Страницы минувшего будущего

Светлана Козлова

Страницы минувшего будущего

© Светлана Козлова, 2023

© СУПЕР Издательство, 2023

Сюжет книги разворачивается в период с лета 1992 по осень 1994 годов, эпилог затрагивает наше время. Главная героиня – Агата Волкова, девушка, с детства мечтающая стать журналистом и получающая шанс на осуществление мечты через попадание по распределению от института на работу в телецентр «Останкино». Агата упряма, ради собственной мечты она готова пойти на многое, а потому отступать не намерена, считая, что, чем извилистее путь к цели, тем он интереснее. В противовес Агате главный герой – Денис Кравцов – опытный корреспондент, в прошлом прошедший Афганистан, специализирующийся на военной журналистике и против воли становящийся непосредственным начальником Агаты. Подчиненная со сложным характером ему, человеку военному и привыкшему к риску и тому, что каждый день в жизни может стать последним, не нужна, и он всеми силами пытается избавиться от ее общества, однако раз за разом терпит фиаско.

Первая же командировка становится для Агаты настоящим испытанием на прочность, потому что съемочную группу отправляют в Степанакерт – столицу Нагорного Карабаха, на территории которого происходит вооруженное столкновение между Арменией и Азербайджаном. Денис с Агатой попадают в плен, из которого их вытаскивает тот, на которого никто не мог и подумать. Однако для Агаты история спасения остается загадкой до самого конца сюжета.

Именно в плену былое противостояние между Агатой и Денисом сходит на нет, и именно в условиях, в которых подобное выглядит невозможным, начинают зарождаться теплые чувства друг к другу. Но Агата сломлена морально и отчасти физически, и собственные чувства и ей, и Денису признать крайне сложно, так как оба они познали слишком много жестокости, чтобы впустить в свои жизни что-то светлое и чистое. Они оба душат в себе чувства, боятся их, и единственное, что могут позволить – дружбу.

Агата постепенно набирается опыта, растет как профессионал. Денис учит ее, помогает держаться в кадре, передает знания, которыми обладает сам. И постепенно сам Денис уверяется в том, что из Агаты может получиться хороший честный журналист, даже крепче, чем сама Агата, которая не отступила от мечты, но почти растеряла надежду на ее осуществление.

Вторая кульминация приходится на 3–4 октября 1993 года, когда случается попытка вооружённого захвата телецентра. Чудом уцелевшие, Агата и Денис понимают, что в ту ночь могли потерять друг друга, и этот страх ломает выстроенные преграды окончательно, дает обоим понять, что бегать друг от друга и своих чувств и дальше уже нельзя. Происходит долгожданное сближение. Денис рассказывает Агате о своей жизни, о том, как служба в Афганистане сломала его, и как ничего, кроме работы, в жизни у него не осталось. Сблизившись, Денис и Агата помогают друг другу обрести новый смысл жизни, становятся друг для друга опорой, поддержкой и верой в то лучшее, которое, казалось, уже никогда не наступило бы.

Ближе к концу истории Агату, бывшую на протяжении сюжета помощником корреспондента, переводят на должность корреспондента, ее мечта спустя долгое время и череду испытаний все-таки сбывается. Агата начинает новый путь, уже самостоятельный, развивается как профессионал и доказывает, что она находится на своем месте, что путь к цели, оказавшийся долгим и тяжелым, все же был истинным.

История заканчивается эпилогом, который затрагивает наши дни. У Агаты и Дениса двое детей, они вместе уже двадцать восемь лет и празднуют годовщину свадьбы. В теплой праздничной обстановке Агата вспоминает свою жизнь и лишний раз убеждается в том, что все испытания, выпавшие на ее долю, были не напрасными. Она получила то, о чем мечтала, и даже больше.

Глава 1

– Так, Волкова, Волкова…

Нахлынул озноб.

Ощущение такое – когда от неизвестности и страха внутренности сводило судорогой – Агата ненавидела. Сидя в небольшом кабинете отдела кадров, она без остановки перебирала пальцами чуть облезший ремешок сумки, позволяя взгляду скакать лихорадочно с собственных рук на изучаемые Николаем Борисовичем Стрелецким институтские документы.

Двадцать третьего июня тысяча девятьсот девяносто второго года выпускникам факультета журналистики выдали дипломы и направления на дальнейшее трудоустройство и, наверняка выдохнув облегченно, с богом отпустили в абсолютно взрослую жизнь. Потому-то сидела сейчас Агата, трясясь, словно лист осиновый, в тщетных попытках выровнять рваное дыхание и не обращать внимания на ухавшее где-то в районе горла сердце.

Знакомство с Николаем Борисовичем состоялось раньше, однако запоминать каждого проходного стажёра, да ещё и при таком количестве сотрудников, последнему, конечно же, смысла, как и возможности, явно не имелось. Все вчерашние студенты на одно лицо – то и неудивительно.

Документы проверялись в безмолвии тягостном, от которого не только сердце колотилось заполошно, но и желудок как-то странно сжимался.

Дыши, Волкова. Только дыши.

А то кто ж тебя знает.

Тишина, наконец, прервалась.

– Могу предложить ИТА Новости, в состав одной из корреспондентских групп, – Стрелецкий ещё раз перетасовал машинопечатные листки с характеристиками и пробными текстами, над которыми Агата ночами длинными сидела в попытках опыта набраться поскорее. – Как раз человека им не хватает для комплекта давно уже. По трудовой будешь помощником корреспондента, но готовься к двум обязанностям – носить бумаги с кофе и не путаться под ногами. Такова специфика. Поработаешь, там посмотрим.

И сказать бы ей банальное «спасибо» или что-то в этом духе! Вот только горло вмиг свело таким сильным спазмом, что сил и хватило-то лишь на судорожные мелкие кивки. Это же уму непостижимо – мало того, что Останкино, да ещё и помощник корреспондента, вот так сразу! А ведь диплом у Агаты совершенно не отличный, разве только характеристики с текстами вытянули…

Кофе носить? Да хоть со шваброй бегать! Главное ведь не в этом, а в самой возможности зарекомендовать себя, задержаться здесь; остальное само приложится. Со временем.

От переизбытка чувств Агата даже на ноги вскочила, от чего голова тут же закружилась, выражая бурный протест и без того взволнованного организма. Николай Борисович взгляд быстрый бросил исподлобья и едва уловимо хмыкнул, вновь сосредотачиваясь на машинопечатных бумажках с округлыми синими штампами. Синяя корка гербовая сиротливо лежала на краю стола, так и не вызвав интереса особенного.

– Ну, так что? Оформляемся?

– А? – непонимающе Агата на Стрелецкого воззрилась и совсем уж нелепо похлопала не накрашенными ресницами. Смысл вопроса дошёл примерно секунд через десять, и пришлось даже руками всплеснуть, осознав. – Конечно! Конечно, конечно, оформляемся! Простите, я просто волнуюсь так… простите.

– Все волнуются, милочка, не ты первая, – Николай Борисович усмехнулся вновь и полез в один из ящиков старенького, с местами облупившимся лаковым покрытием, стола. – Да ты сядь, в ногах правды нет.

Послушно падая обратно на качавшийся стул, Агата чувствовала, как сердце не спеша занимало отведённое ему матушкой-природой место, а онемевшие пальцы ног постепенно возвращали утраченное тепло. Паникёрство преследовало всегда, едва ли не с детства раннего. Ну, чего, спрашивается, было бояться? Агата шла сюда по распределению от института, одного из немногих, который ещё умудрялся хранить «пережиток Союза», стало быть, уж какую-никакую, а работу бы дали в любом случае. А разве сама она не готова хоть полы мыть, лишь бы только здесь?

Как же обидно порой становилось от того, что здравомыслие покидало в самые нужные моменты!

Коридоры телецентра «Останкино» могли с легкостью нагнать ужас на любого, кто оказывался в них впервые. Однажды, в самом начале своей месячной стажировки, Агата умудрилась заплутать настолько капитально, что пришлось в итоге проситься к монтажёрам, чтобы те помогли выбраться, перед тем позвонив по внутренней связи в редакцию программы развлекательной, в составе которой и числилась Агата, и где её уже успели всерьез хватиться.

Надо бы в гости как-нибудь заглянуть.

Идя по стеночке, дабы никому ненароком преграды не создать, Агата безостановочно вертела головой во все стороны сразу, ища нужный кабинет: два – сто три. Люди постоянно рыскали туда-сюда, совершенно не обращая внимания друг на друга, и от того то и дело сталкивались, мимолетно бросая краткие подобия извинений. Суматоха в серых стенах царила круглосуточно: все двадцать четыре часа шли съёмки, то-то работал в ночную смену, кто-то перерабатывал, кому-то везло оттарабанить традиционные с девяти до шести. Но последнее случалось редко – слишком уж непредсказуемой была профессия.

– Волчок?

Неуверенный голос заставил тряхнуть и без того вечно растрёпанными волосами и обернуться. Оклик мог совершенно спокойно остаться без внимания, если бы не одно «но». Так Агату придумали называть во время стажировки ребята из той самой программы, и за месяц новой привычке поддались все, с кем завязывалось мало-мальски доверительное общение.

На лицо тут же набежала искренняя улыбка.

– Лёлька! – в пару прыжков расстояние преодолев, Агата бросилась в объятия девушки и даже крутанулась с ней вокруг своей оси, едва не сбив при этом спешившего куда-то паренька с внушительной стопкой кассет в руках. – Ты как?

Митрохина усмехнулась и отволокла Агату в уголок, подальше от оживленного движения коридора.

– Нормально, что тут поменяется-то, на подводной лодке? Работаем потихоньку. А ты? На работу? Защитилась уже? Господи, какое число-то сегодня… – и Оля потянулась к поясной сумке, в которой у каждого второго сотрудника хранилось абсолютно всё – от сигарет до запасных кассет для диктофона, отвёрток или пучков проводов – это уже от специальности зависело.

– Двадцать третье сегодня, – Агата усмехнулась и вовремя перехватила Лёлькину руку с уже наполовину вытащенным карманным календарём. – Защитилась, вот, только из кадров.

– О, и куда, куда тебя направили? – Митрохина пихнула календарик обратно и глянула наполненным каким-то детским любопытством взглядом.

Ольга Митрохина, которую, впрочем, многие звали не иначе, как панибратским «Лёлька», вот уже третий год работала в той самой программе, и именно на стажировке Агата успела наладить с ней отношения, довольно близкие по природе своей к дружеским. Отличавшаяся лёгким и весёлым нравом Лёлька сразу понравилась всему пугавшейся и какой-то зашуганной в первые дни Агате, и она словно по мановению волшебной палочки потянулась к этой живой девочке-редактору.

Когда что-то не получалось – а случалось такое частенько, – именно Оля каким-то образом мифическим всегда оказывалась рядом, не позволяла раскисать и заниматься самобичеванием. Всегда имея в заначке какую-нибудь шоколадку или горстку карамелек, Митрохина, добавляя к ним самую дешёвую заварку и кипяток, умела создать поистине чудесную атмосферу и настоящий пир. В родной команде её холили и лелеяли, никогда не давали в обиду и относились, словно к младшей сестрёнке. В составе той программы вообще царила необычайно семейная атмосфера, и Агата даже позволила себе удариться в слёзы, когда стажировка закончилась, даром, что сама прекрасно понимала: шансы на новую встречу всё же имелись.

Мест для распределения хватало, однако самыми вожделенными оставались два – Останкино и Шаболовка. В институте, к счастью, не стали сильно забивать себе головы и потому наиболее типично поступили, попросту раскидав новоявленных журналистов по местам их последней стажировки. В общем-то, рассуждала Агата, то весьма логично – студенты уже успели малость пообтесаться, завести какие-никакие знакомства, кто-то даже опыт будущей непосредственной работы успел начать набирать, так что не имелось особенного смысла перетасовывать поток.

Одна из вещей, благодарность за которые будет теплиться в сердце ещё очень долго.

– Я в ИТА Новости, коллега, – Агата шутливо козырнула двумя пальцами и словно в доказательство показала Ольге клочок бумажки, на котором почерком Николая Борисовича были нацарапаны этаж, кабинет и две фамилии.

И новостная программа, и та, в которой стажировка проходилась, принадлежали Первому каналу Останкино, уютно расположившемуся на первой кнопке каждого российского телевизора. Совсем молодой, собственно, как и сама страна, канал, недавно отпраздновавший полугодие, пришёл на смену «Первой программе ЦТ», канувшей в лету вместе с Советами. Хотя, по сути, сменилось лишь название да председатель телерадиокомпании, под эгидой которой и вещался Первый канал.

– А кем тебя? – в Лёлькином голосе мелькнули нотки едва различимой настороженности, когда она изучала цепким взглядом исписанную бумажку, словно надеясь прочесть в ней нечто сокрытое.

Агата плечами пожала.

– В какую-то корреспондентскую группу, вроде как в помощь. Сама же знаешь, с чего начинать приходится.

– Это да, – Оля усмехнулась и вернула бумажку. – Я их что-то по фамилиям так вспомнить не могу, вот если бы увидела… думала, смогу рассказать чего интересного.

– Да, пустяки, – Агата махнула рукой. – Два – сто три как найти?

Митрохина выглянула в коридор, движение по которому благодаря неведомой силе уменьшилось раза в три, и махнула рукой куда-то вправо от себя.

– До поворота, потом налево, по правой стороне будет, не ошибешься.

– Спасибо, – Агата улыбнулась и обхватила Ольгу за плечи.

– Ты в гости заходи, чаю попьем, ребят повидаешь.

– Обязательно! Ладно, побегу, а то мало ли, что. Удачи тебе!

– И тебе! – Оля быстро чмокнула Агату в висок и, поймав кого-то взглядом, со звонким возгласом «Ну-ка, Лёш, погоди!» испарилась.

В телецентре воздух даже каким-то особенным казался, тёплым, с нотками пыли, смеси самых разных духов и чего-то ещё, совершенно неразличимого и оттого пленявшего. Сделав глубокий вдох, Агата прикрыла глаза, и губы сами собой расползлись в блаженной улыбке. Бывать здесь в последний раз доводилось каких-то три недели назад, а казалось, словно не меньше года минуть успело. И сам воздух, как же его не хватало! Не хватало всего, на самом деле – и вечно спешивших куда-то сотрудников, и табличек «Тихо! Съемка!» на дверях некоторых студий, и местами разбитого пола, и обшарпанных серых стен… помещение внешне не вызывало восторгов – да, собственно, как и любое другое в эти годы, – однако с лихвой компенсировало непрезентабельную оболочку внутренней атмосферой.

Прямо по коридору, затем налево… Агата прибавила шаг, поглядывая на номера кабинетов, и почувствовала вдруг, как привычный страх вновь пробрался под тонкую ткань рубашки клетчатой, заставляя спину и плечи покрываться колючими мурашками. Как-никак, первый рабочий день, первое настоящее непосредственное руководство. А если не понравится? А если она там вообще не нужна?

Так, стоп.

Агата даже замерла на несколько секунд и вновь тряхнула копной пережжённых краской волос. Человек им нужен точно – о том сказали в кадрах чётко и ясно. А не понравится… так то, в принципе, логично, ведь нет такого человека, который бы нравился абсолютно всем.

Наверное, нет.

Тоненький внутренний голосок, противно попискивавший и вгонявший в страх, был кое-как послан по известному адресу, и Агата сделала пару шагов, прежде чем замерла, как вкопанная.

Пальцы намертво вцепились в папку из-под документов.

Два – сто три.

Беспомощно оглянулась и выдохнула как можно тише. Здесь даже людей не оказалось, и о жизни в этой части телецентра напоминал лишь свет матовых ламп под потолком с местами осыпавшейся побелкой да приглушенные голоса где-то в отдалении. Мурашки вновь дали о себе знать, а тонкий голосок опять завёл давно известную пластинку.

Да что же это?

И прежде, чем вновь позволить страху взять над собой верх, Агата постучала в покрытую тёмной краской дверь и толкнула её.

Даже выдохнуть забыла.

Кабинет оказался небольшим и, словно на контрасте с ярко освещённым коридором, погруженным в пусть очень лёгкий, но полумрак. Темноту дополняли выкрашенные в коричневый стены и отсутствие окон. В первые пару секунд Агата, прикрывшая за собой дверь, даже зажмурилась, привыкая к резкой смене освещения.

– З-здрасьте…

За одним из письменных столов, заваленных разномастными кипами бумажек, плёнок и проводов, сидел мужчина лет тридцати, ловко орудовавший ножницами над длинной плёночной лентой. Под левым его локтем располагалась бутылочка прозрачного клея с опущенной в неё кисточкой. Второй мужчина лежал на стареньком диване затылком к двери, вытянувшись во весь рост, и лениво потягивал, судя по запаху, кофе. На её «здрасьте», впрочем, отреагировал лишь один из мужчин.

– Здрасьте-здрасьте, – тот, что монтировал пленку, отвлёкся от своего занятия, развернулся на стуле и смерил вопросительным взглядом.

Агата сглотнула.

– М-меня… мне нужны Ситников и Кравцов, – пальцы ещё сильнее вцепились в папку и смяли несчастный клочок с посланием Стрелецкого.

– Ну, есть такие, – мужчина усмехнулся и повёл рукой в сторону по-прежнему проминавшего диван мужчины. – Он – Кравцов, я – Ситников.

– Меня к вам из отдела кадров послали… помощником корреспондента.

Тот, который Кравцов, обернулся, бросил на Агату быстрый взгляд, отвернулся и вновь отхлебнул свой кофе. А Ситников, явно с трудом подавляя рвавшееся наружу удивление, дёрнул шеей и натянуто улыбнулся в попытке выглядеть доброжелательно.

– Помощником? А как звать тебя?

– Агата.

Кравцов громко фыркнул и обернулся вновь. На сей раз зрительный контакт продлился на пару мгновений дольше, но разорвался в той же последовательности, что и первый.

– А у нас что, все подряд уже псевдонимы себе берут?

Повисла тишина.

Стало обидно до такой степени, что даже губы надулись как-то сами собой. Язвительный выпад пришёлся прямо в точку, и Агата смерила тёмный затылок взглядом исподлобья.

– Это родное, вообще-то.

В ответ лишь фыркнули вновь. Ситников, наверное, решив прийти на помощь, подался чуть вперёд, привлекая тем самым внимание успевшей растеряться Агаты.

– Ну, – голос его, в отличие от голоса напарника, был преисполнен нотками усмешки, да и взгляд казался хитроватым, – и кто же тебя послал?

– Так Стрелецкий! Ну, Николай Борисович, – и, кое-как сунув папку подмышку, Агата тряхнула несчастным клочком, прежде чем сделать шажок вперед и показать его собеседнику. – Вот.

Мужчина взял бумажку и пробежался по ней глазами. Очевидным образом лицо его вытянулось, а из взгляда улетучились огоньки веселья. Несколько раз он перечитал написанное, несколько раз кинул странные косые взгляды, словно бы не зная, как реагировать следовало. Затем протянул листок Кравцову, всё это время совершенно меланхолично кофе попивавшему, и пробормотал удивленно:

– Похоже, она не врёт.

Не поняв, с чего бы ей вдруг врать, Агата посмотрела сначала на одного мужчину, затем на другого – Кравцов сел, не пожелав расставаться с кружкой, и впился колючим взглядом в записку. Тёмные брови его медленно поползли вверх, а на скулах стали заметны желваки.

Агата молча сглотнула. Сердце предательски забилось о рёбра вновь. Каким же спасением служила сейчас папка, в которую можно было вцепиться и скрыть дрожь в руках!

– То есть, – Кравцов посмотрел каким-то странным взглядом – в нём крылись и недоверие, и вопрос, но главенствовали огоньки непонятной и совершенно беспричинной злости, – ты хочешь сказать, что не проиграла кому-то в карты и сейчас не отрабатываешь долг?

Проиграла? Отрабатывает долг? Что за ахинею он несёт?

– Нет… меня правда сюда определил Николай Борисович.

С грохотом опустив кружку на стол – Ситников едва успел молча сдвинуть свои плёнки в сторону, чтобы уберечь их от выплеснувшихся капель, – мужчина с полным яда «они что, вконец там охренели?!» вихрем вылетел из кабинета, попутно задев Агату плечом и даже не заметив этого. Дверь хлопнула так, что дрожь от испуга против воли пронзила тело.

Они? Что? Вконец? Там? Охренели?

Агата, конечно, подозревала, что ей вполне могли не обрадоваться, но так… Вчерашних студентов не слишком-то любили обычно, потому что всему их надо учить и многое втолковывать, но разве они в том виноваты? Почему реакция оказалась настолько – настолько! – неприязненной? И куда сейчас выбежал этот Кравцов, сжав в кулаке несчастный клочок бумаги?

Послышался протяжный вздох.

– Да не обращай внимания, – Ситников махнул рукой и вымученно улыбнулся. – Проходи. Меня Володей зовут.

– Агата, – пришлось кивнуть и сделать пару мелких шажков вглубь помещения. Уверенность и решимость испарились, словно их не бывало никогда. – А почему так?..

Владимир вздохнул вновь и потёр шею.

– Человек нам уже давно нужен, вдвоём зашиваемся порой натуральным образом. Но мы, признаться, рассчитывали как минимум на парня. А с тобой что делать будем, даже не знаю.

Очень захотелось сесть; но предательская дрожь и ухавшее под горлом сердце не позволяли даже шевельнуться чуть резче. Закусив губу, Агата опустила голову, и несколько непослушных прядок цвета, который по первоначальной задумке должен быть красного дерева, упали вперёд. Чувство какой-то непонятной гадливости холодной волной набежало на всё тело, вызвав новое содрогание.

Так. Спокойно.

Вдохнула, выдохнула.

Она ни в чём не виновата. По крайней мере, в данную минуту уж точно. Она сюда не напрашивалась, её определили, просто предложив вариант. С какой стати нужно было от него отказываться? Тем более, если ничего не знала.

А если бы знала?

Сомнение закралось на подкорку. Если бы стало Агате заранее известно, что ей не обрадовалась бы как минимум половина команды, отказалась бы? Ведь наверняка имелись ещё варианты. А может, можно будет самой попросить о переводе и разузнать о свободных местах?

Владимир с шумом потянул носом воздух и побарабанил ладонями по коленям.

– Ты раздевайся давай, бери стул и садись ко мне. Не съем.

Додумать мысль так и не получилось – вздрогнув, Агата словно на автомате потянула куртку вниз вместе с висевшей на плече старенькой сумкой, заодно наконец-то избавившись от надоевшей папки и по-прежнему буравя взглядом облезлый линолеум. По своей натуре отличавшаяся общительностью, в любой иной ситуации непременно переступила бы через предательскую стеснительность, много лет закапываемую в самые дальние уголки и создававшую в симбиозе с любовью к общению необычный коктейль. Но сейчас язык сам собой затаился меж зубов.

Ситников сгрёб бумаги в огромную кучу и сдвинул её на самый край стола. Расчистил побольше места прямо перед собой и разложил в ряд несколько плёнок, размотав их от начала и до конца. Коричневые хвосты свесились через край столешницы. Молча Агата проследила за их медленными беззвучными колебаниями.

– Значит, смотри. Я пока не знаю, чем тебя ещё занять можно, поэтому вот, – Володя кивнул на будущий фронт работ и чуть отодвинулся, позволяя Агате поставить стул рядом с собой. – Короче, берёшь ножницы и все кадры, которые сверху помечены белым крестиком, вырезаешь. Один вырезала, взяла кисточку, набрала немного клея и тут же склеила, чтобы огрызков не было. Внимательно только смотри, если не то вырежешь, запорешь весь моток. Понятно?

Вместо ответа – кивок.

Володя улыбнулся. Махнул рукой и подался чуть вперёд.

– Всё нормально будет. Ну, мы и впрямь не ожидали.

В ответ Агата лишь пожала плечами и поковыряла кистью жидкий прозрачный клей в бутылочке. Приподнятого настроя словно не бывало; на смену ему пришло непонятное и совершенно непривычное уныние с примесью… вины?

Стоп. Стоп, Волкова. Стоп.

Ты. Ни в чем. Не виновата.

Заруби это себе на носу.

– Старайся резать так, чтобы оставлять запас для клея.

Ножницы послушно сместились чуть в сторону, и лезвия сомкнулись. Плёнка с приятным и едва слышимым звуком распалась на две части. Владимир встал и, переставив чашку с остатками кофе на соседний стол – такой же заваленный всякой всячиной, – пошарил в его выдвижных ящиках.

– Даже угостить тебя нечем. Только заварка есть.

– Спасибо, не стоит, – Агата опустила голову и мазнула клеем по плёночному краю. Голос – обыкновенно звонкий – теперь звучал приглушённо и нарочито ровно. Казалось, позволь она себе хоть какие-то эмоции, и на неё сразу же посыпались бы укоризненные взгляды и замечания. Хотя внутренний голосок нашептывал, что Владимир-то и не создавал впечатления злобного начальника, напротив – старался хоть как-то сгладить возникший острый угол.