с миром духов и знала многие тайны жизни.

Ступа у славян была связана с идеями жизни и смерти. Древние верили, что из неё появляются дети, а вовсе не аист их приносит. «У ступы просо[103] толкли да тебя вытолкли»,[104] – отвечала мама своему малышу на вопрос, откуда он появился. И ведь серьёзно отвечала, не шутила. Славяне полагали, что ступа была местом пребывания души. Оттого в похоронной обрядности, когда умирал кто-то в доме, нельзя было пользоваться ступой и пестом, чтобы не нанести увечье душе покойного. После смерти дух умершего забирался в эти предметы домашней утвари и обитал там в течение трёх дней.[105]

В свадебной обрядности славяне соотносили ступу и пест с телами женщины и мужчины, а само толчение воспринималось как метафора полового акта. При сватовстве говорили: «У нас есть ступа, у вас есть пест. Нельзя ли вместе свесть?»[106]

Известен также старинный свадебный ритуал: приходили гости, наливали воды в ступу, а молодая должна была её толочь до тех пор, пока всю не выплещет. Говорят, так испытывали характер девушки.[107] Хотя есть предположение, что смысл этого ритуала изначально был другим: он должен был обеспечить деторождение, защитить молодую от бесплодия. Если толчение в ступе пестом означало союз новобрачных, то вода осмыслялась как даритель жизни. Сакральное стало профанным, и теперь выражением «толочь в ступе воду» мы обозначаем бесполезное и лишённое всякого смысла действие.

Выходит, ступа и пест – не обычная домашняя утварь. В них заложены идеи смерти, рождения и исцеления. Оттого они и являются волшебными предметами самой главной женщины русских народных сказок – Бабы-яги.

В каждом доме была своя колдунья! Или откуда пошла молва о ведьминских шабашах

Полон мир слухов о ведьмах, летающих на помеле, на кочерге или на хлебной лопате; и в каждой деревне есть полночный горемыка, который, возвращаясь домой, нет-нет да и видал, как колдуньи на шабаше ворожат. Космы распустят ведьмы проклятые, обнажатся, и только покажись им на глаза – вмиг пропадёшь! Откуда такие поверья? Неужто в действительности был хоть один человек, который воочию видел настоящий слёт нечистой силы? Может быть, ему всё же привиделось во тьме-то?

«Дело в том, что во многих старинных обрядах женщины ведут себя точно так же, как ведьмы, – объясняет фольклорист Андрей Топорков, – ездят на кочерге или помеле, обнажаются, распускают волосы. Понятно, что если какой-нибудь сосед или прохожий увидит их в это время, он как раз и примет их за ведьм».[108]

Взять хоть случай, приключившийся в середине XIX века в селе Мосальского уезда Калужской губернии… Нагрянула в те места Коровья смерть – злое существо, вызывающее падёж скота. Да такая свирепая, что всю животину без разбору стала валить! Жалко коровушку, жалко телёночка. Да и голод не тётка… Что делать? Бабы знают что, ведь каждая с детства была обучена своей матерью, или бабкой, или прабабкой.

Собрались, значит, бабы в сумерки, нагие, с неубранными волосами. Впереди всех идёт вдова верхом на помеле, за нею беременная женщина управляет сохою, а ту соху девки везут. Опахивают эдак женщины всё село вокруг да магические песни распевают. А чтобы Коровья смерть совсем испужалась, они ухватами вооружились, кочергами да сковороднями. «Бьют в печные заслоны…рукою и палкою… Прыгают одна на другую, пляшут, произнося разные ругательства… Если при этом кто-нибудь с ними встретится, тот… подвергается всякому их насилию и побоям».[109]

Ясно, что случайный наблюдатель воспринимал увиденную им сцену как шабаш ведьм. Оттого-то народное воображение наделило колдуний кочергами, лопатами да мётлами. Многое в фольклоре не просто выдумано, а основано на реальных впечатлениях.

Правду, значит, говаривали те люди, которые своими глазами видели слёт злой силы. Вот только не ведьминский шабаш это был, а бабы собирались совершать ритуал важный: Коровью смерть изгонять, русалок или ещё какую нечисть.

Живописец русского реализма Мясоедов Григорий Григорьевич увлекался изучением древних языческих обычаев. Ритуал опахивания он изобразил на своём одноимённом холсте. Посмотреть работу можно здесь:

«Опахивание», Г. Г. Мясоедов, 1876 год, Русский музей, Санкт-Петербург

Прялка Бабы-яги

Тихо ночью в лесу, только сверчок где-то посвистывает да филин ухает. Сидит Яга в избе одинёшенька, кудель прядёт, кот чёрный на печи спит-сопит. Ску-у-учно. Чу! Русским духом запахло! Засверкали глаза Яги, заиграла кровь! Гуси-лебеди, верные слуги, над Русью весь день летали, принесли на крыльях Ивашечку. Недоглядела за братцем сестрица… Значит, и сама скоро явится… Ох, и задаст же Яга ей уроков! Напрясть, наварить… А, собственно, зачем Яга даёт такие задания? Да затем, чтобы девочка показала, хорошая ли из неё выйдет хозяйка и готова ли она ко взрослой жизни. А кому проверять способности Настеньки, раз не Бабе-яге, хранительнице домашнего очага?

Говорят, Яга когда-то была Мокошью – женской богиней, почитаемой древними славянами. Знаем мы сегодня о ней потому, что она, единственная из женских божеств, входила в пантеон князя Владимира и стояла на священной горе вместе с Перуном, Дажбогом, Хорсом, Стрибогом да Семарглом. В «Повести временных лет» рассказывается, как в 980 году установил Владимир идолов сих на горе священной, а через восемь лет, когда решил крестить Русь, ото всех избавился: кого сжёг, а кого в Днепре утопил. Так были свергнуты с «пьедестала почёта» языческие боги. Однако культ Мокоши среди славянских женщин был настолько сильным, что даже после введения христианства сохранялся долгие века.[110]

О Мокоши говорили, что она – богиня судьбы, прядущая нити людских жизней. В народе её изображали с прялкой, а само имя связывали с водой и колодцем. Оттого её иногда называли Мокрошью или Мокриною.[111] Если Перун-громовержец ассоциировался с верхним миром, с горой, то Мокошь – с нижним миром, с подземельем. Мать Сыра Земля, – говорили славяне, и этот образ олицетворял женскую сущность Мокоши, её способность к деторождению, плодородию и всему тому, что даёт жизнь.

Яга тоже занималась прядением, только в сказках, а не в мифах. И образ её славяне также связывали с нижним миром.[112] А что до колодца, так в некоторых сказках колдунья являлась его стражем. Любопытно, что и зарубежные сестрицы Яги выполняли подобную роль. Например, ведьма германской мифологии Хольда[113] покровительствовала прядению и владела колодцем, в котором обитали души нерождённых и умерших.[114]

Прялка, колодец, потусторонний мир – предметы и явление, которые часто оказываются в сказках «неразлучными». Каждый день трудолюбивая падчерица должна была идти к колодцу и там прясть. Но однажды уронила девочка прялку в студенец! Ох и сживёт же её со свету мачеха, если не принесёт она к вечеру свою работу. Делать нечего, спустилась падчерица в колодец, но оказалась не на дне мокрой скважины, а в волшебном мире. Помните такие сказки? Самая популярная с подобным сюжетом – «Госпожа Метелица» братьев Гримм. Собственно, волшебная старушка, живущая на дне колодца, и есть Хольда, о которой мы с вами говорили выше. В нашей литературе этот сюжет воплотился в сказке Одоевского «Мороз Иванович».[115]

Интересно, что занимались рукоделием у колодца и роняли в него прялки не только сказочные персонажи. Например, славянские женщины во время древнего обряда мокрида[116] делали то же самое: кидали в колодец прялки и пряжу. Считалось, что этими действиями можно умилостивить богиню Мокошу. Позднее обряд стал посвящаться Святой Параскеве Пятнице – покровительнице домашнего хозяйства и женских забот в народной традиции православных славян. К слову сказать, Ягу учёные также соотносят с Параскевой, как и с Мокошей. Видимо, все эти мифологизированные героини были настолько важными для народа, что один образ, уходя со сменой эпох, заменялся другим, но суть оставалась прежней.

Получается, неспроста Яга прядёт по ночам… не от скуки… А от жизненно важной необходимости – прясть судьбы людей!

Память о древней женской богине славян живёт и в наши дни (и не только в образе Параскевы). Необычный мультипликационный фильм был снят в 1995 году под названием «Сказка про богиню Макошь». Найти и посмотреть его можно, пройдя по ссылке:

«Сказка про богиню Макошь», Укранимафильм, 1995 год. Режиссёр: Н. Чернышова

Износить три пары железных сапог, изглодать три каменных хлеба, изломать три чугунных посоха… Зачем?

«Ну, Иван-царевич, ищи ж меня в седьмом царстве. Железные сапоги износи и три железных просвиры[117] сгложи![118] – говорит царевна-лягушка загадочные слова неразумному мужу. Каков же их смысл?

Учёные установили, что обувь, посох и хлеб были теми предметами, которые некогда клали в погребение умершему, чтобы тот мог достичь загробного мира. Железными они стали, символизируя долготу пути.

У каждого народа были свои представления о дороге на «тот свет», соответственно и «багаж» мертвецам из разных стран мира полагался определённый. Например, если покойному придётся переплывать водное пространство для достижения царства мёртвых, то ему положат ладью. А если ему предстоит далёкий путь пешком, ему наденут крепкую обувь.

В сказках индейцев Северной Америки герой, чтобы отыскать умершую жену в потустороннем мире, просит у отца пять медвежьих шкур, из которых вырезает сто пар башмаков. В Калифорнии индейцев непременно хоронили в мокасинах, ибо путь к местам вечной охоты представлялся неблизким. Египтяне давали усопшему крепкий посох и белые сандалии. В погребениях Древней Греции находили глиняную обувь, иногда две пары. А в алеманских могилах обнаруживали обувь, посох, плоды и свечи, которые должны были освещать душе умершего путь в иной мир.

Пропп отмечает, что этих материалов достаточно, чтобы установить, что сто пар башмаков, глиняная обувь, крепкий посох и пища фигурируют в сказках разных народов мира как отголоски древних погребальных обрядов.[119] Выходит, три пары железных сапог, три каменных хлеба и три чугунных посоха героям русского фольклора необходимы для достижения Тридевятого царства. Именно там Иван находит жену, чью лягушачью шкурку сжёг по незнанию. Там же и Марьюшка встречает ненаглядного Финиста, после чего становится его законной супругой. Обряд инициации пройден успешно!

Почему «три»?

Почему в наших сказках, чтобы добраться до царства мёртвых, герой должен износить именно три пары башмаков? Почему у чудища три головы? Почему задание герой может выполнить только с третьего раза? Так много «почему»! Закон троичности традиционен для сказок, а исследователи до сих пор не дали ему такого объяснения, которое удовлетворило бы всех. Многие считают, что ответ нужно искать в истории числовых систем.

Сегодня мы пользуемся десятеричной числовой системой, то есть считаем десятками. Однако тысячи лет назад люди не умели считать десятками, самым большим числом было три. Исследователь мышления первобытных народов, французский антрополог Леви-Брюль писал: «В очень многих низших обществах[120] отдельное числительное существует лишь для чисел: один, два, а иногда и три. Когда идёт речь о числах свыше этих, туземцы говорят: «много – множество».[121] Отсюда можно предположить, что три в первобытные времена означало «много», столько, сколько можно сосчитать. Периоду счёта по десяткам предшествовал очень длительный период счёта до трёх, и, по-видимому, сюжеты сказок создавались именно в это далёкое время.[122]

Стало быть, если в сказке действует закон троичности и говорится, что нужно сносить три пары башмаков, а не сто, значит, сказка эта очень древняя, и три пары башмаков означают наибольшее количество обуви, которое может взять с собой герой. Если дальше размышлять таким образом, то получится, что три огнедышащих головы Горыныча – это древнее средство художественной выразительности, с помощью которого рассказчик подчёркивал ужасный облик зверя и ту опасность, которую он собой представлял. Попробуй, победи его! Герой же, который бился со змеем три дня и три ночи, – ещё тот молодец, раз смог вынести такой длинный серьёзный бой! Истинный воин!

Пропп отмечает, что все действия в древнем фольклоре происходят интенсивно, но средств передать эту напряжённость и насыщенность событиями нет, кроме многократного повторения. Так делают малые дети, рассказывая, например: «И вот мы шли, шли, шли, шли… и пришли в магазин». Или «Мама купила всего много, много, много…».

Дорога на «тот свет»

В русских волшебных сказках «тот свет» – это «царство подземное», «подводное», «небесное», «сонное», «далёкое», «седьмое», «тридевятое», «тридесятое» и наконец «небывалое»! Как видим, никакого единства в его месторасположении нет. И связано это с тем, что и в народе не было общего мнения, где же находилось царство мёртвых. О некоторых любопытных версиях того, как славяне представляли дорогу в иной мир и как эти представления отразила сказка, читайте далее.

О небесном «том свете»: вверх по Древу Жизни

Один из путей в иной мир – это дерево. В сказке «Петух и жерновки» старик попадает на «тот свет», вскарабкавшись по стволу дуба, который вырос в его ветхой хатке: «Взял он мешок и полез на дуб. Лез, лез и взобрался на небо».[123]

Язычники верили, что в центре нашей Вселенной стоит Древо Жизни, которое соединяет собой три мира: верхний – крона дерева упирается в небосвод, нижний – корни его уходят глубоко в преисподнюю, и земной – ствол дерева пронизывает «этот свет» и организует жизнь всех его обитателей.

Таким волшебным деревом славяне считали дуб и использовали его образ в магических загадках, песнях и заговорах. Отгадаете старинную загадку? «Стоит дуб, на дубу 12 сучьев, на каждом сучке по 4 гнезда».[124]

В древних заговорах «булатный Дуб» помещается в центр мира: он растёт на священном камне Алатыре, на острове Буяне посреди океана – «пуповины морской». Именно в это священное место, к истокам всего мироздания, отправляли душу больного для исцеления посредством заклинаний.

В роли Мирового Древа у славян выступали и другие деревья: берёза, иногда перевёрнутая вверх корнями; яблоня с молодильными яблочками; явор; кипарис… Если вы интересовались народным искусством, то наверняка видели образ Мирового Древа в русской крестьянской вышивке или в росписи, например, на прялках.

Древо Жизни знают не только славяне. В германо-скандинавской мифологии это исполинский ясень Иггдрасиль, в карело-финской – Великий дуб, в исламской традиции – дерево лотоса, что растёт на седьмом небе у престола Аллаха. А в китайской – древо Киен-Му, которое стоит в центре мироздания, не отбрасывая теней, и на нём растут персики бессмертия.

Прялка северодвинская с Мировым Древом, Архангельская губ., XIX век

Кокошник с изображением Мирового Древа. Центральная Россия. XVIII век

Стало быть, если многие народы со всего земного шара верили в Мировое Дерево, значит, и сказки о «деревьях до неба» знают не только славяне. О небесном восхождении на «тот свет» рассказывает венгерская сказка «Древо до небес», английская – «Джек и бобовый стебель», японская – «Бамбук до самого неба» и многие другие.

«У Лукоморья дуб зелёный…»

Образ дуба прочно вошёл в нашу культуру. Конечно, сегодня древние заговоры и песни известны преимущественно специалистам, но стихи «У Лукоморья дуб зелёный» знает каждый ребёнок. Теперь, думаю, многие догадались, что дуб с мифологическими существами из поэмы Пушкина – не обычное дерево, а Мировое.

Складывается ощущение, что в стихах поэта оно организует жизнь всей русской сказки: «Там чудеса: там леший бродит, / Русалка на ветвях сидит…» Пушкин не специально, но интуитивно помещает дуб в пролог поэмы, как в древних песнях и заклинаниях, ведь это дерево – начало всех начал.

И вот мы берём сегодня поэму в руки, читаем, и перед нашими глазами чудом воссоздаётся то таинственное далёкое место, откуда берут истоки русская народная сказка и весь славянский мир. И неважно, что за окном XXI век и до небес растут уже не деревья, а многоэтажные дома.

Древо Жизни – оно же Древо Смерти

Мир в представлении древних славян был двойственным. Он делился на день и ночь, добро и зло, свет и тьму… Эти противоположности своим слиянием и ооппозицией создавали единую систему бытия. Так, и Мировое Дерево не могло восприниматься людьми однозначно. Ведь там, где жизнь, рядышком идёт и смерть.

В похоронной обрядности славяне осмысляли дерево как пристанище души до погребения тела. И когда смотрели на птиц, сидящих на вершине дуба или берёзы, верили, что это души умерших, которые вот-вот вспорхнут и отправятся в полёт в небесное царство.

Эти древние верования отразились и в христианских обычаях. Например, раньше на Троицу славяне приносили в дом зелёные ветки, чтобы душам, пришедшим с «того света» к живым, было где сидеть.[125] Сегодня об этом смысле обычая помнит не каждый, но изначально он был именно таким. Важным было также убрать веточки после праздника вовремя. В одной быличке рассказывалось, как женщина оставила их дома, оттого душа усопшего не могла улететь обратно на небо и вынуждена была просидеть на ветках целый год.

Многим народам знакомо Погребальное Дерево. Это дерево, на ветвях которого подвешивали тела умерших или гробы с покойниками. Например, так делали коренные американцы: тщательно заворачивали труп в шкуру или в халат и подвешивали его на самой тяжёлой ветке.[126] Иногда тело умершего прятали в дупло. Этот обычай нашёл отражение в известной нам сказке Гриммов «Пёстрая шкура».[127] Принцесса сбегает из дворца и прячется в дупле, завернувшись в шкуру зверя: «…пёстрый плащ из разных мехов на себя накинула, а лицо и руки свои вымазала сажей. Затем помолилась и ушла из дома, и шла целую ночь, и наконец пришла в большой лес. Утомившись от долгого пути, она залезла в дупло большого дерева и заснула».[128] Эти действия явно соответствуют древнему похоронному обряду и говорят об инициации героини.

Абхазы тела умерших клали в выдолбленный ствол дерева, а затем привязывали такой гроб виноградной лозой к высочайшей ветви какого-нибудь большого дерева. Рядом привешивали оружие и одежду усопшего, а чтобы послать на «тот свет» коня, гоняли его «во всю прыть от этого дерева до тех пор, пока тот не околеет».[129]

На деревьях хоронили детей ханты и манси, хотя они это делали не на ветвях, а под корнями или в дуплах, предварительно завернув тело в бересту.[130]

Мокшане – этническая группа мордвы – подвешивали покойных на деревьях, а позднее стали хоронить в избах смерти.

Объяснить такой необычный способ погребения можно по-разному. С религиозной точки зрения он был связан с культом деревьев и с верой в то, что душа после смерти поднимается по священному дереву в небесное царство. Практических объяснений можно найти больше. Во-первых, животные или люди могут ходить по могилам – а это нехорошо. Во-вторых, волки могут выкапывать трупы и пожирать их – что тоже скверно! И в-третьих, в тех регионах, где почва оледенела от мерзлоты, похоронить человека в земле крайне затруднительно, поэтому тела усопших подвешивали на деревьях, как, например, в Якутии.

Со временем этот обычай соблюдался всё реже. Например, в Сибири в первой четверти XX века на деревьях уже хоронили только до весны, чтобы потом можно было закопать.

Славяне не знали такого способа погребения, но обычай сажать дерево на могилах известен нашим предкам. Для того, чтобы душа могла подняться на небо, на такие деревца в старину вешали веревочки. С этим же поверьем у русских связан обычай печь на сорок дней пшеничные или ржаные лесенки – так живые пытались облегчить путь покойному на «тот свет».

Чаще всего на могилах славяне сажали плодовые и вечнозелёные деревья, которые символизировали жизнь и рождение. К примеру, в сказке «Крошечка-Хаврошечка» девушка закапывает в землю кости матушки, из которых на могиле вырастает чудесная яблонька с золотыми листьями и наливными плодами. Благодаря этой яблоньке Хаврошечка общается с умершей матерью, покровительство которой помогает ей благополучно выйти замуж.

В других сказках по типу «волшебная дудочка» злые сестрицы убивают девушку. На месте, где они закапывают её тело, вырастает калина или тростинка, из которой герой делает волшебную дудочку. Эта дудочка сообщает о несчастной судьбе красной девицы. В итоге сестёр наказывают, а девушку спасают.

Связь дерева с представлением о смерти и рождении отражает и наша речь. Вспомните, как взрослые отвечают детям на вопрос, откуда они появились? Родители говорят, что нашли их на дереве: «с груши упал», «на вербе тебя поймали». А выражения «глядеть в дуб», «дать дуба», «одубеть» употребляют в значении «умереть».[131]

О небесном «том свете»: на хрустальной горе

Попасть в Тридевятое царство можно, поднявшись на вершину волшебной горы. В народных представлениях гора подобна Мировому Дереву: она соединяет земной мир, преисподнюю и небо. Поэтому язычники Древней Руси устанавливали идолов для поклонения на возвышенностях. Поднимаясь на гору, человек думал, что становился ближе к небесам, и вероятность быть услышанным богами возрастала.

В русских поверьях царство мёртвых – это страна с золотыми горами. В белорусских – на железной горе находится рай.

В славянских сказках волшебная гора может быть хрустальной, стеклянной, золотой, реже – просто каменистой. В любом случае, когда герой оказывается в её пространстве – это означает, что он попадает в загробный мир. И мир этот поражает своей фантастичностью: «И полетел [Иван-царевич] в тридесятое государство, а того государства больше чем на половину втянуло в хрустальную гору»![132] На стеклянной горе Иван видит стеклянные избы: «Потом он идёт, глядит: стеклянная изба. Заходит в эту избу, глядит: сидит красавица».[133]

В сказке «Три царства…» герой попадает на гору чудаковатым образом: «Вошёл туда – железные когти ему на руки и на ноги сами наделися. Начал на гору взбираться, лез, лез, целый месяц трудился, насилу наверх взобрался».[134]

Что это за когти, которые сами на руки и на ноги надеваются? Оказывается, чтобы помочь душе взобраться на стеклянную гору, которая была гладкой, как яйцо (!), древние славяне клали умершему в гроб его ногти. Человек срезал их в течение всей своей жизни и складывал в мешочек. И когда приходил час карабкаться по волшебной горе, остриженные ногти должны были срастись на пальцах покойного. А если умерший при жизни разбрасывал свои ногти где ни попадя, то не взойти ему сразу после смерти на магическую вершину, а блуждать в мытарствах по земле в поисках обрезков.