Чёрный бронированный лимузин подъехал к парадному входу Дома правительства. Человек с родимым пятном на плешивой голове огляделся по сторонам: вокруг – ни души. Где же услужливый молодой офицер охраны, который всегда проворно открывал дверцу лимузина?

«Надо начальника службы охраны отчитать, как следует, с занесением… Впрочем, – снисходительно подумал человек с пятном, – хватит и одного предупреждения!»

Довольный своим демократизмом, он вышел из роскошной автомашины, оснащённой спутниковым телефоном, и скорым шагом двинулся к входу. Словно по мановению волшебной палочки, распахнулась дверь.

«А, – улыбнулся человек с пятном, – они решили сделать мне сюрприз… Молодцы, ребята!»

Теперь он шёл по пустым коридорам к залу заседаний в предвкушении ожидаемого приятного сюрприза, частью которого, видимо, являлось полное отсутствие охраны в здании. Створки двери в зал заседаний приветливо распахнулись.

«Вот что значит западные технологии, – с гордостью подумал человек с пятном. – Это моя заслуга! Я знал, что «перестройка» победит!»

Он окинул взглядом помещение, где за длинным столом собрались все члены Политбюро.

«Но что это? – его передёрнуло. – Почему во главе стола сидит этот человек?»

– Товарищи, – воскликнул Горбачёв, – что тут делает Ельцин? Мы ведь его исключили!

И тогда со своего места подал голос Александр Яковлев:

– Михаил Сергеевич, это я пригласил Бориса Николаевича на нашу операцию…

– Операцию? – удивился Горбачёв. – Какую операцию?

– Разве ты забыл мартовский Пленум ЦК? – престарелый Громыко покачал головой. – Партия возлагала на тебя надежды, Миша…

– Андрей Андреевич, я думал, вы… умерли! – воскликнул Горбачёв. – Что вы тут делаете?

Бывший министр иностранных дел Советского Союза устало поднялся на ноги и подошёл к своему протеже – Горбачёву:

– Твоё место не за этим столом, а на переднем крае борьбы за коммунизм во всём мире! Уверен, лучше тебя никто не справится с этой задачей! Вперёд, друг мой, – он обернулся и кивнул на дверь, сквозь которую пробивались лучи яркого света. – Там наше будущее!

Горбачёв замер на месте и затрясся, словно в Паркинсоне.

– Товарищи, – тихо сказал Геннадий Янаев, – со мной тоже такое бывает, если вы помните ту пресс-конференцию в МИДе…

– Если он не хочет, так я пойду! – крикнул Ельцин и, пошатываясь из стороны в сторону, двинулся к двери, ведущей в светлое будущее. – Желаю быть первым!

– Михаил Сергеевич, – воскликнул Яковлев. – Я и Шеварднадзе. Ваши товарищи – мы все поддержим вас на этом пути! Вы можете смело идти…

В этот момент Ельцин рухнул на пол, словно подкошенная высокая берёза.

– Крючков мне подставил ногу! – взвыл подвыпивший президент РСФСР. – Чекисты моего деда раскулачили. У Дзержинского руки по локоть в крови! Убрать его с Лубянки!

– Этот человек плохо кончит, – брезгливо поморщился Егор Кузьмич Лигачёв, глядя на то, как Ельцин пытается подняться с пола.

– А кто его из Свердловска вытащил? – усмехнулся Рыжков.

– Признаю свою ошибку, – вздохнул Лигачёв, – энергии в нём много, но она направлена на разрушение! Жалкое зрелище…

Горбачёв, ободрённый словами Яковлева, прихватив красное знамя Победы и провозгласив ускорение, быстро двинулся к дверям, манящим загадочным светом. Двери распахнулись, и он был вынужден зажмуриться. Но вот чья-то рука ласково коснулась его щеки:

– Милый, – прозвучал знакомый голос жены. – Я тебе буду ассистировать… Ничего не бойся.

– Рая, как я рад тебе! – просветлел Горбачёв, с любовью глядя на жену. – Когда тебя нет рядом, я могу работать только на 40% своего интеллектуального потенциала.

Раиса Максимовна протянула мужу белый халат и помогла ему облачиться. Горбачёв взглянул на операционный стол и увидел двух обнажённых женщин. Первая – услаждала взор правильными чертами лица, светлыми голубыми глазами и пышными округлыми формами.

– Миша, – одёрнула мужа ревнивая жена. – Не заглядывайся! Она не так красива, как я!

– Ты для меня единственная женщина в мире… самая красивая… самая умная! У тебя хороший вкус, ты умеешь выбирать наряды и драгоценности… – рассыпался в комплиментах перед женой Горбачёв.

– А как же Маргарет Тэтчер, эта глупая англичанка? – взвизгнула Раиса Максимовна. Вдруг из-за спины Горбачёва раздался громкий пьяный смех.

На уме у Раи тряпки,

Туфли, бантики и шляпки.

А под шляпкой пустота,

Право слово, срамота.

Побагровела первая леди страны и, тяжело дыша, бросила с вызовом мужу:

– Какая наглость! Какая гадость… Ты должен этого Ельцина… выгнать его вон! Иначе… сам знаешь…

– Товарищи, – воскликнул Ельцин в зале заседаний. – Где же «перестройка»? Партии требуется скорейшее обновление. Но вместо этого мы наблюдаем зарождение нового «культа личности»! Культа личности Горбачёва, который не может разобраться со своей женой…

– Борис, ты не прав! – остановил его Егор Лигачёв. – Твои слова – большая политическая ошибка.

– Прав Ельцин, – возразил Александр Яковлев, – в том смысле, что слишком медленно идёт процесс… Мы отстали от развитых стран. В Америке жратвы полно, свободы навалом. А с нашей страной что-то неладное творится! Необходимы реальные перемены: альтернативные выборы, гласность, независимое судопроизводство, права человека, плюрализм форм собственности, интеграция со странами Запада.

– С чего мне начать? – спросил сбитый с толку Горбачёв. Но в ответ последовало гробовое молчание.

– Ой, что это там шевелится? – вскрикнула Раиса Максимовна, указывая пальцем в темноту. Горбачёв приблизился к операционному столу и пригляделся к той его части, которая не была освещена прожектором. Крохотное сморщенное существо с едва заметными женскими чертами ютилось на краешке стола рядом с голубоглазой пышной красавицей.

– Кто это с тобой? – обратился к той Горбачёв, но женщина, моргая, упорно молчала.

– Она не может говорить, – послышался голос Яковлева.

– Почему? – удивился Горбачёв.

– Она боится и ждёт твоего повеления…

– Так, я приказываю – говори и ничего не бойся! – заулыбался Горбачёв, гордый от осознания своего великодушия. И с губ прекрасной незнакомки слетели звуки… Но то были не слова, а строчки песни:

Жизнь невозможно повернуть назад

И время ни на миг не остановишь.

Пусть неоглядна ночь и одинок мой дом,

Ещё идут старинные часы…

Горбачёв с недоумением посмотрел на женщину:

– Я у тебя спрашиваю: кто рядом с тобой на столе?

Но та упрямо продолжала петь.

Money, money, money

Must be funny

In the rich man’s world

Money, money, money

Always sunny

In the rich man’s world

Aha-ahaaa…

– Эта женщина совсем сошла с ума! – воскликнул Горбачёв.

– Нет, Михаил Сергеевич, – отозвался из зала заседаний Яковлев. – Просто ей слишком долго не давали слова! Но теперь всё изменится… И в этом нам поможет Запад!

И словно в унисон его словам женщина запела вдруг грубым мужским голосом.

Перемен требуют наши сердца,

Перемен требуют наши глаза,

В нашем смехе и в наших слезах,

И в пульсации вен…

– У меня голова кругом идёт от этого пения, – пожаловался Горбачёв и крикнул Яковлеву. – Можно ли как-то успокоить её?

– Боюсь, что уже слишком поздно, – за спиной у Горбачёва раздался вкрадчивый голос Яковлева. Горбачёв обернулся и увидел, что вся операционная наполнилась вдруг какими-то людьми в чёрных одеждах.

– А это еще кто? – удивился он.

– Это мои друзья, – отозвался Яковлев. – Они помогут тебе закончить начатое. Операция предстоит не из лёгких…

– Какая операция? – снова спросил Горбачёв.

– Присмотрись, – говорил Яковлев, а лёгкая улыбка скользила по губам его, – эта женщина, которая поёт, обречена жить в одном теле с этим жалким существом – своей юной сестрой, что больна редчайшим недугом, – она быстро состарилась и со дня на день умрёт. Их надо разделить, пока одна другую не убьёт!

– И как же это сделать?

– Возьми скальпель и режь по живой ткани, соединяющей их. И в этом тебе помогут лучшие люди Америки. Они готовы протянуть нам руку помощи!

Горбачёв оглядел тех, кто собрался в палате, и раскланялся с президентами Рейганом и Бушем. В толпе мелькнула мрачная фигура Аллена Даллеса. Он стоял у самого окна и курил трубку, внимательно наблюдая за происходящим.

– А что делает директор ЦРУ в моих покоях? – осведомился Горбачёв.

– Новое политическое мышление, Михаил Сергеевич, – напомнил подскочивший Эдуард Шевардназде, – подразумевает сотрудничество ради мира! Мы подписали договор о ликвидации ракет средней и малой дальности… Выводим свои войска из Восточной Европы. Германия объединилась… Распущен Варшавский договор. «Холодная война» окончена! В ней нет победителей или побеждённых. Теперь мы все друзья…

– А как же блок НАТО? – насторожился Горбачёв.

– Наши партнёры обещают, что он не будет расширяться на Восток, – заверил его Шеварднадзе. – Я им верю.

– Раиса Максимовна, – позвал Горбачёв, беспокойно ища глазами жену. Первая леди тотчас появилась и, ослепительно улыбаясь, протянула мужу скальпель со словами:

– Ты видел, какая жизнь на Западе? Супермаркеты, полные продуктов, музыка, кино, – всё дышит свободой! Советско-армянские… то есть американские отношения превыше всего. Ты принесёшь ей освобождение, и она тебя прославит повсюду… Смелее, Миша!

Горбачёв, приободрившись столь внушительной поддержкой, приступил к операции по разделению сиамских близнецов, но женщина, которая до сих пор пела, не умолкая, вдруг перешла на брань:

– Ты полное ничтожество Миша… пятнистый меченый урод! Тебе в колхозе картошку копать, а не в Кремле на Политбюро заседать! Убожество! Предатель…

Горбачёв в изумлении отступил от операционного стола:

– Она не хочет свободы!

– Нет. Она просто не знает, чего хочет, – возразил Яковлев. – Делай своё дело. Тебе уже не дадут остановиться…

Горбачёв с испугом глянул на людей в чёрном и начал резать – кровь тотчас обагрила его руки…

– Тебя вспоминают армяне в Нагорном Карабахе, – вопила женщина, – азербайджанцы в славном городе Баку, грузины в Тбилиси, литовцы в Вильнюсе… Они все проклинают тебя и твою «перестройку»!

Горбачёв вновь остановился в нерешительности.

– Делай своё дело! – кричал Яковлев, а Шеварднадзе вторил ему. Но Горбачёв замер на месте и не мог пошевелиться. Тогда Яковлев, взглянув на Даллеса, – тот чуть качнул головой, выскочил из операционной и через минуту вернулся с неожиданно трезвым Ельциным, в руке которого блеснуло лезвие большой хирургической пилы.

– Отойди, подвинься, – тот грубо оттолкнул президента Советского Союза в сторону и рьяно принялся за работу. Полилась ручьями кровь, полетели ошмётки кожи и костей…

– Борис, твоя энергия направлена на разрушение, а не созидание. Остановись! – кричал из зала заседания Лигачёв.

– Я жажду быть первым, – прорычал Ельцин. – Мне постоянно сопутствует какая-то неведомая сила!

– Борис, ты не прав! – послышался хохот доселе молчавшего Аллена Даллеса. – Тебе по специальности подобает строить, а ты ломаешь, рушишь, уничтожаешь…

– Ненавижу эту мерзкую старуху! – вспылил Ельцин.

– Присмотрись: разве не она тебя вспоила и вскормила, подняла на вершину власти? – возразил Аллен Даллес. – Может, ты забыл лицо своей матери?

– У меня нет больше матери! – выругался Ельцин. – Россия – прежде всего, на первом месте!

– А что ты знаешь о России?

– Я знаю, что полки магазинов абсолютно пусты и во многих городах населению розданы карточки, везде дефицит всего: соли, сахара, хлеба, спичек… А во всём виновата эта дрянная старуха!

– Не многое открыто твоему полупьяному взору, но мне нравится твоя работа, – благосклонно улыбнулся Даллес. – Ты самый последовательный проводник моего замысла.

– Благодарю, владыка. Прошу заметить – пока этот пятнистый продолжает твердить о социализме, о дружбе советских народов, о достижениях нашего образа жизни, который нужно развивать и обогащать… Я же иду с идеей самого радикального освобождения от советского наследия! Всё кончено…

Ельцин, уставший, обрызганный кровью, опустился… прямо в кресло Съезда народных депутатов.

– Нет, ещё не все! – с трибуны возразил ему академик Сахаров. – Я призываю отменить статью о «руководящей и направляющей силе компартии».

– И как я сам до этого не додумался?! – засмеялся Ельцин.

А потом бородатый диссидент, лауреат Нобелевской премии по литературе, появился на трибуне вместо Сахарова и заголосил:

– Часы коммунизма своё отбили! Всё равно «Советский Социалистический» развалится, в с ё р а в н о! Надо громко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если её к Румынии больше тянет, эти одиннадцать – да! – непременно и бесповоротно будут отделены. Нет у нас сил на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. Нет у нас сил на Империю, – она ускоряет нашу гибель! Надо перестать по-пугайски повторять: «мы гордимся, что мы русские. Наши деды и отцы, «втыкая штык в землю» во время смертной войны, дезертируя, чтобы пограбить соседей у себя дома, – уже тогда сделали выбор за нас – пока на одно столетие, а то, смотри, и на два. Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию. У национальных областей (та же Чечня) будет внешняя граница, и если они захотят отделяться – запрета не может быть и здесь. А до каких пор и зачем нам выдувать всё новые, новые виды наступательного оружия? Да всеокеанский военный флот? И это тоже надо отрубить – в одночасье. Может подождать и Космос. Коммунистическая ленинская партия, которая цепью преступлений, жестокостей и бессмыслия завела страну в пропасть и не знает путей выхода, полностью устранится от всякого влияния на экономическую и государственную жизнь, полностью уйдёт от управления нами…

– Александр Исаевич, а вы когда вернулись в Россию? – удивился Ельцин.

– В 1994 году, – отвечал гений. – Борис Николаевич, я изучил историю Курильских островов с XII века. Они не наши. Их нужно отдать японцам!

В то время, когда президент России беседовал с «величайшим мыслителем XX столетия», женщина, перенёсшая тяжёлую операцию, которая сделала её свободной, но лишила руки и опоры, при поддержке товарищей поднялась со стола, отстранилась ото всех и весело махнула своей рукой – золотые парчовые одеяния вдруг покрыли её обнажённое тело, и отросла нога…

– Это колдовство! – единодушно выдохнули члены Политбюро, не веря своим глазам. – Кто ты?

– Отныне я ваша повелительница, а вы мои слуги, – рассмеялась красавица. – Кланяйтесь мне, презренные!

– Царица! – пронёсся удивлённый шёпот. – Это Екатерина Великая, не иначе!

Товарищи по партии рабски пали ниц. Под сводами зала пронёсся долгий громкий хохот, похожий на раскаты грома. Однако царица сделала один неловкий шаг вперёд и внезапно грянулась наземь…

– Товарищи, – воскликнул Яковлев, – глядите, её нога была из глины, она не выдержала веса тела и раскололась на мелкие части. А десницы и вовсе нет у неё! Она ничего не может нам сделать! Мы не будет повиноваться ей. У нас уже есть Хозяин, которому мы обязались служить…

– Это не глина, товарищи, – проговорил Шеварднадзе, рассматривая осколки, – это чистое золото! Его здесь много – всем хватит!

Товарищи по партии бросились собирать золотые слитки, которых оказалось очень много, и раздирать на части драгоценные одеяния и украшения царицы. Они обнажили ее и, ослепнув от вида золота, словно хищные звери, вырывали из ее тела куски мяса…

Горбачёв как истукан глядел на всё происходящее со стороны, пока к нему не подошёл интеллигентного вида человек в очках по фамилии Крючков:

– Михаил Сергеевич, надо положить конец этому безобразию. Нужна сильная рука, способная навести порядок. Подпишите указ о чрезвычайном положении…

– Бумага пускай полежит, – затаив улыбку, проговорил Горбачёв, – я немного устал, мне надо отдохнуть. Две недельки в Крыму… Янаев останется на хозяйстве. Имейте в виду, надо действовать жёстко! Решительно, но без крови… Действуйте, товарищи!

Горбачёв исчез, а вскоре появился Ельцин, который взял на руки царицу и отнёс её в Белый дом.

– Здесь тебя никто не тронет, – говорил он ей с любовью. – Только слушайся меня, и всё будет хорошо! Будет либерализация цен, и полки магазинов заполнят иностранные товары, будет приватизация, и Россия обретёт свой средний класс…

Женщина поверила ему и, когда он ушёл, включила телевизор, но по всем каналам шёл спектакль «Лебединое озеро». Тем временем, Ельцин залез на танк и обратился к собравшимся на площади перед Белым домом:

– Граждане России! В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранён от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым реакционным, антиконституционным переворотом…

– Борис Николаевич, мы умрём за свободу и демократию! – кричал опьянённый народ, следуя за своим лидером.

Тогда он окинул довольным взором толпу, спустился с танка и вскоре исчез за дверями Дома российского парламента. В коридоре же столкнулся с Яковлевым, – между ними завязался разговор:

– А если они пойдут на штурм? – спросил Ельцин, изменившись в лице.

– Я знаю этих людей, – состроил презрительную гримасу Яковлев. – У них кишка тонка: Крючков не способен отдать приказ «Альфе», а Язов – как только прольётся первая кровь, он выведет войска из Москвы… Не волнуйся, Боря, у нас есть свои люди и в армии. И Запад нам поможет. Президент Буш осуждает путчистов, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор осуждает, мировая общественность возмущена! Этот жалкий мятеж будет подавлен. И настанет твой звёздный час…

Тем временем, обнажённая окровавленная женщина забилась в угол, сидя на полу. Она со страхом прислушивалась к шуму митингующей толпы… Лязгнул ключ в замке, скрипнула дверь. Ельцин вошёл в кабинет, и его взгляд остановился на искалеченном, но всё ещё привлекательном теле пленницы. Тяжело дыша, он приблизился, поднял её на руки и бросил на диван. Женщина, почти не сопротивляясь, отдалась насильнику…

Так, он развлекался с ней два дня, пока не настал его звёздный час. И тогда он свёл счёты с Дзержинским: монумент грянулся вниз под всеобщее ликование толпы.

– Отныне ты моя – только моя! – говорил Ельцин, запирая пленницу на ключ. – Горбачёв останется с носом. Ха-ха-ха. Бедный Горби, ты зря надеялся на чекистов Крючкова. Куда им тягаться со мной?! Я отнимаю у тебя власть, шаг за шагом… Ха-ха-ха. И когда вокруг тебя не останется никого, я пинком под зад вышвырну тебя из Кремля, где ты сидишь не по праву… Бедный Горби! Твои часы сочтены, ибо мы собрались в Вискулях, чтобы лишить тебя остатков власти…

***

– А-а-а! – закричал Горбачёв, вскакивая с кровати в холодном поту.

– Дорогой, что с тобой? – поднялась Раиса Максимовна. – Плохой сон приснился?

– Мне нужно выпить, – тяжело дыша, проговорил Горбачёв и решительно двинулся на кухню, вытаскивая из холодильника бутылку водки. Он остановил свой взгляд на этикетке с надписью «Беловежская» и остолбенел…

– Нет, – отмахнулся он, – этого не может быть… Союзный договор завтра будет подписан. Ему не отнять у меня власть! Я останусь в Кремле… Мы сохраним Союз как конфедерацию.

В кухню вошла Раиса Максимовна в шёлковом халате и с тревогой обратилась к мужу:

– Миша, ты никогда не пил. Не начинай! Все ещё образуется…

Горбачёв взял жену за руку, и в его глазах блеснули слёзы.

– Рая, наши дела идут хуже некуда! Ельцин прибирает к своим рукам власть. Союз трещит по швам… Республики друг за другом объявляют о своей независимости. Украина провела референдум… Подписание Союзного договора – под угрозой. По донесениям из белорусского КГБ вчера в Беловежской пуще собрались Ельцин, Кравчук и Шушкевич…

Действительно, накануне, 7 декабря 1991 года, в охотничью усадьбу Вискули (недалеко от Бреста) съехались представительные делегации РСФСР, УССР и БССР. Первым, – в сопровождении белорусского премьера Кебича, в правительственную резиденцию, которая, к слову сказать, находится совсем рядом с польской границей, – явился Леонид Кравчук, неделей ранее избранный украинским президентом. Он тотчас отправился на охоту и с вышки, некогда построенной для членов Политбюро, подстрелил привязанного к дереву кабана…

Весьма довольный собой руководитель «самостийной и незалежной» со своею свитою вернулся в резиденцию, где некогда Никита Сергеевич Хрущёв принимал иностранных друзей по соц. лагерю. Вскоре приехала российская делегация во главе с Ельциным (госсекретарь Бурбулис, вице-премьеры Шахрай и Гайдар, министр иностранных дел Козырев) под охраной людей бывшего офицера КГБ Коржакова, который не отходил от своего патрона ни на шаг во время августовских событий.

В семь вечера сели ужинать. Разговор за столом вели лидеры России и Украины, остальные – молчали, не перебивая старших, пока не подходила очередь говорить тост.

– Старый Союз больше не существует, – заявил Ельцин, глядя на Кравчука, который сидел прямо напротив него, – мы должны создать нечто новое…

– Новый Союз вместо старого? – криво усмехнулся Кравчук. – Неделю назад более 90% украинских граждан на референдуме проголосовали за независимость!

– Леонид Макарович, – возражал Ельцин, – на суверенитет и независимость Украины никто не посягает, но у наших народов общее прошлое, экономики России и Украины тесно переплетены. Мы не должны далеко уходить друг от друга…

– Борис Николаевич, – улыбнулся Кравчук, – я никаких договоров подписывать не буду. Советского Союза больше нет, а новые Союзы Украине не нужны. Из одного ярма в другое мы переходить не станем!

Услышав это, Ельцин схватился за бутылку водки, наполнил стопку и выпил залпом; на него с улыбкой поглядывал Кравчук, который был в прекрасном настроении духа и чувствовал себя победителем. Когда уже казалось, что дело прогорело, украинский премьер Витольд Фокин поднялся с места с бокалом в руке и произнёс тост:

– Выпьем за наши народы: русский, украинский и белорусский! Как говорил великий Редьярд Киплинг, «мы одной крови»…

Искоса глянув на Фокина, Кравчук неохотно поддержал его и сделал глоток вина.

Два часа за банкетным столом решалась судьба страны и мира. Тосты следовали один за другим. Под конец президент Украины заметно помрачнел и вынужден был согласиться:

– Раз большинство за договор, давайте подумаем, каким должно быть это новое образование. Может, действительно, не стоит нам далеко разбегаться?

– Давайте создадим рабочую группу для подготовки соглашения, – предложил Ельцин. – Из представителей всех трёх сторон. От России я выдвигаю профессионалов своего дела. Шахрай, Козырев, Гайдар…

По окончании застолья главы государств и правительств стали расходиться, договорившись вскоре собраться еще раз, – уже в более неформальной обстановке, чтобы отдохнуть «банной шестёркой». Подвыпивший Ельцин поднимался на второй этаж резиденции, где располагались его апартаменты. И вдруг на середине лестницы он споткнулся и стал падать спиной назад. Охрана замешкалась, все оцепенели, но ситуацию спас Шушкевич, который поднимался вслед за Ельциным и ловко подхватил Бориса Николаевича, за что на другой день был награждён часами с такой формулировкой «за поддержку президента в трудную минуту».

В то время, когда лидеры парились в бане, в коттедже Гайдара шла напряжённая работа над текстом соглашения, оформлявшего развал Советского Союза. Но сразу появилось препятствие – первый вопрос, который возник перед рабочей группой: как назвать новое образование? В конце концов, сошлись на Содружестве демократических государств (на другой день украинцы, которые не принимали участия в работе группы, внесли поправку – так появилось СНГ). Придумав название, они долго не знали, что писать дальше. Когда лидеры стран вернулись из бани в свои покои, и резиденция огласилась звуками их дружного храпа, дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки – министр иностранных дел БССР Кравченко сказал:

1 2 3...10 >

На страницу:

Перейти

1 из 10

Полная версия

Противостояние

Другие книги автора