Стая для ведьмы

– Зачем ты мне это вручила? Что тут? – с раздражением ткнул он моим конвертом мне же в нос.

Вот же ж! Зря все это! Зачем, спрашивается, пришла?

– Можешь выбросить… – бросила раздраженно.

Рассказывать совершенно не хочется. Стыдно и… стыдно, в общем. Я отвела взгляд в сторону.

– Идем присядем. И ты объяснишь мне. – Он потащил меня обратно к лавке.

– Нечего объяснять, там все написано.

Ну ё-мое, он что, мне допрос решил устроить?

– А это уже мне решать, – сказал как отрезал парень.

Крепко держа за руку, он подвел меня к скамейке и усадил на нее.

Открыл конверт, вынул письмо и начал читать. Я решила бежать. Но не тут-то было, ну и реакция у него! Только вскочила, он уже поймал и опять на скамейку усадил.

– Слушай, я пока не разберусь, что тебе нужно, никуда не уйдешь, поняла?

Я притихла. Все же голос у него командный.

Он прочитал письмо и сжал его в руках. А мне как-то жутко стало. Я вдруг осознала, что попала со своим глупым желанием помочь. Он же сейчас на меня бросится.

Но он вдруг за руку меня схватил и резко поднялся с лавки.

– Идем.

– Куда? – пискнула я.

А Лешка уже меня к подъезду к своему потащил.

– Дома поговорим.

У меня началась паника, но кричать было стыдно. Я просто тихо упиралась, пыталась кусаться, но вместо того, чтобы отпустить, Лешка просто наклонился и подхватил меня под коленки, а я оказалась у него на плече, в жутко неудобной позе, попой к верху! Хорошо хоть, в брюках сегодня была.

Мы добрались до третьего этажа, он наконец-то меня поставил на ноги и открыл дверь ключом. Даже не дал мне снять верхнюю одежду, за руку завел в комнату и закрыл дверь на защелку.

Я стояла в его комнате, оглядываясь по сторонам, вся взъерошенная, красная как рак. Ощущение было такое, словно я вернулась домой. Осталось только мамины пьяные вопли услышать, и услышала.

– Сыно… ик! Ты хде… ик!

Лешка вдруг как-то растерял весь свой боевой настрой. Побледнел, затем покраснел. Ему стало нестерпимо стыдно. Я его понимала, я чувствовала его стыд. Поэтому решила не заострять на этом внимания. Сняла пальто с береткой и шарфиком и, взяв их в руки, села на кресло возле компьютера.

– Ты хотел поговорить, – несмело начала я.

Он начал раздеваться сам – снимать верхнюю одежду, медленно, слушая вопли матери. Я видела, как сжимаются его кулаки до белых костяшек. А мать все никак не успокаивалась. Начала даже в дверь долбиться. И всхлипывать.

– Тебе нужно выйти, только так она успокоится, ты же знаешь, – пришлось говорить тише, не хотелось бы еще и в свой адрес что-нибудь от пьяной женщины услышать, с нее станется гадость какую-нибудь сказать.

Лешка одарил меня таким гневным взглядом, что я невольно сжалась. Черт, лучше заткнуться. Иначе он меня тут сейчас прибьет.

Парень все же вышел, я слышала, как мать продолжала что-то причитать, возмущаться, а потом услышала ее визг. Господи! Он что, ее там убивает? Вскочила и выбежала из комнаты, пальто не глядя кинула на кровать. Мать кричала из ванной. Лешка поливал ее холодным душем прямо в одежде и не давал ей выбраться. Она визжала, кричала и материлась. Я понятия не имела, что мне делать. Но нужно было вмешиваться, так нельзя, она все же его мать, да и живой человек, это же унизительно, в конце концов!

– Алексей! Прекрати! – закричала я что есть силы.

Он действительно прекратил, даже не смотря на меня, выключил душ и, опять схватив меня за руку, обратно увел в комнату. Но, кажется, все-таки на мать это подействовало. Даже удивительно, но она притихла. Зато теперь Лешка весь свой гнев решил обрушить на меня. Швырнул меня на кресло и навис надо мной.

– Говори! Что все это значит! – заорал прямо в лицо.

Я хотела отодвинуться, перебирая ногами, кресло ведь на колесиках, но он не дал мне это сделать, вцепился руками в подлокотники кресла.

– Я просто письмо… передать… – Блин, какой он страшный в гневе!

– Врешь! Тебя он послал, да? Думает, откупится? Кто ты ему? Ну, говори!

Он так приблизился ко мне, что я вся вжалась в спинку кресла и, зажмурившись, все же выпалила:

– Мне сон приснился.

– Какой, к черту, сон?! – закричал прямо в лицо.

Я вся слилась со спинкой кресла, вцепившись в подлокотники, даже в пальцах заломило.

– Ну!

И я решилась. Держать все это в себе не было уже сил. Продолжая жмуриться, начала говорить:

– Я не вру. Я правда сон увидела, четыре дня назад, тебя и… всю твою жизнь. Черт, ты еще эту дурацкую порнушку смотрел, с блондинкой и пятью мужиками. И мать тебе скандал очередной устроила. Посуду на кухне мыл и сам над собой удивлялся, что убираешься, еще удивился, что мать что-то сварила. Я все-все о тебе узнала. Как ты какой-то девчонке комплименты про кофточку писал в соцсети, чтобы она тебе списать дала. Я даже знаю, что ты постоянно о новой учительнице истории думаешь, у тебя на нее стоит. Оксана Игоревна. Молодая совсем. И еще знаю, что ты не дал Вадьку избить, когда его местные караулили, шуганул их. Ты хороший парень, я же знаю, слабых не обижаешь, хоть и грозным выглядишь…

Я еще что-то рассказывала о его жизни – про всякие школьные его проблемы, в чем он плохо разбирается, чего откровенно вообще не понимает, до садика дошла, про то, как он пенку из молока обожал есть, как все дети ему ее отдавали, пока нянечка не смотрит, все терпеть не могли, а он любил.

А потом притихла.

В комнате стояла гробовая тишина. Я решилась приоткрыть один глаз. Лешки рядом не было, открыла второй. Оказывается, кресло повернулось, и я сидела к компьютеру лицом, а к кровати спиной. Медленно повернулась к кровати и увидела Лешку, удивленно разглядывающего меня, как непонятное существо. Кажется, у него был шок. Глаза выпучены, рот приоткрыт.

– Ты что, ясновидящая?

– Я же говорю, сон приснился, – проблеяла я.

– Покажи мне, где лежит файл под называнием "Rabbit", и открой его.

Я быстро зашла в нужную папку под названием XXXL и открыла файл, внеся пароль. Пароль был довольно сложный. Лешка всерьез увлекался сериалом «Лост». И взял оттуда цифры для отключения кнопки.

– Охуеть! Это просто… как такое возможно?

Я поморщилась: если честно, терпеть не могу, когда кто-то так некрасиво ругается.

– Я не знаю, я же говорю, мне сон приснился.

– И часто у тебя сны обо мне?

– Два раза были, четыре дня назад и сегодняшней ночью, когда ты караулил Зиновьева.

– Но как такое возможно? Ты ведь знаешь о таких вещах, которые никто не знает, кроме меня!

Я устало потерла виски. Странно, вот я рассказала ему, и что? Легче стало? Может, он мне сниться перестанет? Понятия не имею, зачем я пришла? Парень еще долго был в ступоре, ходил по комнате. Смотрел на меня испуганно, удивленно, ошеломленно.

– А я ведь словно чувствовал тебя, – наконец прекратил он мельтешить и сел на кровать.

– И там, на лавке, мне показалось, что я тебя словно знаю всю свою жизнь. Это так странно. А ты давно такие сны видишь?

– Нет, я же говорю, четыре дня назад увидела. Я головой ударилась, и ночью ты мне приснился, вернее, я словно тобой была. Словно я – это ты, а ты – это я. Блин… Даже не знаю, как объяснить.

– Я понял. Не мучайся.

Я знаю, что он по возрасту молодой совсем, но он сейчас на меня смотрел взглядом мудрого взрослого мужчины. Он вдруг встал и, взяв со стола ручку с листком, что-то там написал. Протянул мне. Там был номер телефона.

– Вот мой номер, спасибо, что пришла, я не знаю, ты появилась – и мне как-то легче, что ли, стало… – Он взъерошил другой рукой свои волосы. – Если будут проблемы, ты звони, я твой должник.

– В чем должник, ты о чем?

– Просто… – Он покачал головой и махнул рукой. – Да не знаю! Сложно объяснить. Прости, что напугал и накричал, я бы ничего тебе не сделал.

По идее, нужно было уходить, но уходить как-то не хотелось. Тем более что Лешка начал задавать разные вопросы по своей жизни, а я все отвечала и отвечала на них. Незаметно я даже домашнее задание помогла ему сделать. Дала свой ящик почтовый и в соцсети с ним подружилась. Я знала все, что знал он. И мы говорили. Обсуждали игры, в которые он любил играть. Сетевые, про зомби и "выживалки". Так яро спорили о чем-то и даже смеялись.

Лешка умудрился уговорить меня пообедать. Сбегал на кухню и сварил пельменей. Мать заперлась в комнате и не выходила. Мы на кухне поели пельмени, беззаботно хохотали и травили какие-то глупые анекдоты.

И я не заметила, что уже десять вечера. Алексей вызвался проводить меня до остановки, хотел до дома, но я отказалась. Троллейбусы еще ходили, так что можно было доехать. Тем более, как оказалось, зря я на двух маршрутках тряслась, можно было просто троллейбусом по прямой доехать, и так даже быстрее оказалось. Мать Алексея все же высунулась.

– До свидания, – несмело почти прошептала я.

– До свидания, – таким же тихим голосом ответила мне она.

Я обратила внимание на то, что она переоделась в спортивный костюм.

Если честно, боялась, что мать Алексея очередной концерт закатит. Впрочем, не одна я боялась, Алексей тоже был настороже и кидал на мать предупреждающие взгляды. Зря он, конечно, с ней так, но, с другой стороны, на нее ведь это подействовало. Может, действительно у них все изменится?

– Спасибо, что приехала, Тонь, – на прощание сказал мне Алексей, когда я уже забегала на подножку "рогатого".

К дому я подходила уже в одиннадцать.

– Ну и где ты шлялась?! – от громкого злого раздраженного голоса в ночи я шарахнулась и чуть во входную дверь не впечаталась со всего размаху.

Это был Егор. А я вспомнила, что телефон забыла дома, просто волновалась очень сильно, когда поехала… Мне от страха даже показалось, что глаза у Егора сверкнули в темноте.

6 глава

Леночка

Сегодня мы с мамой учили буквы и цифры. Это очень сложно. Но я запоминала. Ведь мама достала очень красивую книжку, а там картинки.

– А-арбуз, – говорит мама.

Я рассматриваю полосатый зеленый шар.

– Это ягода, большая, сочная, внутри красная и очень вкусная.

– Как малина?

– Нет, вкус другой.

– А можно попробовать? – спрашиваю маму.

– Я не знаю, – она отворачивается, глаза грустные, – у папы спрошу, – говорит тихо.

И мы продолжаем.

– Тебе нужно знать все буквы из алфавита, их тридцать три, и считать до ста. Если я не ошибаюсь, наверное, и таблицу умножения тоже знать, через год тебе уже в школу.

– Как это "в школу"? – Смотрю на маму.

– В школе учатся различным наукам, там много детей.

– Много детей? Как на улице? – Я готова подпрыгнуть и захлопать в ладоши, но помню, что так делать нельзя, папа будет ругаться.

– Да, как на улице, и даже больше. – Мама улыбается.

– И мне можно будет с ними поговорить? – я произношу это тихо, шепотом, хоть и знаю, что папы дома нет, но вдруг он услышит, он всегда все слышит.

– Конечно, милая, ты обязательно пойдешь в школу и будешь учиться.

Мама обнимает меня и гладит по голове. Я люблю, когда она меня обнимает, мне становится спокойней. Когда папа дома, меня обнимать нельзя. Папа говорит, что так я буду избалованная. И я стараюсь папу не расстраивать.

Мама дает мне разноцветные карандашики. Я радуюсь и тут же пытаюсь выхватить их из маминых рук, я давно не рисовала, а так люблю это делать. Папа говорит, что нельзя рисовать слишком часто, что я буду баловаться, но я ничего не могу с собой поделать, это же так интересно. Вот только мама тогда плакала, когда я нарисовала нас всех на листочке. Я хотела папе показать, но мама не разрешила, сказала, что папа не любит рисунки.

– Леночка, ими нужно пользоваться аккуратно. У нас больше не будет, ты же знаешь?

– Да, мам, я аккуратно.

Осторожно достаю из коробочки новые карандаши.

– Нарисуем арбуз?

Я киваю, уже достаю зеленый и салатовый. Цвета я выучила уже давно. Мама книжку приносила, там много красочных картинок. Вывожу круг, получается неровный, хочу взять другой листик.

– Ничего страшного, давай мы его немного подкруглим?

Мама помогает мне сделать арбуз круглым. У нее получается лучше, красивее.

Я уже беру салатовый, чтобы нарисовать полоски арбузу, как слышу, как в двери поворачивается ключ. Мы с мамой вздрагиваем. Мама забирает карандашики, складывает их в коробочку. А я прячу Лялю, папа не должен знать, что она у меня есть. Ляля мой друг, а друзей не предают. Я сижу тихо-тихо, пока мама в коридоре встречает папу. Папа заходит в комнату. Он большой и страшный.

– Елена. Как прошел день?

– Хорошо, – отвечаю папе.

– Что делали с мамой?

– Буквы учили и цифры.

Я не говорю о карандашиках. Знаю, что папа будет зол, а мама будет плакать, папа маме будет делать больно.

Папа гладит меня по голове, рассматривает комнату. Мы с мамой убрались, папа не будет злиться. Мне страшно. Мама на кухне готовит папе ужин. Папа подходит к комоду и проводит по нему пальцем. На пальце пыль.

Я вскакиваю и бегу в ванную за тряпкой. Прибегаю, начинаю вытирать. Папа смотрит внимательно, кажется, он доволен.

– Молодец, Елена. Только пыль нужно было вытирать не при мне, а днем. Иди вставай в угол.

Я стараюсь не плакать, но мне все равно обидно. В углу стоять грустно и долго и спать все время хочется, а садиться нельзя. Не сдерживаюсь и швыркаю носом. Замираю, оборачиваюсь и радуюсь: папа не слышал, он уже на кухню ушел к маме. Уношу тряпку в ванную и иду в комнату, встаю в угол. Думаю о Ляле, ночью возьму ее к себе спать. Она со мной хорошо спит. А если ей мысленно что-нибудь сказать? Мама говорила, что можно придумывать и говорить с Лялей мысленно, она как будто услышит понарошку и понарошку мысленно ответит.

"Ляля, ты слышишь?"

"Слышу".

Это я понарошку вместо Ляли отвечаю.

– А-а-а! – мама кричит, и я зажмуриваюсь.

Слышу грохот на кухне.

– Я что, непонятно объяснял? Что, так сложно за чистотой следить? Ты понимаешь, сколько опасных бактерий в пыли? Хочешь и себя, и ребенка угробить.

– Андрюш, мы вытирали пыль утром, она просто за день накопилась, не злись, пожалуйста.

Мама плачет.

– Ты безответственная тупая тварь! Какой пример ты подаешь Елене?

Мама плачет, маме больно, я закрываю уши руками, мне страшно, это я виновата, нужно было вытирать пыль. Уже и с Лялей говорить не хочется.

Мама совсем громко кричит, и грохот стоит на кухне, и папа кричит, ругается на нее, а маме больно, она очень громко плачет. Папа обижает маму, все из-за меня. Я уже не сдерживаюсь и тоже плачу, нужно сказать папе, что мама не виновата, это я забыла про пыль. Но нельзя выходить из угла, папа будет злиться на меня. Ведь я наказана. В голове больно, что-то шумит, и все темнее и темнее становится, а я падаю куда-то…

Тоня

Я проснулась в слезах и страхе. Долго пыталась прийти в себя, ожидала злого отца, прислушивалась к звукам за стенкой: плачет ли мама? Все ли с ней хорошо? Обижает ли ее папа? Разговаривала с Лялей. Потом опять уснула.

В универ идти совершенно не хотелось. Вяло ела яичницу, но за мной приехал Егор. Пришлось собираться и ехать. Егор всю дорогу молчал и искоса поглядывал на меня. А я думала о малышке и ее тиране отце. Как помочь девочке? И получится ли у меня это сделать? Копалась в ее памяти, видела одни сплошные страхи. Девочка жила в ужасных условиях. Не ходила в садик. Из игрушек была одна Ляля, и все. Я не представляю. У меня же ворох игрушек всегда был. Какие-то куклы, медведи, мелочовка всякая, а у малышки одна Ляля. И рисовать ей можно, только когда долбанутого папаши нет дома, и ни в коем случае ему об этом не говорить. А еще вечно с синяками, зашуганная мать. Но ее малышка очень любит и жалеет. Она все время хочет ее защитить от злого отца, но боится его и из-за этого еще сильнее страдает.

Егор всю дорогу молчал. А когда я хотела уже выйти из машины и идти на занятия, вдруг остановил меня, придержав за руку.

– Ты не злишься на меня? – Я заметила в его глазах неуверенность.

С минуту пыталась понять, о чем он вообще говорит, потом вспомнила. Вспомнила, как распсиховалась возле подъезда, как кричала, что не собираюсь перед ним отчитываться. С него сразу же вся его бравада ревнивого поклонника слетела, а я все распалялась и распалялась. Высказала ему, что он не имеет права тут на меня кричать, в итоге он притянул меня к себе и поцеловал. По-настоящему, с языком. Так как я от его наглости рот приоткрыла. Это был мой первый настоящий поцелуй. А потом он просто сбежал. У меня сразу вся злость куда-то подевалась, и я домой ушла. Дома, правда, еще от родителей нагоняя получила, что телефон забыла. А в нем и от Игоря пропущенные были, ему-то чего надо? В общем, папа сказал, что по анализам ничего особенного не выяснили. Так, только повышенный гормональный фон, но в моем возрасте это нормально.

– Не злюсь, – улыбнулась я этому ревнивцу.

На самом деле приятно, что я ему небезразлична, но неприятно, что он на меня кричал тогда. Все же, по сравнению со всеми Нинкиными ухажерами, Егор был словно небо и земля. Конечно же, Егор – небо. Хотя, если судить по ухаживаниям и ласкам Валерия, тут Егор – грубый мужлан. Валерий Александрович своих любимых боготворит, даже жену свою, которую терпеть не может, и то старается уважать.

На лекциях рефлексировать было некогда.

На большой перемене к нам с Егором подошли наши "хорошие мальчики" – "прынц" и его "шестерки". Честное слово, не было желания узнавать их имена. Мы, к слову сказать, с Егором теперь всегда вместе, я уже сама за ним по привычке хожу, даже если он курить идет.

Стою, вдыхаю противный едкий запах дыма, размышляю о насущном: как спасти ребенка?

Так вот, Егор курит и как бы не специально или нечаянно меня при этом за талию приобнимает. Я стараюсь не замечать, тем более приятно… Мне вообще сегодня хочется как можно больше нежностей, после сна о Леночке у меня появилось патологическое желание к "обнимашкам" и сюсюканьям. Утром маму тискала, долго на работу не отпускала, теперь вот к Егору жмусь. Он глаза прищурил, улыбается, как кот, объевшийся сливок. Как бы не загордился. Ладно, завтра постараюсь себя взять в руки и не виснуть на парне, а то еще придумает себе черт-те что. Так вот, о "прынце" с "шестерками".

– Закурить не найдется? – вальяжно располагается "белобрысик" возле нас с Егором, притулившихся у деревца.

Мы с ним вообще довольно далеко ушли, все студенты возле ворот стоят, а мы с Егором в парк отправились, в самую чащобу. Время еще есть. Есть не хочется. Вот и стоим, природу созерцаем, каждый о своем думаем. Я о Леночке, Егор о сигарете, наверное.

Егор достает пачку с сигаретами, "прынц" нагло ополовинивает ее.

Раздает пятерым "шестеркам". Что странно, те ехидно улыбаются, посматривая на меня. Вся эта ситуация начинает меня, мягко говоря, тревожить и раздражать, ощущаю какую-то неясную тревогу. Что-то не так, что-то сейчас будет такое, отчего мне, видимо, должно будет стать больно и неприятно.

Я стараюсь себя настроить на плохое. У меня всегда так, если чувствуешь, что скоро будет плохо, настраивай себя, и тогда боль будет не такой сильной. Но, с другой стороны, как настроить? Вычислить причину и следствие? Нужна информация, а у меня, как назло, виски сдавило и ком в горле образовался, коленки потряхивает. Несколько личностей во мне сталкиваются, точнее, их характеры, воспоминания и жизненный опыт, и пока побеждает только Леночка. Возможно, из-за того, что её эмоции слишком свежие для меня.

Лешка давно бы уже драться начал, Валерий Александрович – зубы заговаривать, Нинка – оправдываться (она та еще трусиха). А Леночка – только плакать и от ужаса терять сознание.

Народ курит, все таинственно молчат, "прынц" искоса поглядывает на меня и ухмыляется. Мне в голову начинают приходить жуткие картины: они собрались меня здесь изнасиловать? А Егор специально меня сюда завел, подальше вглубь? Почему-то спину зажгло, неприятно закололо, рука Егора на моей талии стала невыносимо тяжелой и мерзкой. Я бы дернулась и вырвалась, но адреналин уже начал делать свое черное дело. Сковал весь мой организм, ослабил руки и ноги. Сердце гулко забилось.

"Прынц" вдруг достает из кармана портмоне и роется в нем. Рука Егора становится еще тяжелее, он сильнее притискивает меня к себе. А я в ауте, ни черта не соображаю. Напридумывала черт знает что, теперь трясусь, скоро уже черные точки под глазами появятся. Вот и тошнить уже начинает. Если бы не подпорка в виде Егора, наверное, свалилась бы на землю. "Прынц" отсчитывает три тысячи, вытаскивает их и с очень мерзкой ухмылкой на губах протягивает деньги.

– Ты выиграл, поздравляю. Она действительно стоит в твоих объятиях уже больше пятнадцати минут.

А я вдруг резко выдохнула. Они не собираются меня насиловать или убивать? Я уйду невредимой? Господи, это ли не счастье?

Егор стоит, не двигается и не говорит ни слова.

"Прынц" продолжает улыбаться, сам уже лезет рукой к Егору и засовывает деньги в его карман, еще и хлопает по нему нарочито медленно. А вид победителя.

– Спор есть спор, я всегда плачу по счетам, – говорит парень.

Я все еще жду от Егора каких-нибудь действий, но он словно истукан завис.

– Ну ладно, голубки, не буду вам мешать. Нам пора.

И предводитель гиен разворачивает свою стаю, и они медленно удаляются из леса. Некоторые еще оглядываются на нас. Видимо, ожидают скандала. Но мы молчим, оба. А чего мне говорить? На меня поспорили, Егор выиграл. Интересно, это плохо, когда на кого-то спорят? Егор вроде никуда не спешит уходить. Три тысячи заработал, мог бы уйти, но он стоит, продолжает меня в себя вдавливать, еще и волосы мои нюхает. Полагаю, они провоняли дымом.

– Егор.

– Да, – его голос тих.

– Пообещай мне одну вещь.

– Все что угодно. – Он ждет приговора.

– Брось курить, – улыбаюсь я.

– Что? – хрипло спрашивает.

Поворачиваюсь в кольце его рук, целую в подбородок, так как выше не достаю, и, улыбаясь, громко повторяю:

– Курить, говорю, бросай! Иначе больше не получишь от меня поцелуев. Конечно, если они тебе нужны.

Он порывисто меня притягивает к себе и целует в уголки губ, в щеки, глаза, лоб. Я зажмуриваюсь. А он, видимо, решил меня зацеловать сегодня до смерти, вот уже до шеи дошел и пытается расстегнуть мне пальто. Так, нужно останавливать его, не то рискую потерять свою невинность прямо под этой разлапистой сосной.

В универе гиены смотрели на нас раздраженно, "прынц" делал вид, что ему все равно, но, похоже, злобу затаил.

– Егор, будь осторожен, кажется, они что-то затевают, – прошептала я ему на лекции.

– Не переживай, это мое дело, ничего они мне не сделают.

Я замолчала, надеюсь, парень прав.

– Приглашаю тебя в пиццерию, – лукаво улыбнулась я Егору после лекций и не без ехидства добавила: – Деньги у тебя все равно есть.

– Я согласен. – Он поцеловал меня в нос, а мне стало безумно приятно, и я зажмурилась от удовольствия.

Чувствую себя странно. Быть может, неделю назад я бы разозлилась, расстроилась, плакала и жалела себя, а с Егором рассталась раз и навсегда. Но, учитывая мой опыт прожитых чужих жизней, я почему-то не считаю его поступок ужасным. Скорее детским и глупым. К тому же он не спешил меня оставить одну, а значит, я ему всё равно понравилась. Однако нужно все же кое о чем его предупредить. Потому что иначе нельзя.

– Егор, пообещай, что больше ты так не поступишь.

– Клянусь, это была ошибка, я идиот, – прошептал он мне на ухо, пощекотав своим дыханием.

– Я вам не помешал?

Я вжала голову в плечи. Экономик стоял рядом с нашей партой, а мы обнимались и шептались. Представляю, как неоднозначно все это выглядело со стороны.

– Нет, нет, Петр Евгеньевич, можете продолжать, вы нам совершенно не мешаете, – бодрым голосом заказал Егор, а в его глазах промелькнули веселые искры.

Я выпучила глаза и пихнула его под бок.

– Что ж, Фомин, вы сегодня разговорчивы, надеюсь, что на экзамене вы так же будете блистать своей эрудицией.

Слава богам, Егору хватило разума промолчать. Экономик вернулся к лекции.

У нас с Егором идиллия, а я все еще не знаю, как помочь ребенку.

– Вечером китайский, не забудь.

Мы подъехали к моему дому.

– Забудешь тут, – бурчу я.

Егор напоминает мне об этом уже раз пятый за день.

– Выучила элементарные черты и основные правила каллиграфии?

– Куда я денусь, конечно, выучила.

– Рассказывай! – И вид такой серьезный, словно преподаватель передо мной.

Я вначале попыталась вспомнить правила, "сверху вниз", "слева направо", а потом вдруг увидела дергающиеся уголки губ у моего парня. Задумалась: «Моего»?

– Что? – У меня вытянулось лицо.

Егор рассмеялся. Я демонстративно фыркнула, получилось, будто хрюкнула, не удержалась и засмеялась уже сама.

Конец ознакомительного фрагмента.